Заиконоспасский монастырь

Спас на «Священной улице»

Заиконоспасский монастырь в Москве, в котором первоначально размещалась Московская Духовная Академия. Фото XIX в.

Так называли Никольскую улицу в старину. Еще до монгольского ига она лежала на пути из Москвы во Владимир, Ростов и Суздаль, а потом стала частью святой дороги в Троицкую обитель. После того как в 1395 году была встречена Владимирская икона и появился Сретенский монастырь, весь участок дороги от Кремля до границы Земляного вала стал называться Сретенской улицей. Когда же в 1534 году была построена стена Китай-города, отрезок улицы внутри стены стал именоваться Никольской: в летописи это имя впервые упоминается в 1547 году, когда венчался на царство Иван Грозный. По одной версии, имя ей оставили Никольские ворота Кремля, которые осенял образ святителя Николая Чудотворца, по другой – древний Никольский монастырь, основанный в XIV веке и ставший родиной Спасской обители, которая в старину именовалась «что на Никольском крестце». Такие крестцы существовали на всех трех посадских улицах Китай-города; это места, где стояли часовни, где приводили народ к древней присяге – целованию креста. На Никольском крестце была часовня святителя Николая Чудотворца, в ней приводили к присяге участников судебного разбирательства в спорных случаях: во свидетельство правоты тяжущиеся целовали крест и образ святителя Николая. Раньше такие вопросы решались на судебных поединках с помощью дубин: кто одолеет, тот и прав, но этот обычай по настоянию Церкви был запрещен в 1556 году.

Никольскую называли «Священной улицей» еще и из-за обилия церквей, монастырей и часовен на ней, хотя она и располагалась в очаге городской торговли. Торговые ряды занимали большую часть Китай-города, а в районе Никольской существовал особый Иконный ряд, где иконы, по благочестивому обычаю, «выменивали», не торгуясь и назначая за них твердую «божескую цену», пусть и нередко слишком высокую.

Иван Грозный отдал Никольский монастырь афонским монахам. Есть мнение, что на его территории стояла Спасская церковь, которая в 1600 году обособилась вместе с участком монастырской земли в самостоятельную обитель: основателем Спасской обители считается Борис Годунов. Поскольку часть территории монастыря оказалась за Иконным рядом, отсюда явилось известное название – Заиконоспасский. Еще он назывался «Спас на Старом» или «Спас Старый», что привело к версии об образовании Спасского монастыря от Никольского, но сведений о раннем этапе его истории не осталось практически никаких. Известно лишь, что в нем находились две церкви: каменная соборная и деревянная. На первых порах положение молодого монастыря было более чем скромное, к тому же в 1626 году деревянную Никольскую улицу разорил пожар, не миновавший и обитель, а после него честь территории отписали Земскому приказу. Насельники явно страдали от нехватки самого необходимого. Летом 1661 года, когда, по всей видимости, случился второй пожар, архимандрит Дионисий с братией били челом царю Алексею Михайловичу, чтобы им взамен отнятой земли «отдали на пропитание» убогий дом, что находился за Сретенскими воротами (вероятно, на Божедомке). Просьба была исполнена, и в те же годы монахам последовал поистине царский подарок. В 1660 году по высочайшему повелению в обители был заложен новый каменный собор – для благолепия и во избежание риска нового пожара. Средства же на собор по обету дал один из местных жителей, боярин Федор Волконский, чей дом стоял напротив монастыря. Далекий потомок святого князя Михаила Черниговского, пострадавшего за христианскую веру в ставке Батыя в 1246 году, он участвовал в обороне Москвы от войск польского королевича Владислава в Смутное время, помогал князю Пожарскому, собирал материалы для Соборного уложения. Вероятно, обет мог быть дан еще в 1650 году, когда Волконский был послан в Псков усмирять хлебный бунт с приказом казнить виновных, а бунтовавшие едва не казнили его самого. Чудом уцелев, он вернулся в Москву и был пожалован в бояре.

Новый собор был двухпрестольным: главный престол – во имя Спаса Нерукотворного, а придельный, возможно, сохранил посвящение старой деревянной церкви. Историк А.Ф. Малиновский утверждал, что до 1742 года посвящение второго престола неизвестно. Собор был освящен в ноябре 1661 года, а спустя 20 лет, когда уже началась «учительная» история монастыря, власти запретили «рядскую» торговлю иконами: в 1681 году царь Федор Алексеевич издал указ, дабы «торговым людям святых икон на промене не держать». Иконный ряд ликвидировали, а для «промену» икон были построены деревянные лавки на Печатном дворе.

Через несколько лет в Заиконоспасском монастыре открылась первая высшая школа России – Славяно-греко-латинская академия.

«Московские новосияющие Афины»

Превращение Заиконоспасского монастыря в учительный началось еще до строительства нового собора. В первой половине XVII века остро ощущалась потребность в грамотных специалистах для нужд Печатного двора, исправления и переводов церковных книг, для подготовки чиновников Посольского и других государственных приказов. Кроме того, стала ясна задача повышения образовательного уровня русского духовенства, в том числе и для защиты Православия от иноземного влияния. Опыт приглашения ученых греков и киевских монахов (училище Ртищева, Чудовская школа) был успешен, но показал необходимость создания собственной школы. В 1634 году в Москве была устроена Греко-латинская школа под руководством грека Арсения, где впервые стали обучать древним языкам: латинскому и греческому. Так свидетельствовал Адам Олеарий, но по другим данным, эта школа была основана в 1653 году при патриархе Никоне в Чудовом монастыре, а в 1655 году Арсений вместе со школой переехал в Заиконоспасский, и монастырь стали называть «учительным». С этого началось его постепенное превращение в центр русского просвещения.

Новая страница в истории монастыря началась уже в 1664 году – с приездом в Москву знаменитого Симеона Полоцкого, выпускника Киево-Могилянской коллегии и учителя школы в Полоцке, отчего и пошло его прозвище. В Полоцке он познакомился с царем Алексеем Михайловичем, когда тот посетил город. Он поднес государю приветственные стихи и настолько очаровал его, что получил приглашение в Москву, где стал воспитателем царских детей, первым в России придворным поэтом, создателем первой русской частной школы при храме Иоанна Богослова в Бронной слободе и настоятелем Заиконоспасского монастыря, в котором остановился по прибытии. С его приездом в русском обществе началась затяжная, опасная борьба между полярными течениями грекофилов и латинствующих. И победа греческого лагеря стала, без преувеличения, победой России, отстоявшей свою веру, национальную самобытность и православное просвещение.

Симеон Полоцкий был энциклопедически образован, по меркам своего времени, обладал красноречием и острым пером, способным писать и ученые трактаты, и стихи, и театральные комедии. Он обращался к царю с молением «изыскать премудрость», то есть завести школы и училища, но, будучи главой «латинского» лагеря, убеждал в необходимости создавать училища по западным образцам, с преподаванием на латыни, с упором на рациональное знание, на светское просвещение, на подготовку европейски образованных специалистов. Этому течению противостоял лагерь грекофилов во главе с монахом Епифанием Славинецким, членом Ртищевской, а потом Чудовской школы. Они отстаивали традиционную православную ориентацию в деле просвещения: цель образования – глубинное осмысление православной веры, изучение Священного Писания и святоотеческого наследия и при этом широкое овладение наукой, языками, «свободными искусствами» ради христианского познания и ради защиты Православия от ересей, рационализма, невежества и суеверий. Оттого и преподавание следовало вести на греческом языке и соединить в нем «церковную мудрость со светскими знаниями».

Грекофилы имели поддержку всесильного боярина Артамона Матвеева, царского друга, а потом патриарха Иоакима. Государство же пока принимало сторону Полоцкого. Уже в 1665 году по указанию царя Алексея Михайловича при Заиконоспасском монастыре была открыта первая Спасская школа, где Симеон Полоцкий обучал латыни государевых подьячих Посольского приказа: переводчикам было необходимо знание международного языка, а таким тогда была латынь. В числе учеников был Семен Медведев, впоследствии постригшийся в этой обители в монахи под именем Сильвестра и ставший преемником и последователем Полоцкого.

Полоцкий чувствовал, что способен на большее. Когда на престол вступил его юный воспитанник царь Федор Алексеевич, который отпускал на содержание учителя и его обители большие пожертвования, он решил приступить к осуществлению давно желанной идеи – создать академию в Заиконоспасском монастыре. В 1680 году Полоцкий составил Академическую привилегию (грамоту) в виде царского манифеста об учреждении академии и ее уставе. В ней предполагалось готовить образованных специалистов из разных сословий для государственной и церковной службы и обучать их языкам, семи свободным искусствам (грамматике, риторике, диалектике, музыке, астрономии, геометрии, философии) и богословию. Академия, по мысли Полоцкого, должна быть и органом по охране чистоты религиозных помыслов, вершить суд над еретиками, осуществлять духовную цензуру и надзор за всеми образовательными заведениями и даже за домашними учителями. Но исполнить свой замысел Полоцкий не смог: он умер в августе того же 1680 года. Его погребли в нижней церкви собора, и Сильвестр Медведев написал ему «плач» на надгробии:

Зряй, человече, сей гроб, сердцем умилися,
О смерти учителя славна прослезися:
Учитель бо зде токмо един таков бывый,
Богослов правый, Церкви догмата хранивший.
Муж благоверный, Церкви и царству потребный,
Проповедию слова народу полезный…

По желанию царя, Сильвестр Медведев стал настоятелем Заиконоспасского монастыря. У него остались все бумаги Полоцкого, и, мечтая возглавить академию, он написал проект Привилегии заново и подал его на утверждение царю. Тот, загоревшись идеей, обратился к восточным патриархам с просьбой прислать в Москву надежных учителей, испытанных в Православии, но «искусных» и в свободных науках. Однако в 1682 году царь Федор Алексеевич умер, и проект академии вновь не был реализован.

Царевна Софья не хотела ссориться с патриархом Иоакимом и не давала делу ход. А патриарх медлил с открытием, так как боялся западного влияния ее учредителей, что грозило придать академии латинский характер.

Сильвестр Медведев своими способностями превосходил учителя. Он преподавал в Спасской школе грамоту и языки, составил «Оглавление книг, кто их сложил» – первый в России библиографический справочник, что овеяло его славой первого русского библиографа, но по-прежнему лелеял мечту превратить свою школу в академию. В 1685 году, как считается, Медведев снова подал царевне Софье грамоту об учреждении академии, приложив собственное послание в стихах, как вдруг все решилось неожиданным и самым наилучшим образом.

В ответ на прошение царя Федора по рекомендации восточных патриархов в Москву прибыли ученые греки – братья иеромонахи Иоанникийи СофронийЛихуды, потомки византийского аристократического рода. Один из их предков, Константин Лихуд, с 1059 по 1063 год был Константинопольским патриархом, а по их рассказам, – зятем императора Константина Мономаха, который даже хотел оставить ему престол. В 1453 году братья Лихуды покинули Византию и поселились в венецианских владениях на Кефалонии, где и родились братья. Окончив Падуанский университет, братья вскоре приняли постриг, много проповедовали, странствовали и прибыли в Константинополь, где получили лестную рекомендацию патриарха для русского царя. Рассказывают, что на пути в Россию их задержал польский король Ян Собесский по наущению иезуитов, не хотевших усиления России и конкуренции себе в ней, но братья тайно покинули Польшу и в 1685 году предстали перед малолетними царями Иваном и Петром. Приветственные речи они произнесли по-гречески и по-латыни, чем произвели крайне благоприятное впечатление.

На первых порах Иоанникий и Софроний Лихуды остановились в греческом Никольском монастыре. А Эллино-греческая академия, как она тогда называлась, открылась в 1685 году в соседнем Богоявленском монастыре и просуществовала там около двух лет, пока в Заиконоспасской обители для нее строили каменное здание на средства Василия Голицына и патриаршего приказа. Историк Е.Е. Голубинский считал, что место было выбрано крайне неудачное, ибо Никольская улица была торговой и одной из самых шумных в Москве. Уже в декабре 1687 года, с благословения патриарха, академия праздновала новоселье. Спасский собор стал ее домовым храмом, а монастырская библиотека – ученической.

Академия стала победой грекофильского лагеря, представляя, по словам И.Е. Забелина, образованность церковную. Учебники написали братья Лихуды, следуя системе Падуанского университета, но варьируя ее. Преподавание шло на греческом языке, а латинскому отвели второстепенную роль. Изучали и духовные, и светские науки, но главным предметом было Священное Писание и творения отцов Церкви, а научный материал осмыслялся с позиций святоотеческого учения. Таким образом, характер академии был богословский, хотя готовила она не только образованных священников, но и специалистов самого широкого гражданского профиля. Поскольку она была первой высшей школой в России, многие боярские дети приходили только за образованием, не собираясь принимать духовный сан. Кроме того, для обучения языкам надлежало отдавать отпрысков в академию, нанимать домашних учителей запрещалось. Отчасти осуществился и проект Симеона Полоцкого: академия стала хранительницей чистоты Православия в России. Она обязывалась следить за проповедниками, за наличием запрещенных книг, за соблюдением православных канонов. Имела она и право суда над еретиками, отступниками, хулителями – вплоть до смертной казни. Естественно, что Заиконоспасский монастырь стал процветать: для содержания академии ему были пожалованы богатые владения и царская библиотека. Учителями академии были монахи Заиконоспасского монастыря, а его настоятель являлся одновременно ректором.

Братья Лихуды не успели прочесть курс богословия. В начале 1690-х годов их постигла опала Иерусалимского патриарха Досифея, спровоцированная во многом наветами греков, не получивших у братьев радушного земляческого приема, да и недовольством братьями Лихудами западнических московских кругов. Им вменили самые разные ложные вины, вплоть до преподавания латыни и светских наук и сокрытия своего якобы истинного, ремесленного, происхождения. Братьев уволили из академии и предоставили им преподавать при типографии итальянский язык, потом удалили в Ипатьевский монастырь. Позднее хлопотами местоблюстителя патриаршего престола Стефана Яворского они вернулись в Москву и работали над исправлением славянского перевода Библии. Оба и упокоились в Москве, только в разных обителях. Иоанникий Лихуд скончался 7 августа 1717 года на 84-м году жизни и был похоронен в соборе Заиконоспасского монастыря. Брат сочинил ему эпитафию:

О путниче, что мимо идеши?
Стани, прочитай…
Се, лежит здесь человек Божий,
Ангел Восточныя Церкви.

Софроний Лихуд скончался в июне 1730 года в Новоспасском монастыре. А их лютый враг Сильвестр Медведев сложил голову на плахе в 1691 году, обвиненный в участии в заговоре Шакловитого против Петра.

После удаления братьев Лихудов начался упадок академии, ибо остальные учителя далеко не имели такого уровня образованности. Собор обветшал, учебное здание грозило обрушением. В 1697 году Петр I, беседуя с патриархом Адрианом, пожелал возобновить академию и вызвать лучших киевских ученых. Вскоре ее ректором и настоятелем монастыря стал иеромонах Палладий (Роговский),учившийся у братьев Лихудов, а потом в Риме, но он болел и в 1703 году скончался; здесь же его и упокоили. Протектором академии был назначен митрополит Стефан Яворский, патриарший местоблюститель. А в 1701 году вышел царский указ «завесть в академии учения латинские», без преподавания «церковного» греческого, но с расширением дисциплин в сторону европейских – западные языки, медицина, физика. Академия стала называться Славяно-латинской и начала готовить кадры для петровской государевой службы. Ученики особенно порадовали царя, встречая его после Полтавской битвы торжественными речами на латыни и пением стихов собственного сочинения.

При этом академия сохраняла за собой и функции духовного цензора. Полиция, находя волшебные или гадательные книги, отсылала их владельцев к ректору для дознания и увещевания, как и раскольников. По-прежнему готовила академия и образованных священников. Дети духовенства могли получить сан только после обучения. А дворянские отпрыски в ней иногда пытались укрыться от петровской «цифирной» повинности. Однажды молодые дворяне, не желавшие обучаться трудным наукам, целой толпой записались в Заиконоспасскую школу, но Петр повелел отправить «богословов» в Петербургскую морскую школу и заставил их бить сваи на Мойке.

Талантливым людям академия открывала дорогу в жизнь. Из ее стен вышли святитель Иннокентий Иркутский, Антиох Кантемир, издатель первого русского учебника арифметики Леонтий Магницкий, основатель русского театра Федор Волков, архитектор Василий Баженов, первые профессора Московского университета Н.Н. Поповский и А.А. Барсов, путешественник С.П. Крашенинников, первый переводчик «Илиады» Е.И. Костров. И все они были прихожанами Спасского собора. Примечательно, что на ранних порах в ней учились наряду со знатью дети купцов, дьячков и даже кабальных людей, разница была лишь в величине стипендий. Однако затем указ Священного Синода от 1728 года запретил принимать крестьянских детей, что осложнило стезю Ломоносова. Даже в этой хрестоматийно известной, отлакированной истории про путь в Москву сына поморского рыбака существует множество интересных данных. Например, он был сыном свободного и весьма зажиточного крестьянина, имевшего собственные рыбацкие шхуны и жертвовавшего внушительные суммы на строительство сельской церкви. Первым учителем Ломоносова был крестьянин той же волости Иван Шубной, сын которого – скульптор Федот Иванович Шубин, друг Ломоносова. Мальчик, ставший лучшим чтецом в приходской церкви, был даже «уловлен» раскольниками-беспоповцами, но сам ушел от них. Когда же он увлекся книгами и захотел учиться, сварливая мачеха сумела настроить отца против «пустых занятий», тот вознамерился женить сына, и Ломоносову оставалось только бежать. В декабре 1730 года он был отпущен по торговым делам с рыбным обозом до сентября следующего года и по Троицкой дороге прибыл в Москву. Сначала он «пристал» на Сухаревке в Навигацкую школу обучаться арифметике, но там ему показалось мало науки, и, объявив себя дворянским сыном, он поступил в Заиконоспасскую академию, подав соответствующее прошение. Существует и другая, легендарная версия: будто бы юный Ломоносов ночью тайком сбежал из отцовского дома в нагольном тулупе и с двумя книжками, нагнал рыбный обоз и умолил приказчика взять его с собой в Москву, сказав, что хочет на нее посмотреть. Там ему, однако, ничего не оставалось, как торговать рыбой, ибо знакомых он не имел. Однажды, ночуя на возу, юноша стал слезно молиться на ближайшую церковь, прося Бога ниспослать ему помощь и защиту. И на рассвете за рыбой пришел один дворецкий, оказавшийся земляком Ломоносова. У него был знакомый монах Заиконоспасского монастыря, которого он попросил похлопотать у архимандрита о принятии Ломоносова в Заиконоспасскую академию, что тот и исполнил. Отец слал «беглому сыну» письма с просьбой вернуться домой, безуспешно соблазняя выгодной женитьбой.

Интересно, что прежде Ломоносова подобный путь проделал поэт Василий Кириллович Тредиаковский, сын астраханского священника. Когда ему исполнилось 20 лет, отец решил женить его на поповне и определить ко служению, но тот, мечтая стать ученым, в ночь накануне свадьбы бежал из отчего дома в Москву, в Заиконоспасский монастырь.

После основания Московского университета в 1755 году академия превратилась в высшую богословскую школу и стала готовить лиц духовного звания. После реформ митрополита Платона, который в 1775 году был назначен ее главой, она стала называться Славяно-греко-латинской академией. Ученикам вменялось часто бывать на богослужениях в Спасском соборе, а на праздники в нем служил сам митрополит Платон – его стены помнят и этого замечательного русского богослова.

«Не предаждь законов отеческих»

Пребывание академии в монастыре благотворно сказалось на его состоянии. В 1701 году, после совета Петра I с патриархом Адрианом о возобновлении академии, в обители был выстроен новый двухпрестольный собор, ставший одним из лучших и редчайшим памятником петровского барокко. Возводил его талантливый архитектор Иван Зарудный, оставивший Москве Меншикову башню и храм Иоанна Воина на Большой Якиманке. Тогда Спасский собор приобрел свой современный вид: высокий восьмерик на четверике, гульбища со смотровыми площадками, а декор четко обозначил новую архитектурную эпоху: гребни и раковины нарышкинского барокко сменили строгие ордерные элементы. Стены храма были расписаны на сюжеты Ветхого и Нового Заветов, а позади левого клироса находилась церковная кафедра в виде столпа с балдахином – это новшество объяснялось академическим назначением храма, с нее говорили проповеди воспитанникам академии.

Именно в этом храме молился Ломоносов. Хотя собор и пострадал во время страшного пожара 1737 года, он был восстановлен искусным мастером И.Ф. Мичуриным (создателем церкви Андрея Первозванного в Киеве по проекту В.В. Растрелли) без существенного изменения архитектурного облика, созданного Зарудным. Императрица Елизавета Петровна, приехав в Москву на коронацию, лично повелела восстановить собор и летом 1742 года присутствовала на его освящении. Тогда верхний престол освятили в честь иконы Богоматери «Всех скорбящих Радость». А на следующий год Святые ворота, выходящие на Никольскую, были увенчаны колокольней. Лишь изящная луковичная главка-ротонда на куполе собора появилась в 1851 году во время очередного поновления. В соборе хранился список с чудотворной Владимирской иконы Богоматери в золотой ризе, подаренный графом Н.П. Шереметевым, чей московский родовой дом находился на Никольской улице. В праздник Владимирской иконы 21 мая сюда совершался крестный ход из Успенского соборав память избавления Москвы от нашествия крымского хана Махмет-Гирея в 1521 году.

Многие выдающиеся настоятели обители и ректоры академии занимали затем архипастырские должности и участвовали в важнейших событиях русской истории. Гедеон I (Вишневский), епископ Смоленский и Дорогобужский, бывший архимандритом монастыря и ректором академии с 1723 по 1728 годы, не покорился Феофану (Прокоповичу). Гавриил (Петров-Шапошников), митрополит Новгородский и Олонецкий, в 1768 году избран депутатом Уложенной комиссии. Антоний (Герасимов-Зыбелин), архиепископ Казанский, удерживал свою паству во время пугачевского бунта. Архимандрит Заиконоспасского монастыря Симеон поминал князя Багратиона в первую годовщину его смерти.

Два великих пастыря, вышедшие из стен Заиконоспасской обители, особенно запомнились. Первый – Серафим (Глаголевский), выпускник Московского университета, принявший в Заиконоспасском монастыре постриг. В 1819 году он стал митрополитом Московским и Коломенским, а с 1821 года – митрополитом Санкт-Петербургским, Новгородским, Эстляндским и Финляндским и архимандритом Александро-Невской лавры. Митрополит Серафим, заботившийся о поднятии уровня образованности духовенства, выступал ревностным противником масонства, тайных обществ и нездоровой мистики, охватившей русское общество и правительственные круги во вторую половину царствования Александра I. Владыка предупреждал императора, у которого был в чести, об исходящей от тайных обществ опасности государственного переворота и добился их запрета в 1822 году. Еще через два года его стараниями был низложен министр духовных дел и народного просвещения князь А.Н. Голицын, увлекавшийся подобными идеями, и закрыто Библейское общество. Император пожаловал митрополиту орден святого апостола Андрея Первозванного.

И именно митрополиту Серафиму довелось провожать Александра Благословенного в сентябре 1825 года, когда он навсегда оставлял Петербург. Государь предчувствовал это. Ранним утром он прибыл в лавру и принял благословение от митрополита, помолился у мощей святого Александра Невского и плакал во время молебна, потом попросил возложить ему на голову Евангелие и, покидая обитель, просил молиться о нем и долго крестился на собор. Умер он в Таганроге в ноябре того же года.

После его смерти грянуло восстание декабристов. В тот день владыка Серафим служил молебен в Зимнем дворце и не побоялся в полном облачении с крестом выйти на Сенатскую площадь увещевать восставших, свидетельствуя о законности новой присяги: «Именем Распятого уверяю вас в истине; я уже одною ногою стою во гробе и обманывать вас не стану». Иные дрогнули и стали подходить к кресту, но над головой владыки просвистели пули; тогда государь приказал увезти его во дворец. После того как присяга была принесена, митрополит Серафим участвовал в коронации Николая I и императрицы Александры Федоровны. В 1831 года в ознаменование заслуг император пожаловал ему бриллиантовые знаки к Андреевскому ордену – так владыка Серафим стал первым в русской истории митрополитом, удостоенным высшей степени этого ордена. Он осудил и «Философическое письмо» П.Я. Чаадаева, считая, что «суждения о России, помещенные в сей негодной статье, оскорбительны для чувства, ложны, безрассудны и преступны сами по себе».

Другим выдающимся пастырем монастыря был Августин (Виноградский), архиепископ Московский и Коломенский, при котором Москва пережила 1812 год. Ректором Московской академии и настоятелем обители он пробыл с 25 декабря 1801 года по февраль 1804 года, когда был хиротонисан во епископа Дмитровского, викария Московской епархии, которой и управлял с 1811 года в связи с болезнью митрополита Платона. Его прозвали «Златоустом двенадцатого года» за патриотические проповеди во время нашествия Наполеона, которыми он воодушевлял ополчение. Император призвал его составить особую молитву «в нашествии супостат», которая звучала в храмах на литургии и на молебне на Бородинском поле перед битвой.

Преосвященный Августин руководил вывозом московских святынь в Вологду. А 26 августа, в праздник Сретения иконы Владимирской Богоматери и в час Бородинской битвы, обошел крестным ходом вокруг стен Москвы с чудотворными Владимирской, Иверской и Смоленской иконами. После изгнания врага преосвященный Августин занимался восстановлением московских церквей. Первым делом он пошел в Успенский собор. Его предупредили, что митрополичьи северные врата могут быть заминированы, но с пением молитвы владыка смело вошел в храм. По его прошению Святейший Синод решил оставить открытыми мощи святителя Петра, митрополита Московского, которые хранились под спудом со времен царицы Анастасии Романовны и были распечатаны французами. В первую годовщину Бородинского сражения владыка Августин отправил в Бородино архимандрита Заиконоспасского монастыря отца Симеона служить панихиду на остатках знаменитой батареи Раевского, а сам служил в тот день в Сретенском монастыре, на его престольный праздник. Тогда была положена традиция ежегодно поминать русских воинов, павших на Бородинском поле, а владыка Августин предложил основать Бородинскую поминальную субботу, наряду с Дмитриевской.

Заиконоспасский монастырь сильно пострадал в нашествие Наполеона. В разграбленной церкви были конюшни, в кельях французские портные чинили мундиры, в книжных лавках торговали вином, а не покинувших обитель монахов заставляли исполнять самые тяжелые работы, ослабевших же бросали в реку. Монастырь хотя и уцелел от пожара, но все-таки был разорен и порушен взрывом в Кремле. Оставаться в ветхих зданиях, грозивших обрушением, академии было невозможно, хотя занятия начались уже в марте 1813 года. Вывести академию собирались еще после пожара 1737 года, тогда ее решили перевести в Донской монастырь, но там не оказалось надлежащих помещений, а денег на строительство у Синода не было. В феврале 1765 года князь Г.А. Потемкин огласил Синоду высочайший указ о приискании академии «удобнейшего места», о чем было велено доложить лично императрице. Тем не менее, перевод состоялся только в 1814 году: по предложению преосвященного Августина духовную академию перевели в Троице-Сергиеву лавру.

После этого в Заиконоспасском монастыре находилась Московская духовная семинария, а после 1834 года, когда она переехала в дом Остермана на Самотечной, Московское духовное Заиконоспасское училище. Оно расположилось в здании, выстроенном архитектором О. Бове в 1822 году на месте академических корпусов. Конечно, роль обители с переводом академии упала, но в этом училище обучался московский святой батюшка Алексий Мечёв. Он хотел стать врачом и поступить в Московский университет, но его мать настояла, чтобы он стал священником – потом он был благодарен ей за это. В Заиконоспасском монастыре началась и его пастырская стезя: здесь 19 марта 1893 года он был рукоположен в священника, а потом стал служить в своей Никольской церкви на Маросейке.

На рубеже XIX–XX веков монастырь принял свой окончательный облик. По красной линии Никольской возвели два дома в псевдорусском стиле для торговых помещений монастыря (№ 7 и 9), с надвратной колокольней, включившей в себя прежние Святые ворота – считают, что это была точная копия колокольни знаменитой Успенской церкви на Покровке.

«В час великих испытаний»

Вид на Китай-город и Заиконоспасский монастырь со стороны Театральной площади

В советское время Никольская была переименована в «Улицу 25-го Октября» в память о том, что осенью 1917 года отсюда артиллерийским обстрелом были разбиты Никольские ворота Кремля. Память святого Николая Чудотворца тщательно стирали: его образ был завешен красным полотнищем, улица переименована, Никольский монастырь уничтожен. Заиконоспасский монастырь тоже был упразднен, но не снесен, а разбит на коммуналки. В 1920-х годах собор захватили обновленцы из «Союза церковного возрождения» во главе с бывшим епископом Владикавказским и Моздокским Антонином (Грановским), враждебно относившимся не только к патриарху Тихону, но и к другим ветвям обновленчества. В праздник Петра и Павла 1923 года после литургии в Спасском соборе он провозгласил с амвона автокефальную кафедру «Церковного возрождения». Провозглашался отказ от «клерикальной» Церкви на благо верующего простого народа, упрощение обрядов, отмена церковных титулов, употребление русского языка вместо церковнославянского на богослужениях, опрощение облачений духовенства, а также сокращение колокольного звона до минимума. Популярность Антонина (Грановского) была довольно велика, но с его смертью деятельность «Союза» скоро прекратилась. На отпевание, которое прошло в Спасском соборе в январе 1927 года, один венок прислал М.И. Калинин за его участие в Помголе (Комитете помощи голодающим).

Вскоре после этого у «Союза» отобрали Заиконоспасский храм. В июле 1929 года он был закрыт, крест снят, в каменном киоте вместо иконы Спаса Нерукотворного пробито окно, еще раньше разобрана надвратная колокольня. В некогда принадлежавшем монастырю доме № 7 разместилась первая советская телестудия, где с 1931 года в рамках работ по созданию отечественного телевидения велись опытные, еще беззвучные телепередачи. В 1934 году разрабатывался переход на звуковое телевидение, для которого потребовались дополнительные помещения. И тогда телевизионщики перебрались с техникой на колокольню Спасского собора. Осенью 1934 года здесь началось регулярное звуковое телевещание. Первая телепередача длилась 25 минут: актер Иван Москвин, с трудом забравшийся на колокольню, прочитал чеховский рассказ «Злоумышленник». В 1938 году на Шаболовке открылась новая студия, а вещание с Никольской прекратилось только в апреле 1941 года.

Собор Спаса Нерукотворного был возвращен Церкви в 1992 году и получил статус Патриаршего подворья. В феврале 1993 года в монастыре открылся Российский православный университет, и собор едва не стал снова «училищным» храмом, но от этой идеи отказались из-за его аварийного состояния собора и отсутствия помещений, и университет перебрался в Высокопетровский монастырь.

Новейшая история Заиконоспасского монастыря омрачилась, во-первых, известным конфликтом с РГГУ, занимавшим часть бывших монастырских помещений, а во-вторых, строительством компанией «Старград» огромного подземного котлована для торгового центра и парковки, из-за чего произошло проседание грунта и накренение собора. Однако мэр Москвы подписал постановление о передаче в безвозмездное пользование подворью Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II храмов и зданий бывших Заиконоспасского и Никольского монастырей. Проект возрождения обителей включает восстановление надвратных колоколен, святых врат, зданий Славяно-греко-латинской академии и даже воссоздание Никольского собора, если оно будет возможно.

Необыкновенная мрачность Спасского собора, о которой писал дореволюционный историк, в наши дни совсем не чувствуется. Он прекрасно воссоздан и напротив, создает волнующее молитвенное настроение.

Частично использованы материалы сайта http://drevo.pravbeseda.ru/index.php?id=515

версия для печати