Музей или храм?

В последнее время вновь разгораются страсти по поводу передачи Исаакиевского собора Русской Православной Церкви, хотя, казалось бы, недавнее интервью губернатора Санкт-Петербурга Г.С. Полтавченко, в котором он выразил намерение передать храм, поставило точку в этом споре. Однако нет: то здесь, то там проповедуют ополчение против передачи собора Церкви, собираются устраивать всенародный референдум по этому поводу. Чего стоят такие газетные заголовки: «В 2017 году город потеряет Исаакиевский собор!» Как это представляет себе автор? Верующие вынесут на своих плечах гранитные колонны, обдерут позолоту с куполов и растащат по камешку все остальное? Позвольте не поверить, особенно если посмотреть на Казанский или Троицкий Измайловский соборы: они не только стоят на месте, но даже и весьма благоукрасились после их передачи Церкви. Петербург в недавнем прошлом терял храмы по совершенно иной причине. Или православные христиане уже не являются жителями Санкт-Петербурга и лишены своих гражданских прав?

На наш взгляд спорить здесь не о чем. И тем более – нагнетать страсти.

Возьмем правовой аспект вопроса. Существует Федеральный закон РФ № 327-ФЗ «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности», определяющий «порядок безвозмездной передачи в собственность или безвозмездное пользование религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в федеральной собственности, собственности субъектов Российской Федерации или муниципальной собственности», принятый Государственной Думой 19 ноября 2010 года, одобренный Советом Федерации 24 ноября 2010 года, подписанный президентом РФ Д. А. Медведевым 30 ноября 2010 года. Буква этого закона недвусмысленна: следует передавать «недвижимое имущество… построенное для осуществления и (или) обеспечения таких видов деятельности религиозных организаций, как совершение богослужений, других религиозных обрядов и церемоний, проведение молитвенных и религиозных собраний, обучение религии, профессиональное религиозное образование, монашеская жизнедеятельность, религиозное почитание (паломничество), в том числе здания для временного проживания паломников, а также движимое имущество религиозного назначения». Исаакиевский собор целиком и полностью подпадает под это определение, и в законе нет списка объектов, не подлежащих передаче Русской Православной Церкви в силу их особенного культурного значения. Так что по букве закона Исаакиевский собор должен быть передан Санкт-Петербургской митрополии Русской Православной Церкви.

Противники передачи Исаакия Церкви подают пример правового нигилизма, апеллируя не к закону, а к предрассудкам толпы

Странно, что с этим законом борются правдолюбивые законники, которые пытаются явить себя блюстителями законностями и борцами за правовое государство и гражданское общество. К сожалению, они сражаются за законность очень избирательно, а в случае с передачей Исаакиевского собора подают дурной пример правового нигилизма, апеллируя не к закону, а к предрассудкам и инстинктам толпы, не к основанной на праве демократии, а к произволу и охлократии. «Dura lex, sed lex» – «Закон суров, но это закон»; «Pacta sunt servanda» – «Соглашения (или законы) надлежит исполнять» – говорят римские пословицы. Почему же законы надо исполнять только по отношению к неверующим, а по отношению к верующим можно придерживаться беззакония, как в памятные коммунистические времена? Они предлагают референдум по поводу передачи собора, хотя есть недвусмысленный текст закона и существуют определенные правила гражданского общества. Может быть, пойдем далее и будем устраивать референдумы по поводу того, ходить ли нам на работу или можно ли переходить улицу на красный свет? В истории России ровно 100 лет назад уже был один год, когда страна жила не законами, а референдумами. Например, солдаты на фронте решали, идти ли им в наступление или нет и вообще находиться на передовой или нет. К чему это привело – понятно: «И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди». Не хочется думать, что противники передачи Исаакиевского собора добиваются этого, прежде всего – на свою же голову.

Ни император Николай I, ни Огюст Монферран не мыслили Исаакиевский собор как музей

К сожалению, встречаются спекуляции по поводу того, что Исаакиевский собор до революции был-де государственной собственностью и не принадлежал религиозной организации под названием Русская Православная Церковь. Во-первых, для данного закона это безразлично: он рассматривает не характер собственности, а характер изначального назначения. А для Исаакиевского собора изначальное религиозное назначение очевидно: ни император Николай I, ни Огюст Монферран не мыслили его как музей. Они в гробу бы перевернулись от подобного предназначения.

Во-вторых, до революции у нас Греко-Российская Церковь Православного исповедания вся была государственной и император считался главным и верховным защитником Церкви, и если исходить из такой кривой логики, то из захваченных после революции храмов, в изрядном числе превращенных в склады и овощехранилища, нельзя передавать ни один. Государственная собственность ведь. Любители таких демагогических рассуждений не хотят принимать во внимание, что государство было православным и строители Исаакиевского собора были верующими православными христианами. Как гласит принцип римского права, «воля завещателей должна уважаться». Исаакиевский собор завещан нам нашими верующими предками. И их волю мы должны уважать, признавая и восстанавливая изначальное религиозное назначение собора.

Однако противники передачи Исаакиевского собора апеллируют к аргументу доступности культурных ценностей, утверждая, что будто бы собор тогда будет доступен только православным верующим и в него не будут пускать иноверцев и атеистов. Вот уже 25 лет, как Казанский собор из музея стал храмом и с Невского проспекта в него может зайти любой желающий, не платя, кстати, за вход ни копейки. Приходят и католики, и протестанты, и мусульмане, и любопытствующие неверующие – насколько помню, ни одного посетителя не то что не экзаменовали на знание Символа веры, но и о вере не спрашивали: пожалуйста, приходите, смотрите, приобщайтесь. То же справедливо и для других храмов Санкт-Петербурга. Мне неизвестен ни один случай, когда человека не пустили в какую-либо церковь из-за его веры.

А теперь рассмотрим проблему доступности культурных ценностей с другой стороны. Как известно, в православные храмы вход бесплатный: ни в одном из них не продаются билеты за право входа. Ознакомимся с прейскурантом прежнего Музея Четырех соборов. Цена полного билета в Исаакиевский собор – 250 рублей. В храм Спаса на Крови – столько же. В Смольный собор до его передачи стоимость билета составляла 150 рублей, а там, собственно говоря, и смотреть было почти нечего, поскольку все внутреннее убранство, включая уникальную хрустальную балюстраду, было разграблено и уничтожено после 1922 года. Теперь прикинем наиболее распространенные зарплаты по России и по Санкт-Петербургу. Так кто же обеспечивает подлинный доступ к культурным ценностям – государство или Церковь?

В связи с этой проблемой вспоминается Толгская икона Божией Матери, которую практически не видели посетители Русского музея, поскольку она хранилась в запасниках и была недоступна для народа, но которой поклонилось более 30 000 человек после ее передачи Церкви в 2011 году.

Другая проблема – сохранность культурных ценностей. Противники передачи собора пугают нас, что Церковь не сохранит отданные ей культурные ценности в силу отсутствия специалистов, невежества и небрежения к ним клириков. Однако «чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться?» Общая ревизия по стране показала пропажу 83 000 музейных экспонатов. Так что защитникам музейных ценностей лучше начать с себя. Тем более что, несмотря на большую восстановительную работу, целый ряд храмов Санкт-Петербурга и особенно Ленинградской области до сих пор несет на себе следы трогательной заботы государства и музейных работников об их сохранении. Как, например, храм XVIII века святителя Николая Чудотворца в Русско-Высоцком, который закрыли, разграбили, а потом и предоставили ярости стихий, сняв купола в 1980 году перед Олимпиадой, чтобы не светился храм чрезмерно перед иностранными туристами. В результате сейчас вместо храма – живописные руины, в которых уже успело приютиться кладбище.

А другие уже и не несут следы заботы, как, например, церковь Спаса на Сенной, взорванная в 1962 году, храм Спаса на Водах, взорванный в 1938 году, Знаменская церковь, разрушенная в 1940-м, греческая церковь – храм Димитрия Солунского на Лиговском проспекте (уничтожена в 1962 г.) и т.д. Перечислять можно сотнями. Оставшиеся храмы по большей части были разграблены и лишены своих убранств, полностью или частично. Как Смольный собор, например. Или Казанский собор, лишившийся своего уникального серебряного иконостаса – памятника войны 1812 года, поскольку он был создан из серебра, отбитого казаками у французов.

Убранство собора было расхищено: в 1922 году – во время кампании по изъятию церковных ценностей, в 1929-м – после его закрытия

И Исаакиевский собор – не исключение. Значительная часть его убранства была расхищена в 1922 году – во время кампании по изъятию церковных ценностей – и в 1929 году, после закрытия. Моя покойная бабушка Тамара Васильевна Баканова в молодости, проходя в 1928 году мимо Исаакиевского собора, видела страшную картину: из собора выбрасывали иконы, книги, полотенца, облачения и складывали в кучи. Она потянулась было к одной из них, чтобы взять икону и полотенце, и получила прикладом по рукам. А потом все это подожгли…

Представляю, как возмутились бы свободолюбивая пресса и общественность, если бы священники и верующие вломились, например, в Академию Наук или в Законодательное Собрание, повыбрасывали бы оттуда книги, папки с делами и столы и поставили аналои и иконы. Но почему можно поступать наоборот – прийти в Божий храм, повыкидывать оттуда иконы, поставить маятник Фуко и устроить музей – вначале антирелигиозный, а потом архитектурный? И почему некоторых любителей свободы и права вовсе не коробит подобное ненормальное, абсурдное и беззаконное положение вещей, и более того – они стремятся сей абсурд увековечить?

На одном из фронтонов Исаакиевского собора написано: «Дом Мой дом молитвы наречется». Эта цитата из Евангелия от Матфея (21: 13) значит для нас, прежде всего, следующее: храм должен быть именно храмом, не музеем, не местом для развлечений. Для нас это путь к очевидности, к исцелению от подмен и заблуждений прошлого.

Вспоминаются строки Анны Андреевны Ахматовой, написанные в страшные годы ежовщины:

И вот наперекор тому,
Что смерть глядит в глаза,
Опять по слову твоему
Я голосую за.
За то, чтоб стала дверью дверь,
Замок опять замком,
Чтоб сердцем стал угрюмый зверь…

Если мы хотим обезопасить себя от репрессий и беззаконий прошлого, то необходимо восстановить историческую справедливость – вернуть Церкви то, что некогда было беззаконно у нее похищено и отторгнуто, – и прежде всего храмы.

И добавим. Евангельская цитата на фронтоне Исаакиевского собора восходит к пророчеству Исаии, в котором говорится: «Дом Мой дом молитвы наречется для всех народов» (Ис. 56: 7). Исаакиевский собор действительно принадлежит всему человечеству, но это всечеловеческое призвание он может осуществлять только в христианском, только в православном контексте, в котором он и был построен, ибо он создан в конечном счете для Богочеловека и Всечеловека – Христа. При недолжном использовании он становится, по скорбному выражению Евангелия, «вертепом разбойников», каковым он в особенности был в 1930-е годы в качестве антирелигиозного музея.

Исаакиевский собор не только архитектурная доминанта, это еще – и прежде всего – доминанта духовная

Храм должен исполнять свою сакральную функцию – быть местом молитвы, примирения Бога с человеком и человека с человеком, местом собирания народа Божия и народов России, и шире – всего человечества. Исаакиевский собор не только архитектурная доминанта, это еще и доминанта духовная, определявшая некогда и отчасти определяющая и ныне духовное измерение государства Российского, а может быть, и судьбы мира. По выражению замечательного русского писателя Серафима Ильича Четверухина, без молитвы, без богослужения храм – труп. Набальзамированный, но бездыханный. Душа храма – молитва. На наших глазах погибало немало храмов даже не от злобы, а от равнодушия, оттого, что в них не молились и за ними не присматривали. Если мы хотим, чтобы Исаакий зажил полной жизнью, то его необходимо передать Церкви.

И последнее. Некоторые из тех, кто ратует за музейный статус Исаакиевского собора, и не скрывают, что их цель – не сбережение культурных ценностей, а борьба с христианством и с Русской Православной Церковью. Этих геростратов можно только пожалеть, потому что ничего, кроме борьбы, пафоса дискредитации и уничтожения, у них за душой нет. Был бы кому-нибудь известен Губельман-Ярославский, если бы он не был главой Союза воинствующих безбожников? Кстати, он умер с горя после роспуска Союза: жизнь потеряла для него смысл. Этим людям нужны великие потрясения. А нам нужна Великая Россия. С величественным ХРАМОМ – Исаакиевским собором.