В Отечественную войну с Наполеоном адмирал Александр Семенович Шишков (1754–1841) занимал ответственный пост Государственного секретаря, составляя проникновенные манифесты, с которыми Император Александр I обращался к народу и армии. Вместе с Государем он совершил все боевые походы по дорогам Европы, покуда на земле не воцарился мир. Но враги России многолики: стоило нашим войскам отбросить коварные полчища за пределы своей страны и продолжить боевое дело уже на чужой территории, в Петербург под видом радетелей веры хлынули разного рода религиозные отщепенцы масонского набора — методисты, квакеры, оголтелые мистики и сектанты. Против Православия ковалась крамола, причем не менее опасная по своим целям, чем наполеоновское нашествие. Растлители душ тщились своими подлогами подменить Христову истину, чтобы замутить чад Православной Церкви, сдвинуть духовный светильник с места и угасить. Так, в 1813 году враги России стали покрывать Отечество наше черной сетью Библейских обществ.

Перетолковать, извратить и опошлить Священное Писание — вот чем занялись в первую очередь крамольники. На это лгущая ученость возгревалась большими денежными средствами, подыскивались и влиятельные человеки со страстями. Естественно, такой несгибаемый православный патриот и столп русскости, каким был Александр Семенович Шишков, этот поистине великий муж света и разума, возвратясь с театра военных действий, сразу же включился в открытую борьбу с новыми супостатами. Ни ядовитые поношения литературных карбонариев из рядов размагниченной интеллигенции, ни козни царедворцев, состарившихся в вольнодумстве, не остановили боевого военачальника и доблестного оберегателя первообразного слова от поединка с масонскими провокаторами. Его позвал к подвигу призыв, начертанный на знамени народного ополчения 1612 года: «Вставай, иди, борись и побеждай!» И Шишков буквально с горсткой единомышленников сумел извести ту нечисть с лица родной земли. А было это так.

15 мая 1824 года Император назначил Александра Семеновича Шишкова министром народного просвещения. Десять дней спустя Государь принял его с докладом и запиской об искоренении тайной крамолы с помощью ужесточения цензуры. Оба рассуждения были Высочайше одобрены. 13 сентября того же года министр Шишков пишет письмо соратнику Императора Алексею Андреевичу Аракчееву о провокациях Библейских обществ в России. Вот выдержка из этого документа: «Если Библейские общества будут по-прежнему существовать и, проповедуя пользу и распространение в христианском государстве христианства, а в самом деле умножать только ереси и расколы; если церковные книги для того, чтоб уронить важность их, будут с высокого языка, сделавшегося для нас священным, переводиться неведомо кем и как на простонародный язык, каким мы говорим между собою и на театре; если при распространении таковых переводов (разве для того только нужных, чтоб со временем не разуметь церковной службы или чтоб и обедни служить на том языке, на каком пишутся комедии); еще сверх того с иностранных языков, вместо наших молитв и евангельских нравоучений, переводиться будут так называемые духовно-философические, а по настоящему их смыслу карбонарские и революционные книги; если, говорю, все это будет продолжаться по-прежнему, то я Министром Просвещения быть не гожусь, ибо по моему образу мыслей просвещение, не основанное на Вере и верности к Государю и Отечеству, есть мрак и вредное заблуждение». Аракчеев ответил: «Все изъясняемые Вами рассуждения я нахожу весьма справедливыми и дельными, совершенно с ними согласен». К делу подключается митрополит Санкт-Петербургский Серафим (Глаголевский).

2 ноября 1824 года министр Шишков пишет А. А. Аракчееву еще одно письмо «о перекладке Священных Писаний с высокого и важного языка на простонародное наречие — двух сильнейших орудий революционных замыслов одержимых раскольников». Два дня спустя оба государственных деятеля едут к первенствующему члену Синода высокопреосвященнейшему Серафиму. Общее заключение выработалось такое: «Библейские общества прекратить, переводов Священных Писаний на простое наречие не выпускать». 9 ноября — аудиенция у Государя Александра I. Вносится проект рескрипта. Неделю спустя А. С. Шишков записал в дневнике: «Был у Государя Императора и по окончании докладов прочитал ему записку митрополита Серафима с требованием закрыть масонские ложи, а все производимые по оным дела и переписки, запечатав, прислать для хранения в Синод». Решено было призвать на время в Петербург Киевского митрополита Евгения (Болховитинова), стойкого защитника чистоты Православия. Тогда же А. С. Шишков представил Государю разъяснение о подрывной деятельности Библейских обществ в России с требованием переменить монаршее к ним благоволение на решение полного и неукоснительного запрета (письмо прилагается).

Под давлением мистиков Император Александр медлил принимать решение. Но мудрый Шишков вместе со своими сподвижниками крепко стоял на страже интересов России, и 16 ноября 1825 года состоялся официальный роспуск и строжайший запрет Библейских обществ в нашей стране. Главный затевальщик орденских смут, розенкрейцер высокого теоретического градуса князь А. Н. Голицын был снят с поста министра духовных дел, его учреждение упразднили и надзор за духовной жизнью со стороны государства возложили под начало А. С. Шишкова. Предстояла другая борьба с кромешниками, и поведется она уже в следующем царствовании.

Публикуемое письмо министра народного просвещения А. С. Шишкова Императору Александру I впервые увидело свет лишь в 1863 году в составе «Записок адмирала А. С. Шишкова», изданных его почитателями всего в 20 экземплярах (!). Почти недоступными для читателей оставались они и впоследствии, поскольку ни перепечатка в специальном журнале, ни отдельное берлинское переиздание в 1870 году не предназначались широкому кругу людей.

Зато либералы от литературы — Стоюнин, Пыпин и Чистович* на свой лад перетолковывали всю эту историю по разгону Библейских обществ в России. Совершенно очевидны и затмительные интересы новозатевальщиков в наши дни. И приходит на ум: а не поздно ли держаться за рукавицу, когда уже кафтан снимают? Нет, не поздно! Сила Божия помогает сынам Света — православным удерживаться от духовной погибели. А стало быть, пути жизни открыты, и Россия еще сумеет воспрянуть, а заодно и припомнит светлые имена своих защитников. Среди них на видном месте будет Александр Семенович Шишков.

В прошедшую бытность мою с докладами на представление мое о необходимой надобности закрыть Библейские общества возразил Ты мне, Государь, что правительству надлежит быть твердым в своих постановлениях и не показывать слабости всегдашнею их переменою.

Позволь мне, всегда внимавший словам моим с благосклонностью Государь, на сие изречение Твое сделать мои замечания. Не дерзость спорить с Тобою, не самонадеянность на мой ничтожный ум управляют моим пером; но искренняя, не по одному долгу верноподданного, но по личному к Тебе уважению, совершенная преданность. Мог ли бы я свободно изливать пред Тобою мои чувства, если бы не надеялся, что Ты, хотя бы и нашел их не сходными с Твоими, отвергнешь их, но не отвергнешь в них усердие к Тебе. Сия моя надежда на Тебя, Государь, есть верная Тебе порука за мое чистосердечие. Итак, позволь мне продолжать. Твердость правительства, конечно, есть доброе и похвальное дело, но в каком случае? Когда нет никаких причин к перемене постановления или когда оные малы, но если Ты постановил что-нибудь Твоим повелением и после открылось, что постановление сие приносит не пользу, а вред, тогда твердость Твоя будет непохвальна, ибо Царь, какой бы он ни был прозорливый, есть человек; он может и обмануть, быть и сам обманутым. Угождающий Тебе станет заглаживать Твою ошибку, уменьшать худость порожденных от нее плодов или еще украшать их и скажет, что отмена Твоего повеления подвергнет имя Твое некоторой предосудительности. Но прямо любящий Тебя и славу Твою скажет: Государь, терпеть вредные последствия сделанной ошибки, опасаясь объявлением оной, открыть свое непредусмотрение есть по многим причинам неправильное о славе Своей попечение: 1) сим поступком покажешь Ты, что уподобляешь себя Богу, не могущему погрешить, между тем как всякой знает, что ни в ком из смертных нет совершенства; 2) давать насажденному злу, к общему всех вреду, укореняться и расти для того только, чтоб не изобличить себя в ошибке, если самолюбию своему жертвовать народным благом; 3) все и без объявления Твоего знают сию ошибку, а потому упорное пребывание Твое в оной не закроет ее от глаз людских, но только покажет, что Ты любишь себя больше, нежели общее благо. Отселе неправым путем идущие люди, видя Тебя не препятствующего их намерениям, сделаются дерзновеннее, а истинно преданные Тебе и Отечеству охладеют в усердии своем и с печалью от Тебя уклонятся.

Не могу воздержаться, чтоб не подкрепить рассуждений моих случившимся примером: думаю, Государь, Ты помнишь историю грузинских князей Эристовых. Указом Твоим, тож по ходатайству Библейских обществ, о проповедании якобы христианства повелел Ты отобрать у них издревле принадлежащие им земли. Ртищев, начальствовавший тогда в Грузии, по данной ему инструкции остановил Твой указ, донося, что принадлежность сих земель князьям Эристовым всему краю тому известна. Комитет министров представил Тебе, что отнять у Эристовых собственность, без всякой их вины, было бы несправедливо. Ты, Государь, дал другой указ, отменяющий силу первого. По возвращении сюда Ртищева я спросил у него: какое действие произвела в том краю отмена первого указа? Он отвечал мне: «Всеобщую радость и похвалу Государю. Сей поступок Его обратил всех сердца, все в один голос прославляли Его справедливость, твердя между собою, что как Он скоро увидел неправость дела, то, несмотря на прежнее свое решение, отменил оное». Вот истинная слава царей! Вот путь к приобретению любви народной! Сколько раз Петр Великий отдавал сам себя на суд и, осужденный, похвалял судей за правосудие? Сюлли, видя Генриха IV, готового, к предосуждению своему, склониться на слезы и рыдания женские, взял его и вывел насильно из горницы! Никто не осудил ни подданного, ни царя, но все даже и поныне взирают с удивлением на сей образец величия души того и другого. Подобные поступки царей не только не помрачают их имен, но возбуждают к ним любовь и гремят в потомстве.

Обратимся теперь к Библейским обществам. Сначала могли они показаться в благовидном образе и тем скорее, Государь, уловить сердце твое, что оно человеколюбиво, благонамеренно и богобоязливо; но теперь, когда, по долговременном опыте, открываются верные свидетельства, обнаруживающие умышленность зловредного их плана, то не рассматривать их цели и не взвешивать того существенного зла, какое от них произошло, было бы для них торжество, а для нас вред и поношение. Ты требуешь, Государь, доказательств, требование Твое справедливо, но из оного видно, что Тебе не все подробности сего лютейшего заговора известны, чему непременно и быть надлежало; ибо Ты не мог узнать о всех хитрых замыслах, тщательно от Тебя скрываемых и доводимых до Твоего сведения тогда только, когда можно было им дать вид благонамеренный. Во всех углах России общество сие торжественно распространилось, все бумаги и ведомости наполнены были похвалами и превозношением пользы оного, многие из самого духовенства нашего сделались в нем членами. Кто ж мог пойти против него, не подвергаясь за бесплодную ревность свою претерпеть гонения? Каким же образом истина могла до Тебя достигнуть и мог ли глас быть услышан? Но ныне, когда намерения и деяния сего Общества стали обнаруживаться; когда, Государь, позволил Ты преданным Церкви и Тебе людям говорить правду; когда открылось не по вероятным каким заключениям, но по достоверным свидетельствам, по книгам напечатанным, обнародованным и возвещающим, что Библейское общество согласно с ними, согласно с иностранными, от него вызванными, проповедниками, действует в их духе, в их правилах, состоящих в том, чтоб почитать Церковь нашу заблудшею, первосвященников наших неверующими, всех царей и вельмож угнетателями народов; когда все сие прочитать в их книгах, и видеть не токмо связи всех действий, но даже из самых ясно сказанных слов, то какое остается в том сомнение? Какие еще нужны доказательства? Одно простое воззрение на нас показывает уже в самом неблаговидном образе:

«1) Отколе сии общества водворились к нам? От английских методистов! Могут ли сии люди, не токмо иноверцы с нами, но и никакой веры не имеющие, учить нас христианству? Разве мы какие нибудь дикие народы, без их учений обойтись не могущие? 2) Не странны ли, даже смею сказать, не смешны ли в Библейских обществах наши митрополиты и архиереи, заседающие, в противность апостольских постановлений, вместе с лютеранами, католиками, кальвинами, квакерами — словом, со всеми иноверцами? Они — с седою головою, в своих рясах и клобуках — сидят с мирянами всех наций, и им человек во фраке проповедует слово Божие! (Божие по его названию, но в самом деле не такое.) Где ж приличие, где важность священнослужения? Где Церковь? 3) Они собираются в домах, где часто на стенах висят картины языческих богов или сладострастные изображения любовников, и сии собрания свои, без всякого богослужения, без чтения молитв и Евангелия, сидя как бы в театре без малейшего благоговения, равняют с церковною службою, и дом беспрестольный, не освященный, где в прочие дни пируют и пляшут, называют храмом Божиим! Не похоже ли это на Содом и Гоморр?

При столь непристойных наружностях, взглянем на деяния Библейских обществ, посмотрим, в чем они состоят.

1) В намерении составить из всего рода человеческого одну какую-то общую республику и одну религию — мнение мечтательное, безрассудное, породившееся в головах или обманщиков, или суемудрых людей. Оно сперва скрывалось под именами тайных обществ, масонских лож, новой философии, а потом обнаруженное укрылось под другие благовиднейшие имена либеральности, филантропии, мистики и тому подобные; заразило многих, порабощает царство наше чужеземцам и угрожает теми же бедствиями, какие некогда в их землях свирепствовали.

2) В напечатании столько Библий, чтоб каждый в государстве человек мог ее иметь (так сказано в отчетах). Что ж из этого последует? Употребится страшный капитал на то, чтоб Евангелие, выносимое с такою торжественностью, потеряло важность свою, было измарано, изодрано, валялось под лавками, служило обверткою каких-нибудь домашних вещей и не действовало более ни над умами, ни над сердцами человеческими.

3) В переводе Библий на все языки, на турецкий, татарский и проч. На что это? Кто поручится за верность сих переводов и кто будет их читать?

4) В размножении обществ, состоящих из членов, которые, следовательно, отделяются от прочих христиан, ибо какая нужда христианину, который по самому званию сему есть член Церкви, быть членом Библейского общества? Не знак ли это, что он отпадает от той Церкви, на которой основана Вера, и предается другой, признавая ее за лучшую? Сверх сего, к чему иному поведут сии размноженные общества, как не к тому, чтоб собирающаяся, где и как хочет, толпа простых и безграмотных людей толковала Библию по внушениям какого-нибудь еретика или плута, подкупленного и посланного к ним нарочно, — чтоб, объясняя Священное Писание криво и превратно, посеять в легковерные сердца их разврат и неистовства, удобные сделать их хуже и свирепее всякого дикаря и язычника? Если обратить внимание на действия Библейских обществ и на всех агентов их, то сии произведенные ими пагубные плоды, сия уготовляемая ими вокруг нас зараза окажутся, может быть, страшнее и опаснее всяких неприятельских нашествий.

Наконец, не исчисляя всех их козней, которых исчислить нельзя, довольно из хода дел и отчетов сих обществ усматривается, о чем прилагаемо было подлинное попечение — о пользе ли и утверждении Православной нашей Веры, или о противном тому? Из одних обнародованных актов, не говоря уже о тайных сношениях, можно видеть, какого духа иностранцы вызываемы были сюда, какое имели покровительство и ободрение проповедовать по домам, какое было их учение и какие от того породились секты и расколы. Если Библейские общества стараются только о распространении благочестия, как они говорят, то для чего не соединенно с Церковью нашею, но особо от ней действуют и не согласно с нею? Если намерение их состоит в преподавании христианских учений, то разве Церковь наша не преподает нам оных? Разве мы до Библейских обществ не были христиане? И как же они учат нас тому? Призывают учителей иноверцев и распускают книги, противные Христианству! Вместе с Библиями рассылают воззвания ко всеобщему бунту! Мне кажется, от них-то Христос в Евангелии предостерегает нас сими словами: блюдитеся, да никтоже вас прельстит. Мнози бо приидут во имя Мое, глаголюще: Аз есмь Христос, и многи прельстят. Чем больше соображаю я все, доселе происходящее, с сими евангельскими словами, тем больше нахожу их как бы прямо на наши времена указующими. Когда, как не ныне, со введения к нам Библейских обществ, слыхали мы столько толков о Вере, и каких же? Точно таких, о которых Спаситель в том же Евенгелии говорит: аще кто речет вам: се зде Христос, не имите веры: узрите мерзость запустения, стоящу на месте святе. Подлинно так мы видим это. Когда, как не ныне, мечтательными умствованиями, разрывающими союз христианского братства и любви, устремляются на потрясение единодушия и спокойствия народов? Когда, как не ныне, стараясь истребить Веру во Христа, твердят о Нем, нарушая заповедь: да неприемлеши имени Господа Бога твоего всуе? Когда, как не ныне, восстают друг на друга и вместо кротости и смирения, предписуемого нам верою, внушают в сердца наши лютость и свирепство против тех, кои, не приемля новых учений, остаются при веровании своих отцов? Когда, как не ныне, оказывается столько прельщенных, даже добрых и невинных, но которых слух и сердце обворожены хитрыми действиями и словами? Когда, как не ныне, даются всему превратные имена? Ложь называют правдою, буйство — свободою, своеволие — естественным правом, законы — пустословием, твердость в Вере — пребыванием в заблуждении, преданность Государю и Отечеству — загрубелою стариною, странные и чуждые всякой добродетели поступки и деяния — святостью... и что еще? Даже самые гнуснейшие страсти и преступления свои выдают за Божеские внушения!

Всемилостивейший Государь! Долг верноподданного и преданность моя к Тебе не позволяют мне умалчивать мыслей моих пред Тобою. Часто из благих намерений Твоих, чрез злоупотребление оных, выводились несоответствующие оным следствия. Так, например, я имел счастие из собственных уст Твоих слышать, что Ты для уменьшения числа раскольников желал, дабы правоверный и благоразумный священник, уволенный к ним под скрытным именем, приобретя их доверенность, старался кротким образом обращать их на истинный путь. Такое Твое намерение достойно благости Твоего сердца. Но что ж из того последовало? Не избранный от верховного духовенства, известный благонравием муж посылался туда, но беглец, отступник от веры, посрамивший сан свой поруганием Церкви, уходил к ним, и о нем-то, когда духовное начальство станет требовать его для поступления с ним по законам, велено было отвечать: он там, где ему быть должно. Не совершенно ли это противоположно Твоим намерениям? Ты желал, чтоб добрый в стаде пастырь кроткими убеждениями уменьшил число заблудших овец; а под этим видом защищают и оставляют там преступника, дабы совратить и тех, которые не поколебались еще в Православии! За книгу «Беседа на гробе младенца» (благонамеренную) сочинитель [Евстафий Иванович Станевич] и цензор были наказаны, а за книгу «Воззвание к человекам» (злонамеренную) переводчик награжден. Могло бы происшествие сие, столь грозное для благонравных и столь ободрительное для злонравных писателей, не подвергнуть священного имени Твоего некоему сомнению, которое сколько служило к обузданию усердия первых, столько же к поощрению дерзости вторых? Но можешь ли Ты, Государь, от подобных неусмотрений избежать? Допустят ли Тебя бесчисленные Твои занятия и попечения прочитывать все выходящие книги, дабы узнать, которая из них подлинно хороша или подлинно худа? В подобных обстоятельствах, может быть, остановлен Ты будешь мыслию, что отменять единожды утвержденное Тобою или с Твоего позволения сделанное покажет некоторый вид Твоего непредусмотрения; но, Государь, еще осмелюсь повторить, какой поступок принесет Тебе больше славы, — тот ли, когда ты, открыв злоупотребление, остановишь оное Твоим повелением, или когда, закрывая то, чего закрыть невозможно, попустишь существовать вреду, проистекшему от направления добрых Твоих намерений в худую сторону? Я, конечно, могу обманываться в моих размышлениях, но могу также бестрепетно призвать самого Бога в свидетели, что сохранение имени Твоего от малейшей тени нарекания есть первейшее в душе моей чувство.

Я прилагаю при сем извлеченное из печатных актов описание ежегодного хода Библейских обществ, из которого можно видеть, как связь их с английскими методистами, так то ж самое намерение о распространении книг, содержащих в себе умствования совершенно противные всякой христианской вере и всякому правительству. Старание издавать таковые книги вместе с Библиями показывает очевидное желание превратными толкованиями уронить Священное Писание и дать свободу страстям и своевольству. Дерзость предприятия сего год от году постепенно возрастала. Плоды и успехи ее видны в словах и писаниях недавно привезенного сюда с Дону есаула¹.

Кто знает, до какой степени распространена сия зараза? Между тем что может быть опаснее отпадших от истинной веры пустосвятов и фанатиков, которых первое старание грабить, разрушать законы, истреблять власти и все то, что имеет некоторую нравственность и не хочет разделять с ним их зверства? По всем сим обстоятельствам почитаю я весьма нужным неукоснительно закрыть Библейские общества и обратить строгое наблюдение, чтоб порожденное и питаемое ими зло всячески останавливать и искоренять. Если нужно закрытию их придать некоторую благовидность, не обнаруживая открывшейся злонамеренной цели их, то можно сие сделать разными образами, например: предоставить Синоду донесть о ненадобности более оных, или и без сего донесения дать указ, что как уже напечатано достаточное количество Библий, то, почитая дальнейшее попечение о том более ненужным, все Библейские общества закрыть и все в оных дела препроводить для хранения в Святейший Синод, которому впредь по мере надобности издавать Библию на прежнем основании, какое было до введения Библейских обществ. Таким или подобным образом можно прекратить оные и отнять у иностранцев надежду возобладать над нами не силою оружия, чего они не могут, но лукавствами и хитростию, когда посеют между нами секты и раздоры.

Государь! Я дал Тебе слово быть откровенным, и Ты священным словом Твоим в том же меня уверил. Я держу свое слово и надеюсь, что и Ты свое сдержишь в том, что если я чистосердечными размышлениями моими наведу Тебе хотя малейшую неприятность или скуку, то Ты без гнева повелишь мне замолчать. Тройственный союз сделан был в намерении воспрепятствовать духу восстания против христианства и власти, но между тем оный под иными видами (в том числе и Библейскими обществами) не престает оказываться и расти. Карбонарство, явно себя обнаружившее, унято. Но где и кем? В малой земле великими державами. А если в Великой земле, наводящей огромностью и силой своей другим землям страх и зависть, скрытные действия того ж самого духа продолжаться будут и, чего Боже сохрани, созреют и вспыхнут, то кто придет в земле сей устроить порядок? Те ли, которым нужно, чтоб она сама собой, внутренним своим несогласием ослабила свои силы и чрез то подверглась их над нею господству? Всемилостивейший Государь! Ты один можешь укротить сей дух буйства, порывающийся из чужих земель вторгнуться в Россию, никогда о нем не знавшую. Покажи себя защитником Православной веры своей и покровителем других христианских вер, не попуская разделяться им на секты и ереси. Будь прямо Русской Царь, надеющийся на своих вероподданных. Возвысь дворян, ограду Твоего Престола. Будь отец народу, но не давай возмущать себя преждевременными внушениями о вольности, вовлекающими его в своевольство. Да посеятся между сими двумя состояниями тишина и мир, а не вражда и злоба. Тогда Ты один посреди своего народа сильнее будешь всех царей. Одно слово Твое, один взор рассеет в царстве Твоем всех вольнодумцев, учеников чужих земель. Они почувствуют заблуждение свое и обратятся на правый путь. Престол Твой оградится вернейшими Тебе сердцами, и чужеземные козни не посмеют и приблизиться к пределам Твоего царства. Ты защитил народ Свой от вооружившейся на него Европы, Ты спасешь его от сильнейшего врага — адского духа, устремляющегося искоренить в нем Веру и все добродетели. Твой народ возлюбил Тебя, чуждые страны прославят, потомство будет Тебе благодарно, и Бог, по долговременной жизни Твоей, примет Тебя в Свои объятия. Государь! всякой, кто скажет Тебе несходное с сим, скажет ложь, не предан Тебе, не любит Тебя.