Забытый юбилей

Совсем недавно Москва триумфально отпраздновала свое 850-летие. Последний раз подобные московские торжества проводились лишь при Сталине, когда празднование 800-летия столицы было и чествованием ее победы над фашизмом. Однако и до революции однажды отмечали круглую дату в истории Москвы — в 1847 году. Этот юбилей, словно в зеркале истории, отразил русское общество и его трагический раскол.

поэт Николай Михайлович Языков

Идея празднования юбилея Москвы явственно исходила от славянофильских кругов и имела православный образ. Первые мысли о грядущей памятной дате появились в литературной среде еще в начале 1830-х годов, когда в журнале «Европеец», издаваемого славянофилом И.Киреевским, было напечатано «программное» стихотворение Н.М.Языкова «Ау», посвященное Москве: в нем впервые упоминалась дата ее семисотлетия.

Я здесь! — Да здравствует Москва!
Вот небеса мои родные!
Здесь наша матушка Россия
Семисотлетняя жива!
Здесь все бывало: плен, свобода,
Орда, и Польша, и Литва,
Французы, лавр и хмель народа,
Все, все!.. Да здравствует Москва!
Какими думами украшен
Сей холм давнишних стен и башен,
Бойниц, соборов и палат!
Здесь наших бед и нашей славы
Хранится повесть! Эти главы
Святым сиянием горят!
О! проклят будь, кто потревожит
Великолепье старины:
Кто на нее печать наложит
Мимоходящей новизны!
Сюда! На дело песнопений,
Поэты наши! Для стихов
В Москве ищите русских слов
Своенародных вдохновений!

Идея юбилея имела не краеведческий, а исторический ракурс, в котором Москва осмыслялась как история и судьба России, в духе изречения Гоголя: «Москва нужна для России». Именно это осложнило потом официальное торжество. Воспеваемый образ первопрестольной соответствовал «москвофильству славянофильства». А клич Языкова «Да здравствует Москва» стали лозунгом грядущего праздника и подготовки к нему. Времени для того было еще достаточно, но требовалось высочайшее разрешение на официальное проведение торжества.

Публицист Константин Сергеевич Аксаков

Тогда готовился фундаментальный труд И.М.Снегирева о памятниках московской древности, под патронажем попечителя Московского учебного округа С.Г.Строганова, губернатора Д.В.Голицына и святителя Филарета, митрополита Московского. Книга была посвящена Николаю I, и за нее автор получил в награду от императора брильянтовый перстень. Однако уже боялись, что государь, не жаловавший ни подобных инициатив подданных, ни общественных дискуссий, без одобрения отнесется к «всенародному чествованию» столицы. В январе 1844 года археограф П. Хавский впервые в печати высказал пожелание о праздновании юбилея Москвы. Он предложил отметить 700-летие Москвы как подготовку к грядущему празднованию 25-летия правления государя Николая Павловича в 1850 году. Общественность явно готовилась к московскому юбилею. Власть же, как сфинкс, хранила молчание.

В Петербурге не хотели этого широкого народного торжества — из опасения, что празднование историческое перерастет в нежелательное политическое событие. Благодатная почва московского юбилея подпитывала споры западников и славянофилов. История Москвы знаменовала судьбу России, что неизбежно вызывало общественные дискуссии о роли Петра I и его преемников для России, о московском и петербургском периоде ее истории, о Москве и Петербурге как о двух ликах России. Не говоря уже о переносе столицы в Москву, о возвращении ей роли «вечной столицы» России и об отказе от «западно-немецкого» Петербурга — велись и такие разговоры. Исторический диспут грозил перерасти в политический, общественное празднование — в спор о будущем России.

Расклад сил выглядел так. Славянофилы были той частью общества, кто хотел празднования московского юбилея. Они говорили о роли Москвы и в падении монгольского ига, и в 1612 году, и в 1812 году, который сильно всколыхнул патриотические чувства и вернул Москве ее историческую роль в судьбе России — отчего и явилась сама идея празднования этого юбилея. Им возражали революционные демократы, не любившие Москву «за патриархальность», как «большую деревню». Белинский считал ее смесью «европеизма и азиатизма», а Герцен был против «обеих столиц» николаевской империи. И все-таки славянофилы в этой полемике явно одержали верх.

В апреле 1846 года в «Московских ведомостях» появилась концептуальная и по тем временам довольно смелая статья К.С.Аксакова «Семисотлетие Москвы». Он писал о мессианском значении Москвы в истории России и выражал нелюбовь к Петру I за уход от Москвы, разделяя мысли о вожделенном переносе столицы обратно в первопрестольную.

Общество отчасти разделяло эти настроения. Во-первых, хотя за аксаковскую статью редактор и получил выговор от властей, развернулась интересная полемика в обоих столичных «Ведомостях». В южной столице писали, что Москва выражала собой не власть над Русской землей, но власть Русской земли, и что именно ей принадлежит честь победы над Наполеоном — он будто бы сам молвил Тучкову: «Столица ваша Москва, а не Петербург, который ни что иное, как резиденция государя». Санкт-Петербургские Ведомости, напротив утверждали, что Москва уже не действительная столица России, а древность и предмет воспоминаний.

Актёр Михаил Семенович Щепкин

Во-вторых, весной1846 года на сцене Малого театра был поставлен водевиль Аксакова «Почтовая карета», где изображались характерные герои Петербурга и Москвы. Роль «Москвитянина» исполнил сам М.С.Щепкин. Куплеты в честь Петербурга были встречены полным молчанием зала, зато после возгласа Щепкина «Да здравствует Москва!» его вызывали на бис под гром оваций.

Встал естественный вопрос: как праздновать и когда праздновать. У России уже был некий опыт. В 1803 году прошли торжества в честь столетия Петербурга, ознаменованные парадом войск перед памятником Петру Великому и парадом военного флота на Неве. Так чествовали официальную столицу, а для Москвы требовалось придумать что-то свое.

Официально программа празднования в Москве не готовилась, всякий старался составить ее на свой лад, но общество определенно жило радужными ожиданиями. В январском номере «Москвитянина» за 1846 год появилась статья историка М.Н.Погодина, где он, предупреждая о грядущей памятной дате, изложил своеобразную программу мероприятий: как отметить торжество кроме однодневной праздничной церемонии? На Западе, сетовал он, к такой дате начинают готовиться лет за десять. — А мы о недавнем пятисотлетии столичного статуса Москвы (со времени вручения ей ханского ярлыка на великое княжение) и вовсе позабыли.

Михаил Петрович Погодин

Погодин имел очень широкий, глобальный замысел московского торжества. Прежде всего, он предлагал создать фундаментальные «юбилейные» труды по истории Москвы, призывая власть помочь их осуществить. В частности, выражалось пожелание, чтобы был окончен упомянутый труд Снегирева, чтобы «кто-нибудь взялся» написать историю Москвы и определить ее значение в истории и настоящей жизни государства. А также: чтобы составили описание московских святых, монастырей и церквей, народных гуляний, «московских нравов» в разных сословиях, и чтобы была написана история Московского университета, Почтамта, Английского клуба, Воспитательного дома как ключевых памятников Москвы. Кроме того, специальные краеведческие работы должны были представить Москву в ее «филантропической, мануфактурной, торговой, медицинской, полицейской истории». Погодин призвал и художников принять деятельное участие в прославлении Москвы: составить ее панорамные виды, изобразить исторические памятники и создать портреты знаменитых Москвитян. У него словно было предчувствие: «Мы поговорим теперь, покричим, еще с большим удовольствием поспорим, а дело сделать не поспеем».

Отдельно стоял вопрос о дате торжества. Единогласно считалось, что юбилейная дата должна соответствовать первому упоминанию о Москве в летописи. Карамзин считал началом истории Москвы 28 марта, того же мнения придерживался и Погодин. Однако молодой историк Иван Забелин, ссылаясь на летописное упоминание, будто встреча древних русских князей состоялась на праздник Похвалы Богородицы, рассчитал, что эта встреча была 4 апреля в пятницу, то есть в канун праздника Похвалы, который отмечается в субботу пятой недели Великого Поста. (А Пасха в тот год выпадала на 20 апреля). Именно с этого изыскания начался многолетний труд Забелина над историей Москвы. А вот знаменитый «обед силен», заданный Юрием Долгоруким своему гостю князю Святославу Ольговичу Новгород-Северскому, был устроен на следующий день. Поскольку встреча князей состоялась великим постом, да еще в пятницу, пир мог быть дан только наутро в субботу, 5 апреля, то есть в сам праздник Похвалы, что православной традиции не противоречило.

Профессор Степан Петрович Шевырев

К весне «москвитяне» и намеревались праздновать свой юбилей. Иные уподобляли торжество 700-летия Москвы этому пиршеству древних русских князей. Дело стояло за властью. В августе 1846 года государь с наследником и министром просвещения С.С.Уваровым пребывали в Москве. Тогда профессор Московского университета С.П.Шевырев и обратился к министру с уговорами дать Москве отпраздновать свой юбилей «по примеру западных народов». А московский генерал-губернатор А.Г.Щербатов обратился с тем к царю. Тот вроде был не против и будто бы ответил резолюцией «Празднуйте, как хотите и делайте что хотите». Ученые ставят эту легенду под сомнение — не в характере Николая I столь демократический жест, но принципиальное согласие было получено.

И «москвитяне» начали строить прожекты праздничных торжеств. М.А.Дмитриев предлагал поместить на московских памятных местах краткие таблички с пояснением, что это за место и чем оно примечательно. Например, табличка у Чистых прудов напоминала бы, что здесь 700 лет назад был двор боярина Кучки и т.п. Это просветило бы и малограмотных москвичей в собственной истории. Планы московской интеллигенции очень походили на будущие пушкинские торжества в Москве. Намеревались устроить трехдневное празднование: в первый день церковное торжество с иллюминацией. На второй день — «торжество ученое» в Московском университете и бал у генерал-губернатора с иллюминацией же, на третий день — «торжество народное» с «жареными быками» на угощениях, а вечером — бал в Благородном собрании для дворян и купечества и опять иллюминация. Из этого плана состоялись одно лишь церковное торжество и иллюминация.

Все дискуссии о дате праздника и все прожекты были прекращены в один день державной рукой. 31 декабря 1846 года явилось официальное распоряжение праздновать московский юбилей…1 января 1847 года. Военный министр князь А.И.Чернышев уведомил московского губернатора А.Г. Щербатова, что государь «высочайше повелеть соизволил» праздновать 1 января как в первый день наступающего восьмого столетия «со времени исторического значения столицы». Празднование требовалось ограничить «по случаю зимнего времени» торжественным молебствием в соборе и иллюминацией города». Этот указ не успели даже опубликовать в газетах: о нем сообщила крохотная заметка в Московских Ведомостях от 2 января.

Выезд императора Николая I. Вид на Чудов монастырь с Алексиевским собором и Малым Николаевским дворцом. П.А. Герасимов. Середина XIX в.

Осведомленные же люди, как Погодин и Шевырев, узнали о предстоящем распоряжении между 26 декабря и 30 декабря. Подготовиться так никто и не успел, да и допущены к составлению официальной праздничной программы «москвитяне» не были, но надежды не теряли. 26 декабря Шевырев в радостном волнении писал Погодину: «1 января будут праздновать церковно. В Чудове митрополит скажет слово, на площади или в соборе прочтут рескрипт государя. Говорят о новых правах народу. Восторгался поэт М.Дмитриев: «Правительство признает мысль и начинает. Теперь следовало бы городу, Университету, Литературе». То, что произошло в действительности, не ожидал никто.

Во-первых, совершенно неожиданная дата празднования, назначенная на 1 января, рассеивала народ. Получилось, что в один день справляли сразу три больших праздника — московский юбилей, Новый Год и память св. Василия Великого, очень чтимого в Москве, когда православный люд находился в храме. Во-вторых, фактически было разрешено лишь церковное празднование, то есть в храме, где исключалась возможность произнесения речи гражданским лицом, чем страховались от всяких нежелательных эксцессов. Отмечать же юбилей в другой день было невозможно, поскольку официальная дата была назначена императором. Так общественное «всенародное» празднование было сведено к локальному московскому торжеству — что-то вроде нашего дня города.

Святитель Филарет, митрополит Московский и Коломенский.

На достойной высоте осталась только Церковь, которая оказалась единственным очагом московского праздника и вобрала его под свою сень. Центром торжеств стал кафедральный Чудов монастырь в Кремле, где состоялся главный праздничный молебен. Утром 1 января святитель Филарет, митрополит Московский, огласил молитву^[1], составленную им к празднику, а служба совершалась под звон Ивана Великого. В проповеди святитель, словно в утешение славянофилам, говорил о мессианском значении Москвы и о Богохранимости ее истории. А протоиерей Сергий Терновский, священник Вознесенской церкви за Серпуховскими воротами, указал особое значение Православной Церкви в истории и судьбе Москвы как «столицы православной веры», рассуждая о московском патриотизме, который был взлелеян в лоне Церкви. По словам пастыря, Святая Церковь бодрствовала над спасением Москвы, а «любовь к отчизне и человечеству», всегда составляла отличительные свойства москвитян.

И вечером состоялась вторая часть официального торжества — праздничная иллюминация. На кремлевской стене со стороны Красной пощади, на памятнике Минину и Пожарском, на доме губернатора на Тверской, в Новодевичьем монастыре и на здании Московского университета расставили горящие сальные плошки. По замыслу на кремлевских стенах и зубцах они укрепились «огненной лентой» в таком порядке, чтобы вместе составлять узоры или какие-то светящиеся надписи. На стене Кремля предполагалась надпись из Псалма «Велий Господь и хвален зело, во граде Бога нашего, в горе Святей Его. Той упасет нас во веки». К сожалению, прочесть можно было отнюдь не все задуманное, так как многие плошки быстро погасли на ветру. К некоторым зданиям прикрепили транспаранты с цифрами из светящихся огней 1147 и 1847. Да еще по сторонам памятника Минину и Пожарскому построили две деревянные пирамиды: на одной начертили 1612, на другой — 1812.

Затем юбилей был перенесен в дома москвичей, за традиционный самовар и праздничный обед с шампанским. За столом поднимали тосты за Москву, читали о ней стихи, и рассуждали о ее истории.

Другое праздничное мероприятие неожиданно грянуло через месяц. 21 февраля в зале Благородного собрания, что в Охотном ряду, прошел благотворительный вечер. Одна из шарад, сочиненная Ф.Н.Глинкой, называлась столица и была посвящена московскому юбилею. Она состояла из трех живых картин. Первая показывала легендарного старца Букола, жившего у истоков московской истории. Вторая картина представляла «обед силен» у Юрия Долгорукого. Третья демонстрировала Кремль в иллюминации 1 января. Роли «князей да бояр» исполняли московские аристократы.

А 28 марта сторонники масштабного юбилейного торжества все-таки отметили его за праздничным столом у Погодина, — в память княжеского пира столь же сильным обедом. Гостями были Шевырев, Снегирев, Хомяков Киреевский, Аксаков, Дмитриев. Двое последних тут и прочитали свои стихи, написанные к юбилею.

Индейцев - Панорама Москвы в 1850 году

В тот юбилейный год в Москве случилось несколько знаменательных, важных для города событий — сооружение парадного Большого Кремлевского Дворца и Оружейной палаты, почетное переименование Дорогомиловского моста в Бородинский (в честь 35-летия Бородинской битвы). Однако в отличие от традиций нашего времени эти события не имели никакого отношения к московскому юбилею. К тому же именно в этот год под легкий ропот общественности была сломана и первая церковь Москвы — она стояла в Кремле, освященная во имя Рождества Иоанна Предтечи, но закрывала «панорамный» вид на новый дворец.

И тем не менее, столь скромное, но первое в истории Москвы торжество стало началом серьезного отношения к Москве и фундаментального изучения ее истории. По мнению известного москвоведа В.Б. Муравьева, именно этот юбилей дал старт научному краеведению, которое достигло апогея в дореволюционной Москве, когда были созданы монументальные труды, не потерявшие актуальности и в наше время. И сама подготовка к юбилею все же всколыхнула общественность, побудила ее к мыслям о Москве и России, способствовала появлению очерков Загоскина (Москва и москвичи), «Москва и Петербург» Герцена, стихов Языкова, Аксакова, Глинки, — все это снискало московскому торжеству славу «литературного юбилея» Москвы.

Интересно и то, что только в наше время, в 850- летний юбилей Москвы, была выполнена практически вся предложенная программа того дореволюционного торжества: от создания памятных табличек на исторических достопримечательностях и улицах Москвы, которым возвратили исконные имена, до издания всесторонних краеведческих трудов, альбомов, и популярных путеводителей.

версия для печати