Прошел год, как преставился ко Господу духовник Самарской епархии митрофорный протоиерей Иоанн Букоткин. Батюшке было семьдесят четыре года, из которых сорок восемь он прослужил священником. В наше время житейских страстей отец Иоанн стяжал мирность и благодатное спокойствие духа, смог стать опорой для сотен людей. Батюшка был на войне, пережил тяжелое для Церкви время хрущевских гонений, помогал гонимому святому Кукше Одесскому, учился в одной семинарии и был близок с владыкой Иоанном (Снычевым).

Вот что рассказал о себе отец Иоанн незадолго до смерти:

"Я родился в 1926 году в деревне Полухино Саратовской области Аркадагского района в крестьянской семье. Нас было у родителей три брата, потом один в младенчестве умер. Родители были верующими людьми, отец - очень незлобивым человеком. За все годы я ни разу не слышал, чтобы они поругались, ни разу. Мы жили бедно. Одежды не было, школа далеко - в другом районе. Ходил в женских рейтузах, кофтенка в горох, валенки разные, дыры в них заткнуты соломой. Я в детских играх не участвовал. Стеснялся. И в этом был Промысл Божий. Дома я любил играть в священника: сделал себе епитрахиль, соорудил из консервной банки кадило. Соседи обо мне говорили родителям: "Он у вас будет попом".

У нас безбожников не было, ни одного. Сам председатель, выводя комбайн на поле, начинал работать, перекрестившись. Посты в среду и пятницу все соблюдали и в храм ходили, пока в тридцатые годы его не закрыли. После стали собираться у рабы Божией Христины, а на праздник ходили в соседнюю деревню Крутец. Тогда я стал свидетелем чуда. Христинина сестра ухаживала за больным четырехлетним сыном: у Миши ручки и ножки не двигались. Бедная женщина все время молилась Николаю Чудотворцу, и вот на зимнего Николу после молебна великому Чудотворцу мальчик встал и пошел! Я свидетель - это было чудо.

Окончил только семь классов школы. Началась война. Отправили учиться на связиста.

Воевал на Третьем Белорусском фронте, в Восточной Пруссии. 7 ноября 1944 года там состоялся парад наших войск. В этом параде мы участвовали вместе с моим отцом, но не знали об этом. Я узнал об этом позже, уже из письма матери. Отца убили под Берлином...

Я непрестанно молился всю войну. У меня на груди был крест; однажды я уронил его на соломенный пол и не смог найти. Из подола шинели вырезал крестик и повесил на грудь. Но очень расстроился. И вот проходит старшина, спрашивает: "Как дела, Букоткин?" Я ответил: "Так-то все хорошо, но вот крест потерял" (офицеры знали, что я верующий). И старшина достает из кармана крест и иконку: "Выбирай!" Крестом его благословила мать, и я взял иконку, подаренную старшине полячкой. Он спас ее дочерей, когда отступающие немцы хотели сжечь множество людей в сарае. С этой иконкой Спасителя и Божией Матери я прошел до конца войны. У многих наших офицеров были кресты и иконки. Кому мать дала, кому жена.

Орден Славы III степени - это самая дорогая для меня награда. Под Инстинбургом мы отбили две атаки немцев, а в третью они пошли без единого выстрела и только с близкого расстояния открыли минометный огонь. Мины ложились в шахматном порядке, головы не поднять. Мне командир приказал добраться до левого фланга и разведать обстановку. Я пробирался под шквальным огнем и встретил санитара, который перевязывал раненого сержанта Глушко. Я отстреливался, а немцы наступали полукругом. Тогда мы затащили раненого в какой-то сарай и спрыгнули в погреб. Глушко остался наверху. Погреб был каменный, в одном месте дыра заткнута тряпкой, можно было руку протянуть и достать до немцев, а они уже были везде. Я понял, что нас обязательно схватят, а если узнают, что я связной - будут пытать. Говорю санитару: "Я ухожу отсюда". Он стал уговаривать остаться. Я перекрестился, три раза прочел "Отче наш", приставил лесенку и с молитвой "Господи, благослови" вылез из погреба. Сержант Глушко лежал без движения, и я подумал, что он умер. Так же, видно, решили и немцы. Выглянул во двор, везде суетились фашисты. Решил пересечь двор и перебежать дорогу, а там залечь в кювете и отстреливаться до последнего патрона, последний - себе. Пробежал до кювета, а они меня не заметили! До сих пор не знаю почему. Может быть, оттого, что шинель-то на мне была зеленая, английская...

За кюветом было открытое место, в гору метров двести пятьдесят. И я побежал зигзагами. Немцы стали стрелять, а я падал, отдыхал и бежал дальше. Меня ранило в ногу, а уже на самой горке пулей раздробило левое плечо. Подобрали меня свои уже, когда стемнело. Оперировали в полевом госпитале, где я встретил сержанта Глушко. От него узнал, что санитара, оставшегося в погребе, немцы нашли....

После войны меня отправили дослуживать в штаб Московского военного округа. В Москве я ходил в православные храмы, а внутренний голос настойчиво повторял: "Ищи духовную литературу". Как можно в то время искать духовную литературу? И вот я познакомился с Анной Самойловной Климовой. Она мне давала читать книжечки, а потом познакомила с удивительной рабой Божией Параскевой. Она имела дар прозорливости. Как-то я ей написал домой, что она маленькая перед людьми, но большая перед Богом. А когда пришел к Параскеве, еще и словом не обмолвился, получил нагоняй, зачем такое пишу... У Пашеньки никогда не было денег, боялась их на ночь оставить - все раздавала: "А вдруг умру в эту ночь, и с деньгами?!".

Я тогда церковную службу совершенно не знал. Помню, вышел алтарник с книгой, спрашиваю Анну Самойловну: "Кто это?" - "Апостол читает". А я подумал: "Надо же, такой молодой - а уже апостол. Кончится моя служба в армии, я в храм служить пойду".

После окончания семинарии в 1952 году я был рукоположен в священники в Саратове, потом служил в Астрахани, в Камышине, в Боровичах Новгородской области. Там познакомился с блаженным Василием и отцом Иоанном (Снычевым), будущим митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским. Блаженный Василий уже тогда называл его митрополитом Питерским. Владыка Иоанн советовал мне записывать за юродивым. Как-то Васенька владыке Иоанну говорит, мол, будешь, будешь бумагой заклеивать. Владыка ничего не понял. А к нам блаженный прибегает и кричит: "Каски, шланги, каски, шланги". И вскорости, это было в 1976 году, произошел страшный поджог кафедрального Покровского собора, где обычно служил отец Иоанн (Снычев). Приехали пожарные в касках со шлангами. Бедный владыка, когда вошел в собор и увидел, что там творилось, потерял сознание. Кроме чудотворной иконы, сгорел весь иконостас, и его действительно заклеивали бумагой...

Вспоминает отец Иоанн Букоткин: "Как-то, еще в Боровичах, Васенька подошел ко мне и весело пропел: "Хорошо на Волге жить, ходят пароходики, незаметно пролетят молодые годики!" И действительно, вскоре перевели меня в Самару. Туда же переселился и Васенька блаженный. И уже здесь, в Самаре, через 17 лет, тихо пропел: "Хорошо на Волге жить, ходят пароходики, незаметно пролетели молодые годики!".

В Самаре блаженный часто приходил в людные места, буянил и оказывался в психбольнице, а там всегда находился человек, который ждал помощи. Сам Василий Иванов в прошлом был офицером, фронтовиком, образованным человеком, владевшим в совершенстве немецким, знавшим польский, литовский, украинский, эстонский, хорошо разбирался в живописи, и он же грязный "безумец". Умер блаженный Василий в Томашевской психиатрической больнице 16 августа 1991 года со словами: "Умирая в аду, легче оказаться в раю".

Семья Букоткиных была тесно связана с еще одной блаженной - Марией Ивановной, прожившей в их доме восемь лет. Эта раба Божия стала как бы связным между святым отцом Кукшей Одесским и отцом Иоанном Букоткиным. Она назвалась родственницей, и ее, одну из немногих, допускали к отцу Кукше, когда он уже был под арестом в Одессе. "Ведь его, бедного, умучили! - со слезами говорила матушка Мария Дмитриевна. - Держали в подвале под милицией, зимой, без отопления, у него даже вода становилась льдом".

Святой Кукша Одесский и Иоанн Букоткин в жизни никогда не видели друг друга, но были в очень близком молитвенном общении. Святой знал все, что происходило у батюшки. Был даже такой случай: Мария Ивановна и отец Кукша беседовали, совершая трапезу, и вдруг святой прервался и стал горячо молиться, а затем сказал: "У отца Иоанна в храме пожар, но, слава Богу, потушили, снегом засыпали".

Около сорока лет батюшка отец Иоанн Букоткин прожил в Самаре и служил в храме во имя святых апостолов Петра и Павла, последние годы он был духовником Самарской епархии. Еще в 1997 году на вопрос молодого иеромонаха о канонизации царственных мучеников он ответил, что уже давно на отпусте поминает их как святых мучеников.

На мой вопрос, возрождается ли духовно Россия, отец Иоанн горячо ответил: "Конечно. Я же вижу, как исповедуется молодежь, со слезами выворачивает свои душоночки!".

Протоиерей Иоанн Букоткин похоронен в Иверском женском монастыре, в самом сердце Самары. Прощаясь, владыка Самарский и Сызранский Сергий сказал, что место упокоения отца Иоанна станет местом паломничества православных людей. Низкий поклон и вечная память дорогому батюшке Иоанну.