20 лет при архимандрите Павле (Груздеве)

13 января 1996 г. отошёл ко Господу старец-архимандрит Павел (Груздев). Редакция сайта Православие.Ru предлагает Вашему вниманию воспоминания протоиерея Анатолия Денисова, близко знавшего о.Павла в течение долгих лет.

1000-летие Крещения Руси. Архимандрит Павел (Груздев) и иерей Анатолий Денисов (стоит слева)

С отцом Павлом я познакомился еще до армии, в Тутаеве, у своего зятя, протоиерея Николая Лихоманова (ныне архимандрит Вениамин), настоятеля тутаевского собора. Отец Павел очень ценил тутаевский Воскресенский собор, его великую святыню — чудотворную икону Спасителя. Кроме того, в Тутаеве жил родной брат отца Павла Александр Александрович, и батюшка туда часто приезжал. Там мы с ним и познакомились. После армии я окончил семинарию и стал священником.

Еще до того, как я поступил в семинарию, отец Павел пригласил меня в первый раз к себе на приход. И вот едем мы из Тутаева. У него было восемь сумок — все набиты чем-то, тяжелые. Он говорит:

— Толянко, ты буланкой мне послужишь.

Я говорю:

— Батюшко, так конечно.

Он босиком. Жара невыносимая. Через плечо навешали: Марья две сумки, я сумки четыре. Пот — во все ручьи. Приехали в Рыбинск, оставили сумки на вокзале. Отец Павел говорит:

— Толькя, пойдем на Мытный рынок.

Это старый рынок в Рыбинске. Отец Павел там всех по имени даже знал. Вот мы идем. Подходим — памятник Ленину. Смотрю: отец Павел крестится и кланяется. Я говорю:

— Батюшко, так это же Ленин.

А он говорит:

— Толька, дурень, смотри внимательно пьедестал-то.

А я смотрю, пьедестал-то никак не вяжется с Лениным. Оказывается, Ленин-то — современная скульптура, а на пьедестале там царь Николай стоял раньше. И это очень заметно: старинный постамент, а на нем Ленина поставили.

Заходим на рынок. Одни грузины, да армяне, да азербайджанцы сидят; да арбузы да дыни — ножики воткнуты. И никто ничего не берет. Увидели батюшку отца Павла: волосы распущенные, босиком, шаровары. Подходит отец Павел к мужику-азербайджанцу, берет дыню, отрезает от дыни сантиметра три пласточек — мне, отрезает Марье. Этот мужик подошел — он и ему отрезал. Тот берет. Все едим. Мужик смотрит, отец Павел говорит:

— Ешь, ешь.

Он ест. Хочет, наверное, поперек сказать: у нас денег-то нету. Отец Павел говорит:

— Хороша дынька. Вкусно.

Мужик говорит:

— А у нас все такие.

— Толянко, возьмем?

А я думаю, чего же сказать-то? У нас и так восемь сумок…

И вот мы пошли по рынку, а этот азербайджанец бросил свой лоток и ни на минуту от нас не отстает. Я говорю:

— Ты иди, тебя ограбят.

А он говорит:

— Где этого деда можно найти еще?

Я говорю:

Архимандрит Павел (Груздев).

— Да тут много таких бородатых ходит.

— Я тебя спрашиваю, где вот этого деда можно найти.

— Чего ты к нему пристал-то?

— Не твое дело. Где этого деда можно найти?

— Так иди вначале покрестись.

— Не твое дело.

И вот так ходил целый час за отцом Павлом. Потом надавал ему этих дынь просто так.

Устали, сидим на вокзале с Марьей. Чего же делать-то будем с этими сумками, а? Как же быть-то, а? Отец Павел говорит:

— Пойдем к Ваське.

— Так поди уж скоро поезд.

— Толенькя, оставляй дыни, пойдем.

Заходим, смотрим: «Начальник отделения линейной железной дороги подполковник Василий Иванович какой-то там Важный». Отец Павел открывает двери.

— Ой, Васенька!

— Батюшка, дорогой ты мой!

— То ли вези, то ли сади. Как хочешь!

Подполковник выбежал, сразу обнял батюшку, закрыл кабинет свой изнутри поплотнее:

— Батюшка, по восемь капелек!

— Обязательно!

Сразу коньячку да по стопарику помаленечку. Марья кричит:

— Батюшка, тебе нельзя!

Он говорит:

— Васькя, ты бы Марью куда-нибудь в технички устроил бы. Надоела, зараза!

В шутку, конечно. Подполковник троих участковых вызвал, все эти сумки взяли, остановили поезд не на две минуты, а на пять, посадили в вагон, денег еще на дорогу дали, да еще и стремянную стопочку налил. Отец Павел говорит:

— Толенькя, вот так я и живу: не имей сто рублей, а имей сто пятьдесят.

Протоиерей Анатолий Денисов

Был еще такой случай у меня. Был я еще молодой, только что после армии, семинарист. Посмотрел я фотографии Иоанна Кронштадтского, и очень понравилась мне его соломенная шляпа. И я поехал без ведома моей молодой жены и купил желтую соломенную шляпу.

Приезжаю домой, а Галя на меня:

— А, ты такой-сякой, как тебе не стыдно, в такой шляпе!

А я себе возомнил, мне нравится: Иоанн Кронштадтский тоже в шляпе ходил. А я в пиджаке, да волосы длинные, да еще в шляпе.

Однажды ко мне родственники из Сибири приехали, и мы решили на ВДНХ сходить. До обеда мы на Литургии побыли, а после обеда на ВДНХ. Многие там на нас смотрели и удивлялись: попы на вылазке, длинные волосы, да еще шляпа. Матушке моей это очень не понравилось, и она на меня сильно восстала, и целый вечер мы ругались. Эта шляпа была камнем преткновения. Я говорю:

— Не брошу шляпу и все. Она мне нравится.

Она говорит:

— А мне не нравится шляпа.

И вот как-то я отправился к отцу Павлу: у меня много вопросов было. Это был дальний путь. Я доехал на поезде до Шестихина, там на автобусе, дальше пешочком. Приехал. Отец Павел выходит из своей кельи: короткие шаровары, ноги босиком, волосы распущены. Говорит:

— О, Толянко, в параличной шляпе идет.

Я говорю:

— Батюшко, дак новая.

— Дак сам вижу.

Он снял с меня шляпу и на кол повесил. Так она три года ворон отгоняла. Приехал я домой — и никакой атомной войны.

Разругались второй раз. Пошла тогда матушка моя к отцу Павлу жаловаться уже на меня. Вот он ее встретил и говорит:

— Галькя!

— Чего, батюшко?

— Денисовых-то много?

— Много.

— Так тебе самый лучший достался!

— И верно, батюшко.

И по сей день живем вместе, уже 24 года, по молитвам отца Павла.

В 1985 году я окончил семинарию, и владыка Ярославский и Ростовский Платон (он сейчас в Аргентине), который в этом же году занял эту кафедру, отправил меня в самый глухой приход. Это север Ярославской области, село Спас-на-Водоге Пошехонского района.

Когда мы с матушкой первый раз туда поехали, это было ужасно. После Троице-Сергиевой Лавры какое-то Пошехонье, да еще 50 километров, полное бездорожье. А матушка перед тем как ехать купила новые босоножки. Вот идем, босоножки на втором километре сгорели полностью. Уже ропщем: да какие же это мастера, да зачем так далеко церковь построили!

Пришли туда, а там всего 10-20 старух. Они и говорят:

— Да нам вроде и священника-то не надо. Мы тут все уже умираем. Понамрут-понамрут. Батюшка приедет соседний, отпоет, и опять мы так живем. Нам постоянного, наверное, и не надо. Как вы будете здесь жить? Умрете с голоду, да и все. Дорог нету, магазина нету, медицины нету. Чего вы здесь будете делать? Давайте-давайте отсюда. Мы вас чайком попоим, да и милости просим: езжайте.

И вот мы снова пешочком обратно, нисколько не думавши, что мы сюда вернемся. Поехали с Галей к отцу Павлу.

— Батюшко, так-то, так-то, нас отправили в такое село.

А он и говорит:

— Толькя, был бы я архиерей, дальше бы направил. Да там так хорошо!

Свечек нам надавал да проводил. Мы и пошли с Галей.

Приезжаем обратно. А там совершенно другая атмосфера. Вот, кажется, было черное, когда уезжали, приехали — а все белое. Все рады, все нормально, и 15 лет мы отслужили на том месте.

Архимандрит Павел (Груздев). Одна из последних фотографий.

Когда прослужили мы там год, поехали с Галей к отцу Павлу. А к нему приезжаешь — как к себе домой. Не то что «извините» да «простите». Отец Павел скажет: «Чего расселся, иди хлеб режь. Что ты там, иди картошку почисть». Именно как домой пришел.

Я только дверь открываю:

— Батюшка, благослови!

А он:

— Иди за водой сходи, благослови-благослови… Галькя, заходи сюда!

Я за водой побежал, а он Гале-то и говорит:

— Галькя!

Она говорит:

— Чего, батюшка?

— Да я вот чего думаю. Чего вы там в глухой деревне сидите. Я с владыкой переговорю, вас, может, и переведут.

— Батюшка, а нам понравилось. Мне кажется, и не надо никуда. Я думаю, чего в городе делать? В деревне то ли дело.

Вот так он проверил нас.

Как-то решил я крышу перекрыть. Но как одному справиться? И вот Господь помог мне. Из Москвы приехал ко мне Александр. Хороший, большой человек. Спаси его, Господи. Приехал и говорит:

— Я помогу тебе, батюшка, крышу покрыть.

Помню, купил я армированное железо за 8 рублей лист: гофрированное, хорошее, легонькое. Рад-радешенек. Привезли, крышу перекрыли. Дело-то уже к концу, а я забыл насчет денег-то с ним договориться! Сколько он с меня попросит? Вот тут-то я и присел. Думаю, как объявит мне цену-то московскую, мне придется в колхозе полстада продавать. А он мне и говорит на мой вопрос:

— Да нет, батюшка, если бы мне надо было денег, я бы в Москве заработал. А ты мне найди медку да своди к отцу Павлу. Вот что мне и надо.

И вот по окончании крыши поехали мы к отцу Павлу. А дорога плохая была. Это царская еще дорога была от Рыбинска до Углича, ее недавно асфальтировали, лет 10 назад, а тогда она каменка была. Подъезжаем. У отца Павла келья была всегда закрыта. Я стучу:

— Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, помилуй нас. Отец Павел!

Он кричит:

— Толянко, давай Сашку-то сюда веди!

Телефонов не было, ему заранее никто не мог бы сказать, что я с Александром приехал. Я хотел спросить у него: «Ты откуда знаешь?» Но я знаю, что он бы ответил: «Не твое дело».

Всех нас он принял, всех приголубил, мы очень довольны были.

Приезжали мы к отцу Павлу в Верхне-Никульское два раза в год обязательно: 24 июня на празднование в честь иконы Божией Матери «Достойно есть» и 19 ноября на День Ангела. Много нас собиралось, человек 30 или 40: и московские батюшки (отец Владимир Воробьев, отец Аркадий Шатов, отец Александр Салтыков), и тверские, и ярославские. А у батюшки проповедь была всегда на злобу дня, и всегда простыми словами. Это было всем необходимо и дорого. Ведь если батюшка начнет сыпать богословскими терминами — трансцендентность, имманентность — старухи же ничего не поймут. А он выходил на амвон: митра, может быть, кривенькая, из-под подрясника валенки починенные торчат — и говорил:

— Дорогие мои старухи! Верно, Марья?

А она из угла отвечает:

— Верно, верно, батюшко!

— Вот сидят на пенсии. Морду нажрала, как решето, — обленилася. Тебе не надо — людям надо. Спаси, Господи, праведников шоферов. Мы поедем в центр: постоять немного, дак заорем да зашипим, что не уступили место. Ух, негодные старухи! А пойдем в магазин, начнем хлеб-то выбирать да вилкой щупать: ой, этот твердый. Взять за ухо да отвести домой: пеки сама! Муки дают — лень пекти. Во как обленилися!

И еще говорил в проповеди:

— Один раз намедни меня пригласил Васькя потолок покрасить. «Отец Павел, пойдем потолок покрасим». Ну, что ж, Пасха на носу, надо помочь. Пришел. Открыли форточку, чтоб не угореть. Красим потолок, смотрю: чего-то неладно. Залетел воробей и под нашим носом вертится. «Васенькя!» — «Чего, батюшко?» — «Да неладно чего-то». Выглянули в окошко, а из подоконника-то гнездышко с птенчиком-то и выпало нечаянно. А воробей-то, превозмогая воробьиный страх, летит к человеку, чтобы он ему помог. Каково ему жалко птенцов-то! А вы, бабы? Почувствуете в брюхе — куда бежите? Да за это убийство — аборт-то — и вы будете отвечать перед Богом по всей строгости, и муж ваш…

Как-то на 9 мая собирали духовенство у вечного огня. Приезжал архимандрит Авель из Иоанно-Богословского монастыря. Он очень чтил отца Павла. Народу много, «Со святыми упокой» пропели. Когда все закончилось, отец Павел мне говорит:

— Толькя! Я говорю:

— Чего.

— Я, говорит, сейчас в огнепоклонстве покаялся у Авеля, а он у меня.

Ведь вечный огонь — кому нужен? Вечная память, вечный покой — вот что нужно. А тут взяли и заменили вечный покой на вечный огонь.

Помню, отец владыка Платон приехал на праздник «Достойно есть». Начали ему многолетие петь, а он едва слезы сдерживает. Отец Павел увидел, что тяжело ему, и стал шутить:

— Ох, как зареву! Как сейчас зареву!

Потом говорит:

— Владыко, да хватит, останови их. Что ж они поют: «многая лета» да «многая лета» — так и не умрешь!

Заключенный Павел Груздев. Лагерная фотография из личного дела.

Отец Павел прошел большую школу жизни, и особенно в лагерях он научился сочувствовать людям.

Батюшка рассказывал, как тяжело жилось заключенным в лагерных бараках: утром выносили мертвых, складывали рядами. Когда его отправили из барака на вольное поселение, он как мог поддерживал арестантов. Помню батюшкин рассказ: «Слава Богу, в тот год урожай был на грибы. Думаю, Господи, прости, вот буду священником, замолю этот грех: упер у одного ведро соли. Взял лопату, пошел в лесу вырыл яму два на два, обмазал глиной, накидал туда дров, обжег, промыл это все — получилась бочка. Насолил я туда грибов, зимой отколю топориком и в барак отнесу».

И еще раз он рассказывал, когда сильно голодно было, уже когда снег выпал, пошел он по лесу. И такое было чудо: стоит елка, везде снег, а под лапами целая куча грибов. Они не должны там быть — а это такая милость Божия.

В июне 1993 года в Воскресенский тутаевский собор приезжает Святейший Патриарх. В то время отец Павел уже там жил. Идет серьезная подготовка к приезду Святейшего, там вся милиция, ковры всех цветов выложены. Одну из почетных миссий — поднести Святейшему крест на подносе — поручили отцу архимандриту Павлу (Груздеву). Он был уже старенький и плохо видел, и отец Николай попросил, чтобы с одной стороны стоял я, а с другой — отец Григорий Гогишвили, рыбинский батюшка. И вот стоим по бокам. Народищу! Епископы! А он мне в бок локтем:

— Толькя!

Я говорю:

— Чего?

— Вот сейчас Святейший подойдет, я ему знаешь чего скажу?

— Чего?

— А я ему скажу: я как Ленин — по тюрьмам да по ссылкам, по тюрьмам да по ссылкам.

А когда Святейший подошел, он сказал другую речь:

— Ваше Святейшество, перед Вами дряхлый старик, 11 лет тому назад был на Севере в командировке за православную веру. Вот перед тобой мантейка такого-то, четочки такого-то епископа, митрополита покойного…

И он упоминал тех митрополитов и епископов, которых Святейший отлично знал еще в то время.

— А Вам, Ваше Святейшество, — крест.

И, конечно, Святейший очень внимательно выслушал, говорит:

— Батюшка, дорогой, да как да чего?

Он говорит:

— Слава Богу, Ваше Святейшество.

Перед Литургией отец Павел говорит:

— Ваше Святейшество, у меня к Вам просьба. После обедни к нам с Марьей на похлебку.

Тот говорит:

— Конечно же.

Отец Павел кричит:

— Марья!

Она:

— Чего?

— Да Марья! Чего-чего! Там похлебку приготовь, Святейший приедет хлебать.

И Святейший после Литургии пошел к батюшке хлебать похлебку. На память об этой встрече Святейший подарил отцу Павлу свою фотографию с личной надписью батюшке.

Братия Сретенского монастыря служит литию на могиле архимандрита Павла (Груздева)

Когда отец Павел уже умер, у меня на приходе произошла такая история. Один мой прихожанин по долгу своей милицейской службы зашел вечером в бар. Смотрит: там человек непорядочно ведет себя. Он говорит:

— Братец, ты пришел покушать — кушай. Зачем так ведешь себя?

— Ах ты, мент, ты мне еще указываешь!

Слово за слово, посетитель бара полез на рожон, произошла драка, в результате которой хулиган оказался в больнице. А родители у него ушлые, решили написать на милиционера заявление.

Пошло-поехало, стали раздувать, грозить судом и тюрьмой. Я, как местный священник, вижу, что происходит неправда. Человек очень правильно поступил, что вовремя приструнил хулигана. Как милиционер, он должен был его остановить. А дело все хуже и хуже.

А родственники милиционера слышали много об отце Павле и говорят мне:

— Батюшка, нельзя ли нам съездить на могилку к отцу Павлу?

Жена милиционера изъявила желание с одной знакомой, близкой родственницей съездить к отцу Павлу на могилку пожаловаться.

А в тот год пристани в Тутаеве не было, и надо было на «метеоре», который идет из Брейтова, ехать сначала в Ярославль, потом пересаживаться на автобус и обратно ехать 50 километров. То есть сначала проехать мимо Тутаева, а потом вернуться к нему обратно. Да и на самом кладбище было трудно найти могилу отца Павла, потому что батюшка изъявил желание, чтобы его похоронили рядом с родителями, а это центр кладбища, и там трудно сориентироваться.

И вот женщины сели на «метеор» и поплыли мимо Тутаева. «Метеор» по частным просьбам, конечно, не останавливается. Ты же, когда в самолет или поезд сядешь, не скажешь: «Я хочу здесь остановиться». Но вдруг метеор останавливается в Тутаеве: причала нету, а он посередке остановился. Подплывает небольшой катер:

— Кто на Тутаев?

— Мы.

— Ну, садись.

Они боятся спросить: а кто вы? потому что все это из области фантастики. Садятся, как обмороженные, ни живы ни мертвы:

— Вообще-то нам действительно в Тутаев.

— Ну, и слава Богу, садитесь.

И привезли их не на правый берег, а на левый — куда им и надо. Они сошли, куда идти, не знают. Спросили, где Леонтьевское кладбище, им сказали: от Леонтьевской церкви повернуть, пройти. Подошли к кладбищу, а куда идти к отцу Павлу, не знают. Смотрят, идет в подряснике какой-то священник или монах.

— А Вы не могли бы нам подсказать, где могилка отца Павла?

— Ну, пойдемте, мне туда же.

Они идут потихонечку. Дошли. Он начал молиться.

— Вы помяните нас.

— Хорошо.

— А Вы могли бы за нашего батюшку отца Анатолия помолиться? Может, Вы его знаете?

— Конечно, знаю. Я епископ Евстафий.

Помолились они на могилке у отца Павла, и дело уладилось. Несмотря на все перипетии, все хорошо завершилось.

Смертью всё не заканчивается, у Бога все живы. И если Бог кого прославляет, благодать его действует и после смерти. И когда у меня возникают какие-то вопросы, я всегда обращаюсь к отцу Павлу, и он помогает.

Смотри также:

• Воспоминания о старце архимандрите Павле (Груздеве)
• Проповедь о том, как Спаситель в гости ходил

версия для печати