Антология семинарской жизни.
Священномученик Иларион (Троицкий). Часть 2

Монашество

Владимир Троицкий с товарищами по Московской Духовной Академии
Владимир Троицкий с товарищами по Московской Духовной Академии
Монашество, как уединенное предстояние человека пред Богом, связано с наиболее глубоким и сокровенным аспектом существования личности. Есть люди, с самого рождения предназначенные служить непосредственно Богу и словно невидимой стеной отгороженные от мира. Таким человеком был Владимир Троицкий. Он не сомневался в своем монашеском призвании, отнюдь не очевидном для окружающих: его душевная одаренность и внешняя красота, веселость и общительность могли ввести в заблуждение относительно внутреннего устроения и соответствующих жизненных установок. Каким же было это устроение, что можно сказать об основных чертах «внутреннего человека» Владимира Алексеевича в связи с его приходом к монашеству? Главной из этих черт была исключительная врожденная душевная чистота, самым верным признаком которой было естественное и радостное следование добродетели вместе со страданием от неизбежного для всякого человека греха. Описание соответствующих переживаний весьма часто встречается в работах Троицкого, и очевидно, что речь при этом идет о его собственном экзистенциальном опыте. «Жизнь и совершенствование личности в Церкви несет с собою счастье и блаженство. Не как внешняя награда подается это счастье и блаженство, а является как бы внутренним и непременным следствием самого совершенства, ибо мы утверждаем тождество добродетели и блаженства, сама добродетель есть блаженство, а грех есть страдание»; «Как с грехом неразрывно связано его следствие– страдание, так с добродетелью соединено блаженство»– в подобных признаниях засвидетельствована чистота и святость Божиего избранника. Благодаря такой особой врожденной душевной чистоте Владимир Троицкий не подпадал грубым соблазнам мира. Его монашество, вообще его аскеза были достаточно своеобразными: ему не было нужды полностью замыкаться от внешнего мира. Но от созерцания – и порой восторженного – твари он как-то очень естественно и почти незаметно переходил к прославлению Творца. Глубокая религиозность как бы не позволяла ему задерживаться на видимом и проводила сквозь него. Красота зримого мира была для него отблеском Божественного совершенства; уродство же, грех, безобразие не могли осквернить его прекрасной души, хотя встреча с ними и причиняла ей страдание. С врожденной душевной чистотой соединялась природная веселость владыки. От собственного опыта им написаны такие, например, строки: «Есть на земле носители торжествующего христианства, всегда радостные, всегда с пасхальными песнопениями на устах, и лицо их, как лицо Ангела». Духовное веселье временами, видимо, переполняло его. Оно присутствовало даже в его богословских полемических работах; владыка сохранил его и в тяжелейших условиях Соловецкого лагеря. При этом он «учил» этому веселью тех, кто им не был одарен: «Иларион любил говорить, что насколько христианин должен осознавать свои грехи и скорбеть о них, настолько же он должен радоваться бесконечной милости и благости Божией и никогда не сомневаться и не отчаиваться в своем жизненном подвиге», – пишет Волков. Эта склонность к неотмирному веселью еще молодого владыки заставляет вспомнить о преподобном Серафиме Саровском.Некоторые люди приходят к монашеству, пройдя через бездну греховного опыта: испытав ужас перед страшной реальностью «пучины греха», они вступают на стезю покаяния. Путь к монашеству Владимира Троицкого был другим. Безупречный в жизни человек, обладавший особым стремлением к совершенству, он мог духовно возвысить и освятить свою личность, лишь всецело посвятив себя Богу. Избрание пути монашеского было почти естественным для него, он не стремился ни к каким особым подвигам: аскеза была его привычным состоянием. Такому человеку трудно было себе представить, что какой-то христианин может иметь иное внутреннее устроение. И здесь примечательна его работа «Единство идеала Христова», в которой он словно не желает видеть разницы между монашеской и мирской жизненными установками.

Перед принятием монашества Владимир Алексеевич писал своим родным: «Простите меня, дорогие мои, за все мои преступления против вас, ведомые и неведомые… Земно кланяюсь вам и прошу забыть все злое мое. Помолитесь за меня, особенно 28 вечером (около девяти часов), когда будет в Параклите мое пострижение в монашество. Иду в путь свой светло и с радостью. Теперь уже томлюсь, – скорее бы загородиться от преследующего меня по пятам мира черными одеждами. Прошу вас всех не отвращаться от меня и впредб своею любовью. Простите!» О своем постриге в скиту Параклит владыка писал через месяц: « Итак, вот уже почти месяц, как я монах. Много пережито, много перечувствовано. Будто какая высокая волна подняла меня, да и до сих пор не опустила. 28 марта в Параклите состоялся мой постриг. Что я пережил, не умею рассказать, но после почувствовал себя помолодевшим, совсем мальчиком. В духовной радости пробыл пять дней в храме. Вернулся в Академию, но еще до сих пор не вернулся к своим прежним делам. Началась Страстная, Пасха… Все это в нынешнем году для меня было особенное. В Великий Четверг впервые прошел царскими вратами – посвящен в сан иеродиакона и начал ежедневную почти службу, которая каждый раз доставляет мне великое утешение. В прошедшие дни моего монашества я переживал преимущественно чувство радости и душевного мира. Что я теперь духовный, это меня почти не удивляет: как будто так и следовало, – даже странным стал казаться светский вид. К новому имени привык, хотя и мирское еще не забыто. И так в радости встречал я Светлый праздник «от смерти бо к жизни Христос Бог мя приведе». Вместе с куцыми одеждами сброшено что-то такое, что тяготило, беспокоило; стало легче, покойнее. Говорят опытные люди, что это всегда новоначальному монаху подается вкусить душевного мира, чтобы он знал, ради чего должен он подвизаться при всех будущих искушениях. А все же своих мирских друзей вспоминаю очень часто. Думается мне, что в отношении к ним и в монашестве я не имею повода перемениться. Интересно, конечно, как вы рассуждаете обо мне теперь: «Пропал человек неизвестно из-за чего». «Что сделал с собой? » Эх мир, мир! Я мир понял и примирился с ним, и очень жаль, что мир вовсе не хочет примириться с монашеством. А стоит только сознаться: ведь не одна же форма жизни должна быть для всех. Я избрал ту, которая мне казалась, а теперь и оказалась наиболее подходящей. Не жалейте, а сорадуйтесь, потому что я теперь радуюсь. А что значит Иларион? Веселый».1

Священномученик Иларион (Троицкий)
Священномученик Иларион (Троицкий)
В 1915 году будущий святитель вспоминал о первый монашеских днях: «Думаю, что не придется еще в жизни пережить такой радости, какую я пережил 28 марта 1913 года. Эта радость у меня не прошла с окончанием обряда. Я был полон радости целых два месяца. Только то, что произошло в моей судьбе 30 мая и о чем я узнал 31-го, отгоняют от меня мою радость надолго, но и это печальное обстоятельство не изгнало радости из сердца моего совсем». На 30 мая приходится назначение Троицкого инспектором академии; надо полагать, что ему, ученому и молитвеннику, нелегко было смириться с навалившимися на него административными обязанностями. Он писал родным: «Сейчас чувствую больше всего одно: совершенно выбит из колеи, разрушены до основания мои планы и намерения касательно ближайшего будущего, а оно у меня намечено было на целые годы. Настроение подавленное. Дел целая куча, в квартире базар, человек пятьдесят в день перебывает. Письма, телеграммы… Отвечать нужно, а иногда едва одно письмо за день написать ухитришься. Да и нескоро войдешь в новую коллею. Летом, по крайней мере июль весь, придется сидеть в академии: буду я в своей особе совмещать и ректора, и инспектора, и помощника инспекора… Роптать не ропщу, потому что монах – церковная вещь. Личной жизни у него нет – один. Куда поставят – берись и работай. Три года уж каникул у меня не было, на нынешние было рассчитывал, но вышло не по-моему. Слава богу за все! » 11 апреля 1913 года, в Великий Четверг, монаха Илариона (Троицкого) рукоположили во иеродиакона. Началось ежедневное служение, приносившее ему новую радость. Пасху 1913 года отец Иларион пережил особенно глубоко; позже он вспоминал, что читал в ту пасхальную ночь Евангелие по-арабски. 2 июня отец Иларион был рукоположен во иеромонаха, а 5 июля его возвели в сан архимандрита. Без преувеличения можно сказать, что совершение литургии было центром жизни владыки. Вот как описывает его служение С. Волков: «Величественно и красиво Иларион совершал богослужение. Было нечто возвышенное, легкое и прекрасное в его чтении Евангелия, произнесении возгласов и молитв звучным и раскатистым голосом, властно заполнявшим все пространство обширного академического храма. Столь же звучно раздавался он и в Успенском соборе нашей лавры, и в храме Христа Спасителя в Москве. Он отдавался богослужению всей душей, всем существом своим, как главному делу жизни». Красоту богослужения владыка ставил выше всякой земной красоты; как немногие он умел жить смыслами богослужебных текстов и проникаться настроением древних напевов. В 1915 году будущий святитель вспоминал о первыз монашеских днях: «Думаю, что не придется еще в жизни пережить такой радости, какую я пережил 28 марта 1913 года. Эта радость у меня не прошла с окончанием обряда. Я был полон радости целых два месяца. Только то, что произошло в моей судьбе 30 мая и о чем я узнал 31-го, отгоняют от меня мою радость надолго, но и это печальное обстоятельство не изгнало радости из сердца моего совсем». На 30 мая приходится назначение Троицкого инспектором академии; надо полагать, что ему, ученому и молитвеннику, нелегко было смириться с навалившимися на него административными обязанностями. Он писал родным: «Сейчас чувствую больше всего одно: совершенно выбит из колеи, разрушены до основания мои планы и намерения касательно ближайшего будущего, а оно у меня намечено было на целые годы. Настроение подавленное. Дел целая куча, в квартире базар, человек пятьдесят в день перебывает. Письма, телеграммы… Отвечать нужно, а иногда едва одно письмо за день написать ухитришься. Да и нескоро войдешь в новую коллею. Летом, по крайней мере июль весь, придется сидеть в академии: буду я в своей особе совмещать и ректора, и инспектора, и помощника инспектора… Роптать не ропщу, потому что монах – церковная вещь. Личной жизни у него нет – один. Куда поставят – берись и работай. Три года уж каникул у меня не было, на нынешние было рассчитывал, но вышло не по-моему. Слава богу за все! »2

Материал подготовил Сергий Никитин
студент 2-го курса

28 мая 2009 г.

1. Дамаскин (Орловский), иеромонах. Жизнеописание архиепископа Илариона (Троицкого). Журнал Московской Патриархии. №6. 1998. - С. 30.

2. Дамаскин (Орловский), иеромонах. Жизнеописание архиепископа Илариона (Троицкого). Журнал Московской Патриархии. №6. 1998. - С. 31.

Иларион (Троицкий), cвященномученик. Творения: В 3 т. – Т.1. – М.: Изд.Сретенского монастыря, 2004. – C. 9-29.

Храм Новомученников Церкви Русской. Внести лепту
Комментарии
Здесь Вы можете оставить свой комментарий к данной статье. Все комментарии будут прочитаны редакцией портала Православие.Ru.
Войдите через FaceBook ВКонтакте Яндекс Mail.Ru Google или введите свои данные:
Ваше имя:
Ваш email:
Введите число, напечатанное на картинке