Как отец Валериан с отцом Феодором размышляли о превратностях судьбы

Истории Митейной горы

    

Густой воздух дрожал от летнего жара; поля, щедро прогретые солнцем, дышали ароматами трав; птицы примолкли, пережидая полуденный зной. Отец Валериан, монастырский келарь, возвращался из областного центра, куда ездил с двумя поручениями. Оба выполнил крайне неудачно. Крайне. Судьба сбила с ног по всем правилам. Неожиданный, но плотный захват, бросок и – лопатками на ковер. Дожимание, дожимание… Туше.

Все окна в старой машине были открыты, но потоки теплого воздуха охлаждали мало, и он часто прикладывался к бутылке с водой, понемногу лил на голову, за шиворот подрясника. Вода была тоже теплой, легче не становилось, и могучая, но отяжелевшая с годами фигура бывшего мастера спорта по вольной борьбе изнемогала и плавилась в горячем кресле.

Сидящий рядом схимонах отец Феодор как будто жары и не чувствовал. Легкий, сухой, он даже и не вспотел нисколько, и казалось, не устал от долгой дороги, несмотря на то, что был раза в три старше отца Валериана, а его 90-летний возраст напоминал уже о библейских праотцах, насыщенных жизнью и покинувших этот свет в елеи мастите.

Отец Валериан ездил в епархиальное управление по делам монастыря и завозил прихворнувшего схимника в больницу. Отец Феодор хоть и перенес два инфаркта, жизнью явно не насытился и покидать этот свет отнюдь не собирался.

В больнице онемевшие от удивления врачи узнали, что главные лекарства – это покаяние и причастие, а без прочих он, отец Феодор, прожил долго и намеревается прожить еще дольше, и нечего его вообще беспокоить вашими кардиограммами.

– Да, приехал в вашу больницу. За послушание приехал. И сейчас с радостью уеду. А вам советую: не курить, не раздражаться, телевизор не смотреть. А то – выглядите вы тут все неважно. Я в свои девяносто здоровее вас тридцатилетних… И срочно – метанойя! Да не паранойя, а метанойя! Вот к нам в монастырь приедете – и всё узнаете!

Отец Валериан только льстиво улыбался и поклоны отвешивал врачам, оттесняя схимника к выходу и прекращая его явно миссионерскую деятельность. Эх, упросили на свою голову старика в больницу съездить!

Отец Феодор был очень деловым и частенько задавал жару братии: гневался на непорядок, топал ногами. Братия качали головами, удивляясь тяжелому характеру старика, и только игумен Савватий и духовник обители схиархимандрит отец Захария улыбались, наблюдая его выходки, как будто знали об отце Феодоре какую-то тайну.

Таинственного в его биографии вроде ничего не было: все знали, что фронтовик.

Таинственного в его биографии вроде ничего не было: все знали, что фронтовик, поскольку пару раз в год в обитель приезжала пожилая женщина с внуками, благодарила за помощь отца Феодора – свою ежемесячную пенсию он отправлял дочери погибшего фронтового товарища. Знали, что в монастыре со дня основания, что семьи никогда не имел, а до монастыря подвизался сторожем при храме. Вот и вся биография – ничего таинственного.

От дочери фронтового друга, как, впрочем, и от женщин вообще, схимник бегал как ошпаренный, благодарностей и слушать не желал. Бабушку утешали тяжелым характером старика, а она угощала всех «сынков и деточек» привезенными капустными и рыбными пирогами, кстати, вкуснейшими. Сынки пирогам радовались, особенно много стряпни перепадало отцу Валериану под ласковое:

– Сынок, а ты большой самый, тебе, наверное, и еды-то не хватает! Надо же, такому парню – и без мяса… Я для тебя вот с рыбкой уж спекла… кушай-кушай, деточка…

Отец Валериан, чья могучая стать редко у кого рифмовалась с ласковым «деточка», только согласно кивал в ответ – рот был занят. Эх, всё-таки хорошо, что у них в обители жил отец Феодор!

Хотел улыбнуться воспоминаниям, но улыбка вышла кривая. Пытался отвлечься от невеселых мыслей по поводу итогов визита в епархиальное управление – но не получалось.

Вперед ехал такой радостный: вез прошение на двухнедельный отпуск, и далекий Афон уже манил каменистыми тропами Карули и горными вершинами Катунакии. Синие волны Эгейского моря призывно бились о скалы, звук деревянной колотушки раздавался в архондарике – паломнической гостинице. Таинственные горы и строгие монастыри с нетерпением ждали отца Валериана.

И вот вместо Афона – такой удар… Совершенно неожиданно причем. Случайность. Мгновенное совпадение неподходящих места и времени – он оказался в неподходящий момент в неподходящем месте. Превратности судьбы. Что теперь будет с ним, с отцом Валерианом?! Кошмар, кошмар! Как в байке: всадник жалуется коню:

– Знал бы, где упасть, – соломки бы подстелил.

Конь согласно кивает:

– Иг-ага! Заодно бы и поели…

Дорога совсем некстати стала расплываться в глазах – то ли от пота, текущего ручьем, то ли от близости теплового удара. Пот, я вас уверяю, а не слезы. Еще не хватало заплакать такому здоровенному отцу!

Покосился на схимника: не заметил ли? А тому всё нипочем – сидит бодрячком и подпевает диску с афонскими песнопениями: «Агни-и Парфе-ене Де-еспина!»

Схимник вышел, поманил за собой в лес. Недоумевающий отец Валериан пошел за ним.

Вдруг петь перестал и попросил остановиться. Отец Валериан притормозил на обочине. Схимник вышел, поманил за собой в лес. Недоумевающий отец Валериан закрыл машину и, тяжело дыша, пошел за спутником.

Оказалось, в лесу – тропинка. Пошли по тропинке. Изумрудная зелень листвы дарила вожделенную прохладу, а отец Феодор явно знал, куда направляется.

Шли недолго, и тропинка враз кончилась: источник! Длинная скамейка, поросшая мхом, старая кружка на проволоке. Вода прозрачная, хрустальная, и листочек, как кораблик, плавает. Отец Феодор хмыкнул:

– Ну что, отче, давай почерпну и тебе и твоим верблюдам! Пей немного и маленькими глотками, а то горло захватит. Присядем…

Отец Валериан удивился: отец Феодор никогда раньше не шутил. Видимо, отъезд из монастыря, случившийся для схимника впервые за многие годы, так подействовал на него.

От сладкой ледяной воды заныли зубы. Отец Валериан умылся, полил из кружки на голову, присел рядом с отцом Феодором на старую, но крепкую скамейку.

В полумраке деревьев прохладно, сквозь ажурную листву чуть синело небо – казалось, они попали в другой мир, куда жара не смела тянуть свои хищные знойные лапы.

Отец Феодор не спеша достал из пакета хлеб, помидоры, сыр:

– Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении…

Подкрепились, поблагодарили Господа. Схимник, однако, не спешил возвращаться к машине.

– Давай, отец Валериан, выкладывай, чего смурной такой. Что случилось? А то так мы и не доедем с тобой никуда, в кювете окажемся.

И отец Валериан, сам не зная отчего, может, от неожиданности, может, от душевной боли, всё рассказал:

– Да вот в епархиальном управлении меня озадачили. Я прошение на отпуск секретарю епархии передаю, а тут – откуда ни возьмись – сам владыка. С ним игумен городского монастыря, ну, который они восстанавливают, да никак не восстановят. И владыка – неожиданно: «Отец Валериан! Вот тебя-то нам и нужно! Какое прошение?! Подожди ты со своим отпуском! Послушание тебе новое: поможешь игумену Варфоломею со строительством. Смотри, отец Варфоломей: этот вам луну с неба достанет! На полгода тебе, отец Валериан, творческая командировка в городской монастырь. Отцу Савватию позвоним. Поможешь, а потом я тебе отпуск дам. На поправку здоровья».

Не успел отец Валериан и слова вымолвить, а благословляющая длань владыки уже довольно крепко приложилась к его голове. Вот тебе и Афон, вот тебе и отпуск. Да уж, ладно отпуск, самое главное – из родной-то обители да на чужую сторону! Из тишины и покоя, мирной благодати – да в шум машин и суету города!

– Отец Феодор, ты только представь: стоило мне на минуту раньше войти или выйти от секретаря, стоило только не столкнуться с владыкой – и этого кошмара бы не случилось! Мгновение какое-то! Да что же это за напасть такая! Превратности судьбы…

– Судьбы, говоришь?

– Судьбы, отец Феодор, судьбы… Вот ты, старый фронтовик, ведь точно знаешь: мгновение – и ты либо жив, либо на месте тебя – воронка.

– Судьба – слово такое… не совсем православное. Есть воля Божия, есть попущение. Да ты и сам всё это знаешь… И потом – какой же я фронтовик? Я никогда не воевал…

– Как это не воевал?! Отец Феодор, давай водицы черпну, устал ты сегодня сильно, наверное… Может, тихонько назад пойдем? – голос отца Валериана звучал испуганно.

– А вот так – не фронтовик. Старый я уже, сынок, долгая жизнь за плечами… Обратный отсчет заканчивается. Три, два, один… Я вот тебе расскажу о мгновении. Слушай.

Был я молодым парнем, моложе тебя, зеленый еще, а уже отец семейства. Женился рано. Мы с дружком закадычным Степкой любили одну девушку – Настю. С детства любили. Настя меня выбрала. Чем я ее взял, такую девушку – красивую, умную, добрую – самую лучшую девушку на всём белом свете? Это я и сам не знаю. Парень я был не очень видный – Степка и выше, и в плечах шире. Разве что гармошка… Я на гармошке хорошо играл, а в деревне гармонист – первый парень.

Жили мы очень хорошо с Настей, вечерами в саду сядем под сиренью, я ей одной на своей старой гармони играю. Играю, а она поет – тихонечко. Сирень пахнет так… Благоухает… Очень я тогда счастливый был…

Дочка родилась. Маленькая такая… В деревне мужики детей лет до трех и в руки не брали: не мужское дело с младенцами возиться, вот подрастут… А я, знаешь, души в ней не чаял. Приду домой – с рук не спускаю. Пальчики крохотные, розовенькие, пяточки маленькие такие, носик крохотный. Моя дочь.

Моя дочь… Я будто чувствовал, что недолго мне мою кнопочку лелеять…

Настя смеялась: «И не знала, что ты у меня такой отец хороший будешь, такой нежный». А я – будто чувствовал, что недолго мне мою кнопочку лелеять… Кнопочка моя…

У отца Валериана перехватило дыхание. От старого ворчливого отца Феодора он никак не ожидал подобной нежности и рассказа такого. Замер на месте, боясь сбить рассказчика, потревожить движением или звуком.

– Люльку ей сделал красивую, удобную, прям загляденье, а не люлька, аж соседи приходили смотреть, опыт перенимать. А потому что – с любовью… Выйду с ней на улицу, укутаю бережно – ветерку не давал на нее дунуть… Покажу кур, петуха, коровку. А она – умница такая, еще года не было, уже всё понимает, уже лепечет что-то свое младенческое.

Рано стала на ножки вставать, я для нее уж и стульчик маленький сделал, удобный такой, и столик. Настя смеялась: «Рано, ребенку года нет! Ты бы уж сразу и парту, и сундук с приданым…» А я торопился, как чувствовал: ненадолго счастье мое.

И, правда, ненадолго: война. Нас со Степкой в первые дни – в военкомат. Собирался недолго: в нагрудный карман – военный билет, повестку. В другой, ближе к сердцу – образок Пресвятой Богородицы, Казанская иконочка, любимая – я, вишь, на Казанскую родился. Фотографию Насти с собой взял, а дочку не успели сфотографировать: в деревне фотографа не было, а в город не ездили с младенцем. В дорожный мешок кусок мыла, хлеба краюху, полотенце.

Попрощался с рыдающей женушкой, Кнопочку свою к сердцу прижал. Идем, дорога пыльная, солнце жарит, обернусь, посмотрю на деревню родную, а сердце замирает…

В военкомате очередь. Стоим на улице, по одному запускают. Я зашел, а Степка на улице свою очередь ждет. Вручили мне вещмешок, белье, брюки, гимнастерку, шинель, кирзовые сапоги и пару фланелевых портянок. Переоделся. Слышу: на улице крики, суматоха, шум машин. Танки немецкие.

Ну, что сказать… Ни оружия, ни палки в руках. А что палка?! С палкой на танки не пойдешь. За танками немцы. Мы и очухаться не успели: всех, кто в форме, – в плен, гражданские разбежались. Одно мгновение нас со Степкой разделило и судьбу нашу решило. Минуты… И – судьбы разные совсем.

Он в родной деревне оказался, партизанил потом. Я – четыре года в плену. А ты говоришь – фронтовик…

Отец Феодор замолчал. Родник шумел тихо, умиротворяюще, солнце ушло из зенита, светило где-то сбоку, оживились после полуденной жары птицы, лес наполнился своими таинственными лесными звуками.

– Про плен что рассказывать? Читал «Судьбу человека»?! Кино смотрел?! Так вот – всё грубее, грязнее, страшнее. Маршевая эвакуация пленных по бездорожью, знаешь, как называлась? Марш смерти. Ежесуточный переход – по 40 км. У колодцев останавливаться нельзя. Из лужи напьешься, травинку, корешок в рот – и дальше. Понос начинается, и ты не жилец. Остановишься на обочине, портки спустишь – тут же стреляют. Капустные листья на поле, ржаные колоски – что успел схватить на ходу – твое. Проходили мимо сгоревшей деревни – картошка у печки. Бросились к ней – а в толпу из автоматов.

Затем железная дорога. Вместимость вагона – человек сорок, а нас все сто загнали. Ни отхожего места, ни питьевой воды. Как я выжил? Из вагона нас через трое суток человек двадцать своими ногами вышли, остальные уже мертвые.

Дулаг – это пересыльный лагерь, фильтрация по национальности, званию, профессии… Рядовых и младших командиров в шталаги, офицеров – в офлаги. Кусок хлеба, пшено. Ели траву, сухие листья, корешки, кору деревьев. Первое время ночевали в отрытых в земле норах – как звери. Люди ломались как сухие спички. С ума сходили.

Молиться? Нет, тогда я толком молиться не умел. Сначала стыд жег огнем: вместо того чтобы с оружием в руках защищать любимых – я в немецком плену падалью питаюсь.

Потом чувств не осталось, только держала меня Кнопочка моя: помрет батька – на кого дочку бросит?! Жил ради дочери и жены. Как они без меня?! Не мог позволить себе такую роскошь – помереть. Приходилось жить… Зубы стиснуть, точнее, то, что от них осталось, – и жить…

Позднее немцы стали получше к пленным относиться: рабочая сила понадобилась – остарбайтеры. В барак перевели. Папиросы даже стали давать – по сорок штук в месяц. В шахте работал по четырнадцать часов. Ладно, сынок, утомлять тебя не буду. Это можно роман писать…

Сдался в плен? Десять лет лагеря, только уже на родине. Что ж… Я никогда не роптал…

Освободили нас наши, а мы как чумные – ни радоваться не можем, ни плакать. Оцепенение. Психологический ступор. Потом через сборно-пересыльный пункт Наркомата обороны под конвоем – в спецлагерь НКВД для проверки. Сдался в плен? Десять лет лагеря, только уже на родине. Что ж… Я никогда не роптал…

Спецконтингент. Опять работа, лесозаготовки. Тут хоть радость была, что не под землей, а на воле, в лесу. И работал на своих, не на врагов. Так что это было совсем другое дело, хотя тоже тяжко…

Вот там произошло второе счастье в моей жизни. Там я встретил отца Захарию, нашего духовника. Тогда его иначе звали, это он в монашестве – Захария. Он срок отбывал как священник. Ему еще тяжелее моего приходилось: у меня жена с одной дочкой, а у него жена с четверыми детишками малыми без него осталась – с голоду помирать.

И хоть были мы ровесники, он – за отца мне стал: такая силища в нем духовная была. Он меня научил молиться. Это было мое самое ценное приобретение. Божий дар. Глас хлада тонка – и неземная тишина, покой душевный среди лагерных бесчинств.

А про превратности судьбы он мне всё объяснил, сказал так: «И думать не смей, что всё случившееся с тобой – без попущения Божия. Что кто-то тайком, без ведома Божия, ночью руку протянул – и тебя сюда доставил. Промысл Божий – он непостижим… Поймешь, когда испытания и скорби закончатся, – тогда всё поймешь и Господу спасибо скажешь. За каждую скорбь в ножки поклонишься… А пока вооружись терпением и совесть храни».

Вот я сейчас только понял. Отец Иоанн (Крестьянкин) говорил: «Господь всевидящ, а мы весьма близоруки». Видишь: 90 лет мне, и Господь удостоил меня великой милости – схимы. Давно Степка умер, лет тридцать тому, и Настя умерла. А я молюсь за них за всех. И буду молиться. От судеб Твоих не уклонихся, яко Ты законоположил ми еси.

– Отец Феодор! А после лагеря вы к жене и дочке разве не поехали?!

Схимник помолчал и сказал неохотно:

– Поехал, не удержался. Знал, что не нужно ехать. Поехал. Ночью, крадучись, как тать, зашел в родную деревню, тихо постучался в ближнюю к лесу избушку. Боялся потревожить, боялся помешать. Что предчувствовал – то и оказалось. Тетка моя престарелая, единственная родственница, долго не могла меня узнать, сначала кричать хотела: за разбойника приняла. Я ей как в детстве: «Ненька, ненечка, то я – племяш твой».

Всплеснула руками: они меня давно похоронили, шутка ли – четырнадцать лет. Рассказала она мне, что Настя ждала меня всю войну и после войны три года. Любила меня Настя. А потом вышла замуж за Степана, и растут у них двое сыновей. А дочка моя уже невеста почти.

Весь день я в баньке сидел, а как стемнело, прошел огородами к родной избе, посмотрел на свет в окнах, посмотрел, как дружная семья за столом вечеряет. Настя постарела, но всё еще прежняя – моя Настя. Девушку видел невысокую, ладную такую, на стол накрывала – всё в руках только мелькало. Неужели доченька моя?!

Долго стоял. Потом развернулся и ушел.

Вот тебе, сынок, и мгновение! Если бы не успел я войти в военкомат – по-другому бы судьба сложилась… Только прошлое не имеет сослагательного наклонения… А ты говоришь…

Не переживай, надолго ты в этом городском монастыре не задержишься. Месяца два-три от силы – и к нам вернешься. И Афон от тебя никуда не уйдет.

– Как три месяца? Почему три? Как вы это знаете? Предполагаете так, да?

Отец Феодор только улыбнулся. Тяжело поднялся со скамейки:

– Пора, отец Валериан.

Внезапная догадка пронзила инока:

– Отец Феодор, дочь вашего фронтового товарища – это ведь на самом деле – ваша Кнопочка?!

Старый схимник отвернулся и медленно пошел по тропинке.

***

В городском монастыре потрудился отец Валериан два с половиной месяца и вернулся к родной братии. Он стал особенно нежно относиться к старому ворчливому схимонаху, отцу Феодору, а отчего – никто не знает. А сейчас отец Валериан находится в отпуске – на Афоне.

Ольга Рожнёва

10 июля 2014 г.

Православие.Ru рассчитывает на Вашу помощь!
Комментарии
Р.Б.Лариса11 октября 2018, 04:58
Спаси Господь.
Спасибо за такие рассказы,как родниковой воды напиться!Всё правильно в них.,,Чистые сердцем да узрят,,.Храни Господь Вас и Ваших сродников.
Наталия 1 сентября 2014, 21:14
Огромное спасибо за Ваши рассказы, Ольга!Храни Вас Господи!
Валентина21 июля 2014, 22:48
Спасибо, Оля! Прочитала с умилением. Обратила внимание на слова Промысл Божий – он непостижим… Поймешь, когда испытания и скорби закончатся, – тогда всё поймешь и Господу спасибо скажешь. За каждую скорбь в ножки поклонишься… А пока вооружись терпением и совесть храни. Не случайно обратила. У меня мама вот уж 2,5 ода неподвижно лежит, а я ухаживаю за ней. В начале было тяжело моралъно. Теперъ принимаю как данное свыше. Но истину промысла не постигла... пока
Людмила11 июля 2014, 20:46
Спасибо, Ольга! Так от уныния помогло! На все Его воля!
Рита11 июля 2014, 16:50
Ольга, очень люблю ваши раcсказы....настолько все поучительно....только в последнее время рассказы такие грустные стали, раньше просто от них светло и тепло было, а теперь и грусть какая-то щемящая остается.. Спасибо большое, пишите еще!
Julia11 июля 2014, 16:26
Спасибо Ольга!
Какие же у Вас хорошие рассказы!
Виталий11 июля 2014, 12:15
Молодец Ольга!
Спаси Господи!
р.б.Инна11 июля 2014, 08:06
Ольга, спасибо вам огромное за ваше слово. Всегда с интересом жду ваших рассказов. Дай Бог вам еще много лет, чтобы радовать православных христиан задевающими за все струны души историями.
Ksenia11 июля 2014, 00:57
Bez slez ne poluchaetsya chitat' vashi rasskazy.:) Spasi Gospodi Olga! Slava Bogu za vse!
надежда10 июля 2014, 23:30
Низкий поклон!Спаси Господи Вас,Ольга!
Elena10 июля 2014, 22:14
Spasibo. chudesniy raskaz.
анна10 июля 2014, 19:13
Плачу,но читаю... И так всякий раз... СПАСИБО,Ольга! На душе светлая грусть и еще одна возможность задуматься!!!
Помогай вам Бог!
валентина10 июля 2014, 16:14
Слава Богу что есть такие люди как Ольга Рожнева
татьяна10 июля 2014, 14:53
плачу. а душа светлеет!Спаси вас Господи и поклон до земли!
Наталья 10 июля 2014, 14:03
Пронзительная история! Спаси Христос, дорогая Ольга Леонидовна! До слез.
Ирина10 июля 2014, 13:05
Потрясающий рассказ! Спасибо, Ольга!
Andrey10 июля 2014, 12:53
Хороший рассказ, спасибо.
Елена10 июля 2014, 11:47
Дай Бог здоровья и душевного спасения. С нетерпением жду каждый ваш рассказ. Спасибо.
Ольга10 июля 2014, 11:35
Прочитала на одном дыхании! Спасибо Вам, Ольга, за такие пронзительные, светлые рассказы.
Марина10 июля 2014, 10:38
Как всегда рассказ Ольги - глоток чистейшей воды. Нижайшее огромное спеасибо! Спаси Господи!
Здесь вы можете оставить к данной статье свой комментарий, не превышающий 700 символов. Все комментарии будут прочитаны редакцией портала Православие.Ru.
Войдите через FaceBook ВКонтакте Яндекс Mail.Ru Google или введите свои данные:
Ваше имя:
Ваш email:
Введите число, напечатанное на картинке

Осталось символов: 700

Подпишитесь на рассылку Православие.Ru

Рассылка выходит два раза в неделю:

  • Православный календарь на каждый день.
  • Новые книги издательства «Вольный странник».
  • Анонсы предстоящих мероприятий.
×