Очередной передел мира, который случается на каждом переходе в следующее столетие, меньше всего отражает борьбу идеологий ХХ столетия. Демагогические толкования результатов соперничества "тоталитаризма и демократии", увы, слишком напоминают тезис марксистского обществоведения о "главном содержании нашей эпохи - переходе от капитализма к коммунизму". На деле пресловутая "борьба" идеологий почти не влияла на реальные международные отношения ХХ века, включая холодную войну. Что касается сегодняшних "демократических" проектов реструктуризации Восточной и Юго-Восточной Европы, то они проявляют знакомые геополитические и духовные устремления имперского прошлого Старого света.

Венгрия и Чехия, становясь членами НАТО, бегут не от коммунизма, а от чуждой им России, и возвращаются в латинский ареал. Не стоит удивляться и католической Польше, так сочувствующей чеченским бандитам, которые в ознаменование двухтысячелетия Рождества Христова режут головы христиан. - Вспомним, что и А.Мицкевич, по выражению А.Герцена, "угас" где-то в Константинополе, куда он отправился "устраивать польский казацкий легион", чтобы в Крымской войне воевать на стороне "цивилизованной" Оттоманской Турции против "варварской" России. Формирующаяся Балто-Черноморская дуга - это старый проект XVI века, отрезающий Россию от выходов к морю, а Балканы и вардаро-моравская долина на них с Косовым полем, как и сто, двести, четыреста лет назад, становятся осью, соединяющей Западную Европу с регионом проливов.

Наконец, Папа Иоанн Павел II сеет смуту и раздор в одной нации своим визитом на Украину, очевидно, продолжая дело Папы Урбана VI, который сразу после Брестской Унии 1596г. взывал: "О, мои русины! Через вас-то я надеюсь достигнуть Востока". Вековая мечта Ватикана и Речи Посполитой - сначала духовное, затем физическое овладение Киевом - матерью городов русских и символом византийской преемственности. Впрочем, на галицийские знамена в 1990-е годы были подняты "теории" о расовом отличии "арийских украинцев" и "туранской Московщины", якобы незаконно присвоившей и софийские ризы, и киевскую историю. Но и эта антропология не нова - о ней в XIX веке уже витийствовал с парижских кафедр провинциальный поляк Францишек Духинский, подогревая вечный интерес "латинского" Запада к поглощению поствизантийского пространства, залогом чего всегда было отделение Малороссии от Великороссии. Можно только изумляться историко-философскому чутью А.Пушкина, в начале прошлого века распознавшего на фоне нашествия Наполеона, что в момент наступления Запада на Россию обязательно встает вопрос: "наш Киев дряхлый, златоглавый, сей пращур русских городов, сроднит ли с буйною Варшавой святыни всех своих гробов?"

Ставшее хорошим тоном скептическое отношение к классической геополитике, связываемой в основном со стратегией и планами пангерманистов, призвано также заслонить бесспорный исторический факт: все планы, которые не удались немцам ни в Первую, ни во Вторую мировые войны, прекрасно воплощены в последовательной стратегии англосаксов и вполне реализованы к концу ХХ века. География и расписание расширения НАТО вполне совпадает с картой пангерманистов 1911 года и построениями Ф.Наумана, а то, что не удалось средствами политики и идеологии, довершено с помощью вполне "тевтонских" методов - войной против Югославии.

Взгляд из конца ХХ столетия на события его начала неожиданно побуждает к выводу, что все столетие является планомерным выражением одних и тех же геополитических и мировоззренческих констант. Это Восточный вопрос, Проливы и Константинополь и духовная и геополитическая дилемма "Россия и Европа". Они отражают протянувшееся сквозь столетия неприятие России как равновеликой всему совокупному Западу геополитической силы и самостоятельной исторической личности с собственным поиском универсального смысла бытия.

Что означал бы для России свободный выход в Эгейское море? Он означал проход к Салоникам, а от них по суше до вардаро-моравской долины - единственной природной равнины на Балканах, соединяющей Западную Европу с южным морским театром. Именно это без всякого захвата чужих территорий обеспечивало бы невиданные геополитические позиции России на поствизантийском пространстве, что ускорило бы неизбежный распад Оттоманской империи в форме, неподконтрольной Западу. Греция могла бы войти в русскую политическую орбиту, сформировались бы крупные однородные славянские православные государства, ориентированные на Россию. В совокупности это - шанс духовной и геополитической консолидации крупнейшего центра мировой политики на евразийском континенте с неуязвимыми границами и выходами к Балтийскому, Средиземному морям и Тихому океану. Латинская Европа была бы довеском Евразии, соскальзывающим в Атлантиду.

Допустить такого ни Англия, ни Австрия, стремящаяся к теплому морю через захват Боснии, да и вся Европа не могли, ибо соперничавший образ христианской истории обрел бы неуязвимый геополитический облик, не давая ни германцам шансов на расширение "Lebensraum", ни англосаксам возможности играть на немецко-славянском столкновении в этом "Lebensraum". Естественным союзником против России становилась и Франция, ибо потенциал немцев обратился бы на нее.

Если с немцами рано или поздно произошло бы естественное размежевание интересов, то для Англии подобный гипотетический исход был особенно неприемлем. Но и немцы предпочитали расширять свой "Lebensraum" экспансией на славянские земли вместо дорогостоящего соперничества за сопредельные территории на Западе, хотя и там с переменным успехом воевали с французами. Поэтому совокупная Европа, забыв о внутренних распрях, всегда сдерживала Россию и освободительные движения подвластных Порте греков и славян. И Россия не всегда поощряла торопливость в освободительном импульсе славян, хотя сочувствовала ему, поскольку не хотела немедленного их попадания в "Pax Germana" по высвобождении из "Pax Ottomana", будучи не в состоянии противостоять неизбежному фронту европейских держав, если бы попыталась этому противодействовать. Это и есть пресловутый панславизм. Вся эта внешне региональная проблематика стала Мировым Восточным вопросом, в котором ни одна западная историография не откровенна.

Почему Россия нуждалась не в завоевании, а в обеспечении свободного выхода в проливы? В силу обстоятельств Россия вопреки клише не стремилась к единоличному контролю, ибо овладение Константинополем и его удержание было России всегда не под силу и потребовали бы такого напряжения усилий, которое сделало бы его бессмысленным. (Договор 1915 года в разгар войны совершенно особый случай - должно же было быть что-то компенсирующее страшные жертвы Восточного фронта, однако такой цели, ради которой готовилась бы война, не было). Наиболее рациональными были бы условия, в которых в случае опасности или нападения на Россию проливы закрывались бы для военных кораблей других держав при одновременном свободном проходе через них России.

Лишь однажды удалось согласовать такой статус - в Инкяр-Искелесийском договоре с Оттоманской Турцией 1833г. - кульминация дипломатических успехов России на Ближнем Востоке в XIX в. Этот договор, достигнутый чисто дипломатическими методами, не нацеливающий на чужие территории, договор между двумя суверенными государствами, для которых Черное море было внутренним морем, "вызвал негодование" Запада. Франция и Англия в ноте к Турции отказались с ним считаться и начали создавать коалицию, пытаясь втянуть в нее Австрию и движение к Крымской войне было ее следствием. Н.Данилевский метко писал, что для Англии, все торговые и транспортные пути которой не были связаны с проливами, "вся польза от обладания Константинополем ограничивалась бы тем вредом, который наносился бы этим России". (Данилевский Н.Я. Россия и Европа. С-Пб., 1995, стр. 311, 317.)

Главными великими державами, имевшими в начале ХХ века непосредственное влияние на Балканах, были Австро-Венгрия и Россия. Усиление Германии и ее очевидные вожделения на Ближнем Востоке, центробежные тенденции в Дунайской монархии стали очевидными, как и распад Оттоманской Турции уже в первое десятилетие ХХ века. Любое добавление новых государств к сферам влияния кардинально меняло соотношение сил в регионе проливов и резко усиливало позиции континентальных держав. Британские проекты и размышления о встраивании балканских славян в международные отношения отчетливо показывают планы, последовательно продвигаемые под разными названиями в течение всего ХХ века, завершившись Пактом стабильности для Юго-Восточной Европы.

В Англии в конце XIX века весьма активно размышляли о "будущем" Центральной и Юго-Восточной Европы и увлекались геополитическими пасьянсами. Карта 1888 года показывала, как должна будет выглядеть Европа "после мировой войны" (!) (R.Heise. Die Entente-Freimaurerei. Basel, 1920.). Другая карта, которую член парламента и издатель лондонского еженедельника "Truth" Г.Лабушер поместил в рождественском номере 1890 г., за 24 года до начала Первой мировой войны (Des Kaisers Traum. The Kaiser's Dream. Faksimile-Dokumentation 1992.) и вовсе потрясает, ибо дает приблизительные очертания Европы 90-х годов XX-го столетия. На обеих картах Габсбургская монархия и Германия подлежали уменьшению вдвое приблизительно до сегодняшних границ и расчленению на мелкие секулярные республики, Богемия станет Чехией, Силезия станет Польшей (!), а из южных земель образован "Дунайский союз". Российская империя подлежала преобразованию в "славянскую конфедерацию" или вовсе в "пустыню" - "Desert". Все выходы к морю Западной Европы, все ее побережья заштрихованы как "регионы, независимые, но под политическим влиянием Англии". Все они сейчас в НАТО или вместе с НАТО, кроме черногорской Боки Которской и албанского побережья, путь к которому лежит через Косово поле!

На фоне последующих событий ХХ в., шаг за шагом приведшего в исполнение эти наброски, исследователи вправе размышлять, является ли приведенный "картографический" разгром политико-географического облика мира, предпринятый до двух мировых войн ХХ столетия, упражнением в политическом шарже, или составляет некую программу. Упомянем Х.Маккиндера, чья "геополитическая ось истории" была напечатана также за 10 лет до Первой мировой войны. Его следующий труд (Mackinder H. Democratic Ideals and and Reality: A Study in the Politics of Reconstruction, N.Y., 1919.), вышедший как раз в момент формирования англосаксами Версаля - является полной иллюстрацией и реализацией упомянутых карт, ибо в нем Маккиндер прямо указывает на необходимость раздробленной Восточной Европы как буфера между немцами и русскими для контроля над Евразией.

Британское геополитическое мышление едино: и традиционные исследования на тему, и экзотические построения выполнены в одной и той же парадигме. Задачей Британии было предупредить вхождение освобождавшихся наций и государств как в германскую, так в российскую орбиту, поэтому не допустить консолидацию крупных однородных славянских наций. Ибо хорваты и словенцы в то время неизбежно вошли бы в германскую орбиту, а великосербское, болгарское государства, при всем лавировании элиты, не могли быть полностью изъяты из-под влияния России.

Любое проявление сербских объединительных национальных чаяний после "Начертания" Илии Гарашанина 1844 года вот уже полтора века стали пугалом для Западной Европы. Подобное развитие событий исключено из конструктивных парадигм как в работах патриарха британской балканистики Р.Сетона-Ватсона, так и в Докладе Фонда Карнеги о Балканских войнах 1913 г. Наряду с явным скепсисом в отношении сербских идей, названных в Докладе плодом воображения экзальтированных "историков-дилетантов", в докладе заметно особое внимание к македонскому вопросу, продиктованное желанием осложнить взаимоотношения между потенциально главными субъектами балканской политики - Болгарией, Сербией и Грецией.

Знаток "восточного вопроса" Р.Сетон-Ватсон трактует проблему в парадигме, неизменной до сегодняшнего дня: от будущей судьбы сербо-хорватской расы "зависит баланс сил в Адриатике со всеми его следствиями для международной ситуации". Сетон-Ватсон отвергает саму идею объединения сербов, "триумф которых означал бы настоящее несчастье для европейской культуры", "удар по прогрессу и современному развитию на всех Балканах". До войны британец еще пишет, что миссия представлять западную культуры на Балканах лежит на Австро-Венгрии, "которую, если бы ее не было, надо было бы создать" (Seton-Watson R.W. The Southern Slav Question and the Habsburg Monarchy. London, 1911, p. vii,337.). После войны его и все британские конфигурации нацелены на нестабильные, зависящие от внешнего патронажа образования из пяти-шести тяготеющих к противоположным партнерам наций, где исторический и международно-политический потенциал этих народов нейтрализован и обезличен, превратившись в материал для маккиндеровского "яруса между Германией и Россией от Балтики до Средиземного моря" под контролем англосаксов.

В это время в русском географическом обществе выдающийся русский политико-географ В.П.Семенов-Тян-Шаньский представил доклад "О могущественном территориальном владении применительно к России", где указывает на несколько уже осуществленных в истории систем контроля территорий и сфер влияния: "кольцеобразная" вокруг моря - Древняя Греция, Рим, арабские завоевания Европы, попытка повторить ее Наполеоном; "клочкообразная" - Британская колониальная империя, основанная на морской силе и колониальном рабстве аборигенов; системы "от моря-до моря" - это США, счастливо составляющие при этом "остров", и Российская империя - от Черного и Балтийского морей до Тихого океана, на которую с одной стороны надвигается Запад, а с другой нависает Китай. Он также отметил, что, казалось бы, самая географически осуществимая система "от моря до моря" по меридиану от Балтики до Средиземноморья никогда никем не была еще достигнута. Для России она возможна была бы лишь при полном контроле Константинополя, чего ей сделать даже и пытаться не следует, предостерегает он, полагая необходимым беречь ту систему, что у нее есть (Семенов Тян-Шанский В.П. О могущественном территориальном владении применительно к России. С-П.1911.).

Именованный либералами и марксистами реакционером министр П.Н.Дурново в записке Государю 1914 года проявил редкостную политическую прозорливость. Он предвидел, что любые жертвы - и "основное бремя войны", и уготованная России "роль тарана... в толще немецкой обороны", будут напрасными, ибо "Россия не сможет обеспечить себе какие-либо стратегически важные обретения постоянного характера", ради которых стоило бы жертвовать. Почему? - Потому что она воюет на стороне Великобритании - своего традиционного геополитического противника (Записка П.Дурново. Париж, 1943г.).

Действительно, в начале Первой мировой войны, пишет один из крупных дипломатов России Г.Михайловский в мемуарах, найденных в начале 90-х годов в рукописи и впервые опубликованных в 1993 году, в российском внешнеполитическом ведомстве для разработки проблемы Константинополя были привлечены все секретные досье за 10 лет из канцелярии министра и Ближневосточного отдела. "Открылась вся картина русской политики в этом кардинальном пункте", в частности "планы Извольского и Чарыкова о Константинополе, в виде "нейтрализованного и свободного города", никому не принадлежащего, но с русскими пушками на Босфоре в обмен на согласие с австрийской аннексией Боснии и Герцеговины", а также прожекты "сепаратного соглашения с Турцией" наподобие Ункяр-Искелесийского 1833г. (Михайловский Г.Н. Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства. 1914-1920. В двух книгах. Книга 1. Август 1914 - октябрь 1917. М., 1993. Стр. 85.) Но очевидно, что резко отрицательное отношение к любой форме русского контроля над Константинополем со стороны Англии делало любые прожекты утопическими, что отмечено и Михайловским: именно Англия "расстроила своим сопротивлением русские планы... как в 1908г., так и в эпоху 1912-13гг." Сэр Эдуард Грей не поддержал Извольского ни в одной из его пробуемых шахматных партий в Боснийском кризисе.

Но вряд ли можно согласиться с мнением Г. Киссинджера в его книге "Дипломатия", что у Британии практически не было интересов в балканских делах. Смысл участия Англии в Антанте - в недопущении победы ни Германии, ни России, а в реорганизации Юго-Восточной Европы. Можно сказать, что британская и в целом англо-саксонская стратегия накануне и в ходе Первой мировой войны была весьма успешной.

Если взглянуть на геополитическую стратегию, которая была мастерски заложена всей подготовкой Парижской мирной конференции, то бросается в глаза, что она является механизмом для достижения схемы Х.Маккиндера, хотя тот был недоволен расплывчатой риторикой версальской идеологии. Вся геополитическая стратегия Маккиндера служит извечной, вполне реальной и традиционной задаче британской политики: предупредить усиление любой континентальной державы. Поэтому она направлена сразу и против России, и против Германии, и против их партнерства. Для этого необходимо обязательное разделение России и Германии "срединным ярусом" независимых государств Восточной Европы, чтобы предупредить русский или германский контроль. Примечательно, что Маккиндер назвал Восточной Европой территорию с берлинского меридиана, полагая восточную часть Германии и Австрию тевтонскими завоеваниями славянских земель. Однако забота о славянах была конъюнктурной. Маккиндер полагает, что и Центральная Европа - Германия, и Евразия, под которой он имеет в виду Россию, обретают глобальную значимость только при подключении к ним Восточной Европы.

Именно в этой связи он изрек формулировки, уже ставшие хрестоматийными: "Кто правит Восточной Европой, господствует над Хартлендом; кто правит Хартлендом господствует над Мировым островом; кто правит Мировым островом, господствует над миром." (Mackinder H. op. cit. p.186.). Независимыми малые государства на стыке соперничающих геополитических систем не могут быть. Какой может быть эта конфигурация - если не германской и не российской, что стремится предупредить схема Маккиндера, значит - англосаксонской. Но это, в силу удаленности Восточной Европы и Балкан от собственно англосаксонских стран, может быть осуществлено только через военно-стратегическое овладение побережьями Европы, а также через блоки и союзы, через международные наднациональные институты, которые, в зависимости от обстоятельств, политической и идейной конъюнктуры, обретают разные формы: военно-политических стратегических союзов, универсальных организаций или систем так называемой коллективной безопасности.

Для того чтобы создать мелкие восточноевропейские государства, нужно было расчленить две единственные многонациональные державы - Австрию и Россию. Версальская геополитика, в которую входило обязательное контролирование юго-восточного фланга - дунайского региона и выходов в Средиземное море, осуществила первую часть программы. Цели стереть следы австро-германского присутствия на Балканах служило и образование Королевства сербов, хорватов и словенцев, в котором англосаксы не забыли связать сербский потенциал прогерманскими хорватами и македонскими националистами.

Новая англосаксонская геополитика нуждалась в идейном обосновании - "вильсонианство" представило соответствующую политическую идеологию - "демократию и самоопределение". Поскольку Лига Наций отведет потом право на самоопределение лишь "странам, охваченным войной и революциями", а о других постановит, что право на самоопределение "противоречит самому понятию государства", это означает, что для реализации геополитических конфигураций вроде описанной необходимы войны и революции. Именно эти состояния позволяют ввести в действие доктрину демократического переустройства и самоопределения, в рамках которых сразу подлежат рассмотрению в качестве чистой доски не только побежденные страны, но и другие участники войны и все границы затронутого войной ареала.

В историографии распространено суждение о родстве Гитлера и Сталина, и война представляется как схватка двух тоталитаризмов, а борьба англосаксонских участников антигитлеровской коалиции идет исключительно за торжество американской демократии, которая продолжается и в 80-90-е годы против оставшихся "тоталитарных режимов" - сначала СССР, потом Милошевича. Изучение архивов показывает под идеологической шелухой знакомые геополитические константы.

В секретных переговорах сэра Джона Саймона (министра иностранных дел Великобритании) и Гитлера во дворце канцлера в Берлине 25-26 марта 1935 года, запись которых стала достоянием советской разведки и впервые опубликована в 1997 году, Гитлер всячески отвергает возможность любого сотрудничества с большевистским режимом, называя его "сосудом с бациллами чумы". Саймон же говорит, что "опасность коммунизма скорее является вопросом внутренним, нежели международного порядка". Смысл его послания Гитлеру в другом - в санкционировании аншлюса Австрии: "Правительство Его Величества... не может относиться к Австрии так же, как, например, к Бельгии, то есть к стране, находящейся в самом близком соседстве с Великобританией" (Очерки истории Российской внешней разведки. В шести томах. Том 3, 1933 -1944 годы. Приложение. М., 1997, стр. 463-464, 467.).

США в это время повторяли свое поведение в 1913 - 1917гг., о чем свидетельствует запись доклада Рузвельта кабинету о его переговорах от 29 сентября 1937 г. с Рэнсименом - специальным представителем кабинета Болдуина. Главным содержанием переговоров был вопрос о нейтралитете США в грядущей войне. Рузвельт был намерен сохранять нейтралитет как можно дольше. Но завоевание России сделало бы Германию державой N1, что США уже не могли допустить. "Если произойдет вооруженный конфликт между демократиями и фашизмом, Америка выполнит свой долг. Если вопрос будет стоять о войне, которую вызовет Германия или СССР, то... Америка сохранит свой нейтралитет". Но если СССР окажется под угрозой германских империалистических, то есть территориальных устремлений, тогда должны будут вмешаться европейские государства, и Америка станет на их сторону" (Там же, стр. 468.). Итак, США вмешаются лишь когда Евразия окажется под преимущественным контролем одной континентальной силы.

Гитлеровские планы завоевания восточного "жизненного пространства", казалось, полностью ломали англосаксонскую геополитическую доктрину "яруса мелких несамостоятельных восточноевропейских государств между немцами и русскими от Балтики до Средиземного моря". Однако Британия и США косвенным образом всемерно подталкивали Гитлера именно на Восток. Считается, что Британия рассчитывала умиротворить Гитлера аншлюсом Австрии и Мюнхеном. Напротив, самое страшное для англосаксов случилось бы, если бы Германия удовлетворилась бы Мюнхеном и аншлюсом Австрии, которые "мировым демократическим сообществом" были признаны. Это была бы ревизия Версаля, причем такая, против которой потом трудно было бы возражать - эти территории не были завоеваниями 1914-1918 годов, но входили в Германию и Австро-Венгрию до Первой мировой войны. Это было бы соединением общенемецкого потенциала - кошмар Британии со времен Тройственного союза. Недальновидность нацистской Германии можно объяснить лишь дурманом национал-социалистической идеологии. Англосаксонский расчет на необузданность амбиций был точным. Агрессия на Восток давала повод вмешаться и при удачном стечении обстоятельств довершить геополитические проекты, на основе "самоопределения и демократии", которые будут провозглашены не только для стран, подвергнувшихся агрессии, но для всего ареала. Однако англосаксонская стратегия не была успешной. Агрессия против СССР была отложена до разгрома Западной Европы, который бы определен Советско-германским договором 1939г.

Э.Нольте в книге, открывшей так называемый "спор об истории", полагает войну между "национал-социализмом и большевизмом" "европейской гражданской войной", называет этот договор "Пактом войны", "Пактом раздела", "Пактом уничтожения" (Польши), который, якобы не имел аналогов в европейской истории XIX-XX веков, поэтому "оба государства, заключившие его, должны были быть государствами совершенно особого рода" (Nolte Ernst. Der Europaische Burgerkrieg. 1917 - 1945. Nationalsozialismus und Bolschevismus. Propilaen. 1987. S. 310-311.). Такое категоричное утверждение, конечно вызывает иронию у любого историка международных отношений. Готовность Сталина за отсрочку войны против собственной страны закрыть глаза на устремления Гитлера в отношении Польши (которая, к тому же, накануне предлагала Гитлеру свои услуги для завоевания Украины), как и воспользоваться случаем для восстановления территории Российской империи, утраченной из-за революции, ничем не отличалась по прагматизму или, если угодно, цинизму от слов Саймона, открывшего Гитлеру, что Британия не может беспокоиться об Австрии как о Бельгии, "находящейся в самом близком соседстве с Великобританией", или от отказа западных стран гарантировать в пакте коллективной безопасности не только границы Польши, но и границы прибалтийских режимов, открывая путь на СССР.

Во-вторых, от Вестфальского мира до Дейтона все двусторонние договоры, тем более многосторонние трактаты не только "имперского" прошлого, но и "демократического" настоящего - есть начертание одними державами новых границ для других государств, а секреты дипломатической истории только и посвящены "реорганизации" границ. Наполеон в Тильзите безуспешно предлагал Александру I уничтожить Пруссию, Венский конгресс, чтобы запретить геополитическое усиление одних государств, повелел "быти" квазигосударству Швейцария, состоящему из разных народов. Напомним сакраментальную фразу В.И.Ленина о Берлинском конгрессе: "грабят Турцию". Австрия в 1908г. аннексировала Боснию, получив дипломатическое согласие держав. Хотя именно Теодор Рузвельт начал идеологизацию американских интересов общечеловеческими идеалами, но именно в секретном соглашении 1905г. между Т. Рузвельтом и Кацурой Япония отказывалась от "агрессивных намерений" в отношении Филиппин, оставляя их вотчиной США, а США согласились на право Японии посредством военной оккупации установить контроль над Кореей. В Версале после дипломатических переговоров победившая англосаксонская часть Антанты, включая супердемократические США с вильсонианскими "самоопределением и демократией" расчленила Австро-Венгрию и начертала границы выходящих из нее государств, предписав предварительно, кому можно иметь государственность, а кому нет (македонцы), кому, как Галиции, придется перейти от одного хозяина к другому, кому, как сербам, хорватом, словенцам, быть volens nolens вместе. В Потсдаме и затем в ходе сессий СМИД были определены границы многих государств и судьба бывших колоний. Дж. Кеннан в 1993 году в предисловии к переизданию Доклада Фонда Карнеги о Балканских войнах, прямо призывает начертать новое территориальное статус-кво на Балканах и применить силу, чтобы заставить заинтересованные стороны его соблюдать, что и было сделано в Дейтоне.

Во время "Европейской гражданской войны" (Нольте) в демократических США Государственный департамент в 1944 году подготовил аналитическую разработку с грифом "Совершенно секретно. Из Государственного департамента не выносить". В ней формулируется экстраполяция доктрины Монро на весь мир, в связи с чем все другие концепции широкой зоны безопасности вступали в конфликт с вездесущими США. Доктрина Монро рассматривается как тип геополитической стратегии, включающей большие пространства в зоны своего преобладающего и решающего политического влияния. В разработке откровенно признается один и тот же характер доктрины Монро и "немецкой доктрины "Grossraum". Даже стратегия "подчинения германскому контролю и управлению всей Европой от Гибралтара до Урала, от Норвегии до Северной Африки - эта идея Гитлера именуется всего лишь как "нацистская доктрина Монро" и спокойно разбирается как конфликтующая с американскими интересами геополитическая концепция, подобная доктрине Монро, хотя и имеющая специфические идеологические обоснования и методы достижения" (АВП РФ. Фонд 0512, опись 4, док. 212, папка 25, листы 4-7.).

Пакт Молотова-Риббентропа 1939г. является крупнейшим провалом английской стратегии за весь ХХ век, и поэтому его всегда будут демонизировать. Вряд ли Британия рассчитывала избежать войны, но для нее, как и для всей Западной Европы, наименьшие издержки сулило бы вступление в войну после того, как Гитлер сначала пошел бы на СССР, на Украину через Прибалтику, которую англосаксы отказывались гарантировать, не закрывая туда Гитлеру путь, также как Сталин не закрывал путь на Польшу. Обреченная на взаимное истощение война с СССР как первый шаг Гитлера обещала сохранение "атлантической" Европы относительно малой кровью, сулила беспомощность или распад СССР и возможность реорганизации Восточной Европы. Впрочем, сами британские политики полагали действия Сталина вполне обоснованными и естественно вытекающими как из исторических прав, так и из обстоятельств. "Меньше всего я хотел бы защищать действия советского правительства в тот самый момент, когда он их предпринимает..., - комментировал лорд Галифакс Советско-германский Договор в Палате Лордов 4 октября 1939 года, - "но будет справедливым напомнить две вещи: во-первых, советское правительство никогда не предприняло бы такие действия, если бы германское правительство не начало и не показало пример, вторгнувшись в Польшу без объявления войны; во-вторых, следует напомнить, что действия советского правительства заключались в перенесении границы по существу до той линии, которая была рекомендована во время Версальской конференции лордом Керзоном... Я только привожу исторические факты и полагаю, что они неоспоримы" (АВП РФ. Фонд N7, опись N4, N19, папка 27, лист 25.).

Действительно, кроме кусочка Буковины, Сталин лишь возвратил те территории, что были "отхвачены" у России в ходе гражданской войны (этот термин в отношении сфер влияния, очерченных Советско-германским договором, использует Генри Киссинджер тогда, когда забывает, что через несколько страниц надо приняться за демонизацию "нацистско-советского пакта"). Тем не менее, раздел его фундаментальной книги, посвященный этому событию, демонстрирует смесь досады и невольного восхищения. Так, он приводит слова Гитлера от 11 авг. 1939г.: "Все, что я предпринимаю, направлено против России. Если Запад слишком глуп и слеп, чтобы уразуметь это, я вынужден буду пойти на договоренность с Россией, разбить Запад, а потом, после его поражения, повернуться против Советского Союза со всеми накопленными силами".

Киссинджер соглашается, что "это действительно было четким отражением первоочередных задач Гитлера: от Великобритании он желал невмешательства в дела на континенте, а от Советского Союза он хотел приобрести Lebensraum, то есть "жизненное пространство". Мерой сталинских достижений следует считать то, что он пусть даже временно, поменял местами приоритеты Гитлера". Но это же максимум возможного и не может быть оценено иначе как выдающийся успех дипломатии. Кстати Киссинджер именно так и оценивает этот пакт, назвав его высшим достижением средств, которые "вполне могли бы быть заимствованы из трактата на тему искусства государственного управления XVIII века" (Киссинджер Генри. Дипломатия. М., 1996. Стр. 298, 302.).

4 августа 1941 года - через полтора месяца после нападения Гитлера на СССР - провозглашена "Атлантическая хартия" - декларация глав правительств США и Великобритании Ф.Рузвельта и У.Черчилля, которая обычно трактуется как перечень демократических принципов и общих формулировок целей войны - акцент делается на отсутствии у этих стран "стремлений к территориальным или другим приобретениям".

В Атлантической хартии прозвучала апелляция к праву всех наций на самоопределение и провозглашено "право всех народов избирать себе форму правления, при которой они хотят жить". Народы никогда не испрашивали на это у кого-либо разрешения, следовательно, смысл такого заявления - в провозглашении права англосаксов судить, являются ли существующие суверенные государства "угнетающими права своих народов", и права англосаксов избирательно не признавать суверенитет.

США и Великобритания объявили также о своем решении содействовать "восстановлению суверенных прав и самоуправления тех народов, которые были лишены этого насильственным путем", причем никакой ссылки на гитлеровскую агрессию в документе не было. Под нациями имелись в виду не только государства, но и народы, которые не имели своей государственности. Если бы этот пункт был расшифрован требованием вернуться к состоянию "ante bellum" - положению "до войны", это означало бы лишь отмену всех результатов агрессии и аннексии, совершенных гитлеровской Германией, странами оси и сателлитами. Но этого уточнения не было.

Это было провозглашением права с момента войны признавать или не признавать не только результаты агрессии, но и довоенные реалии. Фактически это эвфемизм для объявления карты мира "чистой доской" и своего права "начертать судьбу населяющих ее народов" (расшифровка полковником Хаузом пункта о России Программы XIV пунктов Вильсона). Рузвельт имел в виду прежде всего Прибалтику, югославян, все российские народы кроме русского - "жертвы империалистической политики коммунистической России", которые будут фигурировать в законе конгресса США "О порабощенных нациях" (P.L.86-90) 1959г.

Важный материал поставляет деятельность загадочного американского Совета по внешним сношениям. СВС провел до августа 1942 года исключительно интенсивную работу по систематизации и изучению возможностей переустройства послевоенной Европы, прежде всего ее восточной и центральной части. Доклады и обсуждения проходят в Группе под названием, вполне соответствующим Атлантической хартии: "Группа по изучению мирных целей европейских наций".

В заседаниях принимали участие, иногда с докладами, А.Сметона - бывший президент Литвы, К.Р.Пушта - бывший министр иностранных дел Эстонии, А.Бильманис - "полномочный посол" Латвии в США, Эрцгерцог Австрии Отто фон Габсбург, А.А.Грановский - президент организации по возрождению Украины, представители македонских политических организаций - очевидно, Внутри-македонская революционная организация, польская эмигрантская элита, бывшие государственные чиновники Чехословакии и Румынии, О.Яши - бывший министр национальностей Венгрии и другие. Председателем этой важнейшей Группы был сам Г.Ф.Армстронг, членами А.Даллес, У.Мэллори - Исполнительный секретарь.

Итак, представленные в Совете "нации" не совпадали с государствами на официальной карте Европы до начала гитлеровской агрессии, что лишний раз позволяет трактовать Атлантическую хартию отнюдь не как требование отвергнуть результаты гитлеровских завоеваний и вернуться к положению ante bellum, а, воспользовавшись этой агрессией, объявить пересмотр и довоенных границ на карте Европы.

Именно на эти "буферные" восточно- и центрально-европейские силы сделана главная ставка США в расширении НАТО в 90-е годы после краха геополитической роли России-СССР.

Это доказывает и официальное письмо американскому президенту, подписанное македонскими эмиссарами - К. Поповым, Х.Анастасовым, К.Ролевым, Л.Димитровым и др.. В нем выражается благодарность Докладу фонда Карнеги 1913 года и надежда, что "применение второго и третьего пунктов Декларации Рузвельта и Черчилля от 14 августа 1941 года (Атлантической Хартии) для разрешения вопроса Балкан позволит македонцам получить давно лелеемое географическое и политическое единство, независимость и управление" (АВПР. Фонд 0512, опись N 4, N 221, папка 25, лист 16, 13.). Тот факт, что авторы связали именно с Атлантической хартией судьбу македонцев как "разъединенной" нации, "находящейся под гнетом режимов трех государств - Югославии, Болгарии и Греции", а вовсе не гитлеровской агрессии, подтверждает смысл хартии, задуманной не как ответ германским завоеваниям, а как возможность объявить чистой доской карту всей Европы.

Через неделю после Атлантической Хартии 22 августа СВС посвящает американской стратегии в новых условиях заседание "Вопросы американской политики, касающейся нацистско-большевистской войны", циничный прагматизм которого смутил бы Талейрана и Макиавелли.

Однако самое ценное заключают в себе итоговые тезисы обсуждения:

"Военный результат этой войны решит судьбу не только большевистского режима; он может обусловить огромный процесс перегруппировки сил от Богемии до Гималаев и Персидского залива. Страницы истории открываются вновь, краски снова льются на карты.

Ключ к этому лежит в реорганизации Восточной Европы, в создании буферной зоны между тевтонами и славянами. В интересах Америки направить свои усилия на конструктивное решение этой проблемы..." (АВП РФ. АВП РФ. Фонд 0512. Опись 4. N213. папка 25. , лист 3.).

Цель Британии в ходе войны - не дать СССР шанса получить в Южной Европе опору. Британия уклонялась от настойчивых обращений Сталина открыть Второй фронт там, где это ускорило бы разгром Германии и упорно предлагала второй фронт на Балканах. В итоге она высадилась в Греции для контроля проливов и для того, чтобы не допустить утверждение просоветских сил, имевших на то большие шансы.

Еще в письме к Сталину в 1942 году с первым упоминанием о будущей организации безопасности У.Черчилль очертил структурные элементы будущей Европы, указав, что в них обязательно будут участвовать "великие нации Европы и Малой Азии", подтвердив свою извечную ставку на Турцию, и упомянул "дунайскую конфигурацию" (АВП РФ. Ф. 0512, опись N4, док. N 304, папка N 31, лист 1.).

В стратегии Британии Проливы, Юго-Восточная Европа, Балканы и православные славяне ни в коем случае не должны были попасть в геополитическую орбиту России. Это полное воспроизведение Восточного вопроса стало окончательно ясно И.Сталину в Тегеране. В конце переговоров "Большой Тройки", как описывает М.Гилберт, Черчилль заговорил о будущем после войны и о своем "ощущении, что Пруссия... должна быть изолирована и уменьшена, а Бавария, Австрия и Венгрия могли бы сформировать широкую, мирную... конфедерацию" (Gilbert Martin. Winston S. Churchill. Volume VII. The Road to Victory. 1941- 1945. Boston. 1986, p. 575.).

Черчилль предложил "отделить Баварию, Вюртемберг, Пфальц, Саксонию и Баден", чтобы эта группа "вросла в то, что он назвал бы Дунайской конфедерацией". Сталин же среди риторических сентенций, показал, что понял замысел Черчилля и поинтересовался, "будут ли Венгрия и Румыния членом какой-либо подобной комбинации" (Черчилль Уинстон. Вторая мировая война. Том V. Кольцо смыкается. М., 1955, стр.392, 393, 394.). Немецкий историк Р.Римек, обратив внимание на этот диалог, полагает, что Сталин воспротивился плану "вовлечь Южную Европу, прежде всего балканских славян, в западный силовой ареал" "не потому, что хотел сделать Южную Европу коммунистической, а потому, что, как любой русский государственный деятель и любой русский царь, он обязан был противостоять таким западным устремлениям" (Riemeck Renate. Bilanz eines Jahrhunderts. Stuttgart, 1997. S.177.).

Секретная теоретическая разработка Госдепартамента США от 16 февраля 1944 года полагает само собой разумеющимся, что "Советский Союз естественно возражает против создания "санитарного кордона" в районе, идущем вдоль его границ. Он, вероятно, будет сопротивляться созданию конфедераций, включающих все или часть государств Центрально-Восточной Европы, таких как проектируемые чехословацко-польским и греко-югославским пактами 1942 года (АВП РФ. Фонд 0512, опись 4, док. 212, папка 25, листы 27-28.).

Выбор Британии между соперничающими в Сербии антифашистскими силами - партизанами И.Б.Тито и Драже Михайловичем, которые оба были союзниками антигитлеровской коалиции, логичен. В отличие от Греции, где английский десант предотвратил приход к власти левых, здесь Британия сочла выгодным поставить на коммуниста Тито, и настояла на отставке Михайловича. Тито знал, чем заинтересовать Черчилля и в письме премьер-министру акцентировал внимание на своей цели "создать союз и братство югославских народов, которые не существовали до войны", "создать федеративную Югославию". Такой план связывал разнонацеленные балканские народы - хорватов, сербов, албанцев, предупреждая как прогерманский, так и пророссийский вектор, а своим охватом, выходом к морю и ориентацией на самостоятельный центр силы в Европе вполне соответствовал проектам "дунайской конфигурации". Черчилль "немедленно ответил" Тито, пообещав "поддержку правительства Его Величества", которое также "хочет создать союз и братство югославских народов" (Черчилль Уинстон. Вторая мировая война. Том V…, стр. 459, 460.). Тито сделал большую игру на интересах Британии, но "титовская Югославия" просуществовала ровно столько, сколько в ней нуждались англосаксы.

В британских секретных разработках, ставших достоянием советской разведки, имеется меморандум Идена и ответ Купера который в 1944 году уже нацелен на "предотвращение господства СССР на Европейском континенте", для чего одним из средств могло бы стать создание западноевропейского блока и "могучей и антисоветской Польши", которая "помимо ненависти к России"... является единственным фактором, отделяющим Россию от Германии". Эти рассуждения Купера вполне вписываются в англосаксонскую маккиндеровскую схему.

Запись беседы И.Сталина с У.Черчиллем от 14 октября 1944 года в ходе визита Черчилля и А.Идена в Москву говорит о подлинной цене польского вопроса для Британии: "Черчилль упорно работал с поляками все утро, но не добился больших результатов. Он, Черчилль, изложил на бумаге то, что он зачитывал полякам. Поляки были весьма недовольны, но, как он, Черчилль, думает, они не особенно далеки от того, чтобы принять это". Однако, предупреждает Черчилль доверительно, "если сведения об этом проникнут в прессу, то поляки могут поднять большой шум и это принесет большой вред Президенту на выборах". "Поэтому он, Черчилль, думает, что лучше было бы держать все это дело в строгом секрете, включая и тот документ, который он показал сейчас маршалу Сталину, в течение трех недель, пока не состоятся выборы в США".

Стратегической задачей британцев были планы в Юго-Восточной Европе, поэтому Черчилль без смущения сдавал Польшу, чтобы в обмен отстоять то, что для Британии и США было куда важнее - положения и условия региона Черного моря и проливов. Сталин настаивал на восточной границе по "линии Керзона". Черчилль предложил хотя бы зафиксировать, что поляки, прежде чем согласиться, "протестовали" против нее. "Это не подходит" - невозмутимо отверг Сталин, и беседа закончилась заверением Черчилля в том, что "британское правительство полностью сочувствует желанию Маршала Сталина обеспечить существование дружественной Советскому Союзу Польши" (Запись беседы тов. И.В.Сталина с Черчиллем. 14 октября 1944г. Вестник Архива Президента Российской Федерации. Источник. Документы русской истории. 1995/4 (17).стр. 145.).

Учитывая постоянную стратегию англосаксонских сил на евроазиатском пространстве, можно представить себе насколько эти схемы были подорваны новым могуществом СССР. Вместо яруса слабых и неподконтрольных ни Германии, ни России государств от Балтики до Черного моря, вместо "буфера между тевтонами и славянами" победа СССР и Ялтинско-Потсдамские решения были ударом по этим схемам и оформили подчинение влиянию России-СССР всей Восточной Европы.

Когда отгремели пушки на полях Второй мировой войны, в ходе переговоров и бесед Молотова, Государственного секретаря США Бирнса и Министра иностранных дел Великобритании Бевина на первой сессии Совета Министров Иностранных дел в сентябре-октябре 1945г. началась позиционная дипломатическая война.

Очевидная линия англосаксонских сил, ясная из подлинной истории переговоров по рассекреченным архивам, заключилась в следующем:

Категорически не пустить СССР на Балканы с тем, чтобы граница геополитической зоны безопасности СССР от Балтики на Юг ни в коем случае не соприкоснулась со Средиземноморьем, то есть не стала меридиональной системой "от моря до моря", о которой писал В.С.Семенов-Тян-Шаньский, а заворачивала к Черному морю, которое должно было быть политически и в военных параметрах отделено от Южной Европы, так чтобы Запад контролировал все Средиземноморье с Черноморскими проливами.

Впечатляет сам объем страниц, отражающий детальнейшие и жесточайшие споры по вопросам присутствия и доступа к Средиземноморью, а именно, о формах опеки и судьбе бывших итальянских колоний, Дунайскому судоходству и географическому ареалу и статусу Триеста - крошечного пункта на карте Европы.

Происходящее в 90-е годы двадцатого столетия, направление расширения НАТО, оккупация Косова - ключа к Вардаро-моравской долине, соединяющей Западную Европу с регионом проливов, на этом фоне выглядит отложенной реализацией не осуществившихся в конце прошлой войны и на сессиях СМИД планов. Проекты эти проявляют знакомые с XIX века черты извечных военно-стратегических симметрий и геополитических закономерностей, заслоненных борьбой "тоталитаризма и демократии", прежде всего Восточный вопрос.

Вопреки клише союзники России, как и в Первой мировой войне, не отводили к ее "зоне безопасности" ничего к юго-западу от тех рубежей, на которых она и так к началу ХХ века была главной региональной державой. Вакуум на Юге - в регионе проливов и стыка цивилизаций, создаваемый в начале века разгромом Австро-германского блока и окончательным распадом остатков Оттоманской империи, а в 1945 году - разгромом фашистской Германии, должен был быть заполнен неподконтрольными или соперничающими с СССР силами, пока они не будут структурированы в новые конфигурации - НАТО.

Британия и США отказывались признавать правительство Венгрии, Румынии и Болгарии как якобы созданные недемократическим путем, легко "сдав" Польшу и Чехословакию, хотя оснований для этого было куда меньше - в отличие от Польши это были "виновные" - "сателлиты Германии", и в их отношении СССР - "оккупирующая" держава-победительница имела куда больше моральных и политических прав обеспечивать "дружественное" правительство. За этим стояла проблема "международных водный путей" - Дунайское судоходство, требование полностью интернационализировать Дунай.

На официальных заседаниях Совета Министров Иностранных Дел в 1945 и 1946 годах, полных дипломатических недоговорок, Молотов предлагал бывшие колонии "побежденных держав" передать в качестве подмандатных территорий под временное управление союзников, а, в частности, Триполитанию - Советскому Союзу. Дж.Бирнс и Бдж.Бевин возражают, ничем убедительным свой отказ не мотивируя. Рассекреченная в середине 1990-х годов беседа В.М.Молотова с Министром иностранных дел Великобритании Бевином наедине 23 сентября 1945г. открывает карты.

Бевин против перспективы присутствия СССР в Средиземном море через подмандатную Триполитанию: "Черчилль в свое время говорил, что в одной из бесед с ним Генералиссимус Сталин сказал, что у Советского Союза нет намерения двигаться в Средиземное море." Бевин также поставил ребром "вопрос о международных внутренних водных путях в Европе", и просил, чтобы при установлении международного режима на водных путях Британскому правительству было возвращено то, что было потеряно Великобританией во время войны".

В ответ Молотов был также вполне откровенен: "В прошлую мировую войну, Британское правительство обещало отдать Константинополь царскому правительству. Советское правительство на это не претендует.

Почему Великобритания интересуется Черноморскими проливами? Черное море - внутреннее море, и вместе с тем не безопасное для Советского Союза, как показала эта война... Британское правительство, однако, не хочет, чтобы Советский Союз договорился с Турцией по этому вопросу... В Черноморских проливах нас хотят держать за горло руками турок. А когда мы поставили вопрос о том, чтобы нам дали хотя бы одну мандатную территорию в Средиземном море - Триполитанию, то сочли, что мы покушаемся на права Великобритании... Неужели Советский Союз не может иметь уголок в Средиземном море для своего торгового флота?"

Что же Бевин? "В отношении Триполитании он, Бевин, может сказать,... Британское правительство сильно опасается того, как бы чего не случилось в Средиземном море, что разделило бы Британскую империю на две части".

"Британское правительство стремится восстановить свои права на международных водных путях в Европе". Условие - полная интернационализация Дуная. Бевин тут же намекает, что взамен "Британия могла бы изменить свое негативное отношение к признанию румынского и болгарского правительств и выяснить, не является ли политика Британского правительства по отношению к этим странам неправильной" (АВП РФ. Ф. 0512, опись N4, док. N 304, папка N 31, листы 33- 60.).

Налицо двухвековая геополитическая реальность - Восточный вопрос.

Когда прозвучала Фултонская речь Черчилля, для Сталина, уже знакомого с жесткой позицией бывших союзников и дипломатическими баталиями в Совете Министров Иностранных дел, эта речь, потрясшая мир, стала лишь завершающим пропагандистским и идеологическим хлопком. Следует обратить внимание на тот факт, что в дни подготовки этой речи Черчилль показал ее Госсекретарю США Дж.Бирнсу, "который пришел в восторг и не предложил никаких изменений". Президент же сообщил Черчиллю, что в этот момент в Мраморное море "на неопределенный срок" уже собирался американский морской отряд особого назначения, состоящий "из самого мощного в мировом флоте линкора "Миссури", двух новейших и мощнейших авианосцев, нескольких крейсеров и дюжины эсминцев". Все это для сопровождения тела скончавшегося турецкого посла в Вашингтоне!

А фоном для речи были также события вокруг "восточного вопроса". Именно в эти дни стало известным, что СССР собирается пока вывести лишь часть войск из северного Ирана, а также вновь, теперь в обращении В.Молотова напрямую к министру иностранных дел Турции А.Л.Эркину, опять поставил вопрос о возвращении Карса и Ардагана, а также о совместном советско-турецком контроле Проливов (Там же. См. также Erkin Feridun Cemal. Les Relationes Turco-Sovietiques et la Question des Detroits. Ankaraю 1968, pp. 323-327.). Заметим, что еще в Тегеране, в ответ на прощупывание Сталиным отношения Британии к советской базе в Дарданеллах, Черчилль взамен сам предложил и обещал Сталину обязательно пересмотреть в пользу СССР Конвенцию о Черноморских проливах Монтре, 1936г. В 1945 году Британия уже жестко охраняла "восточный вопрос" как и перед Первой мировой войной. Можно предположить, что такая же судьба ожидала бы и согласие Англии в договоре 1915г. на передачу России Константинополя.

Продвижение СССР вглубь Европы до Берлина не рассматривалось англосаксами в качестве особой угрозы, но попытка восстановить условия Инкяр-Искелесского договора 1833г. - это было неприемлемо как и сто пятьдесят лет назад! Как не вспомнить мудрого П.Дурново, предупреждавшего Государя накануне Первой мировой войны, что любые жертвы - "и "основное бремя войны", и уготованная России "роль тарана... в толще немецкой обороны", будут напрасными, ибо "Россия не сможет обеспечить себе какие-либо стратегически важные обретения постоянного характера", ради которых стоило бы жертвовать. Потому что она воюет на стороне Великобритании - своего традиционного геополитического противника (Записка П.Дурново. Париж, 1943г.). На самом деле, вопреки распространенному суждению, контроль над Восточной Европой мало что добавлял к могуществу СССР и стал для него тяжкой обузой, необходимостью постоянно следить за своими отнюдь не лояльными "братьями", вроде поляков и венгров, только и мечтавших о реванше над Россией.

Единственным настоящим призом в этой войне могло бы стать восстановление тех территорий исторической России, которые в свое время и сделали ее державой, "без которой ни одна пушка в Европе не стреляла", а это - результаты Берлинского конгресса - Карс, Ардаган, (оккупированные в 1918 году Турцией), Прибалтика, и возможность беспрепятственного прохода по Черноморским проливам. Эти территории в отличие от ставших сателлитами Румынией, Венгрией, Болгарией, были до революции территориями России и тогда ни одним из самых жестких соперников России не оспаривались! Но, сдав без зазрения совести Восточную Европу, именно против восстановления исторической территории России скалой встали англосаксонские союзники СССР по антигитлеровской коалиции, ибо, как и в Первой мировой войне, смыслом участия в борьбе против Гитлера для них было не допустить победы ни Германии, ни России.

На рубеже 90-х годов Россия сдала свои геополитические позиции и отреклась от своих традиционных констант политики. Что происходит с Европой? Западная Европа остается ялтинской, к тому же консолидированной в НАТО. Но "социалистическая Восточная Европа" рассыпается в постверсальскую "Mitteleuropa", которую надо было срочно инкорпорировать в западный постялтинский каркас под англосаксонским контролем. Но на южном балканском фланге, том самом, за который велись дипломатические битвы на сессиях СМИД, Югославия, наоборот, на глазах превращалась из противовеса СССР и Варшавскому пакту в антиатлантическую силу, а освобождавшийся сербский потенциал угрожал "неправильной ориентацией", которая по мере неизбежного возрождения России могла бы обессмыслить всю англосаксонскую стратегию на Балканах с самого начала ХХ века - создание "дунайской конфигурации", включенной в англосаксонский ареал.

Эвфемизм "косовский конфликт" нужен был для того, чтобы уничтожить и парализовать Югославию - последний держатель послевоенного равновесия. Война в Боснии и "Косовский кризис" были вписаны в общие планы расширения НАТО на Восток. Югославский антиатлантический анклав с выходом на Средиземноморье был недостающим элементом мозаики, в которой все побережья Западной Европы должны были быть под "политическим контролем Англии". В этом "втором Версале" расширение НАТО лишь один из аспектов, гарантирующих сохранение незыблемости и прежней роли той западной структуры, которая в отличие от рассыпавшейся советской оставалась постялтинской, да еще проходила по маккиндеровскому меридиану - Берлину.

The U.S. National Defense University в 1996 году перепечатал труд Х.Маккиндера с предисловием генерала Военно-воздушных сил США Эрвина Рокки - президента этой структуры. Рокки открывает, что "еще в 1942 году авторы стратегии союзников признали ценность труда Маккиндера, который они использовали в конструировании поражения Германии", и далее признает, что "вся холодная война против Советов (1947-1991) была лишь промежуточной стадией" "в более великой борьбе сил Океана за владычество над "Мировым островом". "Соображения региональной стратегии", - по словам Рокки, побуждают державы НАТО "вновь опереться" на маккиндеровскую "классическую" формулу геополитической войны за мировое господство.

Стратегия США и НАТО по отношению к Югославии и идеологическая мотивация крайне схожа со стратегией в XIX-м и начале XX-го века. Работы Сетона-Ватсона, Маккиндера весьма актуальны, как и труд Семенова-Тян-Шанского, упомянувшего о самой соблазнительной сфере влияния "от моря до моря" по меридиану от Балтики до Средиземного моря, которую дважды пытались создать немцы в 1914 и 1941 годах, но теперь, похоже, создают англосаксы, в отличие от Гитлера умело отождествившие свои великодержавные интересы с морально-этическими канонами универсума.

Вардарско-моравская долина становится ключом к "укреплению с помощью трансатлантического партнерства американского плацдарма на Евразийском континенте с тем, чтобы "растущая Европа" могла стать "реальным трамплином для продвижения в Евразию". Именно так сформулировал стратегические геополитические цели США З. Бжезинский, карты которого напоминают "геополитическую ось истории" Х.Маккиндера и построения Ф.Наумана и других идеологов немецкого "Grossraum".

Специальный координатор Пакта стабильности для Юго-Восточной Европы Бодо Хомбах откровенно высказывается, что по сравнению с предыдущим периодом, когда вплоть "до 2000 года мы еще придерживались стратегии изоляции Сербии..., то теперь мы можем реально говорить о реинтеграции Югославии в международное сообщество", а цели Пакта определены им как "шанс и обязанность не только приспособиться к стандартам ЕС, но и сообща усвоить уроки послевоенной Европы" (Internationale Politik. 2000. N 11). Однако, урок в том, что новый передел мира никаких дивидендов континентальным европейским державам не принес, а, наоборот, уничтожает шанс подлинного возрождения Германии и политически значимой Центральнрой Европы, которая впервые за всю историю могла бы стать мостом между Западом и Востоком.

Сегодня превращение Восточной Европы в Центральную, а западных территорий исторического государства Российского в Восточную Европу - лишь звено в геополитической цепи, как и планировал Совет по внешним сношениям - "от Богемии, - ставшей членом НАТО, - "до Персидского залива, - где уничтожена региональная самостоятельность - Ирак, - "и Гималаев", куда почти дошли талибы. Она призвана сжимать Россию по некоему кругу - от Балтики к Югу, затем, отсекая ее от Черного и Каспийского бассейнов, поворачивая на Восток и теряясь в глубинах Центральной Азии, где идет борьба за ориентацию новообразованных государств - Казахстана, Киргизии, Таджикистана. Ее структурные отрезки как и недостающие элементы уже зримы, что указывает на очевидную связь всех разнородных инструментов конструирования этой дуги - от атлантического лобби в Прибалтике, антирусских фронтов Белоруссии и Украины, до вторжения военной машины НАТО на Балканы, создания исламских квазиобразований в Европе - Босния и Косово, связанных в дугу с Чечней и движением Талибан, простирающим амбиции до Памира.

Сейчас, когда русская внешняя политика медленно, но верно освобождается от виртуальных догм инфантильной сахаровско-горбачевской школы, хочется лишний раз обратить внимание на величие двухсотлетней работы дореволюционной России на Юге. Не будучи сформулирована в какую-либо доктрину, она, тем не менее, обладала интуитивной системной целостностью и успешно выстаивала в сложнейшем контексте окружающих ее интересов и цивилизаций. Эта политика не скрывала своих национальных интересов, хотя никогда самонадеянно не отождествляла их с "общемировыми", но и имела принципы, она всегда соизмеряла свои возможности с препятствиями, когда надо "сосредоточивалась" и умела удержаться от риска.