Плакат времен Великой Отечественной войны

В канун черного дня нападения гитлеровской Германии на нашу страну уже привычны стали обвинения, будто бы в войне этой виноват СССР - еще худший тоталитарный монстр, который сам, якобы, готовился напасть на Германию, но Гитлер просто опередил Сталина. Грустно наблюдать, как нация позволяет глумиться над своей историей.

Нынешнее клише тождества гитлеровского нацизма и советского коммунизма возникло не в период холодной войны, хотя взаимоотношения с недавними союзниками были резко обострены. Такой интерпретации не приняло бы само западное общественное сознание. В домах миллионов еще хранились британские газеты военного времени, исполненные восхищения перед жертвенной борьбой защитников Сталинграда, а английский писатель Толкиен, писавший именно в годы войны свои знаменитые сказки, вывел под черным царством Мордор, лежащим на Востоке, вовсе не СССР, как убеждены несведущие в истории постсоветские западники, а гитлеровскую Германию.

"Спор об истории" был открыт крупным германским историком Э. Нольте, учеником М.Хайдеггера, когда идеологическая борьба "тоталитаризма и демократии" настоятельно требовала пересмотра интерпретации всех прежних суждений о мировой политике. Так, Россию стали обвинять даже и в развязывании Первой мировой войны. Западная историография, ничтоже сумняшеся, приняла трактовку марксиста М. Покровского, с легкой руки которого Первая мировая война до сих пор называется империалистической, хотя ей больше подошло бы название Второй Отечественной - как-никак России угрожало отторжение Прибалтики, Украины и лишение выхода в Средиземное море. Большевикам-то нужно было оправдать лозунг "поражения собственного правительства в войне". Но комиссия по установлению ответственности за Первую мировую войну в Версале в 1919 году однозначно постановила, что вина лежит на Германии и Австро-Венгрии, с ней согласился и американский конгресс.

Борьба с "империей зла" требовала новых идеологем, и фундаментальные книги Э. Нольте пришлись как нельзя кстати. В них виртуозно была выполнена задача: развенчать СССР - главного борца против фашизма, при этом не реабилитировать сам фашизм, но освободить Запад от вины за него. Э. Нольте интерпретировал Вторую мировую войну не как продолжение извечных стремлений к территориальному и геополитическому господству, а как начатую Октябрьской революцией "всеевропейскую гражданскую войну" между двумя "идеологиями раскола". Европа же, по Нольте, впала в грех фашизма исключительно для защиты либеральной системы от коммунизма и лишь потом скопировала тоталитарные структуры у своего соперника. В такой схеме мишенью возмущенного сознания становится советский тоталитаризм сталинского периода и пресловутый пакт Молотова-Риббентропа, которые, якобы и стали причиной Второй мировой войны.

Западная и постсоветская литература постепенно наполнилась прямыми и косвенными обвинениями в адрес СССР, якобы ответственного за становление германского фашизма, формулируемыми в русле двух основных концепций. По одной из них СССР и Германия будто бы уже с договора Рапалло, заключенного на Генуэзской конференции 1921 года с целью избежать изоляции, планировали завоевание мира, повели дело к войне и к пакту Молотова-Риббентропа. Здесь совершается натяжка исторических фактов, ибо Договор Рапалло был заключен Советской Россией с демократической Веймарской республикой, в которой никто не предвидел появления Гитлера и национал-социализм. В. Ратенау не только не вынашивал планов долгосрочного партнерства с СССР, но порывался отклонить советское предложение. Далее, "рапалльская линия" в политике Германии практически истощается именно с приходом Гитлера к власти, и Договор 1939 года, как к нему ни относиться, явился итогом совершенно иных обстоятельств.

Концепция Э. Нольте правомерно предлагает исследовать явление фашизма на широком социологическом фоне, однако он делает невидимым различие между фашизмом итальянского типа и национал-социализмом. Нельзя не согласиться с обрисованной Нольте беспомощностью европейских либералов, преждевременно торжествующих по поводу сокрушения христианских монархий и традиционных обществ. Политический лидер Италии Дж. Джолитти самодовольно изрек в ноябре 1918 года: "Последние милитаристские империи пришли к своему концу и это великолепно... Демократия выдержала свое последнее самое страшное испытание и празднует триумф по всему миру". Нольте, пожалуй, прав: "Без Джолитти нет Муссолини, по крайней мере нет успешного Муссолини".

Однако фашизм итальянского типа или, хотя бы, его элементы возникли одновременно, что не может быть случайным, почти во всех культурно-самобытных частях Европы после удручающих итогов первой мировой войны и революций в Европе: в католических Франции, Испании, Португалии, Италии; в Европе англосаксонской и германской - Англии, Австрии, Германии; в Бельгии, Нидерландах, Дании, Скандинавии; наконец, в Европе православной и славянской - Греции, Болгарии, России, Югославии и даже в полумусульманской Албании.

По мнению Э. Нольте энергия, вызванная из глубин общества, из самых традиционных крестьянских слоев, была направлена на "спасение либерального государства", что уже сомнительно. Католическая церковь вряд ли приветствовала "либеральную систему" в которой лаицизировались все общественные институты и образование, а антиклерикальные силы заполонили властные структуры и прессу. Однако "сумрачный германский гений" и западноевропейский "прометеевский" дух подавления и насилия оказались почему-то неспособны на христианскую антитезу как идеологии пролетарского интернационализма, так и либеральной атомизации, в результате чего "порыв" проявил все признаки вырождения - отношение к Церкви и к власти как служебному инструменту (Франко и Муссолини), насилие, экстремизм, шовинизм, экспансия.

Концепция Нольте заслоняет первостепенный важности вопрос: в противопоставлении фашизма либеральной системе исчезает различие между фашизмом итальянского типа и национал-социализмом, и главный грех их обоих сводится к отсутствию "американской демократии". Однако нежелание какого-либо народа установить у себя демократию есть его право, и само по себе не несет вызова или угрозы миру, если только не сопровождается насильственным навязыванием этого выбора. Что же было вызовом и угрозой миру со стороны гитлеровского Рейха, который развязал войну со всей Европой?

Попытка преодоления Версальской системы, в которой англосаксы примерно наказали немцев по принципу "Горе побежденным!", даже путем аншлюсов и локальных войн, если бы она лишь этим ограничилась, мало чем отличалась бы от прошлых периодических войн за сопредельные территории и вряд ли привела бы к Нюрнбергскому трибуналу. Гитлер провозгласил претензии на территории и страны, никогда не бывшие в орбите германских государств, как на Западе, так и на Востоке Европы. Такой проект нуждался в оправдании, которые дала языческая нацистская доктрина природной неравнородности людей и наций, отсутствующая у фашизма итальянского типа и у коммунизма.

Вместе это и стало грандиозным всеобщим вызовом - не только суверенности народов, международному праву, но, чего не было в предыдущие века - самому фундаментальному понятию монотеистической цивилизации об этическом равенстве людей и наций, на которых распространяется одна мораль и которые не могут быть средством для других. Именно универсальность вызова и оправдание целей теорией неисторичных народов позволяла истреблять народы, культуру, жечь целые города и села. Ни в одной войне предшествующих двух веков времени не было такой гибели гражданского населения на оккупированных территориях.

Тем не менее, коммунизм все время объединяют с гитлеризмом - сравнение c философской точки зрения поверхностное и продиктованное политической задачей дать интерпретацию Второй мировой войны как войны не за геополитические пространства, не за историческую жизнь народов, а как войны за "американскую" демократию. Американский автор У. Лакер в книге "Россия и Германия. Наставники Гитлера" определяет "итальянский фашизм как стоянку на полдороге" к германскому итогу. Лакер пытается доказать родство двух режимов - гитлеровского и советского, поэтому ему необходимо свести главный ужас немецкого "фашизма" к "тоталитаризму" - то есть к отсутствию "американской демократии", поэтому он даже не акцентирует внимание на расовой теории и последовавших чудовищных идейных обоснованиях репрессий против евреев, насильственного перемещения рабской рабочей силы "остарбайтеров", занятия Черноземья СССР и Украины колонистами и программы сокращения второсортных русских, белорусов и украинцев на 40 млн.

Цель ясна - доказать, что главное зло ХХ века и вообще мировой истории - это русский и советский тоталитарный империализм, эталоном которого был СССР сталинского периода, и выделить все, что может сойти за его подобие в гитлеровском рейхе.

Поверхностная трактовка тоталитарного тождества нацизма и большевизма стала клише западного обществоведения, которым не стесняются оперировать образованнейшие и именитые авторы, единственным критерием для которых является отсутствие демократии. Директор французского Института международных отношений Т. де Монбриаль пользуется этим ходульным лозунгом так же как У. Лакер. "Нацистская Германия воплощает совершеннейший большевизм" - обронил и крупнейший современный французский историк Ф. Фюре. Именно эти книги переведены на русский язык.

Но тезис о родстве нацизма с "российским" коммунизмом не выдерживает анализа. Коммунистический замысел обескровливал собственную страну ради идеи облагодетельствовать все человечество, на алтарь которого принесено все национальное. Через призму религиозно-философских основ истории такая цель, взятая в идеальных критериях, есть порождение философии прогресса, которая в свою очередь родилась в христианском мире на пути отступления от христианства. Она выводится из ереси хилиазма - учения о возможности тысячелетнего царства Божия на земле с праведниками и идеи утвердить в земной жизни равенство.

Германский нацизм, оттолкнувшись от преодоления Версальской системы, провозгласил право обескровливать другие нации для того, чтобы облагодетельствовать свою. Целые аспекты нацистской доктрины основаны не только на идее неисторичности народов, свойственной классической немецкой философии и Энгельсу, но и на расовом превосходстве, на утверждении природного и этического неравенства людей, что есть возврат к язычеству, к философии: "Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку". Это деление народов на "тварей бессловесных" и "тех, кто право имеет". По философии он отличен как от коммунизма, так и от фашизма итальянского типа, явившего лишь уродливый вариант "буржуазного" государства нового времени, "гипер-этатизм". Неразличение Э. Нольте фашизма и национал-социализма приводит его к косвенному оправданию гитлеровских завоеваний, раз Вторая мировая война - это всееропейская война" идеологий, начатая в 1917 году именно большевизмом. Так обесцениваются жертвы нашего народа, понесенные за право на историю.

Так война против Гитлера США и Британии уже оказывается велась не за то, чтобы французы и датчане оставались французами и датчанами, не за то, чтобы латыши и поляки не превратились в свинопасов и горничных у арийцев, а за "универсальное торжество либеральной американской демократии", которая продолжается и по сей день. Однако документы, особенно рассекреченные недавно, опровергают новые схемы еще ярче, чем советские штампы.

Примечательны секретные переговоры сэра Джона Саймона - министра иностранных дел Великобритании с Гитлером в Берлине в марте 1935 года, запись которых стала достоянием советской разведки и была опубликована в 1997г. Гитлер отвергает любое сотрудничество с большевистским режимом, называя его "сосудом с бациллами чумы". Разрыв с рапалльской линией и отсутствие всякой преемственности с ней у будущего советско-германского пакта 1939 года налицо. Саймон же приехал, чтобы санкционировать аншлюс Австрии. Когда Риббентроп поинтересовался британскими взглядами на австрийский вопрос, Саймон прямо постулировал: "Правительство Его Величества не может беспокоиться об Австрии так же, как, например, о Бельгии, то есть о стране, находящейся в самом близком соседстве с Великобританией". Гитлер выразил свой восторг и поблагодарил британское правительство за его "лояльные усилия" "и по всем другим вопросам, в которых то заняло такую великодушную позицию по отношению к Германии" - Британия на международной конференции воспрепятствовала применению санкций к Германии за нарушения военных положений Версальского договора.

Теперь обратимся к пресловутому пакту Молотова-Риббентропа, отношение к которому не может быть понято без знания англосаксонской стратегии ХХ века в Европе. Одной из ее констант являлось предупреждение усиления Германии и России. При этом стратегия исходила из тезиса, что роль организатора континента придает Германии или России только Восточная Европа. Все зигзаги мировой политики оцениваются с этой точки зрения. Для этой цели Британия и В.Вильсон ставили цель создать на основе принципа "демократии и самоопределения" между Германией и Россией ярус мелких несамостоятельных государств от Балтики до Черного моря так, чтобы они не входили ни германскую, ни в российскую орбиту.

Гитлеровские планы завоевания восточного "жизненного пространства", казалось, полностью ломали англосаксонскую доктрину "буфера между славянами и тевтонами". Однако известно, как Британия и США косвенным образом всемерно подталкивали Гитлера именно на Восток. На деле в этом не было противоречия. Его создает лишь ложный тезис из учебников, что Британия, соглашаясь на аншлюс Австрии и захват Чехословакии, полагала умиротворить Гитлера, но, мол, просчиталась. Напротив, самое страшное для англосаксов случилось бы, если бы Германия удовлетворилась Мюнхеном и аншлюсом Австрии. Это было соединение немецкого потенциала в одном государстве - кошмар для Британии со времен Бисмарка, однако гитлеровские акты были признаны "демократическим сообществом", и потом их было бы трудно опротестовать. Против ревизии Версальской системы тоже трудно было бы потом возражать, поскольку Чехословакия и послеверсальская Австрия не были завоеваниями 1914-1918 годов. Это были много веков территории Германии и Австро-Венгрии и никогда никем как таковые не оспаривались.

Британия рассчитывала вовсе не умиротворить Гитлера, но подтолкнуть его к дальнейшей экспансии, и в принципе англосаксонский расчет на необузданность амбиций и дурман нацистской идеологии был точным. Но Британии нужно было направить агрессию только на Восток, что дало бы повод вмешаться и войти в Восточную Европу для ее защиты и довершить геополитические проекты, то есть изъять Восточную Европу из под контроля как Германии, так и СССР. Печать и политические круги в Англии открыто обсуждали следующий шаг Гитлера - претензии на Украину.

В этом вопросе была активна Польша, предлагавшая Гитлеру свои услуги. Уже в январе 1939 года польский министр иностранных дел Бек заявил после переговоров с Берлином о "полном единстве интересов в отношении Советского Союза", а затем советская разведка сообщила и о переговорах Риббентропа, в ходе которых Польша выразила готовность присоединиться к Антикоминтерновскому пакту, если Гитлер поддержит ее претензии на Украину и выход к Черному морю. Польша не была невинной жертвой. Ее судьба была драматично предопределена и ее расположением и, не в последней степени, ее извечной неприязнью к России, о которой советские учебники всегда умалчивали, ибо пропагандировали вечную и нерушимую дружбу народов социалистического лагеря, освобожденную от груза имперского и капиталистического прошлого. Главные польские устремления были направлены как многие века назад к Литве и Украине.

Рассекреченные документы показывают неблаговидный закулисный торг и судорожные попытки получить свою толику от гитлеровских захватов. "Польша сохраняет отрицательное отношение к многосторонним комбинациям, направленным против Германии" - неизменно отвечал посол Гжибовский наркому Литвинову и отказывалась участвовать в создании какого-либо фронта против Германии вместе с СССР. Как только Гитлер отнял у Чехословакии Судеты, Польша немедленно заявила претензии на Тешинскую Силезию, отошедшую по Версалю к Чехословакии после четырех веков в составе Габсбургской империи. Польские дипломаты с ревностью убеждали германскую сторону сделать ставку на Польшу, и тогда "Польша будет согласна впоследствии выступить на стороне Германии в походе на Советскую Украину".

Однако англосаксонская стратегия не была успешной. Мюнхен и позиция "демократических стран" показали безрезультатность для СССР пребывания в фарватере англосаксонской стратегии. Хрестоматийная история бесконечных проектов коллективной безопасности показывает: ни одни проект не давал гарантии балтийским государствам - западной границе СССР. Как только М.Литвинов, который считался англосаксонским лобби в советском истэблишменте, перестал быть наркомом иностранных дел, был заключен пресловутый пакт Молотова - Риббентропа 1939 года. Агрессия против СССР была отложена до разгрома Западной Европы.

Этот договор демонизирован западным мнением и историографией, хотя в нем нечего стыдиться. Гитлеровская Германия была всемирно признанным государством, имевшим интенсивные дипломатические отношения, прежде всего, со всеми западными странами. Искони государства заключали договоры с партнерами, чья внутренняя жизнь была антиподом. Христианские государства имели отношения с языческими, где приносились человеческие жертвы. Правительство Турции, где перед Первой мировой войной сажали на кол, а отрезанные головы христиан выставлялись напоказ, в дипломатическом лексиконе именовалось "Блистательная Порта". Наконец, кроме кусочка Буковины, Сталин лишь возвратил те исторические территории, что были "отхвачены" у России в период хаоса революции и гражданской войны. Этот термин использует Г. Киссинджер в объемном труде "Дипломатия", когда забывает, что через несколько страниц надо приняться за демонизацию "нацистско-советского пакта".

Э. Нольте называет "Пакт Гитлера-Сталина" европейской прелюдией ко Второй мировой войне. Разбирая текст секретного протокола о разделе сфер влияния, Нольте обрушивается на пункт о Польше, в котором говорилось, что "вопрос о желательности для интересов обоих государств независимого польского государства и о том, каковыми могли бы быть границы этого государства, может быть выяснен лишь в ходе будущего политического развития ситуации".

Готовность Сталина за отсрочку в войне против собственной страны закрыть глаза на устремления Гитлера в отношении Польши, которая накануне предлагала Гитлеру свои услуги для завоевания Украины, как и воспользоваться случаем для восстановления территории Российской империи, утраченной из-за революции, ничем не отличалась по прагматизму или, если угодно, цинизму от слов Саймона, открывшего Гитлеру, что Британия не будет беспокоиться об Австрии как если бы это была Бельгия. А сами прибалтийские государства? Как свидетельствуют документы, они занимали однозначно прогерманскую позицию, "стремились остаться вне коалиций, направленных против Германии", и, как сообщал американский посол в Литве, "относились крайне неодобрительно к предложению советского Комиссара по иностранным делам, чтобы Великобритания гарантировала границы этих Балтийских государств с Советским Союзом".

Нольте называет Советско-германский договор пактом "войны", "раздела", "уничтожения", который, якобы, не мог иметь аналогов в европейской истории, потому что это были "государства совершенно особого рода". Такое утверждение может вызвать только иронию у историка. От Вестфальского мира 1648 года до Дейтона договоры и многосторонние трактаты не только имперского прошлого, но и демократического настоящего были начертанием одними державами новых границ для других. Наполеон в Тильзите безуспешно предлагал Александру I уничтожить Пруссию, Венский конгресс 1815г. нарисовал территорию современной Швейцарии, добавив к ней стратегические горные перевалы, чтобы те не достались более динамичным государствам. Напомним сакраментальную фразу В.Ленина о Берлинском конгрессе: "грабят Турцию". Австрия в 1908 г. аннексировала Боснию, получив согласие держав. В секретном соглашении 1905 года между Т. Рузвельтом и Кацурой Япония отказывалась от "агрессивных намерений" в отношении Филиппин, оставляя их вотчиной США, а США согласились на оккупацию Японией Кореи.

В Версале победившая Антанта с вильсонианскими "самоопределением и демократией" расчленила Австро-Венгрию, предписав, кому и в каких границах можно иметь государственность, а кому нет, кому, как Галиции перейти от одного хозяина к другому, кому - сербам, хорватам, словенцам - быть вместе. В Потсдаме были определены границы многих государств и судьба бывших колоний. Столп американской дипломатии Дж. Кеннан в 1993 году прямо призвал начертать новое территориальное статус-кво на Балканах, "применить силу" и заставить стороны его соблюдать, что и было сделано в Дейтоне в 1995 -м.

Гитлеровские геополитические планы совпадают с планами пангерманистов перед Первой мировой войной. Канцлер фон Бюлов еще за 20 лет до ее начала писал: "в будущей войне с Россией мы должны оттеснить ее от двух морей, сделавших ее великой державой - от Балтийского и от Понта Евксинского". Даже дряхлый Бисмарк оставил на полях помету: "Столь эксцентричные эскизы не полагается оставлять на бумаге"! Границу Германии по Волге требовали установить в 1914 году берлинские интеллектуалы, бросая вызов не "коммунистической идеологии гражданской войны", а христианской России.

Договор демонизирован не потому, что он якобы способствовал войне. Она была в любом случае неизбежна, и Гитлер собирался захватить устья Шельды (Бельгия) - стратегический пункт против Британии. Договор поменял ее расписание, а, следовательно, послевоенную конфигурацию, сделав невозможным для англосаксов войти в Восточную Европу как в начале войны, поскольку надо было оборонять Западную Европу, так и после победы для ее изъятия из орбиты СССР. Пакт Молотова-Риббентропа 1939 года - является крупнейшим провалом английской стратегии за весь ХХ век, и его всегда будут демонизировать.

Г. Киссинджер не удержался от суждения, что "Россия сыграла решающую роль в развязывании обеих войн". Но раздел его книги, посвященный "нацистско-советскому пакту", опровергает его собственный "приговор" и демонстрирует смесь досады и невольного восхищения. Признавая и западные, и восточные устремления Гитлера, Киссинджер считает "мерой сталинских достижений то, что он пусть даже временно, поменял местами приоритеты Гитлера". Но это же максимум возможного, и не может быть оценено иначе, как выдающийся успех дипломатии. Киссинджер именно так и оценивает этот пакт, назвав его высшим достижением средств, которые "могли бы быть заимствованы из трактата на тему искусства государственного управления ХVIII века".

Сами британские политики того времени полагали действия СССР по восстановлению дореволюционной территории абсолютно правомерными: Лорд Галифакс, министр иностранных дел, выступая в палате лордов так представил Советско-германский Договор и действия СССР: "Будет справедливым напомнить две вещи: во-первых, советское правительство никогда не предприняло бы такие действия, если бы германское правительство не начало и не показало пример, вторгнувшись в Польшу без объявления войны; во-вторых, следует напомнить, что действия советского правительства заключались в перенесении границы по существу до той линии, которая была рекомендована во время Версальской конференции лордом Керзоном. Я привожу исторические факты и полагаю, что они неоспоримы". 10 октября 1939 года такую же оценку дал У.Черчилль.

Происшедшее в последнее десятилетие должно было бы побудить задуматься. Сакраментальное высказывание Н.Данилевского о противостоянии России и Европы в XIX веке, маскируемом до Берлинского конгресса наличием некоей фантасмагории - Турецкой империи, может быть перефразировано: Пока между Россией и Западом "стояла коммунистическая фантасмагория", истинных причин холодной войны можно было и не заметить, когда же "призрак рассеялся", "нам ничего не остается, как взглянуть действительности прямо в глаза". Давление на некоммунистическую Россию лишь увеличилось. Но, как и прежде, главным инструментом разрушения является манипуляция нашим историческим и национальным самосознанием.

Не пора ли прекратить стесняться любить свое Отечество?