Беседы с собственным сердцем. Ч. 2

В издательстве Сретенского монастыря готовится к выходу в свет книга митрополита Анастасия (Грибановского) "Беседы с собственным сердцем". Предлагаем нашим читателям познакомиться с отрывками из этой книги.

***

Как солнце отражается в малой капле воды, так иногда весь человек сказывается в одном выражении и даже в одном слове.

***

«Язык — небольшой член, но много делает ...всякое естество зверей и птиц, пресмыкающихся и морских животных укрощается и укрощено естеством человеческим, а язык укротить никто из людей не может: это — неудержимое зло» (Иак 3, 5, 7–8). Нужны были апостольские уста, чтобы изобразить с такою силою вред, причиняемый человеческим языком, если мы теряем над ним свою власть. Величайшее благо тогда превращается в величайшее и неудержимое зло, которое само стремится властвовать над нами.

Все эпохи упадка, особенно сумерки классической греко-римской культуры, запечатлены одновременно опустошением человеческой души и гипертрофией слова, которое из средства обращается тогда в самоцель. Оратор в такое время становится профессионалом своего искусства, и не только его, но даже пророка тогда слушают, как певца с приятным голосом, хорошо играющим, слушают, но не исполняют его слов, как говорит пророк Иезекииль (см.: Иез 33, 32).

В угоду нравственно разлагающемуся обществу в это время развивается недостойная игра словом — не та невинная игра слов, которая служит украшением изящной речи, но преступная игра самыми понятиями, обозначаемыми словами, подмен одних из них другими и всякого рода софистическая изворотливость мысли, при помощи которой высмеивается истина и добродетель и оправдывается ложь и порок: все это вместе создает умственный и нравственный хаос, погружающий общество в безысходный мрак.

Такое обращение со святыней слова нельзя назвать иначе, как кощунством и духовным развратом, яд которого старается привить своему наивному ученику Мефистофель — этот отец лжи и истинный родоначальник софистики. Вот характерный и по-своему поучительный диалог между тем и другим, который мы читаем в «Фаусте»:

Мефистофель:
И вообще во всем держитесь слова.
Дорога торная тогда для вас готова
К познанью твердому всего.

Ученик:
Но ведь понятия в словах должны же быть?
Мефистофель:
Прекрасно, но над тем не надо так крушиться:
Как скоро недочет того случится,
Их можно словом заменить.
Словами диспуты ведутся,
Из слов системы создаются,
Словам должны мы доверять,
В словах нельзя ни йоты изменять.

Извитием словес может похвалиться и наше смутное время, породившее столько профессиональных говорунов и софистов. Чем менее способны сделать что-нибудь серьезное эти люди, тем более они потрясают воздух надутым пустословием, упиваясь, прежде всего, сами собственным красноречием. Что такое теперь слово, как не «звук пустой», подобно бумажным денежным знакам, в избытке пущенным в обращение; слова потеряли ныне прежнюю цену, не имея за собою обеспечивающего золотого фонда, то есть реального содержания и волевой силы. В разлитии «словес потопных» потонула наша великая Русь, и из пенящегося моря безудержного суесловия показалась голова дракона. Такою дорогою ценою заплатили мы за увлечение пустоцветом слова и, однако, все духовные водители и знаменосцы наших дней снова находятся в потугах рождения, чтобы изречь миру какое-то новое неведомое чудодейственное слово. Напрасный труд! они не дадут нам ничего другого, кроме нового доказательства того, как «ничтожно и не ново человеческое слово».

Довольно суетных речей! Мы пресыщены ими, они способны вселить в нас отвращение к самому благороднейшему из человеческих дарований. Нам нужны ныне не ораторы, а вдохновенные пророки, подвижники долга и творцы новой жизни.  

***

Мы менее ошибались бы в людях, если бы рассчитывали всегда скорее на среднего и даже слабого человека, чем на героев духа, число которых так ограничено на земле. Идеализировать людей особенно свойственно юности. Привыкшая измерять всех мерою своих собственных возвышенных стремлений, она нередко должна платиться за это горькими разочарованиями.

***

Один известный мастер слова настолько ревниво относился к появлению каждого нового выдающегося по красоте или остроумию изречения, что с грустью говорил в подобных случаях: «Сожалею, что не я сказал это».

Великие идеи, впитанные в плоть и кровь человечества, входят в будничный обиход нашей жизни и через то утрачивают свою первоначальную оригинальность и блеск. Это не должно, однако, умалять ни их подлинной цены, ни заслуг тех лиц, кто первые провозгласили великую мысль и о ком мы всегда должны вспоминать с чувством почтительной благодарности.

***

«Для ленивого лавры не растут», — сказал Фридрих Великий. Было бы глубокой ошибкой думать, что замечательные научные открытия и лучшие завоевания философского или художественного гения достигаются без всяких усилий воли, одним порывом вдохновения. Эдисон навсегда опроверг этот предрассудок откровенным признанием, что в его великих открытиях 99% пота и только 1% изобретательности. Бюффон не менее решительно заявил, что «половина гения — работа». Пушкин подтвердил эту истину самым делом, испещрив рукописи своих произведений многочисленными поправками и переделками. Никакой талант не свободен от трудовой повинности, установленной для человека еще в раю. Всякое дарование есть только возможность или зерно, которое следует поливать потом и слезами, а иногда даже кровью, чтобы оно принесло достойный плод.

***

Гениальный Лист справедливо заметил, что учить можно только полуталант, гений же учится сам. Это не значит, однако, что последний ни в чем не зависит от своих предшественников и от окружающей его среды, из которой он духовно питается, как растение из почвы. Если бы гениального человека с детства отделить от мира и предоставить самому себе, то его воображение не создало бы ничего больше младенческих фантазий и он напрасно истощался бы в попытках создать что-либо великое; только один Бог творит из ничего.

***

«Я написал бы тебе короче, если бы имел больше времени». В этих парадоксальных словах Вольтера заключается значительная доля правды. Многословие почти всегда есть признак поспешности изложения или непродуманности предмета. Надо иногда употребить много усилий, чтобы сжать свою мысль, дабы она, подобно питательному экстракту, давала многое в малом.

***

Во время волнения наша душа, подобно морю, выбрасывает на поверхность то, что обыкновенно таится на дне нашего сердца.

***

Есть мысль яркая, как летнее солнце, полновесная, как зрелый колос, четко очерченная могучим резцом со всех сторон, как бы выкованная из железа и стали, и есть мысль тусклая, как осенний день, расплывчатая, рыхлая и бесцветная, как тесто, нечто вроде сумерек или густого тумана, в котором нет ни определенной формы, ни ясности, ни блеска, ни силы, ни красоты.

***

Бывает не только «горе от ума», но и ум от горя, если только последнее не подавляет нас совершенно своею тяжестью.

***

Ясное и спокойное состояние духа обыкновенно служит наиболее плодотворной почвой для творческой работы, но иногда нас посещает откровение в грозе и буре. Из мрачных туч, закрывающих наш душевный горизонт, начинают блистать яркие молнии, озаряющие широкие дали.

Мысль, прорываясь сквозь стоящую пред ней преграду, развивает двойную энергию и, подобно горному потоку, неудержимо стремится вперед. Потрясенная до глубины душа, как хорошо перепаханное поле, износит из себя свежие питательные соки, способствующие зарождению и оформлению новых идей.

***

«Доколе, невежды, будете любить невежество? доколе буйные будут услаждаться буйством? доколе глупцы будут ненавидеть знание?..» (Притч 1, 22).

Эти вопросы могли изойти только из уст премудрого; для самих невежд и глупцов они не существуют, как не существует свет для слепого; главное несчастье таких людей состоит в том, что они не сознают своего духовного убожества и не хотят купить очищенного золота, чтобы обогатиться.

***

Убивать в себе одну страсть, выдвигая против нее другую, значит то же, что вместо одних ядовитых бактерий плодить в себе другие, быть может, еще более убийственные для нашего организма.

***

От соприкосновения с великою мыслью или высоким настроением, по закону душевной детонации, у нас сейчас же рождается ряд отраженных собственных мыслей или высоких чувств и желаний. Ради одного этого мы должны стремиться входить в живое общение с великими учителями и духовными вождями человечества и углубляться в изучение их жизни и творений, служащих для нас отображением их великого духа.

***

Будучи соединены тесною дружбою между собою, святители Василий Великий и Григорий Богослов во время своего обучения в Афинах избегали появляться в обществе других товарищей, зная, что «легче заразиться чужой болезнью, чем передать свое здоровье».

***

Толстой свидетельствует о себе, что он переделывал некоторые из своих произведений до тех пор, пока, наконец, не начинал их портить. Отсюда видно, что есть предел, до которого можно «перевертывать стиль». Перейдя его, писатель утрачивает остроту внутреннего чутья, помогающего ему установить меру более или менее совершенного в своей литературной работе. Очевидно, здесь сказывается действие общего психологического закона, по которому привычка к знакомым предметам притупляет нашу восприимчивость и интерес к ним и даже порождает временно некоторую душевную апатию.

***

«Говори главное, многое в немногих словах, — советует Сирах юноше. — Будь как знающий и, вместе, как умеющий молчать» (Сир 32, 10). Это правило следовало бы помнить не только юному возрасту, которому непосредственно оно обращено здесь. Далеко не все и зрелые люди умеют хранить меру слова, чтобы сказать всегда не больше и не меньше, чем сколько нужно для данной цели. «Не умея говорить, они не умеют и молчать», по древней римской пословице. Наибольшую бережливость речи соблюдали те, кто сами в изобилии обладали этим драгоценным даром. Таков был, например, митрополит Филарет — эта дивная сокровищница ума и слова, воспитавший целый ряд поколений в сознании высокой ответственности учительства. «Не говори много, — внушал он своим слушателям в одной из своих проповедей, — хотя бы ты мог говорить все хорошее. Ни в каком случае не расточай безрассудно слова, словесная тварь, Слова творческого». «Как часто я жалел о сказанном и никогда об умолченном», — сказал однажды Арсений Великий.

***

Древний мудрец, внимательно наблюдавший судьбы человека на земле, оставил нам в числе других следующий жизненный урок: «Перед падением возносится сердце человека, а смирение предшествует славе» (Притч 18, 12).

***

Есть слово внешнее, исходящее только из уст: это медь звенящая и кимвал звяцаяй; оно не овладеет нашей душой, хотя бы падало каскадами и производило шум и брызги, подобно водопаду. И есть слово внутреннее, рождающееся из глубины нашего существа, составляющее дыхание нашего творческого духа и носящее на себе его огненную печать: это слова «силы», как выразительно назвал их однажды о. Флоренский — они потрясают человеческие сердца и движут миром. Мефистофель в «Фаусте» верно определил существенное различие между теми и другими:

«Поверь, дружок, — говорит он будущему священнику, —
Сердца к сердцу
Речь ничья не привлечет,
Когда не из души, из уст она течет».

Уста говорят с силою только от избытка сердца, но так как последнее может таить в себе и добро и зло, то и слово, насыщенное душевною энергией, может нести в себе семя того и другого. Подлинно «смерть и жизнь — во власти языка» (Притч 18, 21).

Неизмерима бездна, отделяющая духоносные слова апостолов, великих учителей и подвижников Церкви от гнилых и часто хульных речей коммунистов, износящих их из своего развращенного сердца. Вред, причиняемый их пропагандою, не поддается никакому описанию. Их речь облечена смертью (см.: Сир 23, 14) и распространяется, как рак. «Язык их огонь, прикраса неправды... он исполнен смертоносного яда» (Иак 3, 6, 8). Вместе с волнами радио их гнусные, отравленные ложью и злобою слова распространяются по всему миру, входят в сочетание с другими подобными словами и понятиями и, внедряясь в общественное сознание, проникая в плоть и кровь человечества, долго еще будут питать последнее своими вредоносными соками. Грехи слова не подлежат закону давности, и потому сочинитель, злоупотребляющий этим высоким даром, подлежит большей ответственности, чем разбойник, как учит нас об этом всем известная басня.

***

После напряженной работы наш ум по инерции долго еще остается в движении, напоминая собою продолжающееся волнение моря после уже утихшей бури или автоматического вращения колеса, с которого снят приводной ремень.

***

Есть тирания любви и тирания привычки; одна из них не уступает по силе другой, и обе одинаково связывают нашу свободу.

***

Нужно иметь крепкий и подлинно высокий дух, чтобы безболезненно вынести бремя почести, власти и славы; слабые души не выдерживают такого испытания и падают под его тяжестью.

***  

Человек не всегда бывает равен самому себе; иногда он поднимается выше, а чаще ниспадает ниже своего нормального уровня.

Купить эту книгу можно будет


в розничном
магазине
«Сретение»


в оптовом
интернет
магазине

Православие.Ru рассчитывает на Вашу помощь!

Подпишитесь на рассылку Православие.Ru

Рассылка выходит два раза в неделю:

  • Православный календарь на каждый день.
  • Новые книги издательства «Вольный странник».
  • Анонсы предстоящих мероприятий.
×