Игумения Анастасия: было такое чувство, что сами горим в этом огне

    

Монастырь Девич был разорен и осквернен албанскими экстремистами в июне 1999 года, а в марте 2004-го албанцы сожгли монастырь, и его насельницы чудом остались в живых. Сейчас монастырь частично восстановлен, и монашеская жизнь в нем продолжается, хотя монахини и сам монастырь находятся в постоянной опасности, так как сейчас отсюда ушли силы КФОР, и эта территория стала полностью албанской. Монастырь Девич, расположенный среди густых лесов, в пяти километрах от города Србица, принадлежит к числу величайших сербских святынь на территории Косово и Метохии. Он был основан в 1434 году в том месте, где в пустом стволе букового дерева подвизался исихаст ХV века святой Иоанникий Девичский. Ктитором монастыря был деспот Джурдж (Георгий) Бранкович, который решил построить в этом святом месте обитель в знак благодарности за исцеление больной дочери, отсюда и произошло название – Девич.

О жизни девять монахинь и двух послушниц, подвизающихся в обители, рассказывает игумения монастыря Анастасия (Билич). Разговор с матерью игуменией состоялся в канун монастырской Славы: праздника святого Иоанникия Девичского, на которую за последние пять лет приезжают несколько сот сербов, что почти невероятно.

  

– Матушка Анастасия, дo тех пор, пока не прибыли французские солдаты КФОР из Девича приходили трагические известия, собщения об издевательствах над сестрами… Расскажите, как все это было?

– До прибытия армии КФОР мы находились в окружении, многое нам пришлось пережить, в нас стреляли, подстерегали по дороге в Србицу, угрожали. Были и ложные слухи, писали, например, что одна монахиня изнасилована, но настоятель монастыря Высокие Дечаны владыка Феодосий (Шибалич) опроверг эту информацию. Он первым узнал, что это неправда. Что было действительно – это огромное психологическое давление: выстрелы над головой, устраивали расследования, заставляли писать отчеты. Один раз закрыли нас в помещении, врывались туда, щелкали затворами… Для беспомощных сестер было достаточно уже того, как погромщики вламывались в помещение… В основном это были шиптары из окрестностей, некоторых из них мы лично знали.

– Вы пришли в монастырь в 1968 году, он тоже был тяжким для Koсово и Метохии. Kaкой была жизнь в Девиче тогда?

– Я тогда была ребенком, мне было 13 лет. Я мало понимала в рассказах о демонстрациях и событиях того времени. Но первое, что помню, это, так сказать, «драка» шиптар с монахинями. Конечно, нападение шиптар на 15 женщин нельзя назвать дракой, это – нападение, издевательство. В 1969 году они избили лопатами нашу тогдашнюю игуменью Параскеву, у нее не было одной руки, и они сломали ей единственную руку. Часто закидывали нас камнями. В нашем архиве много заявлений в тогдашнюю смешанную албанско-сербскую полицию об издевательствах и притеснениях монахинь. Ответы мы получали разные, вплоть до того, что мы «разрушаем наше братство и единство». Многие из этих документов уничтожили шиптары в 1999 году, когда вторглись в монастырь.

– Сколько сербов до прихода войск КФОР проживало на Дренице?

– Все села в округе Србица-Глоговац были или чисто сербскими, или смешанными, об этом говорят записи в церковных книгах крещений, они преимущественно принадлежали к монастырскому приходу. К сожалению, незадолго до прихода КФОР в этих селениях осталось очень мало сербов, может быть 2 процента, не больше. И, уже начиная с 1968 года, можно было видеть реки людей, которые прибывали со стороны Чичевицы, где теперь нет ни одного серба.

– Сколько же надо было иметь мужества, чтобы жить в таком окружении?

Здесь святой Иоанникий, его присутствие давало нам уверенность, что мы за каменной стеной, как дети за спиной отца

– Прежде всего, надо иметь доверие Богу, вера дает нам мужество, а здесь и святой Иоанникий, его присутствие давало нам уверенность, чувство, что мы за каменной стеной, как дети за спиной отца.

    

– Что значит быть игуменией такого монастыря как этот, и что входит в ваши обязанности?

– Не скажу, что это легко, но если трудиться с любовью к Богу, к монастырю, к сестрам и всем, кто с верой сюда приходит, то и не так трудно. Игумения, прежде всего, заботится о своем духовном возрастании и о духовном возрастании сестер. Это цель, ради которой мы пришли в монастырь, другое мы оставили в миру. Но игумения должна также заботиться и о внешней организации работы, жизни, обеспечивать всем необходимым монастырь, просто это отходит на второй план.

– На что живет монастырь сейчас и какие полушания исполняют сестры?

– Kaк и в других монастырях, сестры заботятся о сохранности зданий, последние три года возделываем небольшой сад, но совсем немного. Раньше монастырь владел плодородными землями и там было много работы, сейчас этого нет, и мы в основном занимаемся рукоделием.

– Решаются ли девушки сейчас, в нынешних обстоятельствах приходить в Девич?

– Приходят. Самая молодая монахиня пришла в начале 1997 года, и приняла постриг в 1999 году. После всего, что нам пришлось пережить, это была радость, важное событие для монастыря, свидетельство того, что и дальше здесь будут даваться монашеские обеты.

    

– Как присутствие солдат КФОР отражалось на обычном укладе монастырской жизни?

Мы ушли из мира, чтобы находиться в уединении, но ситуация такова, что слава Богу, что солдаты КФОР были здесь и охраняли нас...

– Солдаты были воспитанными людьми, они не мешали нам, вели себя корректно. Но не надо забывать, что мы ушли из мира, чтобы находиться в уединении, а постоянное присутствие солдат КФОР – это, конечно, несвобода. Но наша ситуация такова, что слава Богу, что они были здесь и охраняли нас...

– Случались ли какие-то инциденты в присутствии КФОР?

– Кроме оскорблений и ругательств, угроз нас перерезать, ничего, не забрасывали камнями, не преграждали дорогу.

– В районе монастыря располагались французские силы КФОР, одно время были и русские. Приходили ли они на службы?

– Русские преимущественно воспитаны в том же режиме, который был и у нас в стране. По большим праздникам, на Пасху, на Рождество, иногда на Троицу, заходили в церковь, а так – нет. Французы любили войти в храм, помолиться, поставить свечу, иногда приходили на службу, но редко.

– Случалось ли, чтобы кто-то из них принимал Православие?

– У нас таких случаев, как с испанцами и итальянцами, принимавшими Православие в других монастырях Косова и Метохии, не было.

– Kaк косовские албанцы относились к этой святыне, к мощам святого Иоанникия до войны?

Почему святитель помогает албанцам? Они просят исцеления, и он им дает, но что они получат в вечной жизни?

– Местные албанцы странно относятся к монастырю, и уничтожить хотят, и хотят, чтобы он остался, одновременно. Приходят просить помощи у святого Иоанникия, тогда кажутся искренними, верят, получают помощь, исцеляются, но потом они же могли бы и разрушить монастырь. Они хотят телесного, материального, «от мира сего». Кто-то спросит, почему святитель им помогает? Ничего удивительного, они просят исцеления и верят в него, и он им дает, но что они получат в вечной жизни?

– За последние три года кто-то из них решился придти в Девич помолиться у мощей?

– Было несколько случаев. Кажется, три. Немного ощущался страх, пустим ли мы их, но вели они себя, как и раньше, до тех событий. Мы в основном, не упоминали о том, что случилось, говорили только с теми, которые пришли первыми, спустя десять дней после прихода французов. Тогда все еще было свежо: разбитые иконы, на раке разбита мраморная плита, повсюду следы шиптарской оргии. Они оветили, что это плохо, и что это сделали те, кто не знает Бога. Чудотворный источник в 50-ти метрах от монастыря в этом году пересох, впервые за шесть веков своего существования, а многие сербы и албанцы приходили за исцелением к целебной дреничской воде. С этого года албанцев все меньше, еще недавно было, приходили, мы принимали их на ночлег, ибо веками известно, что в монастыре исцеляются многие недуги. Но, из страха ли, или какая-то другая причина, но все меньше приходят.

Для метохийцев Девич величайшая святыня

– Удается ли изгнанным сербам как-то добраться до монастыря?

– Редко. Год назад одна женщина, которая жила тут недалеко, послала с мужем пожертвование и письмо, в котором пишет: «Помолитесь за нас, чтобы мы вернулись в свои дома, в нашу Метохию, в наши монастыри. Поставьте свечу за моего внука, который не видел своего дома». Есть и другие письма примерно того же содержания. Для метохийцев Девич величайшая святыня, всем сердцем они хотят поклониться святому Иоанникию, хотя не все они ведут церковную жизнь, но святого Иоанникия не могут забыть.

– Может ли монастырь существовать без верующих?

– Не скажу, что мoнахи по сути своей обязательно самодостаточны, но, в целом, им достаточно Бога и Божией помощи. Тут есть другое: сам монастырь Девич страдает без метохийских людей. И не потому, что они нам помогали в монастырских работах и во многом другом, все это не так важно, но когда подумаешь, что Метохия опустела, что в Истоке, в Дрснике, в Долце, во всех благородных метохийских краях больше нет сербов... Kогда мы разговаривали с представителями УНМИК (Миссия ООН по делам временной администрации в Косово. – Прим.ред.) о возвращении изгнанного народа, нам говорили, что многое изменилось, что ситуация стабилизировалась и все идет к улучшению, но мы не видим, что бы то, что происходит, было улучшением ситуации для нашего народа. Когда они пришли, то проповедовали мир для всех, ведь мы не хотим мира только для нас, мы хотим мира для всех, но к сожалению, мира нет только для нас.

    

Мы решили никуда не уходить. Это наш дом. Наш порог.

А когда придет час проститься с земной жизнью, боль того дня, когда сожгли монастырь, останется. И сегодня здесь нет покоя, каждое утро спрашиваю себя: что принесет день? Что будет завтра? После ухода армии КФОР монастырь перешел под охрану косовской полиции, а как мы можем верить тем, кто нас сжег? Но говорю себе – все под Богом, молимся, чтобы Он сохранил эту святыню. Mы никуда не выходим из монастырских стен. Недоверие! Если тогда французские солдаты нас защитили от поджигателей и погромщиков, защитят ли эти? Поэтому мы только в крайних обстоятельствах выходим из монастыря, лечимся сами, с молитвой, с мощами святого Иоанникия. Мы решили никуда не уходить. Это наш дом. Наш порог. Мы не думали о смерти, мы думали о том, что святыня важнее нашей жизни. Наш народ не возвращается, распятый между пережитым погромом и неизвестностью, что ждет их по возвращении. Кто может им что-то гарантировать? Никто! Когда они приходят на монастырскую Славу, мы подолгу разговариваем. Я слушаю их, они – меня, мы долго не расходимся, и скрываем слезы, и они, и я.

Kогда мы узнали, что монастырь сожгли, а владыка Афанасий (Ефтич) привез фотографии, было такое чувство, что сами горим в этом огне. Нет таких слов, чтобы описать боль встречи с разрушенной святыней. Что мы могли? Сами расчищали завалы, а ведь шести сестрам из восьми перевалило за 70! Нам очень помогли монахи из Дечан, Джурджевих ступов, монахини Печской Патриархии. Они привезли и подсвечники, и лампады, и свечи, и ладан. Здесь, в нашем доме, жизнь в молитве продолжается, мы восстановили монастырь, возродили свои души, но та боль останется навсегда.

– Сейчас многие думают, что сербы в Центральной Сербии забыли Косово…

– Да. И я встречаю таких, даже те, которые недавно ушли, которые были изгнаны в 1999 году и которые, конечно, насильно, под давлением, но все-таки продали свои дома, говорят, что Косово для них больше нет. Но есть и те, которые говорят: «Никогда не продадим свои дома, даже если станем нищими. Мы все равно вернемся, хоть через сто лет».

    

P.S. Спустя 10 лет после мартовского погрома на Косово и Метохии по-прежнему живут в страхе, не имея свободы передвижения, лишенные элементарных условий, но международное сообщество до сих пор не призвало к ответу виновников в многочисленных преступлениях. Председатель комитета Парламента Сербии по делам Косово и Метохии заявил, что погром в марте 2004 года был организован и спланирован, о чем знали «отдельные спецслужбы, особенно немецкие и американские».