Спас на Москве

Спасский собор Новоспасского монастыря, заложенный при архимандрите Никоне

Сегодня престольный праздник в Новоспасском монастыре, который относится к старейшим обителям Москвы, ибо ведет свою родословную от самого первого московского монастыря. За свою долгую и трудную историю он сменил три адреса, но был первым в истории Москвы посвящен Спасителю и празднику Преображения.

Предание гласит, что основателем этого монастыря был сам князь Юрий Долгорукий и что он якобы воздвиг его на том месте, где позднее появился Даниловский монастырь – истинный родоначальник Новоспасского монастыря. На самом деле основателем первого монастыря Москвы стал ее первый князь – святой благоверный Даниил Московский. В 1282 году он заложил обитель на далекой Серпуховской заставе, где тогда проходила дорога в Орду, для уединенной молитвы и для обороны города.

Однако история собственно Спасского монастыря началась позднее. Ведь князь Даниил основал в Замоскворечье не Спасский, а Даниловский монастырь, с деревянной церковью во имя его небесного покровителя святого Даниила Столпника, где и упокоился сам. Время было тревожное, Москве то и дело угрожали вражеские нашествия, один такой набег почти разорил Данилову обитель. Сын князя Даниила, Иван Калита, заботясь об отцовом достоянии и не желая обрекать его на забвение, в 1330 году перенес этот монастырь с окраины в Кремль, под защиту крепостных стен, то есть перевел сюда большую часть монахов из Даниловой обители.

А в Кремле к тому времени уже стояла деревянная Спасо-Преображенская церковь, прозванная, «что на Бору», к которой и приписали переведенных иноков. Так эта церковь стала соборным храмом новоустроенной Спасской обители, и так в Москве появился ее первый Спасский монастырь, а в Кремле – его первая обитель.

Далее история снова играет своими легендами и тайнами. Самое интересное в том, что основание этой деревянной Спасо-Преображенской церкви в Кремле предание приписывает тоже святому князю Даниилу Московскому. И временем ее основания считается 1272 год, именно тот год, когда юный отрок Даниил, младший сын Александра Невского, получил во владение «скудную» Москву. Ему тогда было всего 9 лет, и, возможно, основание в Кремле деревянной Преображенской церкви было совершено от его имени. Иногда ее даже считают самой первой церковью Москвы, но это не так – первым московским храмом стала кремлевская церковь Рождества Иоанна Предтечи, основанная в XII веке и безвозвратно погибшая в 1847 году при строительстве Большого Кремлевского дворца.

Преображенская церковь в Кремле появилась как минимум столетием позже, но и ее легенды связывали с основанием Москвы. Будто бы в те времена, когда здесь еще шумел густой сосновый бор, на высоком будущем кремлевском холме среди леса стояла одинокая хижина отшельника – киевского витязя Букола. Однажды во сне ему было откровение, что на том месте возникнет великий город Москва, который много потерпит испытаний от нашествий врагов и от пожаров, но впоследствии будет славен. Потрясенный отшельник отправился в далекое село Косино, где была церковь, и рассказал ее священнику о видении. И когда они стали молиться в церкви Христу и Богоматери о будущей Москве и о всем православном народе, то увидели, что в храм явилась Сама Царица Небесная. Церковь стала медленно уходить под землю, и чудесно выступившая вода образовала на ее месте Косинское озеро. И будто бы с тех пор под его волнами не умолкает молитва святых старцев за православный люд и за град Москву.

По легенде, на том самом месте, где стояла хижина Букола и где было первое откровение о Москве, оказалась воздвигнута деревянная Спасо-Преображенская церковь. Она точно существовала здесь до правления Ивана Калиты, о том свидетельствует факт, что еще в 1319 году в ней на время было положено тело тверского князя Михаила Ярославовича, убитого в Орде. Церковь, поставленная на высоком кремлевском холме, который в представлениях древних градостроителей вполне мог символизировать гору Фавор, стала первым храмом Москвы, посвященным Спасителю и празднику Преображения Господня.

В том же 1330 году Иван Калита построил для обители каменный Спасо-Преображенский храм на месте деревянного: это был третий каменный храм в Москве после Успенского собора и храма-колокольни Иоанна Лествичника.

Для перенесения замосквореченского монастыря была еще одна причина. Набожный князь очень хотел иметь в Кремле, «внутри града Москвы», свой монастырь, тем более основанный и завещанный его отцом. На устроение нового монастыря с каменным Спасо-Преображенским храмом и перенос архимандрии из Даниловской обители в Кремль, дабы «ни день, ни ночь» не быть отлученным от этой святыни, князь испрашивал благословение митрополита Феогноста. А когда храм и обитель были в Кремле учреждены, ее первому настоятелю – Иоанну, переведенному из Даниловского монастыря, Иван Калита вверил управление и старой обителью, оставшейся в Замоскворечье вместе с могилой его отца, завещавшего похоронить себя в тех стенах. Однако отдаленная обитель со временем запустела и стала зваться просто сельцом Даниловским. Только Иван Грозный возродил ее к жизни. С того времени Даниловский монастырь, прежде подчиненный Спасо-Преображенскому, стал самостоятельным, и ветви их истории, имевшие один корень, разошлись.

 Кремлевский Спасский собор с обителью стал любимым местом Ивана Калиты, где он молился, отдыхал и раздавал милостыню бедным, для которых устроил приют. По преданию, именно здесь он получил свое прозвище «Калита, означавшее «кошель» или «мошна». Каждодневно являясь в Спасский монастырь, князь вынимал деньги из пристегнутого к поясу кошеля (калиты), который всегда носил с собой, и щедро раздавал милостыню. И сам храм он богато одаривал иконами, утварью, пожалованиями.

Монастырь получил статус дворцового. В нем, по примеру отца, Иван Калита принял схиму перед смертью, последовавшей в 1340 году, но упокоен был в Архангельском соборе. Спасский же собор до основания кремлевского Вознесенского монастыря стал усыпальницей для женского населения Кремля – первой в нем была похоронена жена самого Ивана Калиты, княгиня Елена Ивановна, умершая в 1332 году. За ней последовала княгиня Анастасия, жена Симеона Гордого, старшего сына Калиты, который продолжал обустраивать дедовскую и отцовскую обитель, а потом и сам принял в ней постриг. Именно Анастасия, будучи тяжело больной, приказала расписать Спасский собор в мольбе об исцелении. Здесь была упокоена и мать Дмитрия Донского – княгиня Александра.

Хан Тохтамыш был первым, кто погубил эту обитель и ее прекрасный соборный храм, мстя москвичам и князю Дмитрию Донскому за Куликовскую битву. 9 сентября 1382 года он обманом ворвался в Кремль, его воины разграбили и сожгли монастырь, а настоятеля Симеона и многих монахов убили. Дмитрий Донской восстановил обитель в прежнем виде, пожаловав ей деньги и угодья. Уже в то время кремлевский Спасский монастырь стал местом великокняжеской молитвы, ибо его Преображенский собор находился рядом с дворцом. Более того, он стал первым домовым храмом московских правителей, поскольку деревянный Благовещенский собор появился лишь в 1397 году. У Спаса на Бору крестили детей, венчались, служили молебны о семье великого князя, в нем государи принимали иноческий постриг, архимандриты Спасской обители были духовниками великих князей и членов их семей. Так, один из настоятелей – Михаил (Митяй), претендент на митрополичью кафедру, был духовником Дмитрия Донского. В 1395 году, словно в награду за усердное попечение о монастыре, у его собора появилась святыня – гробница святителя Стефана Пермского, просветителя зырян (так в древности называлось население Пермского края). Он приехал сюда к митрополиту Киприану, внезапно занемог и умер. Его погребли в Спасе на Бору, несмотря на то, что зыряне просили отдать им тело своего любимого епископа. Его честные мощи пробыли в соборе до революции.

Более полутора веков простоял Спасо-Преображенский монастырь в Кремле. И лишь когда Иван III начал в Кремле великую стройку, места для Спасской обители и ее полноценной жизни там уже не оказалось. Ведь Иван III строил не только мощные соборы, но и, по желанию Софьи Палеолог, новый каменный дворец, и Спасский монастырь оказался стеснен обширными дворцовыми постройками. Между тем, в Кремле уже стояли другие монастыри –Чудов и Вознесенский, а сильный пожар 1488 года сильно повредил старую Спасскую обитель. И в 1490 году великий князь Иван III перенес ее на крутой и живописный берег Москвы-реки в 5 верстах от Кремля. Там монастырь стал именоваться Новоспасским.

Спас на Бору остался дворцовой церковью для мирян. Домовым для великих князей уже был Благовещенский собор, и прихожанами Спаса на Бору стали многочисленные дворцовые слуги. Для них специально служили раннюю литургию, чтобы они успевали вовремя приступить к исполнению своих обязанностей. Но в престольный праздник службу здесь совершал всегда сам патриарх. В храме оставались святыни: чудотворная икона «Похвала Богородицы», оклад с образа Спаса Нерукотворного, которым Фома Палеолог благословил свою дочь, а на аналое лежала икона Всемилостивого Спаса, привезенная в Москву, по преданию, самой Софьей Палеолог.

Церковная жизнь в храме не затихала, он по-прежнему имел высокий статус кремлевской дворцовой церкви, соответствующий статус имели и его настоятели. Так, в середине XVI века его настоятелем был протопоп Ермолай (в монашестве Еразм), переведенный в Москву из Пскова, который написал знаменитую «Повесть о Петре и Февронии». По приглашению митрополита Макария он участвовал в создании Великих Четьих Миней и даже обращался к Иоанну Грозному с предложениями о преобразованиях: например, он призывал не платить денежного жалования служилым, а лишь обеспечивать их поместьями, освободить крестьян от денежных податей и тяжелой ямской повинности. А позднее в протопопы Спаса на Бору прочили будущего расколоучителя Аввакума Петрова.

Древний собор со временем обветшал, и в конце XVIII века Матвей Казаков фактически перестроил его заново. В 1812 году в храме находились склады сена и овса для личных лошадей Наполеона, но после войны чудом уцелевший собор был приписан к дворцовому храму Спаса Нерукотворного при Теремном дворце (Спас за Золотой решеткой). После же строительства Большого Кремлевского дворца, сгубившего Предтеченскую церковь, Спас на Бору оказался вписанным в его внутренний двор. С одной стороны, это обстоятельство способствовало его новой реставрации, для которой был приглашен маститый архитектор Ф. Ф. Рихтер (реставратор палат бояр Романовых на Варварке и автор Благовещенского храма в Петровском парке). В 1863 году собор освятил святитель Филарет Московский.

Спас на Бору оставался действующей церковью до самой революции. В 1907 году в нем венчались дочь сенатора, поэтесса Мария Сергеевна Лопухина и князь Владимир Петрович Трубецкой, родственник философа Сергея Трубецкого и скульптора Паоло Трубецкого. Его отцу принадлежало знаменитое имение «Узкое» под Москвой, где скончался философ Владимир Соловьев. А Мария Трубецкая-Лопухина стала самым популярным в дореволюционной России переводчиком произведений Эдгара По.

Это были последние годы церковной жизни Спаса на Бору. Современников удивлял архитектурный контраст между храмом и дворцом. Близость к дворцу отчасти и определила его дальнейшую трагическую судьбу.

Новое место для Спасского монастыря оказалось тоже подобающим. Живописный, высокий и крутой берег Москвы-реки, прозванный Крутицами, символизировал Фаворскую гору, на которой совершилось Преображение Господне, знаменуя престольный праздник Новоспасской обители. Другое прозвище местности – Васильцев стан – напоминало, что здесь кода-то стоял с войском Василий II Темный, ожидая татарского набега.

Главное чудо крылось в другом. Поразительно, что древняя легенда и Крутицы связывала с основанием Москвы, с таинственным святым отшельником и с князем Даниилом. Будто бы на заре московской истории здесь подвизался в маленькой хижине другой отшельник – римлянин по имени Подон. И когда князь Даниил Московский посетил «горы Подонские», отшельник сказал ему: «Возлюби, князь великий, место сие». Тогда Даниил захотел поставить на Крутицах свой двор, но отшельник молвил: «Княже! Не подобает тебе здесь вселиться, то место – дом Божий: здесь созиждут храм Божий и пребудут архиереи Бога Вышнего служители». Предсказание исполнилось. В конце XIII века при князе Данииле на «горах Подонских» появилось Крутицкое архиерейское подворье с Успенской церковью, а позднее и Новоспасский монастырь. (Историческая версия гласит, что название «Подонские» горы получили от звания останавливавшихся на Крутицком подворье архиереев Сарайских и Подонских, то есть от вверенной им в управление местности по реке Дон).

Сам Иван III хорошо знал это место. Здесь находились склады оброчного меда для великокняжеского двора. Монастырь теперь находился и невдалеке от Кремля, и в то же время за городом, где тишина и покой располагали к молитве. Кроме того, Спасский монастырь отныне был «в виду» – в относительной близости от Даниловской обители, своей родоначальницы. Весной 1491 года Иван III начал строить монастырский каменный Спасо-Преображенский собор, освященный в 1496 году. Сам монастырь был обнесен мощной, но пока деревянной стеной. Возведенный у Коломенской дороги, он стал одним из сторожей Москвы, охранявших ее рубежи от крымских и ногайских татар. В нем сразу же стали хоронить московскую знать, первыми появились могилы бояр Романовых. Уже в 1498 году здесь был похоронен «первый» Романов – Василий Юрьевич Кошкин-Захарьин, сын боярина Юрия Захарьевича, что победил литовского князя. Вторым из похороненных здесь Романовых был его полный тезка – Василий Юрьевич, двоюродный брат царицы Анастасии Романовой.

Новоспасский монастырь щедро одаривал Иван Грозный, женатый на Анастасии, жаловал ему села с деревнями, освобождал от податей. Обители довелось видеть и самого царя, побывавшего в ее деревянных стенах после того, как в июне 1547 года в Москве случился страшный пожар – один из самых страшных в ее истории. Вспыхнув на Воздвиженке, пламя перекинулось в Кремль. И тогда святитель Макарий, митрополит Московский, венчавший Иоанна Грозного на царство, задыхаясь от дыма, вошел в Успенский собор, чтобы спасти бесценную святыню – икону Успения Богоматери, написанную святителем Петром. Выйти из полыхавших кремлевских ворот он уже не смог. Тогда святителя стали спускать на землю по веревке с Тайницкой башни, но канат оборвался и владыка, упав на землю, сильно разбился. Больного митрополита увезли на излечение в Новоспасский монастырь, где была тишина, а главное, свежий воздух, столь потребный в задымленной Москве. Царь навестил его на следующий же день, и, по легенде, узнал тут, что Москву подожгли Глинские – такая молва ходила в народе.

Уже в то время Спас Новый имел очень высокий статус. Настоятель обители Афанасий был духовником Ивана Грозного. Подпись архимандрита Новоспасского монастыря стояла первой в соборном постановлении о разрешении четвертого брака Иоанна Васильевича в 1572 году. А в 1575 году настоятелем обители стал архимандрит Иов, будущий первый русский патриарх, которого перевели сюда из соседнего Симонова монастыря. И на Соборе 1589 году, избравшего патриарха, настоятель Новоспасского занимал четвертое место. Другого его настоятеля – Сергия II царь Василий Шуйский отправил в Углич для перенесения мощей святого царевича Димитрия в Москву. Как считается, в конце XVI или в начале XVII века для обслуживания нужд этого огромного монастыря была создана целая слободка с приходской Сорокосвятской церковью, что стоит напротив монастырских ворот.

До правления Романовых, с которых начинается главная страница в истории Новоспасского монастыря, в его судьбе были и другие важные вехи. Монастырь защитил Москву в 1591 году при нашествии крымского хана Казы-Гирея, в честь победы над которым воздвигли Донской монастырь. В Смутное время Лжедмитрий I приказал перенести в Новоспасский останки еще четырех Романовых, братьев патриарха Филарета, которые были сосланы Борисом Годуновым и в ссылке окончили свою жизнь. Над их захоронением позднее выстроили Знаменский храм.

А в эпохальном 1612 году монастырь, хотя и был сильно разграблен, но попал на славную страницу русской истории: у его стен Минин и Пожарский с воинством целовали крест о спасении России, обещая положить за нее свои головы. Почему именно здесь? Историки дают такое объяснение: главный храм Москвы – Успенский собор – находился в Кремле, занятом поляками. И кафедральным собором Москвы временно стал Успенский собор на Крутицах. Там и молились Минин и Пожарский с воинами. Сейчас Крутицкое подворье и Новоспасский монастырь отделяют лишь трамвайные пути, а тогда, выйдя из Успенского собора на Крутицах, воины оказались прямо под стенами Новоспасского монастыря. Знаменательно, что клятва была дана у могил Романовых в то время, когда еще никто не знал, что их родственники будут правителями России. В 1613 году архимандрит Новоспасского монастыря Иосиф участвовал в Земском соборе, где было принято решение о призвании Романовых на царство. Затем он отправился с посольством в Кострому просить юного Михаила Федоровича на престол.

Одним из главных деяний первого Романова была забота о Новоспасской обители. Возвышение монастыря было связано, во-первых, с тем что он был родовой усыпальницей Романовых, и, во-вторых, с его важным оборонным значением, хотя в 1615 году царь и поручил своему воеводе охранять сам монастырь «от прихода крымских и ногайских людей». В Новоспасском очень любил отдыхать патриарх Филарет, отец Михаила Федоровича. После своего возвращения из польского плена он основал тут шатровую колоколенку с церковью Саввы Освященного, в день памяти которого, 5 декабря 1619 года, он получил свободу. И еще он возвел здесь в 1622 году самое старое здание обители – настоятельский корпус (архиерейский дом), где уединялся на молитву и жил во время Великого поста.

Позднее Михаил Федорович начал в Новоспасском свою великую стройку и поселил около него целой слободой дворцовых каменщиков, что оставили имена местным улицам – Большие и Малые Каменщики. Тогда и были возведены мощные белокаменные стены толщиной в два метра и сейчас удивляющие свои могуществом. Иногда их приписывают самому Федору Коню, что строил крепостную стену Белого Города. Однако ко времени сооружения этих стен мастеру было около 90 лет, да и судьба его после 1605 года, когда он бежал с Соловков, неизвестна. Каменные стены еще более усилили оборонное значение Новоспасского монастыря, ибо он стал передовая боевой крепостью со стрельницами, а в 1634 году царь снабдил его порохом, ядрами, пищалями и свинцом.

Главным событием стало строительство нового Спасо-Преображенского собора, начатое в 1645 году и оконченное при Алексее Михайловиче. Собор стал тогда вторым по величине после Успенского в Кремле – и ради статуса дворцового монастыря с фамильной усыпальницей царских родственников, и ради сугубо практической потребности. Поскольку родовых захоронений Романовых в подклете собора стало много, некоторые из них оказались вне храма, и лишь когда был построен просторный, большой собор, удалось вместить под его своды все «тела царских пресветлых родителей». Оттого у него такая высокая паперть с большой лестницей.

Вторая интересная особенность паперти – изображения в ее росписях языческих древнегреческих философов: Гомера, Солона, Платона, Аристотеля, Плутарха со свитками, на которых начертаны их изречения, как и в кремлевском Благовещенском соборе. Возможно, это повторение было намеренным, ведь Благовещенский храм был домовым храмом московских государей, хотя аналогичная роспись с изображениями древних мудрецов была еще и в Фроловской церкви в Мясниках. Объяснения этому феномену давали разные. Главная и общепринятая версия гласит, что изображать древнегреческих мудрецов в притворе православного храма стали от обычая учителей христианства ссылаться на изречения древних философов, согласующиеся с христианскими истинами. Так языческая мудрость представала предтечей именно христианской мысли. Святитель Филарет, митрополит Московский, который и сам одно время был настоятелем Новоспасского монастыря, дал самое лучшее выражение этой мысли: «Отцы наши хотели выразить, что никогда языческая мудрость не восходила выше низших ступеней христианского храма».

А в росписи галереи собора было изображено родословное древо русских правителей дома Рюрикова, начиная от святой княгини Ольги и святого князя Владимира, поливающих это древо живительной водой, и кончая святым царевичем Димитрием. Главы всех изображенных правителей венчают нимбы как символ власти и величия.

Высокий пятиярусный иконостас исполнен по образу кремлевского Успенского собора и Успенского собора Троице-Сергиевой лавры. Были там и бесценные дары, ставшие святынями Новоспасской обители. Инокиня Марфа, мать царя Михаила Федоровича, подарила икону «Умиление» письма Андрея Рублева и Смоленскую икону Богоматери в иконостас. Образ Преображения Господня в иконостасе был подарен царицей Евдокией Лукьяновной, женой Михаила Федоровича. Остальные иконы в местном чине преподнесены Алексеем Михайловичем. Главная особенность росписи собора в том, что она посвящена преимущественно событиям из земной жизни Спасителя, в связи с посвящением храма празднику Преображения Господня.

При первых Романовых были построены еще три монастырских храма. Покровский основали в память о кончине патриарха Филарета, последовавшей на праздник Покрова в 1633 году. Знаменскую церковь устроил Михаил Федорович над тем местом, где были погребены тела четырех бояр Романовых, пострадавших от Годунова, поскольку икона «Знамение» считалась покровительницей дома Романовых. В 1652 году появился Никольский храм, устроенный князем Яковом Черкасским, дальним родственником Романовых. Этот храм, сооруженный при больничных палатах и богадельне для больных монахов, был и фамильной усыпальницей Черкасских. В нем как святыня хранился образ Спаса Нерукотворного, принадлежавший, по преданию, императрице Елизавете Петровне.

Так Новоспасский монастырь, одаренный образами, утварью, вкладами и вотчинами, стал главным местом царского богомолья в Москве. Кроме самих дней поминовения, государи приезжали поклониться гробницам предков перед Великим постом, в первую неделю Пасхи, и обязательно в престольный праздник обители. А Федор Алексеевич ездил сюда каждую неделю, после того как здесь упокоилась его любимая тетка Ирина Михайловна.

В начале правления Алексея Михайловича у Новоспасского монастыря появился самый знаменитый его настоятель – архимандрит Никон, будущий патриарх, который особо заботился о его украшении и возвеличивании. Он ознаменовал свое настоятельство поистине историческим деянием: его стараниями в 1648 году в Москву был доставлен с Афона список чудотворной Иверской иконы, ставшей великой святыней Москвы. О том списке Никон сам просил архимандрита Афонского Иверского монастыря Пахомия, когда тот приезжал в Москву для сбора пожертвований. Иверскую икону от Кремля не отпустили, поставили сначала в Никольский монастырь, а потом построили для нее часовню.

А чуть раньше, в 1647 году, у Новоспасского появилась своя бесценная святыня – чудотворный образ Спаса Нерукотворного из города Хлынова (Вятки), где он прославился многими чудесами и исцелениями от тяжких болезней. «Собинный друг» царя Никон убедил самодержца, что эта святыня должна стать достоянием Москвы, столицы державы Российской, а в Вятку следует отпустить список с нее. 14 января 1647 года икона Спаса была торжественно встречена у Яузских ворот. Считается, что будто бы именно она дала имя кремлевским Спасским воротам, которые в то время назывались еще Фроловскими. Через них икону с крестным ходом пронесли в Успенский собор, где она пробыла до освящения собора Новоспасского монастыря. Исследователи называют две разные даты этого события – 19 сентября 1647 или 1649 года. Так или иначе, в день освящения святыня прибыла в Новоспасский монастырь. Ее вновь пронесли из Кремля через Фроловские ворота, и вскоре последовал известный царский указ, повелевавший впредь на веки вечные проходить через эти ворота с непокрытой головой. Тогда же над ними появился образ Нерукотворного Спаса в золотой ризе, а ворота были переименованы в Спасские.

Потом икону Спаса отпустили из обители в поход против Степана Разина, а после подавления бунта ее вновь встретили у Яузских ворот и принесли в обитель. С тех пор все цари ездили в Новоспасский на поклон к этой святыни. Особенно возлюбила ее Елизавета Петровна, а Александр II, когда был еще наследником, подарил ей серебряную лампаду при посещении монастыря.

Сам царь Петр благоволил монастырю и даже повелел отлить для него большой колокол в 1716 году. Тогда колокола лили на пушки и подобная роскошь для Москвы была непозволительна. Это явилось знаком особой монаршей милости, так он отдавал дань отеческим гробам. Однако у монастыря была и другая – печальная роль: за его мощные стены скрывали помилованных от смертной казни политических преступников, еретиков и бунтовщиков. В подклете Никольского храма были устроены темницы для узников, и здесь шесть недель томился преподобный Дионисий, прославленный защитник России в Смутное время, заточенный по навету. При Петре здесь содержались «прощеные стрельцы», а потом Бирон приказал посылать в Новоспасский немощных и увечных инвалидов на призрение.

Со времени герцога Бирона начался закат Новоспасского монастыря, хотя еще Елизавета Петровна старалась всячески поддержать обитель. Два пожара 1737 и 1747 года нанесли ей страшный урон. А секуляризация Екатерины II, лишившая монастырь обширных владений, привела его в полный упадок, сократилось даже число иноков, а в 1771 году он и вовсе стал чумным карантином. Долго не хватало средств достроить его чудную колокольню, которую начали возводить еще при Елизавете Петровне в 1759 году, пока на грандиозную звонницу не выделила 20 тысяч посетившая монастырь Екатерина II.

Строительство этой колокольни было частью эпопеи о монастырских звонницах Москвы. Дело было в том, что во второй половине XVIII века явилась идея увенчать крепостные стены московских монастырей огромными надвратными колокольнями, которые возвышались бы над Москвой как гигантские горящие свечи. (Прежние, обычно шатровые, колокольни стояли на территории монастырей внутри стен.) При относительном единстве замысла исполняли эти колокольни разные архитекторы. Такую звонницу воздвигли и над воротами Спасо-Андроникова монастыря по проекту Родиона Казакова: она предполагалась выше Ивана Великого на один ярус, но, как всегда, удача не сопутствовала подобным планам. Павел I лично приказал уменьшить колокольню до допустимой высоты. При советской власти ее постигла трагическая судьба, и теперь однотипная колокольня-свеча сохранилась в Новоспасском монастыре, выстроенная по проекту Ивана Жеребцова. У ее создателей были более благочестивые замыслы: изначально высота этой звонницы предполагалась второй после Ивана Великого – так было ознаменовано родовое погребение царствующего дома Романовых. И грандиозная звонница-свеча, высотой около 72 метров, несмотря на все трудности, была не только исполнена, но и чудом сохранилась до нашего времени. По окончании постройки в колокольне был освящен храм во имя преподобного Сергия Радонежского.

Тогда же в монастыре был построен новый Знаменский храм. Его выстроил в 1791 году на свои средства знаменитый граф Н. П. Шереметев, поскольку там были погребены и его предки. Ведь в усыпальницах Новоспасского, в том числе и под собором, хоронили не только Романовых, но и их родственников, и вообще знатных, «первых» людей своего времени – Трубецких, Куракиных, Оболенских, Троекуровых, Щербатовых… Интересно, что для строительства новой Знаменской церкви Шереметев пригласил помощника и родственника В. Баженова – архитектора Е. Назарова, того самого, что по его же заказу строил в то время первый странноприимный дом на Сухаревской площади. Изначально, по желанию жены графа Прасковьи Жемчуговой, это был приют и больница для бездомных и странников, и здание строилось в соответствующем стиле. Лишь после смерти Прасковьи граф решил построить странноприимный дом в образе величественного мемориала своей покойной жены и заказал его мастеру классицизма Джакомо Кваренги – так и появился роскошный дворец на Сухаревке. Назаров же «отметился» постройкой Знаменской церкви в Новоспасском монастыре. Иногда ее авторство приписывают самому Василию Баженову, и эта версия в советское время помогла сохранить церковь. А в росписи храма участвовал итальянский художник А. Клауди, что расписывал и первый университетский храм, и прекрасный храм Мартина Исповедника на Таганке. В Знаменской церкви, кроме Шереметевых и четырех братьев Романовых, упокоились Лобаново-Ростовские, Черкасские, Урусовы и некоторые настоятели обители.

В феврале 1810 года в Новоспасском монастыре у восточной стены была похоронена легендарная инокиня Досифея, скончавшаяся в московском Ивановском монастыре, где провела в монашестве 25 лет. Ее и ныне считают дочерью Елизаветы и графа Алексея Разумовского, принцессой Августой Таракановой – фамилию она получила, возможно, от сестры своего отца Дараган. Исследователь А. Шамаро установил факты, свидетельствующие в пользу ее высочайшего происхождения. Память святой мученицы Августы приходится на 24 ноября ст. ст. (7 декабря) – именно в этот день императрица Елизавета взошла на русский престол. А позднее в этот же день тайно обвенчалась с графом Разумовским и вполне могла наречь свою дочь именем Августы, столь памятным и лично дорогим. Отпевание усопшей инокини происходило в присутствии родственников Разумовских. Сначала ее захоронение обозначили простым камнем, но в начале ХХ века над могилой соорудили часовню с неугасимой лампадой и образом ее небесной покровительницы – мученицы Досифеи. А в самом монастыре хранился портрет таинственной монахини с надписью, что она – принцесса Августа Тараканова, в иночестве Досифея, и в этом портрете усматривали схожесть ее с Елизаветой Петровной.

На общем кладбище монастыря были еще похоронены художник Ф. А. Рокотов и знаменитый городской голова Н. А. Алексеев, родственник режиссера Станиславского (Алексеева), много хорошего сделавший для Москвы.

Незадолго до Отечественной войны в истории монастыря произошло еще одно памятное событие. В начале XIX века в Москве поселился некий Степан Николаев, крепостной крестьянин из Пензенской губернии. Оставив семью в залог у барыни под обещание вернуться, он отправился на оброчные заработки с большой надеждой на успех, ибо ему как никому другому удавалось готовить сладости, особенно пастилу и варенье из абрикосов. Крепостного кондитера так и прозвали Абрикосовым, а потом прозвище стало официальной фамилией его потомков. Сладости в Москве всегда были в почете, с ними охотно пили жидковатый чай, поскольку он был дорог и заварку экономили. Крестьянин заработал столько денег, что смог с семьей выкупиться на волю и завести в Москве собственное дело. Однажды его сладкая снедь попала на стол к игумену Новоспасского монастыря и так понравилась ему, что пастырь благословил их фамильное начинание иконой. И вскоре в России появилась ее старейшая кондитерская фирма Абрикосовых, которой суждено было снискать славу русских «шоколадных королей». Даже сейчас их дело остается на достойной высоте – это фабрика им. Бабаева.

Наступил 1812 год. Наполеоновские полчища бесчинствовали в захваченном Новоспасском монастыре, вскрывали и грабили могилы, срывали оклады и серебряные ризы с образов и тут же рубили их на части, деля между собой. В Знаменской церкви, по обыкновению, устроили конюшни, в Покровской – казармы. Собор тоже хотели отдать под конюшни, но не смогли ввести в него по настланным помостам лошадей – чудо остановило кощунство. Монастырские ценности большей частью успели отвезти в Вологду, но их было столько, что не хватило подвод, и тогда оставшиеся сокровища спрятали в тайнике под кровлей собора, причем разрешили положить туда же свои ценности и местным жителям. Наместник, старец Никодим, несмотря на мучения, так и не открыл французам, где спрятаны сокровища.

Однако монастырь страшно пострадал от пожара, в пламени погиб тот самый колокол, что был подарен в обитель Петром I. Наполеоновские вояки хотели взорвать и собор, но снова чудо сохранило его – враги не успели заложить порох в вырытые ямы. После их отступления в Новоспасскую обитель перенесли тело отца Петра Веньяминова, мученически убитого настоятеля соседней Сорокосвятской церкви, защищавшего свой храм. Он был с почетом похоронен на погосте Новоспасского монастыря, а могилу его украсила эпитафия:

7 марта 1816 года архимандритом возрожденного к жизни Новоспасского монастыря был назначен святитель Филарет, будущий митрополит Московский, который совмещал обязанность настоятеля и должность ректора Санкт-Петербургской духовной академии. За успешное служение Александр I в том же году удостоил его правом ношения панагии. Он пробыл здесь настоятелем лишь до 1820 года, но в середине XIX века настоятелем Новоспасского стал друг святителя – Агапит (Введенский), при котором монастырь стал образцовым.

В 1817 году Новоспасский монастырь как одну из святынь и древностей Москвы упомянул Н. М. Карамзин в обширной «Записке о московских достопамятностях», писанной, как говорилось в посвящении, «для некоторой особы, ехавшей в Москву» – этой особой была вдовствующая императрица Мария Федоровна, мать государя Александра I. В строках о монастыре Карамзин перечисляет главных родственников Романовых, упокоенных в нем.

Эти захоронения – отдельная страница в летописи Новоспасского монастыря. Последним его храмом стал подклетный храм святого Романа Сладкопевца. Вход в храм-усыпальницу осеняет дивный мозаичный образ Спаса Нерукотворного рядом со входом в собор. Этот храм по проекту известного архитектора московского модерна С. У. Соловьева был устроен в память посещения монастыря государем Николаем II с супругой Александрой Федоровной 13 апреля 1900 года. Примечательно, что некоторые образа в его иконостасе списаны с иконостаса Успенского собора в Кремле, скопирован был даже Спас «Ярое око». А образ Богоматери списан с той Феодоровской иконы, которой инокиня Марфа благословила на царство своего сына Михаила Федоровича. В усыпальнице под собором упокоился родоначальник Романовых, отец царицы Анастасии боярин Роман Юрьевич Захарьин – от его имени произошла фамилия царской династии и тем объясняется посвящение престола храма-усыпальницы. Здесь же похоронены и Никита Романович, брат Анастасии, и устроительница московского Никитского монастыря инокиня Марфа, дочь царя Алексея Михайловича, и многие неизвестные нам Романовы – жены, дети, братья, сестры, племянники представителей царствующего дома.

Освящение храма-усыпальницы состоялось 28 декабря 1902 года в присутствии великого князя Сергея Александровича и Елизаветы Федоровны. После того Николай II еще раз приехал в Новоспасский монастырь на торжества в честь 300-летия дома Романовых и слушал в соборе тропарь Феодоровской иконе – тоже чтимой покровительницей династии. А Сергею Александровичу было суждено стать последним Романовым, погребенным в Новоспасском монастыре.

Революция в Москве началась с закрытия кремлевских храмов и монастырей, но Спас на Бору держался сравнительно долго. К тому времени Спас на Бору оставался древнейшим храмом Москвы (поскольку его предшественник, храм Рождества Иоанна Предтечи, был снесен задолго до революции), но и это обстоятельство не спасло его от гибели.

Есть новейшее предание, будто Сталин как-то ехал по Кремлю в автомобиле и указал рукой на Спасский храм: «Убрать!» На следующий день от храма не осталось и следа. И Сталин, вновь проезжая на машине, спросил: «А где же та красивая церквушка?» – «Вы же приказали ее снести»! – ответили ему. «Дураки! – молвил вождь. – Я имел в виду кучу мусора, которая валялась перед ней». На самом же деле участь Спаса на Бору была предрешена его расположением во дворе Большого Кремлевского дворца. Когда дворец стали перестраивать под нужды советских властителей, к его северному фасаду пристроили новый корпус с обслуживающими помещениями. Чтобы освободить место для строительства этого корпуса собор Спаса на Бору и был уничтожен 1 мая 1933 года.

У Новоспасского монастыря была своя трагичная, но в итоге более счастливая участь. И хотя для такого символа православного величия в социалистической Москве места все равно бы не нашлось, власти не стали сразу ломать исполин, а приспособили его к другим своим замыслам. Казнь монастыря отдалили – и тем была спасена его жизнь.

В сентябре 1918 года, когда объявили красный террор, Совет народных депутатов Рогожско-Симоновского района приказал монахам покинуть обитель. И за ее толстыми крепостными стенами устроили концлагерь. Тут и держали, и расстреливали, и хоронили заключенных, а первым узником стал настоятель монастыря епископ Серафим. В марте 1920 года здесь оказалась дочь Льва Толстого Александра. Ей инкриминировали участие в антисоветской политической организации «Тактический центр», которая готовила план мятежа в Москве и захвата Кремля при подходе войск Деникина. Собрания этой подпольной группы, в которую входил и известный историк С. П. Мельгунов, автор книги «Красный террор», несколько раз проходили на квартире А. Л. Толстой. Несмотря на всемерное уважение советской властью памяти ее отца, Верховный революционный трибунал приговорил ее к заключению на три года. Спасли дочь Толстого хлопоты яснополянских крестьян и подоспевшая амнистия. Просидев в обители больше года, она стала потом хранителем Ясной Поляны и директором музея Л. Н. Толстого в Москве.

Расположение исправительной колонии в стенах монастыря не прошло для него даром. Чтобы вывести мусор из усыпальницы Романовых, в наше время потребовались 15 грузовиков. Исторический некрополь весь уничтожили, многие гробницы были не только вскрыты и разорены, но и бесследно исчезли. Пропала и главная святыня – чудотворный образ Спаса Нерукотворного из Хлынова. Однако службы в нем, точнее в больничном Никольском храме, закрытом только в 1926 году, еще продолжались. На первых порах существовала и приходская община – братство во имя Преображения Господня. В апреле 1920 года его члены отправили письмо М. И. Калинину о плачевном положении древнего монастыря, о расхищении его ризниц и гробниц, но ответа не последовало. В 1921 году были добровольно, без изъятия, сданы церковные ценности весом в 40 пудов, но и это не спасло обитель от окончательного закрытия.

Были у нее свои священномученики. Первым из новоспасских архипастырей мученическую кончину принял в сентябре 1918 года епископ Макарий (Гневушев), обвиненный в контрреволюционной агитации: он допустил колокольный звон, якобы призывавший к восстанию. В 1937 году был расстрелян архиепископ Павлин (Крошечкин), бывший настоятелем Новоспасского в 1920–1921 годах. Оба они причислены к лику святых на Юбилейном Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года.

А в 1935 году бывший монастырь был окончательно передан в ведение НКВД. В соборе разместился архив, в Никольском храме – склад мебели и овощехранилище, в других помещениях – общежития. Над входом в усыпальницу, закрывая лик Спасителя, висел огромный щит с лозунгом: «Дома культуры вместо монастырей».

И все равно власть не могла примириться с существованием такого богатыря, символа старой Москвы и России. В 1930-е годы в нем провели научные исследования и сняли ценные фрески для передачи в музей, ибо монастырь готовили к сносу. Лишь начавшаяся Великая Отечественная война помешала преступлению.

После победы, в 1950-е годы, неожиданно рухнул щит с богоборческим призывом и открылся Нерукотворный Образ Спасителя. С этого началось постепенное освобождение монастыря. Так, в 1967 году по смелому ходатайству художника Павла Корина, призывавшего прекратить надругательство «над светлым гением Баженова», был закрыт медвытрезвитель в Знаменском храме.

А в конце 1990 года Новоспасский монастырь был возвращен Церкви. 23 марта 1991 года, в юбилейный год 500-летия закладки собора у Нового Спаса, в нем прошла первая литургия. В сентябре 1995 года здесь захоронили останки великого князя Сергея Александровича. Убитый в Кремле на Сенатской площади, он был упокоен в Чудовом монастыре, снесенном большевиками, но потом его могилу случайно обнаружили во время строительных работ в Кремле. В Новоспасском воссоздан и тот памятный крест, что воздвигла на месте гибели князя его вдова, великая княгиня Елизавета Федоровна, с надписью «Отче, отпусти им, не ведят бо, что творят».

Восстановилась и традиция хранения в обители чудотворных целительных икон. Словно в утешение об утрате бесценного образа Спаса Нерукотворного, Новоспасский монастырь был одарен списком с чудотворной иконы Божией Матери «Всецарица», или Ватопедская. История ее появления в Москве очень напоминает древнюю историю с Иверской иконой. В конце ХХ века наместник и братия монастыря просили афонский Ватопедский монастырь о списке этой иконы, и просьба была исполнена. Перед ее написанием молилась вся братия Ватопеда, доска омывалась святой водой, которой сначала омывали чудотворный образ, краски тоже освящались на самой иконе, и точный до единой детали список перенял чудесные свойства образа – о том свидетельствуют многочисленные исцеления, особенно онкологических заболеваний. В 1997 году святыня установлена в галерее Спасо-Преображенского собора, ей может помолиться и затеплить перед ней восковую свечу каждый входящий в храм. Вернулась в обитель и Смоленская икона, подаренная инокиней Марфой.

Смотри также:

• Спасо-Преображенские церкви старой Москвы

Код для блогов / сайтов <table id="art568" style="margin:20px;" border=0 cellspacing=0 cellpadding=0><tr><td style="font-family:Arial;font-size:13px;padding:30px 30px 20px 30px;border:1px solid #cccccc;background:#ffffff;"><a href="http://www.pravoslavie.ru/jurnal/568.htm" style="color:black;text-decoration:none;border:none;" target="_blank"><img src="http://www.pravoslavie.ru/sas/image/pnovospas1.jpg" border=0 align="left" alt="Спас на Москве" style="margin:0px 10px 10px 0px;border:1px solid black;float:left;"><em style="display:block;color:#792e00;padding-bottom:2px;">Елена Лебедева</em><strong style="display:block;font-size:17px;text-transform:uppercase;text-decoration:underline;">Спас на Москве</strong><em style="display:block;padding:2px 0px 0px 0px;line-height:103%;font-size:15px;text-transform:none;"></em><span style="display:block;padding:5px 0px 10px 0px;">Сегодня престольный праздник в Новоспасском монастыре, который относится к старейшим обителям Москвы, ибо ведет свою родословную от самого первого московского монастыря. За свою долгую и трудную историю он сменил три адреса, но был первым в истории Москвы посвящен Спасителю и празднику Преображения.</a></span></td></tr></table> Посмотреть анонс

Разместить анонс Добавить ссылку

Печать RSS

Елена ЛебедеваСпас на МосквеСегодня престольный праздник в Новоспасском монастыре, который относится к старейшим обителям Москвы, ибо ведет свою родословную от самого первого московского монастыря. За свою долгую и трудную историю он сменил три адреса, но был первым в истории Москвы посвящен Спасителю и празднику Преображения.