Пророк Даниил отвергает поклонение Вавилонскому идолу Вилу

Несмотря на множество публикаций по истории Церкви ХХ столетия остается не проясненным духовный конфликт эпохи: противостояние русского православия и наиболее жестокого в истории богоборческого режима. Рецидивы эпохальной брани во многом и сегодня определяют происходящее.

К роковым испытаниям начала ХХ века Русская Православная Церковь подошла ослабленной в силу ряда исторических факторов. Петр I подчинил Церковь государству, отменил патриаршество и ввел по протестантскому образцу Священный Синод, которым нередко руководили люди, далекие от православия. При Екатерине II было секуляризировано большинство церковных земель, закрывалось множество храмов и уничтожались православные книги. Если до Петра I духовенство и ученое монашество были носителями национального самосознания, то с XVIII века духовенство становится униженным и обездоленным сословием, а внутрицерковная жизнь все больше коснеет. Церковь переставала быть авторитетной в глазах власти, ослаблялось духоводительское влияние Церкви на народ и власть. В результате, начиная с XIX века русское Православие не смогло противостоять нашествию с Запада атеистических материалистических идеологий, что привело в 1917 году к насаждению в России режима государственного атеизма. Метапричиной российской катастрофы было ослабление духовных центров народа перед лицом смертельной опасности.

Очевидно, в начале XX века из-за накопленных грехов народ лишается небесной защиты и оказывается наедине с роковыми силами и фатальными стихиями, под черным потоком слепых случайностей и предзнаменований. Что ни происходит с тех пор в России, - все заканчивается наихудшим образом, все беды, которые можно себе представить, не обошли нас в роковой момент. В решающий момент роковая случайность определяла ход событий, но создается впечатление, что какая-то властная сила выстраивала ряд не случайных случайностей на погибель России. Очевидно, духовное помутнение в России достигло такого предела, когда происходящие события выпадают из обусловленности только натуральными связями, выходят в инфернальные измерения. "С каждым веком, с каждым годом нарастало в России то страшное раздвоение, которое завершилось торжеством большевизма... Никогда, кажется, не открывалась так связанность всего в истории, сплетение причинности и свободы, добра и зла, как в нарастании русской катастрофы. А также конечная укорененность всего именно в самой глубине, там, где совершается духовный выбор. В России одновременно с нарастанием света, шло и нарастание тьмы: и есть страшное предостережение, суд и напоминание в том, что тьма оказалась сильнее" (Прот. Александр Шмеман.) Народ нарушил собственное предназначение и утерял линию своей судьбы, впал в эпоху безвременья, вновь, по образному выражению протопопа Аввакума, "выпросил у Бога светлую Россию сатана". В этот момент будто на Россию направил взор сам дух зла, и будто все силы небытия вдруг ощутили позыв обрушиться на нее. Что-то в те годы распалось в духовной природе человечества в результате некой метафизической катастрофы, и это решило судьбу России, а затем и всего мира. Россия оказалась страной, на которую ополчились силы мирового зла, и разыгралась трагедия общемировая.

Православные мыслители начала XX века характеризовали российскую катастрофу как духовную болезнь. В России начала XX века тяжко заболел, прежде всего, дух - народа и человека. Эту духовную болезнь я назвал бы идеоманией - одержимостью идеями либо идеологиями. Идеомания - это род духовной болезни, имеющей своих носителей, свои формы и определенные средства излечения. Если психическая болезнь - это душевное помешательство, то духовная болезнь - это, прежде всего, помешательство духа, разлагающее душу, сознание, волю, память человека. Идеологическая мания представляет собой болезненное сосредоточение сознания и подчинение жизни какой-либо ложной либо частной, но гипертрофированной идее, что превращает человека в идеомана.

Духовные помутнения поражают высокие сферы души и являются болезнью культуры и общества, а не только индивидуальной психики, поэтому в отличие от психических болезней они могут передаваться и захватывать массы людей. Причиной психических заболеваний является нейрофизиологическая патология и травмы индивидуального подсознательного или бессознательного. Духовное же помутнение внедряется через сознание, поражая сферу бессознательного и волю. Духовному опыту христианства известны различные виды современной идеомании: материализм, атеизм, рационализм, идеализм, позитивизм. Это своего рода штудии интеллектуальной деградации, которые подготавливают к восприятию наиболее агрессивных и тоталитарных идеоманий - массовых галлюцинаций ложной социальности - коммунизма, социализма, фашизма. Все известные возбудители идейного беснования были выращены в европейских лабораториях мысли. Как водится, европейское общество успело выработать противоядие и переболело в легких формах. Россия же оказалась лишенной иммунитета, в течение предреволюционного столетия идеологические трихины прививались на беззащитную почву и потому дали наиболее зловещие плоды. Гипотезы и фантасмагории европейских маньяков у нас превратились в авторитетнейшие догмы и катехизис для большинства образованного общества. К тому же российский организм был ослаблен чередой исторических испытаний и оказался беззащитным перед экспансией черной духовности в силу того, что его жизненные силы были сосредоточены в другом измерении.

В начале ХХ века часть православной общественности осознает угрозу грядущих катастроф, предпринимаются попытки собирания церковных сил и оздоровления Церкви. С 1905 года начинается обсуждение тем будущего Поместного Собора Русской Церкви, призванного возродить святоотеческие традиции в жизни Церкви. Но Собор неоднократно откладывался по недальновидной воле Царя, важнейшие проблемы оставались нерешенными. В Церкви, как и во власти, господствовали пассивные настроения и ретроградство - сопротивление любым общественным изменениям. Когда мощнейшая в истории антихристианская сила внедрялась в Россию, в Церкви преобладало индифферентное отношение к духам коммунизма. Как пастырь и духоводитель народа Церковь не смогла мобилизовать национальное сознание на борьбу со смертельной духовной опасностью. В момент величайших испытаний, когда Россия оказалась втянутой в мировую войну, когда на нее обрушились мощнейшие антихристианские силы - в ней возобладало духовное отщепенство всех от всех, и всех вместе от духовного стержня русской жизни - Православия. Что и явилось предтечей войны гражданской.

В России роль "духовной сивухи" сыграла идеология марксистского коммунизма, которая была сформирована в лабораториях западноевропейской мысли, но перенесена в Россию русской интеллигенцией. К 1917 году идейное помутнение общества достигло предела и вызвало крушение всех духовных авторитетов русской цивилизации, а затем и традиционного жизненного уклада. К этому же времени оформился и организационный носитель социальной идеомании - партия большевиков, нацеленная на переустройство мироздания по идеологическому заданию. Традиционная русская власть была целенаправленно разложена и пала вместе с духовной деградацией общества, а партия идеологических маньяков стремилась к власти для навязывания идеологической мании огромной стране.

В 1917 году в России был установлен режим идеократии - власти идеологической мании. Если тоталитаризм - это всевластие государства, партократия - власть какой-то партии, то идеократия - это власть лживой идеологии над обществом, государством, человеком. Партия как субъект идеологической экспансии подчиняла нуждам идеологии государство, общество, сознание и образ жизни людей. Победивший в России марксистский коммунизм или марксизм-ленинизм - это самая тотальная и радикальная богоборческая идеологическая доктрина, нацеленная предельно богоборчески и античеловечески, декларирующая разрушение космоса христианской цивилизации и традиционных устоев жизни. Это - идеомания богоборчества. Коммунистическая идеология наиболее человеконенавистническая - "как один умрем в борьбе за это". Соответственно, воплощение этой агрессивной утопии всегда и везде без исключения вызывало огромные разрушения и наибольшее в истории истребление людей.

Россия с самого начала рассматривалась большевиками-идеоманами в качестве плацдарма "мировой революции". Отсюда задача - подчинить и отмобилизовать все ресурсы страны для всемирной экспансии идеократии. Российская история XX века и определилась экспансией идеократии и сопротивлением "живой жизни" - органичных, традиционных форм жизни общества и человека. Ленинский этап - захват идеоманами государственной власти во всём её объеме. Сталинизм - это тотальное подчинение идеологии всех сторон общественной и личной жизни; система тотальной лжи и насилия нацелена на превращение всех людей в идеологических маньяков ("перековка") и ликвидацию неподдающегося человеческого материала ("врагов народа") - отсюда необходимость перманентного "большого террора". Совершенно очевидно, что идеология совершенно враждебна русскому народу, иначе незачем было бы истреблять такое количество русских людей.

Духовное противостояние коммунизму со стороны православного народа началось только после того, когда на практике проявилась сатанинская природа режима, когда на народ и Церковь обрушились свирепые гонения. Но даже в годы Гражданской войны в народе и у его духовных пастырей недоставало осознания инфернальной сущности коммунизма. Свидетельством этого являются документы Поместного Собора Русской Православной Церкви 1917-18 годов и послания Патриарха Тихона.

Собор не был готов дать надлежащей оценки нового режима, который уже в 1918 году планировал полное уничтожение Церкви. Большинство церковных деятелей видело в большевиках разбойников, узурпаторов и гонителей Церкви, но не противохристианскую силу, планомерно готовившую истребление религии и гибель человечества. Хотя природа коммунизма к тому времени была достаточно проявлена в учении его основоположников и в бесчеловечной практике. На Соборе раздались только отдельные пророческие голоса. Протоиерей В.И.Востоков назвал социализм-коммунизм "антихристианским движением", "антихристианским злым явлением". Вину за распространение этой "заразы" протоиерей Востоков возлагал на русскую, в том числе и церковную интеллигенцию. Он призывал к всенародному покаянию за "наше попустительство развитию в стране злых учений и насилия". Но это глубокое осмысление коммунизма еще не было доступно православному народу. Предложение протоиерея В.И.Востокова издать от лица Собора разоблачающее суждение о "тлетворности учения социализма" не получило поддержки.

Впервые Патриарх обличает инфернальную природу коммунизма в своем послании от 19 января 1918 года: "Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это - поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей - загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей - земной... Анафематствуем вас... Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какие-либо общения: "Изъмите злаго от нас самих" (1Кор.5,13)". В последующих посланиях Патриарха анафематствуются совершающие насилия и убийства, оскверняющие святыни, посягающие на церковное имущество. Но в них не разоблачается сущность режима государственного атеизма. Патриарх квалифицировал новый режим как власть кесаря, порожденную силами мира сего, в то время как большевики уже проявили себя радикально богоборчески. Более того, уже в послании от 26 июля 1918 года Патриарх Тихон пишет: "Мы, служители Христовой Истины, подпали под подозрение у носителей современной власти в скрытой контрреволюции, направленной, якобы, к ниспровержению советского строя. Но мы с решительностью заявляем, что такие подозрения несправедливы, установление той или иной формы правления не дело Церкви, а самого народа... "Повинуйтесь всякому человеческому начальству в делах мирских"... (1Петр.2,13) не подавайте никаких поводов, оправдывающих подозрительность советской власти, подчиняйтесь и ее велениям, поскольку они не противоречат вере и благочестию".

Большинство иерархов Церкви стремилось остановить кровопролитие и сохранить церковную организацию, поэтому оно не обличало сатанинский характер большевистского режима явно, искало с ним компромисс в то время, когда его действия вопиюще противоречили вере и благочестию христиан. Это свидетельствовало о непонимании сущности той силы, которая обрушилась на Россию и Церковь. Всеобщее заблуждение относительно природы коммунизма и было решающей причиной того, что духовные силы России оказались ослабленными, раздробленными и разгромленными поочередно. В этот период впервые обнажилось то двусмысленное компромиссное отношение христиан, Церкви к атеизму и к коммунистической власти, которое, с одной стороны, являлось следствием неразличения духов в прошлом, с другой же - закладывало основы двоемыслия в будущем, ослабляло духовное противостояние богоборчеству.

Интернациональная богоборческая идеология нацеливалась на разрушение православной России - ее христианских ценностей, которые были устоями жизни народа. С другой стороны - ресурсы России как первого коммунистического плацдарма должны были служить всемирной экспансии коммунизма. Этим определялись две основные тенденции в отношении идеократического режима к исторической России: прямое разрушение и паразитирование. В свою очередь, соотношение разрушения и паразитирования определяло формы и направления экспансии режима. Отсюда "маятник" наступлений-отступлений идеологических сил: военный коммунизм - НЭП, большой террор - оттепель, закручивание гаек - перестройка. Идеологические силы отступали только вынужденно, для перегруппировки и мобилизации новых сил, для подготовки очередного наступления. Задача этих сил - поддержать механизм перманентной революции, по определению Троцкого, "революции, каждый последующий этап которой заложен в предыдущем". В России не столько свершилась великая социалистическая революция, сколько осуществляется перманентная антирусская революция. В моменты временного отступления освобождалась некоторая часть репрессированных национальных сил, но только для того, чтобы паразитически использовать их энергию для наращивания экспансии режима.

В наступившей при НЭПе передышке режим переходит к политике внутреннего разложения Церкви, в сочетании с жестокими ударами по жизненно важным областям: с одной стороны, инспирируется и поддерживается обновленчество, с другой, проводится кампания по изъятию ценностей, суд над Патриархом Тихоном, выносятся смертные приговоры епископам и священникам, закрываются храмы. Множество христиан, сопротивляющихся разгрому Церкви, ссылают в лагеря. Но тех, кто проявляет верноподданность, до времени оставляют в покое. Обновленцы, опережающие друг друга в заявлениях о преданности и доносах на стойких своих собратьев, пользуются особенным благоволением атеистической власти. "Сложным" подходом и выборочными разгромами оттепель отличается от периода тотального наступления, когда уничтожаются носители духа, чуждого идеологии, вне зависимости от степени лояльности.

В этих сложнейших условиях православный народ проявил невиданную стойкость по защите святынь и Церкви, но вместе с тем вновь обнажилось недостаточное понимание сущности коммунизма. Иерархи Церкви относятся к советской власти, как к плохой, но лояльной мирской власти. Недоставало духовной проницательности и мужества для того, чтобы осознать: в России впервые в истории к власти пришли силы открыто богоборческие, тотально одержимые злом. Вместе с тем идеологическое заражение затронуло и Церковь - в этом, прежде всего, причина прокоммунистических соблазнов обновленцев. Наряду с сопротивлением гонениям, в Церкви продолжается поиск компромисса с безбожной властью.

Поскольку люди не могут не сопротивляться внедрению нежити, то индустриализация, коллективизация и культурная революция неизбежно приводят к тотальному террору ("классовая борьба, обостряющаяся по мере строительства социализма" - Сталин). Так было во всех без исключения странах социализма. Только всеобщий террор окончательно создает коммунистическую систему. Через Коминтерн - пятую колонну коммунизма в различных странах - эта система воспроизводилась по всему миру.

Целое столетие радикальная интеллигенция мостила дорогу большевикам, которые захватили в 1917 году бесхозный государственный руль, чтобы превратить его в топор социалистической селекции. Началось, как и предписывалось некоторыми аристократами-декабристами, с физического истребления царской семьи. Затем уничтожаются последовательно: аристократия, дворянство, крупная и средняя буржуазия, купечество, чиновничество, офицерство, духовенство и монашество. Настали годы, когда принадлежность к этим сословиям означала каторгу или смертный приговор. Со временем жестко прореживается техническая и гуманитарная интеллигенция, уничтожается мелкий собственник и частный предприниматель, - сначала в городе, потом в деревне. В коллективизации ломается хребет бывшему союзнику пролетариата - крестьянству. Постепенно террор настигает и самый передовой класс: сначала уничтожаются лидеры рабочей оппозиции, затем в чистках сгинут пролетарские кадры, делавшие революцию - как участники "правых" либо "левых" блоков.

Чтобы обезличить человека до полного порабощения, нужно подчинить все сферы жизни, истребляя человеческий материал, сопротивляющийся или плохо поддающийся перековке. Когда поставлен под контроль промышленный пролетариат (командные высоты экономики в руках Советской власти), на очереди тотальное подчинение крестьянства. Сплошная коллективизация и ликвидация кулачества как класса - это не жестокая прихоть или ошибка тирана, но осознанная им железная необходимость, без которой невозможно было бы подчинить крестьянское большинство народа.

Основная цель идеократии - формирование нового общества, в котором будут созданы условия для воспитания нового человека с атеистически-материалистическим сознанием. Партия формулирует генеральную линию, меняющиеся русла которой в каждый данный момент указывают на те жизненные сферы, которые подлежат уничтожению. Этапы коммунизма (индустриализация, коллективизация, культурная революция, перековка, уничтожение классового врага) определяют основные задачи времени для идеологического молоха. Они внутренне взаимосвязаны, каждый из них предполагает и подготавливает последующие. Это путь разрушения духовных основ жизни, лишения человека свободы, превращения государства в механизм идеологического внедрения во все области жизни во всем мире. На каждом этапе отсекаются и уничтожаются наиболее здоровые и творческие силы, ибо они не подходят для нужд мировой революции и строительства нового общества. Идеократия неизменно направлена на разрушение всего положительного в человеке, обществе и государстве. Борьба идеологии с обществом вытягивается в бесконечную линию фронта: литературный фронт, производственный фронт, фронт коллективизации, антирелигиозный фронт. Борьба с классовым врагом должна обостряться, несмотря на построение бесклассового общества, - этот тезис признает возрастание сопротивления общества по мере наступления на него.

Кампания перековки непосредственно направлена на перерождение внутренней природы человека: идеологизируется сознание, стираются высшие качества личности, подменяются совесть, понятия о долге, ответственности, солидарности. Если христианство взращивало в человеке любовь, свободную богоподобную личность, ответственного хозяина жизни, то государственный атеизм превращает человека в безвольный винтик механизма террора - в жестокого палача. Неподдающийся коммунистической перековке человеческий "материал" подлежал физическому уничтожению. Так тотальный террор в России более всего мотивировался не политической целесообразностью или политической борьбой, но, прежде всего целями грандиозного атеистического переустройства мира.

Разрушение духовных центров жизни, прежде всего Церкви, остается главной задачей режима при всех метаморфозах его генеральной линии. К концу периода тотального наступления режима (к началу Великой Отечественной войны) государство полностью становится атеистическим, разрабатывается система государственного насаждения коммунистического образа мысли и жизни. Острие системы государственного атеизма направлено на радикальное изменение природы человека. Кампании индустриализации, коллективизации, культурной революции служат не только социально-политическим целям, но разрушают духовные основы жизни, органичные связи человеческого общества, религиозное отношение человека к миру, жизни, людям, земле, труду... Жизнь и труд превращаются в галерное тягло, а их цель - в фикцию. Рождение, жизнь и смерть каждого человека проходят теперь не под сенью вечности, а укрываются в тени светлого будущего.

Русская Церковь разделила судьбу своего многострадального народа. Под угрозой закрытия всех храмов и физического истребления христиан среди епископата возобладало соглашательство с безбожной властью. После третьего ареста митрополита Сергия в декабре 1926 года власть объявила о легализации возглавляемой им Церкви и разрешении образовать Временный Патриарший Синод. Затем появляется знаменитое "Послание Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Сергия" от 16/29 июля 1927 года. Под угрозой отмены полученных разрешений и расстрела многих арестованных церковнослужителей Синод провозглашает лояльность к советской власти. Поскольку Церковь никогда не боролась с властью насилием, то лояльность в данном случае могла означать только непротивление словом, по существу признание режима государственного атеизма. Отныне ради сохранения возможности легального богослужения Московская Патриархия отказалась разоблачать ложь и насилие богоборческой власти.

Но отказ обличать зло власти был фактическим признанием богоборческого режима, что и выражено в Послании: "Мы, церковные деятели, не с врагами нашего советского государства... а с нашим народом и правительством... Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к советской власти могут быть... не только изменники ему (Православию. - В.А.), но и самые ревностные приверженцы его. Оставаясь православными, мы помним свой долг быть гражданами Союза не только из страха, но и по совести..." К злу невозможно относиться нейтрально, признание государственного режима, несущего зло, приводит к его восхвалению. "Выразим всенародно нашу благодарность и советскому правительству за такое внимание к духовным нуждам православного населения", - сказано в том же Послании Местоблюстителя про власть, которая уже проявила свою сущность жесточайшими гонениями на Церковь.

Отныне, чтобы избежать ликвидации, Московская Патриархия вынуждена будет доказывать свою "полезность". Эти действия не выражали искренних убеждений православных иерархов, но были вымученной сделкой. Митрополит Сергий и его сторонники проявили не только малодушие, но и стремление любой ценой сохранить церковную организацию. Но этот невиданный доселе компромисс Церкви с открытым безбожием породил многие соблазны, раболепие, подмены. К тому же принципиальные уступки коммунистическому режиму не предохраняют от нового насилия. Очередная жесточайшая волна гонений на Церковь началась в 1929 году. Закрываются почти все храмы - и патриаршие, и обновленческие - все духовные школы, все монастыри. Большинство архиереев, священников, монахов, множество мирян ссылаются на погибель в лагеря. В период тотальных репрессий к середине тридцатых годов в России остается всего несколько православных храмов, на свободе оставалось несколько иерархов, которые пошли на компромисс с атеистической властью.

Вместе с тем, многие православные люди проявили в этой борьбе несгибаемую стойкость. В эти годы из иерархов, священства и мирян, не признавших церковную политику митрополита Сергия, формируется церковное "подполье" - Катакомбная Церковь. Один из ее руководителей - епископ Дамаскин в 1929 году пришел к убеждению, что "влиять на широкие слои народа потеряна всякая возможность", и потому он стал думать "не о спасении большинства, а меньшинства", "малого стада". Обращенная к большинству православного народа Московская Патриархия ценою огромных религиозно-моральных жертв пытается сохранить остатки церковной организации. Казалось бы, последовавшие после компромисса 1927 года жестокие гонения показали неоправданность тактики митрополита Сергия. Однако, говоря о человеческих слабостях наших иерархов, следует видеть в их действиях и Божий промысл: то, что удалось сохранить, в будущем откроет возможность для богослужения в тысячах храмов, проповеди Слова Божия миллионам людей. Так различные церковные позиции неисповедимо единились в противостоянии атеистическому нашествию.

Не сумев уничтожить религию и Церковь прямым насилием, власть разрабатывает тактику внутреннего разложения церковно-приходской жизни. Для этой долговременной борьбы атеистический режим создает "правовую" основу: в 1929 году все государственные акты по вопросам религиозной жизни сводятся в Постановление "О религиозных объединениях". В сталинском законодательстве скрыт ряд рычагов разрушения, которые власть может приводить в действие по мере необходимости:

1) Церковь не имеет статуса юридического лица, соответственно, лишена всех полномочий, в правовом отношении церковная организация не существует.

2) Церкви законодательно запрещены жизненно важные для нее формы религиозной деятельности: пастырство, проповедничество, миссионерство, религиозное воспитание и обучение, благотворительная деятельность, богослужение вне стен храма, паломничество, свободные контакты с братскими Церквами, распоряжение церковным имуществом...

3) На крайне узкую область дозволенного требуются отдельные разрешения атеистических властей (система регистраций, разрешений, отвода, контроля, надзора). Фактическое положение дел в Церкви не может не быть шире того, что в данном случае юридически разрешено. Но это значит, что власть может в любой момент использовать свое "право" на запрет религиозной деятельности. Если все формы религиозной жизни подвергаются жесткому контролю и все внутрицерковные вопросы решает богоборческая власть, то это значит, что в советской России была создана "узаконенная" система уничтожения религии.

В 30-е годы Церковь в России была разрушена до основания. Подавляющее большинство храмов закрыто и уничтожено. Тысячи священников и монахов, миллионы верующих предпочли мученичество отказу от веры и были расстреляны или сосланы в лагеря. Но атеизм не мог торжествовать полную победу, так как многие православные уходили в "катакомбы". Неискоренимой оказалась и личная религиозность. Христианство светилось в сохранении религиозных обычаев, нравственных норм общества. В этот период решалась судьба России, русского Православия. Несмотря на жесточайший террор, огромные соблазны и прельщения, народы России в большинстве своем не приняли богоборческую идеологию. Об этом говорят невиданные в истории человеческие жертвы. Как бы ни было сильно безверие в дореволюционной России, при насаждении атеизма обнажились религиозные основы мировоззрения людей. В России атеистическому режиму было что разрушать, и было за что уничтожать огромное количество людей.

Амплитуда идеологического маятника - гонений-оттепелей - и мощь последующих ударов во многом зависят от сопротивления режиму, в конечном итоге от духовного состояния народа и Церкви. За годы коммунизма в русском православии окрепло истинное понимание природы идеологии зла. Поэтому народ смог ответить атеистическому насилию массовым мученичеством. В крови миллионов мучеников, принявших смерть за веру в Бога, верность земному Отечеству, защиту божественного достоинства человека, - захлебнулось мощнейшее в истории богоборческое наступление. Русское христианство и крестьянство (наиболее религиозная часть народа) оказали основное сопротивление. По этому духовно-телесному хребту России и был нанесен основной удар.

Начало Великой Отечественной войны показало, что духовные силы общества не удалось сломить окончательно. За жизнь в коммунистическом аду народ воевать отказывался, "голосовал ногами", - армия за несколько месяцев отступила до Москвы. Вместе с тем, народ сохранил религиозное жизнеощущение: на занятых германскими войсками территориях открывалось множество храмов. Вновь проявилось, что богоборческий режим отступает только вынужденно, перед угрозой потери власти или влияния выпускаются из подполья некоторые порабощенные сферы жизни, чтобы паразитировать на них. В борьбе с гитлеризмом сталинизму пришлось опереться на подвластную ему Россию и народ, а значит и их духовные основы, которые последовательно уничтожались более двух десятилетий. Советские вожди во имя самосохранения и защиты плацдарма безбожной теократии были вынуждены частично освободить силы религиозного, национального и индивидуального жизнеощущения. Сталинизм в борьбе с противником пытается сделать ставку на патриотические и религиозные чувства, на раскрепощение человеческой индивидуальности. Мобилизуя для войны остатки духовных сил народа, Сталин вынужден выпустить из лагерей оставшихся в живых священников и епископов, открыть уцелевшие храмы, монастыри, церковные школы, издательства. В 1943 году впервые за советское время созван Поместный Собор Русской Церкви, избран Патриарх.

Эти уступки тщательно дозируются властью, но на фоне предыдущего истребления выглядят едва ли не новым рождением. Сталинское церковное "возрождение" вместе с относительным благом несло множество новых соблазнов. Атеистическая власть выдает себя чуть ли не за радетельницу о нуждах Церкви. В обмен на частичные свободы руководство Московской Патриархии окончательно смиряется с униженным положением Церкви. Свободный голос Церкви больше не звучит. Устами иерархов безбожная власть не только легализуется, но и всячески поддерживается. В посланиях Патриарха и Синода, полных славословий в адрес "вождя народов", Сталин объявляется спасителем России и Церкви.

Так одновременно с улучшением положения религии складывается новая форма прельстительного компромисса иерархии Московской Патриархии с атеистическим режимом. Господствующее в православной общественности религиозное двоемыслие позволяет оправдывать это ложное состояние. У христиан в России вновь притупляется ощущение зла коммунистической идеологии. При помощи различных фальсификаций власть стремится направить религиозное сознание на поиск "врагов" Православия где угодно, только не в системе государственного атеизма. Среди православной иерархии распространяется ложное представление о том, что наша родная советская власть защищает Православие от мирового заговора папизма, протестантизма, жидомасонства, разврата демократий...

Таким образом, победил в войне возрождающийся народ, на котором паразитировала идеократия. Однако террор и кровавая война истребляли лучших людей, многие остававшиеся в живых были внутренне сломлены. Годы войны показали, что душа народа жива. Наступили долгие годы трудного восстановления духовных сил, очищения религиозной совести народа. Сознавая опасность этого возрождения, режим в конце сороковых годов пытается вновь надеть "намордник" на людей, которые в неимоверных испытаниях ощутили вкус свободы, веры и надежды. Возобновляется террор - вновь усиленно заработала "наша канализация" (А.И.Солженицын). В лагеря потекли потоки солдат и офицеров, победителей и инвалидов, "власовцев" и "бандеровцев", репатриантов из стран Восточной Европы - всех, кто мог свидетельствовать о жизни за железным занавесом. Готовящаяся окончательная чистка не успела развернуться из-за смерти диктатора. Ибо ни народ, ни партийные вожди уже не хотели возврата к старому, После того как в Великой Отечественной войне режим для самосохранения был вынужден выпустить из подполья силы национального и религиозного самосознания, началось медленное, но необратимое отступление идеократии.

В хрущевский период режим вынужден отказаться от тотальной экспансии и перейти к тактике частичных отступлений, компенсируемых спорадическими ударами в других областях - религиозные гонения, насаждение "социалистических революций" на различных континентах. В середине пятидесятых годов сталинизм был принесен в жертву сохранению власти и модернизации режима идеократии. Это расширило границы свободы и медленно, но неуклонно преображало жизнь. Пытаясь компенсировать вынужденные потери и упреждая духовное возрождение, режим вновь наносит мощный удар по духовным центрам жизни - религии и Церкви. Планировалось полное уничтожение Русской Православной Церкви. Были закрыты тысячи храмов, большинство монастырей и духовных школ. Но хрущевские гонения натолкнулись на непреодолимое сопротивление. Расширение борьбы с Церковью потребовало бы возвращения к большому террору, что, в свою очередь, заставило бы реставрировать сталинизм, вновь опустить железный занавес. На это у власти уже не хватало сил, не было людей, готовых ради торжества атеизма жертвовать жизнью или ее благами.

Режим государственного атеизма нацелен на полное и окончательное искоренение религии. Если оставались в России действующие храмы и верующие души, то вопреки богоборческой власти. Не имея сил физически разрушить Церковь, власть стремится разложить ее изнутри. В 1961 году Совет по делам религий проводит в Церкви реформу, которая разрушает остатки традиционного церковного управления, юридически расчленяет организацию Церкви. Священники отделяются от церковно-приходской жизни и должны наниматься приходом по договору для исполнения религиозных потребностей. Статус епископата и Патриархии вообще никак не оговаривается законом, - в правовом отношении их как бы не существует, и они не имеют юридических форм связи с приходами. Этим церковный народ всеми "законными" средствами отделяется от пастырей.

Но единство Церкви держится законами, написанными в сердцах. Большинство православных не знало юридических тонкостей и относилось к священникам и архиереям традиционно - как к пастырям, возглавляющим всю церковную жизнь. Тем не менее, внутрицерковная деятельность полностью контролировалась и направлялась представителями Совета по делам религий при местных исполкомах. На все действия общины должно быть получено конкретное разрешение уполномоченных Совета по делам религий при исполкомах всех уровней. Естественно, что руководство церковной жизнью осуществлялось государственными органами в интересах атеизма - разлагало Церковь. Гонения на Церковь подорвали ее силы, были причиной формирования в среде священства и церковнослужителей настроений апатии и приспособленчества. Но к концу этого периода в Церкви раздается свободный голос, зарождается независимая от диктата христианская общественность.

В брежневскую эпоху стагнации коммунистический режим на внутреннем фронте окончательно отказался от наступлений и сосредоточил силы на сохранении достигнутого: ни шагу вперед, но ни пяди назад. Более мягкая форма идеомании - социализм - декларирует ложные социальные ценности, прикрывает пафос богоборчества лжеидеалами. В семидесятые годы борьба с религией приобретает новые формы. Пользуясь отлаженным механизмом, Совет по делам религий проводит кропотливую работу по внутреннему разложению Церкви. Система "правового" давления значительно усиливается беззаконным произволом местных властей. Этот внеправовой "люфт" с позиций государственного атеизма оправдан и поэтому искренне не замечается чиновниками. Они убеждены, что, нарушая законы во имя идеологической целесообразности, служат интересам государства.

Самой жесткой фильтровке и контролю подвергался епископат. Архиерей поставлялся в епархию только после тщательной проверки и разрешения Совета по делам религий, а также местных органов власти. Не имеющие юридического статуса епископы были лишены законных средств воздействия на жизнь церковных приходов. Их положение полностью зависело от произвола чиновников. Подобная политика формировала раболепный епископат, за редким исключением исполняющий все распоряжения властей. У многих иерархов сложились бюрократические отношения с властью по принципам: чиновник может договориться с чиновником, мы - вам, вы - нам. С архиерейских кафедр практически уже не звучал независимый церковный голос. Вместе с тем, в епископате копилось глухое недовольство существующим положением. Под покровом раболепия неожиданно возникали сильные деятельные фигуры, пытающиеся проводить хоть какие-то церковные преобразования.

Власти бдительно контролировали и состав священства. На рукоположение священника требовалось разрешение уполномоченного Совета по делам религий при местных советах. Сеть официальных и негласных условий отсеивала наиболее достойных кандидатов к пастырскому служению. Препятствиями для получения церковного сана являлись: высшее светское образование (особенно гуманитарное), руководящая должность в прошлом, зарубежные связи и дружба с иностранцами, возраст - слишком молодой либо слишком пожилой, признаки инакомыслия. Если отсутствовали формальные причины для отказа в рукоположении, то оставался безотказный способ отказа - воздействие через архиерея, который мог сослаться на недостаток смирения у кандидата или другие церковные тонкости. Так же строго контролировался набор в семинарии: поступающие должны были получать рекомендацию архиерея или священника (только с ведома уполномоченного Совета по делам религий).

Назначение священника на приход проходило через тройной отсев. Прежде всего, для этого требовалось предварительное согласие вышестоящего уполномоченного. Двадцатка - руководящий орган прихода - заключала договор о найме священника на культовую деятельность, только получив разрешение местных органов власти. Наконец, начать служение священник мог лишь после получения регистрации в местном исполкоме. Эта система действовала и в обратном порядке: неугодный священник мог быть лишен регистрации, исполнительный орган прихода по указанию властей мог всегда расторгнуть со священником "договор". Со строптивым, но слишком известным священником легче всего расправиться руками архиерея: перевести в другой храм, вывести за штат, а то и подвергнуть запрещению в служении. Все священники, особенно в крупных городах, регулярно перемещались с места на место для атеистической профилактики: чтобы разрывать с трудом налаженные связи с паствой. Но и на приходе священник находился под неусыпным оком старосты, назначаемого Исполкомом местного Совета. Старостами церковных приходов были, как правило, атеисты, нередко партийные или кагэбешные пенсионеры (на сытых хлебах бесконтрольного распоряжения церковным имуществом), либо люди подневольные, находящиеся "на крючке" у властей за какие-либо прегрешения перед законом.

Вне стен храма священник не имел права вести богослужебную деятельность, кроме как по просьбе умирающих или тяжелобольных. Текст проповедей должен был предварительно утверждаться архиереем, а также уполномоченным. Вся эта система была нацелена на то, чтобы разрушить триединство священнослужения: церковнослужение, пастырскую деятельность и проповедничество, миссионерство. Священник лишался всяких возможностей быть миссионером - распространителем православной веры, проповедником слова Божия, заботливым и ответственным пастырем своих духовных чад. Власти всеми силами стремились свести его деятельность к роли служителя культа.

Но, вопреки системе тайного и явного контроля, в Церкви появляется все больше достойных священнослужителей. Священник, в отличие от архиерея, связан с жизнью прихода, с паствой. Ему лучше известны нужды церковной жизни. Он учился противостоять козням атеистических органов. Чтобы реализовывать сведенные к минимуму священнические обязанности, ему приходилось не только учиться двусмысленной дипломатии, но и воспитывать в себе религиозную твердость. Наметившиеся признаки отката атеистической экспансии заставляют священника по-новому самоопределяться. Новые тенденции времени способствуют формированию деятельного, свободного и ответственного служителя.

Архиерей и священник были отделены от административной деятельности прихода. Вся приходская хозяйственная и финансовая деятельность находилась в полном распоряжении власти. Уполномоченные определяли нужды храмов в ремонте, приобретении церковнослужебной утвари, облачения церковнослужителей. Они же контролировали распределение доходов храма: оплату найма церковнослужителей, отчисления на епархиальные нужды, перечисления в разнообразные "фонды". Естественно, что уполномоченные органов государственного атеизма использовали свои права против нужд Церкви. Так, большие суммы, собранные верующими, перечисляются в "Фонд мира" (за что старосты получают ордена) или расхищаются номенклатурой. В крупных городах многолюдные приходы становятся кормушками для чиновников, контролирующих финансы прихода.

В провинции положение малодоходных приходов зависело от степени компромисса с представителями власти, которые нередко тяготели к патернализму. Многолюдные же приходы больших городов в решении своих насущных проблем, как правило, откупались от властей - большой денежной мздой, дорогими подарками или крупными отчислениями в "Фонд мира". Каждый храм имел неподконтрольную черную кассу, из которой осуществлялись доплаты к окладам церковнослужителей, компенсирующие налоги (изымающиеся по шкале кустарный промысел и доходящие до 75 процентов), производились ремонты храмов и утвари. Так как приход не имел статуса юридического лица и потому не имел права заключать с организациями хозяйственных договоров, то такая полулегальная форма хозяйствования являлась единственно доступной. Это, в свою очередь, предоставляло дополнительные возможности для произвола и злоупотребления чиновников.

Может показаться загадочным, почему режим государственного атеизма не уничтожил Церковь? Только потому, что у него на это не хватало сил. Вопреки многолетним репрессиям и атеистической пропаганде храмы были полны верующих, которые стремились жить не по "моральному кодексу строителя коммунизма", а по религиозной совести. Выбор священнического служения определяется не мирскими потребностями, а глубоким религиозным чувством. Об эту невидимую стену народного благочестия и разбиваются волны гонений. Духовные токи православной веры вливаются в жизнь приходов, противостоя в каждом конкретном случае богоборческому давлению.

Церковный приход как передовая линия в борьбе атеизма с Православием оказывается местом столкновения благочестия и духовного подвига одних, меркантилизма и вероотступничества других, местом открытых битв и шатких компромиссов. Все больше появлялось приходов, где жизнь определялась не только сложной дипломатией и компромиссами с властями, но подвигалась духовным авторитетом настоятеля, религиозной твердостью старосты и прихожан, которые вынуждали местные власти к уступкам большим, чем допускали московские циркуляры.

Многие храмы и монастыри были сохранены только благодаря религиозной стойкости основной массы прихожан последних десятилетий - тех, кого высокомерная интеллигенция называла темными верующими. Действительно, обремененный знаниями неофит - новообращенный от интеллигенции - имел все основания ужасаться их религиозной непросвещенности. На вопрос об исповедании Святой Троицы многие старушки могли ответить, что это Спаситель, Божия Матерь и Никола Угодник. Но их пламенная вера спасала храмы от закрытия. Они вытаскивали за бороду на паперть зарвавшегося старосту, скрывали в своих домах монастырскую братию при попытках закрыть монастырь, а то и ложились под колеса машин, вывозящих монахов или церковную утварь. Их, как в Почаевской Лавре, не могли изгнать пожарными брандспойтами. Только твердая старушечья вера создала возможность для последующего возвращения в Церковь интеллигенции.

Прилив в Церковь верующих сопровождался изменением общественного настроя в отношении к религии. Становится все менее принятым называть религию мракобесием, все больше вера вызывает уважение даже у атеистов. Многие крестят детей, венчаются, потому, что так было принято всегда. Все чаще люди идут в храм не только из светского любопытства, но, ощущая смутную потребность поставить свечку, подать записку за здравие или за упокой. Входящие в храм прислушиваются к происходящему в нем, знакомятся с основами религиозной жизни, и с этого начинается их долгий путь к Богу. Нередки случаи, когда высокопоставленные чиновники на смертном одре зовут священника. Более всего возврат к вере начался в среде интеллигенции и городской молодежи.

Вновь пришедшие в Церковь приносят груз многих предрассудков и заблуждений из долгого пути к вере. Очевидно, соблазны неофитства однотипны во все времена. И сейчас повторяется то, что было в эпоху эллинизации христианства. К Православию нередко приходят через художественную литературу, либо через периферийную и даже антихристианскую религиозность: оккультизм, теософию, антропософию, восточные религии и современные формы религиозного синкретизма - неорганичного смешения различных религий. Само Православие пытаются привить на какой-нибудь главный ствол в роще мировых религий. Духи прельщения и обмана скрывают ту истину, что религиозное сознание пробуждается с пониманием провиденциального смысла нашего рождения в лоне Православия, которое открывает наиболее органичный путь к Богу. Преисполненное предшествующих симпатий и отторжений, неофитское сознание склонно преувеличивать вторичные факторы и микшировать главное в жизни Церкви. В среде новообращенных распространено естественное для полуязыческого сознания гипертрофирование обрядовой стороны религии. Новый ритуал и обряд нередко заменял место атеистического ритуализма, религиозное обращение для многих было сменой идеологии. При этом неофиты в стремлении быть святее самого Папы склонны к радикализму в позиции и суждениях, преисполнены пафоса осуждения окружающих и подозрений своих собратьев в чистоте веры.

В этом смысле очень актуальны мудрые суждения протоиерея Александра Шмемана о подлинном отношении к православному преданию: "В современном церковном сознании прошлое часто больше давит и сковывает, нежели творчески претворяется в верность подлинному Преданию. Вскрывается неспособность оценивать прошлое, различать в нем Истину от "только" прошлого. Предание до неразличимости смешивается со всевозможными "преданиями", которые сами требуют еще своей оценки в свете вечной правды Церкви. Частичное, одностороннее, даже извращенное выдается подчас за "суть" Православия. Есть грех "абсолютизации" прошлого, который неизбежно приводит к обратной крайности: к "модернизму" - то есть, в сущности, а отказу вообще от прошлого, к принятию в качестве единственного мерила "современности", "науки", "нужд текущего момента". Но как одно охранение "православной" внешности не способно скрыть глубокого кризиса современной Православной Церкви, так и "модернизму" не изменить ее. Единственный выход всегда в обращении к самой Истине Церкви, и через нее к овладению прошлым: в нем находим мы и вечное Предание Церкви, но также и бесчисленные измены ему. Православное сознание всегда "исторично", всегда включает в себя прошлое, но никогда не "рабствует" ему. Христос "вчера и сегодня и во веки Тот же", и сила Церкви не в прошлом, настоящем или будущем, а во Христе, Который пребудет с нею до скончания века, чтобы каждый из нас мог в Нем и с Ним найти смысл жизни". Возврат к религии был преисполнен множества соблазнов, вместе с тем, этот тернистый путь был единственной дорогой к храму, где душа получала возможность очиститься и обрести Истинного Бога.

С Горбачева начинается агония идеократии. Разваливающийся режим с помощью Ельцина хоронит под собой страну. С начала девяностых годов в России господствует форма идеологии третьего порядка, которую можно квалифицировать как либерал-большевизм, декларирующий квазилиберальные идеалы, насаждаемые большевистскими методами лжи и насилия. Следующий идеологический круг не требует тотального истребления и самоистребления как коммунизм, не декларирует ложные идеалы как социализм, он провозглашает ценности положительные, но гипертрофированные, искаженные. Либерал-большевизм навязывает псевдолиберальные ценности, фальсифицирует понятия свободы, демократии, рынка. Он не имеет отношения к подлинным идеалам либеральной демократии, так же как социализм - к социальному равенству и справедливости. Если коммуно-социализм - это антирыночная утопия, то либерал-большевизм - это утопия рыночная, также насаждаемая средствами государственного принуждения. Либерал-большевизм навязывает примитивные ценности общества потребления. В отличие от агрессивного интернационализма в коммунизме и агрессивного национализма в фашизме, либерал-большевизм разлагает остатки традиционного религиозно-нравственного микрокосма внедрением так называемых общечеловеческих ценностей, единого мирового порядка. При видимой противоположности коммуно-социализму и фашизму эта установка имеет с ними общую природу: атеизм и агрессивная антидуховность; обман и демагогия, имморализм, беспринципность, возведенные в принцип; ограниченность и разорванность сознания, склонного к разного рода фобиям, массовым психозам, истериям; атрофированность правосознания, исторической памяти и национального самосознания; партийный подход, безжалостное отношение к идейным противникам, которые воспринимаются как нелюди. В любой разновидности идеократический режим способен править только насилием и ложью, либо ложью и насилием.

Таким образом, если общество вошло в эпицентр идеологической мании - коммунизм, то, выходя из "черной дыры" идейного помешательства, оно неизбежно проходит более "мягкие" идеологические круги. Это может проходить сравнительно безболезненно и кратковременно, но существует опасность надолго застрять в очередной форме помешательства. Необходимо осознать, что наиболее эффективное действие злой воли - это не прямое противостояние живой жизни, а инфильтрация ее злым духом, паразитирование на положительных импульсах, их фальсификация, взнуздание их до крайности, до абсурда, то есть обращение доброделания во зло. Если после краха коммунистического тоталитаризма в начале девяностых годов маятник идеократии качнулся к либерал-большевистскому разрушению государственности и подавлению национального достоинства русского народа, то на неизбежной реакции защиты паразитирует другая идеомания - этатизм (гипертрофия роли государства) и шовинизм (абсолютизация значения государствообразующего народа). Противоположные по видимости полюса по существу являются различными личинами духа небытия. Хотя националистическая одержимость не присуща русскому народу, есть силы, которые возбуждают ее в современной России. В каждый исторический момент жизненно важно отделить положительные жизненные тенденции от паразитирующих на них духов.

С началом разложения коммунистического режима в годы перестройки перед Церковью стояла двойная задача: всемерно способствовать процессу освобождения государства от атеистической идеологии и стремится к реальному отделению Церкви от государства. Русская Церковь может вернуть себе авторитет духовного и нравственного воспитателя народа и противостоять разгулу безбожия во всех его формах, только будучи независимой. Это требовало от христианской мысли творческой разработки новых принципов отношения Русского Православия к государству.

Вместе с тем, встала задача деидеологизации церковной жизни, ибо атеистическая идеология проникла и в религиозное сознание. Примером этого являлась в семидесятые годы двусмысленная богословская концепция митрополита Никодима о тождестве атеистического светлого будущего и христианского Царства Божьего. Этим же объясняется увлечение православных владык светской "миротворческой" деятельностью и ее церковное освящение: секуляризованное понимание проблемы экуменизма. Перед православным сознанием в новом измерении встали проблемы отношения Церкви к миру и государству, роли христианина в современном мире, что требовало уточнения некоторых богословских и философских понятий, в том числе и понятия Церкви. Для этого необходимо было четко определить отношение к Декларации митрополита Сергия 1927 года, в которой выразилась полная лояльность Московской Патриархии к режиму воинствующего атеизма. Если и можно исторически оправдать вымученный компромисс перед лицом кровавых репрессий и угрозы полного разгрома Церкви, то это не означает, что в новой ситуации должно считать эту позицию праведной, тем более продолжать ее в современных формах.

В 1990 году по инициативе Российского христианского демократического движения (РХДД) в Верховном Совете РСФСР был разработан и принят закон "О свободе вероисповеданий", отменены ленинские и сталинские законы о религии, в том числе и декрет об изъятии церковных ценностей и имущества, день Рождества Христова был официально объявлен общероссийским праздником. Вскоре после этого был распущен Совет по делам религий в РСФСР, впервые религиозные организации обрели статус юридического лица, разрешалось публичное церковное служение, миссионерская, благотворительная, просветительская деятельность религиозных общин. Под влиянием российского законодательства был изменен к лучшему и проект союзного закона "О свободе совести". Демонтаж системы государственного атеизма раскрепостил религиозную энергию народа: за несколько лет в стране восстанавливались и открылись тысячи новых храмов, десятки монастырей. При этом новые храмы оказываются полны народа, что свидетельствует о возврате к вере миллионов людей. В то время не удалось добиться возвращения храмов и имущества в собственность религиозных организаций, ибо в этом вопросе столкнулись мощные материальные интересы различных групп; это и поныне является серьезным препятствием для религиозного возрождения в России.

Ельцинский режим, называвший себя антикоммунистическим, по существу сохранял основу большевистского отношения к миру - материалистическое атеистическое мировоззрение. Это создавало новый раскол власти и общества. В народе медленно возвращается историческая память, все больше людей, не считающих себя верующими, тяготеет к формам православного в основе своей уклада жизни, что является реакцией на насаждение чужеродной масскультуры и потребительской цивилизации. Вновь строящиеся храмы и монастыри не только полны народа, но в них возрождается традиционная церковная жизнь. Поразительный факт: при физическом истреблении живых носителей религиозных традиций, приходская и монастырская жизнь возрождается полноценно, в разнообразных формах восстанавливается дореволюционный уклад. В одних приходах преобладает миссионерская направленность, в других множество народа приходит на проповеди талантливого батюшки, третьи славятся своим духовником. При храмах открываются приходские школы, появляются высшие православные учебные заведения, православные издательства. На Валааме восстанавливается традиция строгого аскетического и, вместе с тем, хозяйственного монастырского уклада. В Оптиной пустыни возрождается ученое монашество и обширная миссионерская деятельность монастыря. Тысячи храмов и десятки монастырей по всей России становятся полноценными духолечебницами, в которых духовно оздоравливаются миллионы людей.

Но власть еще остается чужеродной по отношению к историческим традициям России. В духе государственного атеизма ельцинский режим первой половины девяностых годов вел скрытое разрушение Православия. На виду кремлевские богослужения напоказ, открытие столичных храмов и строительство храма Христа Спасителя, нераскаявшиеся атеистические вожди со свечами в храмах. На деле - государственная поддержка прозелитизма , то есть создание благоприятных условий для внедрения чужеродных для православной страны религиозных верований, навязывание православному народу сектантского сознания. Обескровленная репрессиями коммунистического режима Русская Православная Церковь по существу лишена государственной поддержки, в первой половине девяностых годов во многих местах блокировалось открытие православных храмов. После разрушения СССР и отмены всех его законов Российская Федерация оказалась беззащитной перед религиозной экспансией из-за рубежа, ибо действующий закон "О свободе вероисповеданий в РСФСР" был принят в 1990 году как закон республики в составе Союзного государства и не мог касаться такого рода вопросов. К лету 1993 года Верховный Совет принял закон "О свободе совести в РФ", который регламентировал деятельность иностранных миссионеров, что осуществляется и в западных странах. Под давлением из-за рубежа и со стороны доморощенных радикал-демократов Президент дважды накладывал вето на закон с показательной мотивировкой: "закон нарушает права и свободы зарубежных граждан". В третий раз принятие этого закона было расстреляно вместе с Домом Советов в октябре 1993 года.

В то же время власти регистрируют по всей стране многочисленные общины, насаждаемые из-за рубежа, а также антиправославные секты, культивирующие садизм, разрушение семьи, зомбирование людей, поклонение сатане (некоторые из них - "Белое Братство", "Аум Синрике" - впоследствии совершили масштабные преступления). Нередки случаи, когда государственные органы народного образования посылают специалистов на стажировку в США к Муну, мультимиллионеру, претендующему на роль новоявленного мессии, ранее отбывшему тюремное заключение за неуплату налогов. С 1992 года государственное телевидение отдано на откуп зарубежным миссионерам, им предоставляются залы, стадионы - не за достоинства духовной проповеди, а за содержимое их кошельков. Россия превращена в прибежище для псевдорелигиозных экстремистских организаций со всего мира, чего не допустят ни в одной цивилизованной стране. Если естественны протекционистские меры защиты со стороны государства по отношению к своим мало конкурентным на мировом рынке отраслям экономики (что закономерно для западных стран), то тем более оправдано радение государства о жизненно важной для общества духовной сфере. Но наше государство озабочено соблюдением, прежде всего, прав и свобод не своих, а зарубежных граждан. Разумеется, на огромных просторах России можно встретить и примеры иного рода, но они являются исключениями, мотивированными доброй волей того или иного местного руководителя.

Еще одна проблема, отражающая отношение правящего режима к религии, это вопрос церковной собственности. Как уже говорилось, в 1990 году Верховный Совет РСФСР отменил ленинский декрет об изъятии церковных ценностей. Но - правовой парадокс - собственность так и не была возвращена владельцу. Понятно, что в этом столкнулись сильные групповые материальные интересы. Но основная причина все же политическая, идеологическая: очень мощные силы не допускают церковного возрождения. И сегодня, как в прежние десятилетия, государство милостиво предоставляет общинам церковные строения "в безвозмездное пользование". Это значит, что государство сохраняет мощный рычаг непосредственного воздействия на церковную жизнь, более того, при изменении политической конъюнктуры власть легко может вновь наложить руку на церковное имущество. Вместе с тем, государство имеет особые обязанности по отношению к господствующей в России Русской Православной Церкви, наиболее обескровленной репрессиями режима государственного атеизма. Все конфессии, кроме РПЦ, получают поддержку и материальную помощь от своих религиозных центров из-за рубежа. Понятно, что ныне обездолено и само государство, но именно поэтому возвращение всей недвижимости, земель, ценностей позволило бы Церкви самой решать свои материальные проблемы без особой помощи со стороны государства. Возвращение церковной собственности - условие возрождения Церкви. Для этого нет нужды устраивать новую экспроприацию и выгонять нынешних арендаторов, которые могли бы платить за аренду церковным приходам как собственникам недвижимости. Помимо прочего, такой подход создал бы условия для наиболее здоровых отношений Церкви и государства в материально-финансовой сфере.

В условиях государственной разрухи Русская Православная Церковь - это единственная организация, которая сохранила свои структуры на всей территории большой России - СССР. Очевидна цель либерал-большевистского режима: обескровить, расколоть Церковь, увести у нее паству в чужеродные вероисповедания, оставшееся - поставить под контроль и использовать в собственных нуждах. Главное - изолировать Церковь от широких масс и не допустить возрождения православного самосознания народа, сохранить идеологический контроль над обществом. Но одновременно с этим власти стремятся использовать авторитет Церкви для санкционирования своих акций.

Таким образом, и в девяностые годы, как и весь ХХ век, в России велось целенаправленное уничтожение русской православной цивилизации. Эта цель объединила вчерашних коммунистических вождей и международную финансовую олигархию, антиправославных миссионеров, сатанистов и масонов, застарелых воров в законе и новых русских, и весь этот легион поддержала значительная часть либеральной интеллигенции.

С периода перестройки Россия переживает сложный и длительный процесс восстановления духовной конституции народа. Но при выздоровлении закономерны новые воспаления, провалы памяти, впадения в бредовые состояния. Причем процессы возрождения и рецидивы болезни могут проявляться в одном и том же субъекте. На вершинах российской политики еще не появились люди, которые олицетворяли бы полноту исторической памяти, национального самосознания и воли. Все ведущие политики ужасающе дремучи, невежественны в тысячелетней истории России, русской культуре, их сознание фрагментарно, память коротка, государственная воля атрофирована. Их действия мотивированы эгоистическими инстинктами в изменчивой конъюнктуре политической борьбы всех против всех. Без понимания русской православной культуры и природы российского национального организма политики не способны на адекватные плодотворные действия. Преимущественно этим объясняется большинство бедствий девяностых годов прошлого века.

Невиданные человеческие жертвы за десятилетия вавилонского пленения России были следствием, прежде всего, духовного сопротивления народа. Идеократический режим не стремился к полному истреблению своего населения, которое нужно для всемирной экспансии. Идеократия нацелена не на истребление людей, а на их перековку - формирование нового человека, создание социума, обрекающего людей на духовную смерть. Но человеческий "материал" России оказался неподходящим для радикальной переломки сознания и превращения в фактор всемирной экспансии. Это видно при сравнении с Германией 1933 года, где абсолютное большинство на выборах проголосовало за тоталитаризм в коммунистической либо национал-социалистской формах. Поэтому германский фашизм не истреблял немцев, проявляя о них "заботу", подобную той, которую проявляет паразит о своем "хозяине".

Германия в течение пяти лет была отмобилизована для экспансии. Это говорит о том, что немецкий народ в принципе не сопротивлялся внедрению тотальной идеологии и покорно пошел под знамена Третьего Рейха. Россия же была ослаблена мировой войной и захвачена насильственно в результате кровавой Гражданской войны. Для полного подчинения понадобилось два десятилетия большого террора, который уничтожил лучшие силы народа. Германия была освобождена извне, Россия освобождает себя сама, вопреки эгоизму "свободного мира". Все это подтверждает чуждость коммунизма русскому народу, и свидетельствует о сопротивлении мощнейшим антихристианским силам истории. И это, в конечном итоге, свидетельствует о стойком христианском жизнечувствии русского народа, прошедшего школу тысячелетнего православного воспитания. Россия оказалась неподготовленной к роковым испытаниям, но в решительный момент православный народ проявил невиданное самопожертвование.

Машина идеологической экспансии слепа и неразумна в том смысле, что она не планирует определенной степени истребления, но у всякой злой силы есть цель. Степень уничтожения зависит от степени противодействия злу. Если бы крестьяне не сопротивлялись коллективизации, то у режима не было бы нужды физически уничтожать около пятнадцати миллионов. Если бы христиане не противостояли насаждению государственного атеизма, то властям незачем было бы наряду с разрушениями храмов истреблять миллионы верующих, когда в одну ночь по всей России были арестованы все священнослужители. Беспрецедентность жертв от внедрения богоборческой идеологии в России говорит о том, что идеократический режим противоестественен для ее природы. Тогда в России власть захватил не так называемый извечный азиатский деспотизм Грозного-Петра-Сталина, а легион идеологических бесов.

Жертвы России имеют мистический смысл: это расплата за грехи прошлого и залог возрождения в будущем. Люди гибли не только и не столько в активной борьбе, миллионы потеряли жизнь потому, что не хотели перестать быть самими собой, не могли влиться в когорту разрушителей и палачей. Смертью своей они отказывались принять то, что им навязывали. Даже не сознавая этого, они отстаивали и сохраняли все лучшее в России, передавая потомкам завет о высшем смысле жизни, который дороже самой жизни. Ни один героический поступок не совершен напрасно, ни одно слово правды не произнесено впустую. Все ушло в духовные сферы и незримо влияет на судьбу России. Ибо народ - это соборный организм, и жизнь и смерть каждого является частью общей судьбы. Атеистическо-материалистическое нашествие было остановлено в России силой религиозного в своей основе сопротивления. Жертвы мучеников дают возможность преодолеть духовное помутнение и возродиться в вере: "Кровь мучеников - семя Церкви". Но смертельная опасность будет угрожать нам вплоть до полного освобождения, ибо борьба переходит в новые измерения, а силы небытия всякий раз способны нанести коварный удар.

Необходимо осознать провиденциальный смысл трагедии России XX века. Мы, современники, соборно связаны с прошлым своего народа. На еще большей глубине мы связаны с судьбой всего христианского человечества. Жертвы России в борьбе с мировой силой смерти и разрушения беспрецедентны во всей истории. Это говорит о том, что происходящее в России имеет всечеловеческий смысл. В чем он? Российский опыт дал практическое опровержение "истинности" коммуно-социализма и коммуно-демократии, ложных и губительных по существу, вне зависимости от форм воплощения. На Россию ополчились духи зла со всего мира, здесь же сошлись и пути борьбы с ними. Но Россия не погибла, она на своей Голгофе. Миссия России - не столько эмпирически-историческая, эта миссия, прежде всего, духовная, эсхатологическая. Россия распята и принимает муки не только за свои грехи, но и за грехи общемировые.

Конечно, я не отождествляю Россию с той единственной Голгофой, на которой был распят Богочеловек. Но история мира после пришествия Спасителя - это переживание человечеством судьбы Воплотившегося Бога, это реализация во времени борений Иисуса Христа. Поэтому в мировой истории могут быть узлы, в которых завязываются и разрешаются трагические общемировые вопросы. На Голгофу может всходить человек, и в течение мировой истории может отражаться Божественная Голгофа. Голгофа - место в бытии, где все решается, после смерти на Голгофе грядет воскресение (смертию смерть разрушив). Все пережитое Россией не пропало, но ушло в духовные измерения. И настало время, когда тайное становится явным. Рожденные в духовных борениях смыслы выходят из подполья, из-под глыб. Но духи зла вновь концентрируются, в новых формах, в иных обликах пытаются опрокинуть или исказить мучительно нарождающийся дух истины. Увлечение коммунистической утопией изжито. На нас обрушились новые искушения, среди которых соблазны потребительства, хищнического обогащения, с одной стороны, прельщение национализмом и этатизмом, с другой. До сего дня Россия распинаема мироправителями тьмы века сего и духами злобы поднебесной, но если мы взыскуем Отечество небесное, а не прах мира сего, после смерти на Голгофе грядет воскресение.

Истинное положение России раскрывается под сенью Креста Христова. Крестонесение - это путь к спасению, у каждого свое бремя несения креста. Крестонесение - это воплощение соборности, которая есть единство многообразия, и это воплощение персоналистичности, которая есть полнота индивидуального бытия. Неся свое, мы облегчаем бремя других. Каждый устоит на своем участке брани, только если устоят другие и зло не прорвет круговую поруку добра. Крест - это бремя жизни и смерти, муки падения и восстание из греха на пути к спасению. Бог и Отечество - формула русской идеи, это переживание Распятия Христова и Русской Голгофы. Вера в Распятого и Воскресшего Бога ведет к воскресению из мертвых по окончании времен, но вера способна преображать и в пределах земной истории.

Все мы - и жившие, и живущие - у подножия Голгофы Бога и России, и мы призваны принести свои дары на алтарь Воскресения Отечества. Распятая Россия воскреснет, и восстанут из пепла достижения наших предков. Все, чем страдали, что высказали и свершили мученики и праведники, русские творческие гении - это обращенный к нам завет и данный нам путь. Воскресение Христово наделяет нас той силой исторического действия, которая способна придать силы за гранью возможного. Взор, омытый откровением Голгофы, способен во всеобщем мраке, падении и ненависти обнаружить то, что примирит и выведет к свету.

Итак, болезнь общества, народа имеет, прежде всего, духовные причины, и лечение ее может быть по преимуществу духовным. Все наши катастрофы ХХ века, все сегодняшние бедствия являются проекцией нашего духовного состояния. Поэтому перед нами стоят, по преимуществу, задачи религиозно-духовные - "различение духов" (1Кор.12,10) современного зла - освобождение от идейной одержимости, а также стяжание Духа - духовное возрождение личности и нации. Судьба нашего народа и государства определиться в духовных измерениях - преображением наших душ.

Есть основания полагать, что Россия входит в историческое измерение, которое можно охарактеризовать как новое духовное самоопределение. Прошлое тысячелетие увенчано мученичеством. Начинается новая эпоха в судьбе России. Современные политические события - уже день вчерашний. Осознание происходящего возможно только при восстановлении исторической памяти и национального самосознания русского народа. Православие открывает человеку, что основная движущая сила истории - духовное нравственное самоопределение личности. Христианство - религия трагического оптимизма, религия смерти и Воскресения Богочеловека (смертию смерть поправ), - наделяет человека зарядом исторического оптимизма. Гражданин обновленной России не мыслим без возрождения качеств, воспитываемого веками Православием. Это и государственная воля, и жертвенное патриотическое сознание, и православная соборность, выражающаяся, в частности, в удивительной уживчивости русского народа, это и невероятная выживаемость народа, несущего свой исторический крест.

Во внешних формах жизни еще сильны процессы разрушения и разложения. Но это рецидивы прошлого. Соборное духовное самоопределение восстанавливает духовную доминанту народа. Мы переживаем сложный и длительный процесс восстановления духовной конституции народа. Но при выздоровлении закономерны новые воспаления, провалы памяти, впадения в бредовые состояния. Причем процессы возрождения и рецидивы болезни могут проявляться в одном и том же субъекте. На вершинах российской политики еще не появлялись люди, которые олицетворяли бы полноту исторической памяти, национального самосознания и воли. Ведущие политики ужасающе дремучи, невежественны в тысячелетней истории России, русской культуре. Политические лидеры, лишенные религиозной веры и религиозной совести, спонтанного чувства исторического долга и ответственности, не могут не быть разрушителями России, российской православной цивилизации. Ибо они не предстоят перед Творцом мира, а пресмыкаются перед прахом земным, который моль и ржа истребляют. Религия не сводится к бытовому исповедничеству и нравственному катехизису, но целостная религиозная вера задает основы миросозерцания. Без религиозного сознания политики не обладают спонтанным чувством исторического долга и ответственности, они не способны понять Россию. Их действия в большинстве своем мотивированы эгоистическими инстинктами в конъюнктуре политической борьбы всех против всех. Именно этим, прежде всего, объясняется большинство наших бедствий. Решения о разрушении союзного государства, о гибельной экономической политике, о танковом расстреле парламента страны, о чеченской бойне в 1995 году принимали безрелигиозные люди, которые ничего не понимают не только в высших ценностях, но и в реальной жизни, поскольку их сознание идеологизировано, утопично, клочковато, историческая память отсутствует, воля редуцирована до элементарных инстинктов власти и наживы.

Новая власть в новую эпоху призвана осознать, что религия играет огромную роль в оздоровлении общества. После многих десятилетий государственного атеизма и религиозных гонений государство должно вернуть исторический долг верующим, для чего требуется поддержка государством традиционных религиозных конфессий: установление их плодотворного взаимодействия с государством и обществом во всех аспектах духовно-нравственного воспитания; борьба с псевдорелигиозными античеловеческими сектами; противостояние размыванию традиционной для России религиозности; поддержка миссионерской деятельности. При этом необходимо вернуть церковное имущество (храмы, недвижимость, земли), насильственно отторгнутое режимом государственного атеизма.

В свете духовной брани за преображение России можно оценивать и просветительскую миссию Церкви. За всеми недостатками и немочами надо разглядеть грандиозную задачу миссионерства и просветительства как детоводительства ко Христу, как врачевания исторической памяти народа, восстановления его подлинного национального самосознания. Это вопросы не столько обучения людей особым премудростям, это вопросы жизни и смерти нации, вопросы ее спасения - и в историческом измерении, и в перспективе вечности.

Все эпохальные вызовы требуют объединения разрозненных частей Русского Православия. Как уже говорилось, разделение Русской православной Церкви в противостоянии богоборческому режиму было неизбежным. Разошедшиеся части Церкви провиденциально расширили фронт противостояния богоборчеству. Конечно же, во многом правы были те иерархи, которые вслед за патриархом Тихоном стремились всеми силами сохранить церковную организацию в России во имя религиозного окормления десятков миллионов православных людей. Только мысль о том, что все церковнослужители покинули Россию или принципиально ушли в катакомбы, показывает, какими бы духовными бедствиями это обернулось для русских людей. Сохраняя официальную организацию, руководство Московской Патриархии отстаивало возможность легального противостояния государственному атеизму со стороны миллионов людей. В условиях ужасающих гонений в течение десятилетий тлеющая миссионерская, проповедническая и пастырская деятельность оказывалась во мраке тотального богоборчества единственно спасительным светом для десятков миллионов людей. Но, конечно же, это не могло не сопровождаться прельстительными компромиссами с безбожной властью. Некоторые формы компромисса были объективно неизбежны в пасти красного дракона, но были и такие, которые являлись результатом только человеческих немочей и греховности - прельщения, предательства, слабодушия, - опять же, неизбежных в нашем падшем мире.

Малая часть церковного народа - наиболее мужественная и духовно твердая - ушла в церковное подполье. Катакомбная Церковь видела все искушения взаимодействия с советской властью, сохраняла чистоту церковного предания, являла пламенных мучеников за веру, но она была лишена доступа к массам церковного народа, который не должен быть брошен пастырями ни при каких обстоятельствах. В свою очередь, представители Русской Зарубежной Церкви со стороны имели возможность видеть и обличать ложь и кровавые насилия коммунистического режима, фиксировать пагубные формы прельстительного церковного компромисса в России. Особой миссией Русской Церкви в зарубежье было свидетельство о православии среди других народов. И все же прихожане РПЦ за рубежом находились в тылу эпохальной брани богоборчества с русским Православием, где они имели возможность сохранять и наращивать силы, духовно очищаться, оздоровляться и создавать противоболезненные средства. Но, тем не менее, решалось все на фронте, где перемешаны кровь и грязь, мужество и трусость, геройство и предательство, беззаветная вера и отступничество, хитроумные маневры и откровенная глупость, наступления и отступления, победы и поражения. Таковым фронтом и была десятилетиями многострадальная Россия, все диаспоры которой могли выполнять только вспомогательную роль.

Наступило время собирания камней, когда необходимо осознать: все разделения были вынужденными, в общей брани у каждого есть и провиденциальная, и греховная сторона. Но никто не приоритетен, и ни у кого нет основания требовать друг от друга и друг перед другом покаяния. Покаяние - это добровольная глубинная миссия, которая не может быть неукоснительным предварительным условием воссоединения. Задача общая и каждой части Русской Церкви - преодолеть вынужденные временные разделения и накопившиеся разногласия, братски воссоединить на земле то, что на небесах никогда и не разделялось - Русское Православие.