Благодарю Вас, дорогой и глубокочтимый Владыко, за Ваше письмо, пространное и интересное, от 6-го октября, переданное мне о. Серафимом.

Он был у меня сегодня утром. Сегодня же была у меня м. Сергия, предполагающая поехать сегодня же днем с м. Иоанной в Москву. Я ей передал короткое письмо, в котором были вложены и деньги. Оказалось потом, что они отсрочили свой отъезд до завтра, и, таким образом, я имею возможность Вам послать еще письмо. Весьма досаден случай похищения у Вас, и притом еще казенной, суммы денег. После этого всегда остается неприятный осадок и чувство какого-то недоверия к себе. Вот какими мы окружены негодяями. Возможно, что та же рука, которая у Вас совершила кражу, только что получила Ваше благословение...

Вопрос о вывозе ценностей и для меня является тяжелым, трудно разрешимым, почти кошмарным вопросом. Дело в том, что можно было бы отобрать, как мы говорим, наиболее ценные вещи и перевезти их в Кириллов или в Москву с собою в вагоне, под видом багажа ручного; туда бы вошли золотые предметы, а также драгоценные камни, панагии и прочее. Но никто по нынешним временам не решается ехать с таким багажом не только в Кириллов, но и в Москву ввиду необходимости пересадки в Чудове и риска целую ночь стоять в коридоре. Да и как решиться на то, чтобы отправить эти ценности на свой страх? Постепенно убирать вещи еще можно, но дело в том, что рисковать и создавать панику и всякие толки, если начать упаковывать, например, раки, иконы и другие предметы, которые находятся на виду. Собрание археологического общества я устрою на ближайших днях, и мы обсудим этот вопрос, но, конечно, встретимся с обычными в таких случаях затруднениями. Сегодня мне передал о. Тихон то, о чем он Вам писал. Ужасное дело. Завтра же будем говорить об этом с о. Конкординым^[1], разумеется, лишь втроем. Наш собор, конечно, охраняется, но эта охрана мало надежна, т. к. против силы она беспомощна. Над входом в "угольник" горит электрическая лампочка, которую, конечно, ничего не стоит сбить. Во всяком случае, теперь все мы сознаем опасность ввиду полного отсутствия власти и бдим, сколько есть возможности; главная же надежда - на помощь Божию.

Еще. Если начать, как мы это отчасти уже делали, перебирать, что необходимо вывезти, то прямо глаза разбегаются, т. к. за что почти ни возьмешься - все ценно, редкостно и дорого. "Горе богатым" и в данном случае.

Как, по-видимому, тяжело делать дело церковное на Соборе! Сколько трений всякого рода! Сколько вреда приносят львовцы - "растлиновцы" и их споспешники, вольные и невольные! Как прекрасно разоблачает их Р. П. и как, по-видимому, верно характеризует он Собор в последней своей статье 8-го октября! Как жаль, если действительно верно, что члены Собора начинают раздражаться: "Тако ли не возможете единаго часа побдети со Мною?" Ведь это же в самом деле может быть убийственным для дела, в смысле решения того или иного вопроса в надлежащем церковном духе.

Итак, Владимир Путята^[2] принял достойное воздаяние за свои злохудожества. И не жаль его. Можно все понять и извинить, но нечистой жизни, нарушения монашеского подвига обетного извинить нельзя; ведь это всецело во власти самого человека и зависит от того, как человек себя направляет и как блюдет себя. И долг Церкви - очищать епископат от подобных нечестивцев, дерзающих попирать величайшую благодать. Но как он сам теперь уложится в рамки рядового монаха, в уединенной обители? Помоги ему Бог не пасть духом.

Весьма было бы интересно мне узнать, кто именно из архиереев по жребию попал в число двенадцати членов следственной комиссии. Если будет случай, во время одной из скучных речей на заседании на бумажке напишите эти двенадцать имен и суньте в посылку, отправляемую в Новгород.

Я думаю, Вам приятно было посетить академию. Орлов - мой товарищ. Всегда был хорошим и степенным человеком. Не представляю его себе теперь. Я думаю, корпорация академическая принципиально не избрала монаха, осуществляя в первый раз свое право избрания ректора, хотя в данном случае и имели даже подходящего для себя и по взглядам ректора, в лице отца Илариона^[3]. И он, может быть, не без цели либеральничавший в последнее время и агитировавший против преосвященного Феодора^[4], с треском провалился, против собственного ожидания.

Видели Вы, значит, и о. Звездкина, о. Рождественского и других. А Успенского не видели, конечно, т. к. он здесь и, кажется, не уезжал даже в академию. "Неприятный человек" - всюду себя впихивает, что-то по законоучительству промышляет, и я слышал даже, что пробирается в законоучители в Державинскую гимназию на место о. Устьинского. Такой пролаза! Если все студенты-священники таковы, то наука может быть покойна: ее шевелить не очень-то будут.

Бедный преосвященный Никон^[5] - умирающий! Может быть, если бы его пригласили на Собор, он сразу бы ожил, в особенности, если бы попал в Ваше общество в Чудов монастырь!

О. Серафим мне передавал, что Вы еще собирались ехать в лавру, чуть ли не на сегодняшнее число. Опять в академию? Переводить о. Серафима из Вяжищ не следовало бы никуда пока. Его там, по его словам, очень любят, он приносит пользу, держит монастырь хорошо, и слава Богу, тем более, что туда и не найдешь подходящего человека. А в Старорусский, может, какого-нибудь архиерея Вы могли бы найти и кроме преосвященного Димитрия? Впрочем, говорю это, а сам знаю, что это почти невозможно, - некого. А между тем, необходимо туда поскорее назначить человека. И в конце концов, может быть, придется взяться за о. Серафима Вяжищского, а туда перевести какого-нибудь игумена. О. Серафим Кургинский, конечно, устроился бы в каком-нибудь монастыре в качестве рядового монаха, но у него на попечении старуха мать, а это его очень стесняет, а братья его на войне, и таким образом, он, - единственный ее охранитель. Я с ним еще поговорю по этому поводу. Спросите, каков он у преосвященного Евлогия^[6]. Сегодня ко мне явились "квартиранты" Кр[асного] Кр[еста] из Пскова. Ищут помещение для своих складов, т. к. все краснокрестные эвакуируются из Пскова. Сведения у них главным образом о помещениях в монастырях, между прочим, и о Хутыни. Чтобы они не копались в Хутынском монастыре без меня, я предложил им немедленно со мною поехать туда. Сел с ними в их автомобиль, и меньше чем в час времени мы съездили туда, осмотрели тамошние помещения и вернулись. Возможно, что придется отдать под их ящики некоторые свободные помещения в моем корпусе и в других. Как и где разместятся огромный штаб снабжения Ставки фронта, учреждений Кр[асного] Кр[еста] и прочие организации, переводимые сюда из Пскова, я недоумеваю.

Монастыри положительно грабят, например, наш монастырь, Хутынский, должен уплатить подоходного налога шесть тысяч рублей, кроме того двадцать процентов сбора - около двух тысяч да еще всякие повышенные налоги земские и другие. Прямо не знаешь, что делать. Свободных сумм, конечно, нет, продавать бумаги невыгодно, закладывать их - не знаю, законно ли, а кто это будет делать?

По вопросу о "голодных Нименских" деньгах полагаю, что их следует ему разрешить, хотя бы условно до будущего съезда, на том основании, что якобы августовский съезд, очевидно, не имел в виду возможности периодических прибавок к основному жалованью... Мне это было неудобно сделать, т. к. Вы утверждали постановление съезда. Скоро к Вам придет еще одно недоуменное дело: правление Старорусского духовного училища, вопреки моей резолюции (или, вернее, не дождавшись моей резолюции, которая оказалась отрицательной), провело электричество в здание училища, затратив на это, вопреки закону, деньги, определенные на другие потребы. Я дело это направил к Вам чрез правление училища, которое, в силу моей новой резолюции, должно Вам представить по сему вопросу доклад. Мне кажется, правление просто рассчитывало на то, что я недосмотрю. А я вник в вопрос и навел справки о компетенции правления училища в расходовании сумм казенных и местных.

В воскресенье служил в Никитинской церкви, и справляли юбилей о. Рождественского. Скромно. Потом начали акафисты и беседы в соборе. Духовенство в массе отсутствовало, несмотря на обычное приглашение. Я потребовал через благочинных объяснений от неявившихся. Ужасный народ, требующий над собою жезла. У меня в квартире стоят кровати в зале, но этим пока все дело ограничивается, но, по крайней мере, теперь никто не посягает на мое помещение.

Кажется, пока все.
Усердно прошу Ваших святых молитв о моем
недостоинстве, глубоко
Вам преданный и чтущий Е. А.

^[1]Конкордин Анатолий Иванович, протоиерей новгородского Знаменского собора, председатель церковно-археологического общества.

^[2]Владимир (Путята Всеволод), бывший архиепископ Пензенский и Саранский. В 1918 году был лишен сана епископа, но оставлен в монашестве. Священный Всероссийский Собор постановил удалить бывшего архиепископа Владимира из г. Пензы "с правом пребывания во Флорищевой пустыни в течение трех лет". Однако он не подчинился решению Собора и не поехал в монастырь, а тотчас же организовал в Пензе "народную Церковь". На срочном заседании Собор в ответ на его беззаконие "за неподчинение и презрение канонических правил (как лишенный сана)" отлучил его от Церкви. В последующие годы он продолжал свои "деяния" в Пензе, ездил в столицы, где безрезультатно хлопотал о пересмотре своего дела. Вскоре присоединился к обновленцам. Осенью 1928 года монах Владимир Путята принес келейное покаяние митрополиту Сергию как местоблюстителю. Дважды он подавал ходатайство в Священный Синод о пересмотре своего дела и о восстановлении в сане епископа. Рассмотрение жалобы монаха Владимира Путяты дважды слушалось на сессиях Священного Синода, но каждый раз Св. Синод выносил отказ о восстановлении его в епископстве. Основной целью всех ходатайств как в Синод, так и, в частных письмах, к авторитетным святителям российским была просьба о восстановлении его в сане епископа, а личное его глубокое раскаяние в них отражалось недостаточно искренно. После вторичного отказа Владимир Путята послал жалобу на Священный Синод Российской Православной Церкви Константинопольскому Патриарху. Не получая ответа из Константинополя, он стал хлопотать о визе на выезд в Константинополь. Не получив поддержки в лице местоблюстителя, он потерпел неудачу. В 1934 году Владимир Путята начал служить в григорианских храмах г. Томска. После этого, по представлению Новосибирского преосвященного, митрополит Сергий и Священный Синод объявили "монаха Владимира Путяту отпавшим от Святой Церкви и лишенным христианского погребения в случае нераскаянности". Под конец жизни он отказался от всяких попыток своего восстановления и переехал на жительство в г. Омск. Скончался Владимир Путята по одним рассказам в феврале 1936 года, по другим - в начале 1941 года, так и не раскаявшись в своих церковных преступлениях и личных тяжких грехах. По частным сведениям, он был погребен на городском кладбище. (Митрополит Мануил (Лемешевский). Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 годы. Ч.2. Сс. 199-208. 1966, Куйбышев, машинопись.)

^[3]Иларион (Троицкий Владимир Алексеевич), архиепископ Верейский, викарий Московской епархии (1886 - 28 декабря 1929 года в петроградской тюремной больнице скончался от сыпного тифа). Канонизирован в лике местночтимых святых в 1999 году. Мощи покоятся в московском Сретенском ставропигиальном мужском монастыре.

^[4]Феодор (Поздеевский Александр Васильевич), архиепископ Волоколамский, викарий Московской епархии (1876 - 23 октября 1937 года расстрелян в Ивановской тюрьме).

^[5]Никон (Рождественский Николай), архиепископ Вологодский и Тотемский (1851-1918).

^[6]Евлогий (Георгиевский Василий), митрополит, экзарх Западно-Европейских Православных Церквей (1868-1946). С 14 мая 1914 года - архиепископ Волынский и Житомирский. В 1917 году ему было поручено временное управление Холмской и Люблинской епархией.