Кандидат исторических наук Д. М. Володихин, один из организаторов конференции, назвал свою работу "Феномен фольк-хистори"^[33]. В начале автор отмечает, что любое научное знание не вечно, что оно представляет собой процесс, а не раз навсегда определенный результат, что разработки могут внести коррективы в научные концепты или привести к их полной реконструкции. Особенно характерно это для гуманитарных дисциплин. Этот принцип так же присущ науке, как изменчивость естественно присуща биологическим объектам. Дискуссия, полемика - формы жизни научного сообщества, без которых немыслим прирост научного знания. Но полноценно включиться в профессиональный диспут о спорных научных проблемах может лишь тот, кто овладел методическим и техническим арсеналом, которым располагают его оппоненты.

Между тем в 90-х годах в России появилось огромное количество квазинаучных трудов по истории, созданных неспециалистами и прокламирующих необходимость коренного пересмотра фундаментальных научных исследований (совокупность литературы подобного рода получила наименование "фольк-хистори"). Обществу навязываются воззрения, не имеющие никакого научного обоснования, и при этом серьезная историческая наука подвергается агрессивным и невежественным нападкам. Фольк-хистори (далее ФХ) на протяжении нескольких лет не встречала никакого отпора и превратилась в значимый компонент общественной мысли, мощно влияющий на массовые представления о прошлом, на историческую беллетристику и на программы учебных заведений.

Поворотным пунктом в противостоянии научного сообщества и ФХ стал 1998 г., когда появилось значительное количество критических статей, но в основном они были посвящены анализу методических и фактических ошибок, а не теоретическому обобщению. Между тем необходимо определить суть явления ФХ, его корней и причин успеха у массового читателя. ФХ стала фактором социокультурной атмосферы российской современности, и потому достойна пристального внимания и изучения.

Сообщество авторов ФХ делится на несколько групп. Классический жанр ФХ вырос из экспансии представителей "точных" наук в гуманитарную сферу; крупнейший представитель этого жанра - группировка Фоменко, у которой немало популяризаторов. Следующий жанр ФХ - националистический; самый знаменитый его представитель - пантюркист М. Аджиев (также Аджи - М. Ж.). Кроме него, в этом жанре работают Н. Ф. Шахмагонов, М. Ермалович и т.п.^[34] Еще один жанр ФХ - "игровая история", история тайн и загадок, выросшая отчасти из наименее качественной научно-популярной литературы советского периода, отчасти - из литературно-философских аксиом постмодернизма. "Древнейшие" представители жанра - писатель-фантаст В. Щербаков и писатель О. Сулейменов, известный своим квазиисторическим повествованием "Аз и я". На периферии ФХ находится историко-философская публицистика, в которой исторические факты и их интерпретации призваны обосновывать политическую или философскую идею, а в случае конфликта с ней могут искажаться до неузнаваемости. Эта литература очень обширна, один из примеров - Э. Радзинский.

За немногие годы сообщество ФХ сумело внутренне самоорганизоваться; появились зачатки группового самосознания. Все чаще появляется в этих кругах самоназвание "альтернативная история". Мир ФХ живет своей отдельной жизнью; хотя еще в начале 90-х гг., как, видимо, и всегда ФХ в небольших дозах присутствует в системе исторического знания как его дилетантская популяризация, но уже в середине этого десятилетия в системе происходят качественные изменения, и ФХ становится важной составляющей общественного сознания. Что же к этому привело?

Прежде всего - особенности переломного состояния в политической жизни страны^[35]. После утраты господствующим мировоззрением своих позиций поколебался авторитет исторической науки, некогда с ним связанной, и профессиональные взгляды историков оказались почти бессильными перед лицом общественного скепсиса. Историческая наука не смогла достаточно мобильно отреагировать на общественный запрос на новые исторические знания. В сферу взаимодействия исторической науки и общества вторглась журналистика, тесня более качественную, но запаздывающую информацию исследователей. Формирование же независимых государств на территории СССР потребовало создания новых официальных идеологических схем, что инициировало массовый прорыв в систему исторического знания националистических построений^[36]. К тому же столкновение с ФХ - естественный этап процесса внутренней перестройки системы исторических исследований, вызванной ее выходом в мировую культуру. Бурное развитие рынка массовой культуры также вызывает ныне агрессивное вытеснение элитарной культуры (в том числе фундаментальной научной истории) с ее естественных позиций.

В формировании характерных черт ФХ доминируют законы функционирования в рамках массовой культуры, которая есть в основе своей дело коммерческое. Она эксплуатирует небольшое количество простых сильных эмоций современного горожанина: жажду романтических приключений, риска, тягу к сверхъестественному, к тайнам и загадкам, интерес к смерти. Массовая литература могла бы нести в себе "прививку" крепкой дружбы, милосердия и благородства - но скорее содержит "прививку" острого желания дать ногой в зубы первому встречному; главное - кассовость. В этом отношении жанр ФХ оказался очень перспективным, ибо спекулирует на страсти к заглядыванию в темный колодец великих цивилизаций древности; точность здесь отходит на десятый план, уступая место занимательности.

При производстве ФХ необходимы четыре технических элемента: интрига, обличение, аргументация, "позитив", то есть реконструкция большого пласта исторической реальности. ФХ терпит крах, когда пытается реконструировать историческую реальность в подробностях. Слабость аргументации очевидна, историческая реальность эфемерна. В странный мир ФХ вводятся подлинные географические названия и имена исторических лиц (в произвольных сочетаниях), и это создает эффект максимального приближения к действительности. Далее уже возможно все; читатель под действием этого эффекта проникается впечатлением достоверности^[37]. Но автор ФХ всегда "отличник" по разгадыванию тайн и обличению.

Группировка Фоменко апеллирует к противостоянию "физиков" и "лириков" 60-x гг. Авторитет точных наук всегда стоял у нас чрезвычайно высоко, и к нему обращаются сторонники "глобальной хронологии", прокламируя то, что исследование проводили методами современной математики^[38] и при обширных компьютерных расчетах, так что читатель еще до знакомства с книгой ставится перед вопросом: верить или не верить математике? И вот, добрая слава математики эксплуатируется как элемент "эффекта максимального приближения к действительности". Между тем в России математические и компьютерные методы применяются в истории традиционно; такие специалисты, как И. Д. Ковальченко, Л. В. Милов, Б. М. Клосс пользуются методами математической статистики, и с начала 90?х гг. существует ассоциация "История и компьютер", насчитывающая уже более 150 членов. Деятельность Фоменко дискредитирует творческую активность в этой области и создает у массового читателя представление о том, что он и его последователи вопиют в пустыне, пропагандируя никому дотоле не известные математические методы.

ФХ представляет реальную опасность для исторической науки, поскольку сама претендует на роль источника для всех прочих секторов исторического знания, а вытеснение из этого коммуникативного пространства научной истории изолирует историков от главных информационных потоков социума. В настоящее время объединения, представляющие ФХ, и прежде всего группировка Фоменко, располагают более мощными финансовыми, производственными и информационными возможностями, чем любое учреждение историков-профессионалов. Предлагается создать информационный фон, негативный для продвижения ФХ.

В озаглавленной таким образом статье кандидат исторических наук доцент МГУ Г. А. Елисеев указал, что передержки, подтасовки и прямые ошибки в том, что касается Библейской истории - вещь не новая; с ней сталкивались еще в начале века критики предшественника "новой хронологии" Н. А. Морозова. Не ограничиваясь указанием на то, что Морозов просто обманывает читателей, они на один абзац бездоказательных утверждений приводили по две страницы доказательств. Поэтому, например, историку и богослову Н. П. Аксакову пришлось ограничиться лишь несколькими примерами, и придется ему в этом последовать.

Фоменко и его сторонники упорно отождествляют Христа с массой других исторических персонажей: с Василием Великим, с иудейским царем Асой, с основателем Рима Ромулом и с Юлианом Отступником; наконец, земная жизнь Христа отождествляется с биографией римского папы Григория VII (Гильдебранда), причем в последнем случае соотношения жизненных событий папы и Христа сведены в таблицу (в книге "Русь и Рим"), что вводит читателя в заблуждение, так как обычно предполагается, что в таблицах сходные явления сравниваются по общим параметрам. Но ничего похожего в этой таблице нет, кроме таких "общих" событий, как рождение, участие в жизни общества, наличие сподвижников.

При отсутствии параллельности авторам приходится прибегать к искажениям исторических фактов. Чтобы сгладить различие в возрасте между Христом и Гильдебрандом, скончавшимся в 75 лет, авторы утверждают, что годом "рождения" последнего можно считать год его прибытия в Рим в 1049 г., и добавляют, что если сдвинуть Рождество Христово на 1053 года, то эта дата будет лишь немногим отличаться от 1049 г. - "года первого появления Христа в Риме" (НХ). Или еще "сходство": "его (Гильдебранда - М. Ж.) дядя по материнской линии был якобы аббатом монастыря святой Марии" (НХ) - "Матерью Иисуса Христа, согласно Евангелиям, была Мария" (НХ). И далее: "Гильдебранд родился в Италии. В Италии находится Палестрина, что созвучно евангельской "Палестине"" (НХ), при том, что Палестрина к папе Григорию никакого отношения не имеет, - а в качестве параллели сообщается, что "начиная с XIII века католическая церковь утверждает, что архангел Гавриил явился Марии (матери Христа) в городе Лоретто, где жила Мария" (НХ). Ничего подобного католическая церковь никогда не утверждала, так как место Благовещения - Назарет - всем хорошо известно, а Гильдебранд не имеет никакого отношения и к Лоретто.

Еще один образец параллелизма: "Деятельность Гильдебранда протекает в основном в Италии, в Риме" - "Иисус проповедует в тех же районах, что и Креститель, то есть в Иерусалиме, Иудее, Самарии. Согласно анализу Морозова, эти названия могли обозначать те или иные регионы, города в Италии" (НХ). Морозов же утверждает, что при отсутствии огласовок в иудейском тексте Библии последующие переводчики могли неправильно этот текст проинтерпретировать. Но во времена земной жизни Христа уже существовала Септуагинта, так что с огласовками проблем не было, поскольку в греческом тексте пишутся и согласные, и гласные^[39]. А книги Нового Завета написаны на греческом^[40], и нет никаких оснований сомневаться в том, что авторы имели в виду именно те географические названия, которые хотели упомянуть.

Далее автор доклада приводит два примера "библейской географии" Фоменко, восходящей к Морозову: Морозов читал Ханаан как КНУН; Фоменко, в развитие этой интересной идеи, читает КНУН как Кенуя и понимает это как Генуя, то есть Генуэзская область Италии. Но тогда все Евангельские события и должны происходить в Генуэзской области; однако ведь и сам Фоменко отождествляет Иерусалим с Римом, а Рим от Генуи далеко. Предлагается также читать Ливан как ЛБНУН и отождествлять его либо с Монбланом, либо с Албанией. Но в первом случае непонятно, как владевшие Ливанскими горами мореплаватели-финикийцы обустраивали свои порты, а во втором - как должны были израильтяне исполнить повеление Господа пойдите <...> в землю Ханаанскую и к Ливану (Втор 1:7) - ведь Генуя и Албания не просто далеки друг от друга, но и разделены морем!

В последних пунктах таблицы речь идет уже об Апостолах, причем апостол Петр отождествляется с Петром Дамиани (тезки!), хотя папа Гильдебранд пережил его на 13 лет. Не найдя же прямого аналога в окружении Гильдебранда для апостола Андрея, создатели "новой хронологии" подвергают его тотальному сомнению, указывая, что коль скоро он "по традиционной хронологии" жил в I веке, то никак не мог крестить Русь в Х веке "согласно древнерусским хроникам". Но никакие источники и не говорят о том, что Первозванный апостол крестил Русь, а рассказывают лишь о его путешествии по Восточной Европе и о том, что он установил крест на том месте, где некогда должен был быть заложен Киев.

Сравнительная таблица - пример значительных искажений исторических фактов в повествовании "новых хронологов" об истории христианства, но иногда они прибегают и к более тонким операциям. Так, приводя "список книг истинных" из "Кормчей" XVII века, авторы отдельным абзацем выделяют книги Ветхого Завета, а книги Нового Завета сливают в одном абзаце с книгами Предания, не относящимися к новозаветному канону, между тем как в оригинале абзацы вовсе не выделены. В другом месте они пытаются доказать, что не палейные тексты восходят к Библии, а наоборот.

Вообще древнерусские сочинения подвергаются совершенно ошеломляющей интерпретации на грани либо обмана, либо вопиющей безграмотности. Так, совершенно неожиданно сообщается, что древнеславянские тексты, подобно еврейским, - тоже цепочки согласных. Для тех, кто хотя бы раз сталкивался с древнерусскими рукописями, это в комментариях не нуждается^[41].

Вольное обращение с фактами, которое позволяют себе творцы "новой хронологии", создает впечатление, что они либо не владеют материалом, либо идут на открытый обман. Зачем серьезным людям так рисковать своей репутацией? Неужели же только для того, чтобы отрицать Крестную смерть и Воскресение Спасителя? Фоменко считает Евангелие чистым вымыслом, но тогда зачем этот вымысел возник и почему средневековые события были оформлены как Евангельское повествование? - общая идея всемирного заговора, исповедуемая Фоменко, еще может ответить на вопрос, зачем это делается, но не отвечает на вопрос, почему это сделано и востребовано^[42]. М. Э. Аджиев по крайней мере считает, что христианство есть искаженная интерпретация изначальной религии тюрок, произведенная греками для того, чтобы лишить тюрок их духовного наследия и присвоить его себе^[43]. Но Фоменко и его последователи такой стройной концепции не разработали и ссылаются разве что на Древса, утверждавшего, что Евангельское повествование всего лишь оформило разрозненные легенды о некоем спасителе и что христианство неотличимо от митраизма. Однако Древс уже давно не числится в сколько-нибудь всерьез принимаемых авторах, и принципиальное и основополагающее различие между христианством и сказаниями об умирающих и воскресающих богах установлено настолько прочно, что не нуждается в дальнейшем обсуждении.

Но чаще Фоменко и его соратники используют версию возникновения христианства, выдвинутую Морозовым, но только сдвигают время с IV века на XI. Морозов считал Евангельское повествование зашифрованным сообщением об астрономических явлениях, а прототипом Христа называл святителя Василия Великого, "читая" при этом его имя как титул "великий царь", каковой царь к тому же был заодно прототипом и Будды, и Мохаммеда, и кого-то еще. Никакой аргументации не приводилось, за таковую выдавались совпадения в датах: 1 января - день памяти святителя Василия (это - дата его кончины) и одновременно начало года, следовательно, Василий Великий и Иисус Христос - одно и то же лицо. Следующий "аргумент" приходится цитировать полностью, ибо пересказать его невозможно:

"Иисусу перед распятием не было 50 лет, а по "Житиям святых" великий царь умер 50 лет от роду 1 января 379 года в Кесарии, в которой и родился. Вы видите, что хронологически четьи-минейский святой великий царь почти совершенно налегает на евангельского "царя иудейского"" (Морозов Н. А. Христос. Кн. 1. С. 125).

Близкую методику используют и Фоменко с соавторами. О ней в рецензии на книгу Морозова писал в 1907 г. выдающийся русский философ В. Ф. Эрн, отметивший безапелляционные и бездоказательные квазиаргументы, использование фальшивых ссылок, сокрытие источников, противоречащих точке зрения автора, отсутствие логики, - иными словами, презрение к правилам научного исследования. И снова встает вопрос - почему? Очевидно, мы сталкиваемся с проявлением иррациональной веры, почти с религией, а не с научными убеждениями. Эту веру разделяют с ее создателями и их читатели.^[44]

Не следует объяснять воззрения Морозова только подсознательным желанием "отомстить" миру, лишившему его свободы, путем отрицания этого мира. Биография Морозова свидетельствует о том, что он отличался склонностью к мистическим переживаниям, религиозностью пантеистического толка. Он описывал свои видения, проявлял интерес к оккультизму, хотя и декларировал свой атеизм^[45]. Христа Морозов считал оккультистом-астрологом, "магистром оккультных наук". Среди друзей Морозова были и оккультисты, и те, кто мечтал о "новых" религиях: Циолковский, Н. Федоров, Брюсов, Дзержинский (в 20-х годах поддерживал секретные экспедиции оккультистов на русский север), Луначарский (в начале века занимался созданием "новой религии для нового общества"); его книгами интересовался Бонч-Бруевич (исследователь и пропагандист хилиастических сект, в первую очередь хлыстов).

Итак, в основе "учения" Морозова, воспринятого Фоменко и его последователями, лежат оккультные идеи, согласно которым христианская цивилизация возникла благодаря деятельности общества посвященных, создавших священные тексты, воспринимаемые профанами как рассказ об исторических событиях. В наше время подобные утверждения осложняются упоминаниями исчезнувших цивилизаций, обладавших мистическими способностями, инопланетян и т. д. Морозов, однако, до этого не доходил; его сдерживали "левые" убеждения, в соответствии с которыми следует путем радикальной переделки уничтожить "неправильность" самих основ бытия. При этом речь подчас шла не столько о социальных реформах, сколько о мистическом преобразовании всего существующего миропорядка; эту ситуацию проанализировал А. Эткинд в монографии "Хлыст".

Взгляды Морозова вполне вписываются в струю уничтожения основ существования "старого" мира, как и радикальный атеизм большевиков, выродившийся в псевдорелигию, сосредоточенную на бесконечных ритуалах. И Морозов так же стремился дать "новому" человечеству "новую" историю, как Максим Горький предлагал переписать всю мировую литературу "с марксистских позиций". Но свою "новую" историю Морозов строил на оккультных основаниях, сам не отдавая себе в этом отчета. Он оказался более последователен, нежели атеисты, утверждавшие, что Христа попросту не было, и объявил фальшивками любые сведения о ранней истории, в том числе и об истории христианства; эта позиция менее уязвима, нежели первая, поскольку та требует замалчивания источников, которое рано или поздно терпит крах, а этой никакие источники не помеха. Концепция Морозова (и базирующаяся на ней концепция Фоменко) более тотальна, чем мировоззрение советского тоталитаризма. Марксизм скорее предлагал особую интерпретацию фактов, сами же факты оставались, а Морозов подверг сомнению саму возможность получения достоверных фактов. В научном исследовании полагается корректировать теорию, если факты ей не соответствуют; здесь же факты, не соответствующие концепции, попросту отрицаются, - либо путем дискредитации источника (его можно объявить либо фальшивкой, либо оккультным символическим сочинением), либо путем ложного отождествления различных исторических событий.

Иррациональная неприязнь Морозова к христианству пережила формальное отрицание существования Христа; такое отрицание было опровергнуто, в частности, данными археологии. Неуязвимость же Морозова основана на тотальном отрицании истории: христианства не было потому, что не было Рима, Иудеи, Египта, Греции и т. д. Это - идеальная концепция тоталитарного общества, так как она наиболее радикально отрывает людей "нового мира" от традиций "мира старого". Она не восторжествовала в советские времена (когда торжествовала альтернативная биология, как в нацистской Германии - альтернативная астрономия) по ряду случайных обстоятельств. К тому же Морозов был одиночкой, а у его нынешних последователей есть организация. Они одержимы той же морозовской неприязнью к христианству и к другим традиционным религиям. Представления группы Фоменко близки самым радикальным "ньюэйджевским" течениям; видимо, не случайно в некоторых популярных изложениях концепции Фоменко встречались похвалы основателю сайентологии Р. Хаббарду как одному из величайших мыслителей человечества.

Отвращение "новых хронологов" к христианству объясняется в частности и тем, что профессионально они работали в естественнонаучных дисциплинах, а советские естественники традиционно либо просто антирелигиозны, либо враждебны христианству и предпочитают ему "более научные" восточные религии. Естественники (и особенно математики) стремятся к созданию тотальных, всеобъясняющих теорий, которые именно в силу своих притязаний на всеохватность сами становятся аналогом религии - и как тут примириться с христианством, которое содержит в себе всеобъемлющее мировоззрение и к тому же подчеркивает ограниченность человеческого разума, который никогда не сможет постичь самостоятельно все замыслы Творца.

В целом же возникновение в наши дни теорий, подобных "новой хронологии", объясняется всплеском утопизма, сходного с умонастроениями вековой давности. "Перестройка" внушила огромным массам людей граничащее с одержимостью видение "нового идеального мира"; переустройство общества сопровождалось откровенно утопическим ожиданием быстрых и благоприятных результатов^[46]... К тому же в феномене общественного интереса к "новой хронологии" реализовался утопический взгляд на мир, десятилетиями воспитывавшийся в советских людях.

Иррациональная картина былого могущества Руси-Орды - утопия, опрокинутая в прошлое и, как всякая утопия, рисующая мифологизированную и псевдорелигиозную картину мира, торжеству которой в массовом сознании и препятствует христианство^[47]. Ажиотажный спрос на оккультизм, также удовлетворяющийся сочинениями Фоменко, находится в том же ряду, ибо в конечном итоге цель всякого оккультного учения - быстро и без всяких затрат сил и времени на самопознание овладеть некими основополагающими "тайнами" вселенной и использовать их себе в удовольствие.

Поскольку христианство - фундаментальная составляющая современной цивилизации, а система "новой хронологии" его, как и другие мировые религии, решительно уничтожает, то вместе с этим она уничтожает и основы российской культуры. Перед нами - не "имперская идея" и не альтернативная версия истории, а идеологический конструкт, готовая мифология для общества, стремящегося существовать в своего рода добровольном духовном гетто. Пока Фоменко еще не торжествует. Вспомним, что от тотального внедрения идей Морозова нас спас случай. А что, если на это раз такого случая не выпадет?

Такое заглавие дал своей статье доктор физико-математических наук профессор Ю. Н. Ефремов. Главный результат "новой хронологии" - обнаружение трех хронологических сдвигов, в результате которых история XV-XX веков хронологически достоверна, а хронология более ранних эпох нуждается в пересмотре. Это свое утверждение "новые хронологи" сопровождают вопросом, откуда историки берут "свои" даты, и сетованием на то, что они не переходят к пересмотру хронологии. Но историки все-таки правы, потому что фоменковская версия несовместима с данными - историческими, археологическими, физическими и астрономическими. Об этом автор писал неоднократно, хотя и сдержанно; теперь приходится называть вещи своими именами.

Принятая хронология в пересмотре не нуждается; счет годов со времен античности никогда не был утерян. Пересчет дат с римской системы на систему "от Рождества Христова" дела не меняет, как и то, что Русская Церковь приняла эту систему отсчета только при Петре, а христиане Египта и Ближнего Востока не приняли и по сю пору; тем не менее они знают, что первый год Диоклетиана - это 284 год по Р. Х. Списки римских консулов, звездный каталог "Альмагест", Канон царей Птолемея, проверенные многочисленными астрономическими данными, надежно заполняют все промежутки времени, что еще подкрепляется данными вавилонских астрономических наблюдений (интересно, что эти данные, ставшие известными по найденным при раскопках табличкам, точно совпадают с принятыми еще до всяких раскопок, в XVII веке). Итак, счет годов никогда не был утерян и в пересмотре хронологии нет нужды.

Анализируя доводы Фоменко, автор констатирует множество утверждений, основанных либо на невольном заблуждении, либо на сознательном искажении или замалчивании фактов, и пишет: "Мы имеем утверждения, равносильные прямому обману читателя, мы имеем предвзятый отбор или прямую подтасовку исходных данных и игнорирование сведений, несовместимых с выводами авторов "новой хронологии"". Возможно, это делается неосознанно и являет пример "психологической слепоты в борьбе за утверждение возлюбленной идеи". Для опровержения "новой хронологии" достаточно одного только значения долгот в звездном каталоге.

Фоменковщина освещает прискорбное состояние общекультурного уровня общества, в том числе и некоторых представителей его так называемой элиты^[48]. Страшнее всего то, что она уже пропагандируется среди школьников, подрывая авторитет науки вообще, и что математический аппарат вызывает доверие не только простых читателей, но и значительных ученых (естественно, неспециалистов). А между тем элементарное знакомство с литературой и искусством, не говоря уже об истории, могло бы подсказать, что "новая хронология" - бессмыслица.

Статья заканчивается словами: "Дух эпохи имеет разный вкус. Вергилий не похож на Данте, Юлий Цезарь - на Карла Великого, а готические соборы - на Парфенон <...> закованного в панцирь рыцаря Средневековья нельзя посадить на лишенного стремян коня римского всадника. И тем более нельзя посадить их вдвоем на одну лошадь, что собственно и делает акад. А. Т. Фоменко, затратив на это четверть века упорного труда...".

Кандидат физико-математических и исторических наук А. Ю. Андреев посвящает свою статью под заглавием "Теория ошибок и ошибки теории А. Т. Фоменко" анализу методов математической статистики, используемых в "новой хронологии". Ее авторы уверяют, что их шокирующие выводы базируются на мощном фундаменте современных математических методов, но это не так; математические методы Фоменко не имеют ничего общего с современной математической статистикой: не верифицированы^[49], не корректны и допускают "подгонку под ответ". Разобраться в этом может любой читатель, вооружившись терпением и начальными знаниями в математическом анализе и статистике. Однако читатели склонны верить математике, даже если ее выводы заведомо абсурдны, - известны ведь математические шутки с доказательством того, что дважды два пять. И при выборе между невероятными, но математически якобы обоснованными утверждениями и результатами, представленными в категориях гуманитарных наук, большинство скорее предпочтет математику, поскольку верит в "точность" математических методов. Но ведь у любого "точного" метода есть границы применимости, в которых он эффективен, а главное - в работе с реальными данными, а не абстракциями, точный метод дает ошибки, без оценки которых его применение бессмысленно^[50], а гуманитарные результаты, основанные на множестве источников и многократно проверенные их связями, часто оказываются точнее математических схем^[51].

Но напрасно мы будем искать у создателей "новой хронологии" что-либо похожее на верифицирующие статистические процедуры. Несмотря на гриф "научное издание", мы находим у них грубейшее забвение элементарной культуры математических расчетов.

Существует распространенное предубеждение, что любой математик заведомо умнее любого историка (вся "теория" Фоменко исходит из скудоумия историков), поскольку с помощью точных методов может исправить все ошибки последнего. Между тем параллельно с развитием исторического знания развивались и совершенствовались критические методы, и историки научились систематизировать свои ошибки, разделяя их на первичные (случайные ошибки в источнике) и вторичные (ошибка историографа). Интересно, что эта классификация сходна с принятой в естественных науках, делящих ошибки на случайные (первичные) и систематические (вторичные, связанные с интерпретацией данных). Ученые-историки занимаются подробным и полным анализом ошибок, поэтому наивны рассуждения о том, что найти ошибки в истории могут только математики с их "новыми" (а значит, не апробированными) методами. Но любопытно, что авторы "новой хронологии" в своих книгах по истории сами повторяют все теоретически известные ошибки.

Очевидно, Фоменко полагает, что совершил величайший переворот в истории, и умеет передать это убеждение читателям, ощущающим себя таким образом на передовом рубеже науки. Но отдает ли он себе отчет в некорректности своих математических построений, или, может быть, для него цель оправдывает средства? Способен ли он понять, что "маленькие слабости" его построений превращают их в воздушный замок, и перейти к "работе над ошибками"? - Не задаваясь целью ответа на эти вопросы, дабы не соскользнуть в область фантастики, А. Ю. Андреев сосредотачивается на ошибках в области математической статистики. Сначала он касается основного круга понятий и методов, с которыми работает классическая статистика, и сопоставляет их с "новой статистической методикой" Фоменко. Затем - формально рассматривает математическую задачу, дающую оценку точности его статистических результатов и доказывает, что эта точность мала и не позволяет делать надлежащих выводов, затрагивая тем самым "систематические" ошибки методики Фоменко. В заключительной части статьи автор останавливается на "случайных" ошибках Фоменко, показывающих, насколько небрежно и неправильно тот прочитывает используемую им книгу Тита Ливия (ошибки сведены в таблицу, занимающую четыре книжных страницы), и объясняет, насколько сильно эти небрежности влияют на получаемый результат^[52]. Статья завершается словами:

"Итак, никакие "новые методы", никакой "переворот в науке" не освобождают авторов "новой хронологии" от занятия, необходимого любому ученому - проверять свои результаты и искать в них ошибки. От умения разбираться в собственных ошибках зависит, выступают ли они в поле науки или, напротив, занимаются сознательным мифотворчеством. И, конечно, ошибки следует искать до обнародования своих результатов, иначе столь огромное их количество просто выставляет автора на посмешище в глазах просвещенной читающей публики".

Кандидат физико-математических наук М. Л. Городецкий в статье "Династические параллелизмы в "новой хронологии"" разбирает "метод распознавания дубликатов" - один из основных аргументов "новой хронологии", при котором демонстрируются пары хронологических списков правителей разных стран и эпох с близкими числовыми показателями и утверждается, что такие совпадения с точки зрения математической статистики совершенно невероятны^[53]. Фоменко и его последователи утверждают также, что с помощью вычислительной процедуры найдено несколько десятков "параллелизмов" и что эта процедура позволяет вычислить степень близости списков (автор метода называет их "династиями"), выражаемую невероятно малыми числами. Графическое представление династических параллелизмов производит на неподготовленного читателя сильное впечатление.

Видимо, метод "династических параллелизмов" придумал Н. Морозов, который "наложил" хронологию ранней Римской империи на хронологию поздней и израильских и иудейских царей - на императоров Западной и Восточной Римской империи, а также отождествил все египетские династии между собой и с римскими императорами, представленными в произвольном порядке, а римских царей - с римскими императорами.

Автор статьи напоминает читателям о том, что в конце 70-х годов группа учеников математика М. Постникова (он прочел курс лекций по семитомнику Морозова "Христос") заинтересовалась идеями Морозова и продолжила ревизию истории. С помощью некоторого коэффициента (впрочем, метод его вычисления был описан неверно) были найдены новые "пары" в дополнение к морозовским. При составлении своих последовательностей фоменковцы не учитывали, например, институт соправителей в Римской империи, зато вводили понятие "фактических правителей" и причисляли к таковым просто влиятельных лиц. Е. Я. Клименков, один из критиков "новой хронологии", подсчитал вероятность нахождения любых параллелизмов заданной длины, и она оказалась достаточно велика, а также показал, что на материале Римской империи можно построить и другие параллелизмы^[54]. Новый метод анализа династий, предложенный Фоменко, также (в результате достаточно подробного разбора) признается автором статьи неудовлетворительным, а далеко идущие выводы - не имеющими обоснования. Кроме того, М. Л. Городецкий выражает сомнение в том, что "династи-ческие параллелизмы" были подтверждены достаточно полными вычислительными процедурами. "Гибкость" и "универсальность" предлагаемых Фоменко методов таковы, что автор статьи, пользуясь ими, сам построил заведомо не существующий параллелизм между династиями средневековой Наварры (Памплоны) и современной Швеции.

Но даже если Фоменко прав и существуют династии-"дубликаты" - что делать с сотнями независимых династий, существовавших одновременно с ними? Объявить несуществовавшими?

В заключение автор констатирует, что разобранный им метод дает четкое представление об основаниях "новой хронологии": это "манипуляция исходными данными, использование сомнительных и не подтверждающихся методов анализа и весьма далекий от научных норм способ представления и интерпретации результатов".

Под таким названием публикуется завершающая книгу статья известного публициста М. Ю. Соколова^[55], отметившего, что конференция, прошедшая в МГУ, материалы которой легли в основу разбираемой книги, свидетельствует о том, что научная общественность, мягко говоря, утратила терпение. Мало того, что всесокрушающее учение геометра Фоменко приводило в оцепенение историков, филологов, астрономов и представителей иных научных дисциплин, - теперь они наблюдают, как эта фантастика издается подарочными изданиями и тиражом, едва ли не превышающим весь корпус исторических изданий. Мистификация зашла слишком далеко, и возникло естественное желание прекратить ее, задав естественные вопросы и дав на них внятные ответы. Для специалиста (не обязательно в науке) беспардонное вторжение в его область самоуверенного дилетанта доставляет боль, близкую к физической.

Автор, будучи по образованию филологом, задается, например, вопросом: на каком языке изъяснялись между собой древнеримский царь Нума Помпилий, хан Батый, Данте, Иоанн Креститель, Карл Великий, Аристотель, Иван Калита, Нерон и Ричард Львиное Сердце, коль скоро они были современниками, а некоторые из них - и двойниками друг друга? - на архаической латыни? на классической латыни? по-старофранцузски? по-итальянски? по-арамейски? на древнегреческом? древнерусском? старомонгольском? Вообще говоря, для всепобеждающего учения препятствий нет, и можно объявить, что все древние языки также являются плодом всеобщей фальсификации. Беда, однако, в том, что случаи присочинения древних генеалогий действительно бывали, а вот сочинения из головы естественных языков (со сложной и нерегулярной грамматикой, неправильными склонениями и спряжениями) не наблюдалось. Выдумать пять латинских склонений и различные формы нерегулярных глагольных перфектов (о древнегреческой грамматике умолчим), сделав это так, чтобы исключения из правил сами подчинялись правилам предыдущей эпохи истории языка, да при этом еще и находились в строгом соответствии с формами других языков, отчасти европейцам неведомых - для этого нужно обладать абсолютным всезнанием и абсолютным всемогуществом. Для чего Тому Единственному, Кто этими качествами обладает, заниматься фальсификациями (которые легко разрушает Фоменко), понять затруднительно.

При обращении к феномену фоменкианы центральный вопрос - зачем?

Можно было бы предположить, глядя на множество роскошно изданных трудов Фоменко, что тот обратил в свою веру какого-то богача, который отдает все свое имение на пропаганду сверхценной идеи. Однако в меценате особой нужды нет, ибо книготорговцы сами с большой охотой берут ходовой товар. В его расхожести - великая загадка, ибо в производстве его загадки нет. Человеческая деятельность сопряжена с профессиональными рисками: моряк может утонуть, банкир - быть убит наемными злодеями... а люди, занимающиеся мысленным конструированием систем абстрактных отношений, могут претерпевать некоторые психологические отклонения, если не владеют механизмом своевременного переключения на реальную жизнь.

Успех паранаучных текстов объясняется тем, что они повествуют о новых загадочных сущностях (биоэнергии, люди с песьими головами, чудище озера Лох-Несс, космические пришельцы, НЛО, Шамбала...) как добавке к школьным учебникам^[56]. Параисторические сочинения доселе строились на том же принципе, удовлетворяя национальное тщеславие своих авторов, удрученных относительно поздней датировкой источников, описывающих прошлое их нации: "Энеида" связывала начала Рима с появлением в Италии беглецов из Трои (у римлян были свои комплексы!)^[57]; Иоанн Грозный в свою очередь возводил свой род к Августу. В 70-е годы в СССР явились изыскания на тему "Ахилл - русский воин", а в 90-х уже на независимой Украине - на тему "Гектор - украинский воин". Нынешние французские патриоты увлечены идеей о том, что династия Меровингов (V-VIII вв.) восходит непосредственно к Иисусу Христу, Который якобы не умер и не воскрес, а осел в окрестностях Марселя. Р. Хасбулатов рассказывал о чеченских университетах XVII века, в которых изучали Аристотеля, а И. Глазунов назвал картину "Сто веков - великая Русь", между тем как сто веков - это 10000 лет. Эти причудливые изыскания относительно безобидны, ибо не посягают на целостность всемирной истории, а только притязают в ней на не принадлежащее им помещение. "Новая хронология" здесь принципиально нова, ибо притязает на то, чтобы полностью разрушить то здание, в котором носитель комплекса исторической неполноценности не смог найти помещение, удовлетворяющего его тщеславие; древность собственного рода утверждается путем сожжения всех родословных книг.

Маниакальное упорство, с которым Фоменко отнимает у людей их величественное достояние - исполненную глубокого промыслительного значения отечественную и всемирную историю, - оставляя вместо того бессмысленную и безобразную смесь из Бати-Батыя, Христа-Гильдебранда и из кучи Чингизидов, Маккавеев, Гогенштауфенов, Рюриковичей и Юлиев-Клавдиев, объяснимо психологией носителя сверхценной идеи. Куда сложнее объяснить энтузиазм, вызываемый у публики трудами на тему "Вы - никто, и звать вас - никак". Известно, что приемный ребенок испытывает душевную драму, узнав, что родители, даже добрые, любящие, ему не родные^[58]. Какую же драму должен испытывать вдумчивый человек, которому доказывают, что никаких почтенных родителей в лице отечественной и всемирной истории у него нет и не было, что в своих отношениях с вечностью он - не царский сын, а неведомо кто, ибо не было главного события мировой истории - победы Христа над смертью. Если серьезно осознать, что вся историческая культура, определяющая место человека в мироздании, дающая ему силы - лишь гигантская ложь, а истина в том, что ничего у нас на самом деле нету, то это может породить лишь отчаяние или вопрошание о том, как же дальше жить. Но ни отчаяния, ни вопрошания, а только бешеная популярность...

Суть не в том, что фоменкино учение - это очередная религия небытия: она не первая и не последняя, а в том, что учение, утверждающее полную заброшенность человека в перекореженном пространственно-временном хаосе сделалось источником выдающегося коммерческого успеха. Главная составляющая феномена "новой хронологии" - люди, готовые платить большие деньги за лжеименное знание. Фоменко удовлетворяет потребность трудящихся не в знании, а в метафизическом небытии^[59]. Хорошо бы появился труд, столь же наглядно показывающий, что радоваться собственному небытию противоестественно.

Реферируемая книга содержит множество научных сведений, демонстрирует замечательные образцы исследовательской работы и методически безукоризненной критики. Никакой реферат не может в достаточно полной степени передать то впечатление подлинности, которое она оставляет. Однако почти во всех входящих в нее статьях ощущается некоторая психологически роднящая их черта: чувство растерянности, которую порядочный человек испытывает перед беспардонной, ни перед чем не останавливающейся напористостью того, кто не слишком щепетилен. Феномен Фоменко действительно вызывает некоторую оторопь. Однако его победоносное шествие по просторам России может быть объяснено вполне определенными социально-исто-рическими причинами. Наметим некоторые из них.

Унизительное состояние гуманитарных наук (вообще-то они назывались общественными) в советское время. Главное в этом было не ущербное социальное бытие гуманитарных академических институтов и высших учебных заведений и не чудовищно составляемые исследовательские программы первых и учебные планы вторых, а ситуация с преподаванием истории в средней школе, откуда подавляющее большинство населения и вынесло все свои исторические познания. Действительно, как можно взывать к здравому чувству истории людей, которые учились по учебникам, где не было ни Платона, ни Сократа, ни Будды, ни Конфуция, ни Лао-цзы, ни Моисея, ни апостола Павла, ни святых Отцов, а о Христе либо говорилось, что Его не было, либо сообщалось нечто совсем невнятное, что иллюстрировалось кощунственным римским настенным рисунком^[60]. Так вот, многочисленные поклонники Фоменко никакими историческими познаниями, кроме этих, заведомо ущербных, не обладают, и в этой связи растерянность почтенных историков перед лицом фоменковщины вызывает законный вопрос: чего еще можно было ожидать после такого школьного курса истории? Ведь там, по сути, вся история человечества также сводилась к козням и интригам в рамках классовой борьбы, и в особенности - история Церкви. Будущим школьным преподавателям истории в вузе давалось, конечно, несколько больше (в основном по принципу могий вместить да вместит), но, попав в школу, они попадали в тиски ее программы и, как правило, должны были излагать "от и до" (исключения были, но так редко, что никакая математическая статистика их, пожалуй, не уловит). Ученые не-гуманитарии, даже весьма высокого ранга, в основном знали по вузу "общественные" науки как "обоснование преимуществ" строя - и чаще всего терпеть их не могли, а в дальнейшем сталкивались с мучительными "философскими" семинарами и еще - с требованиями дружно осудить Пастернака и Солженицына (за искажение исторической правды) или восхвалить писателя Брежнева (за изумительное ее соблюдение). И что уж тут молчать - и осуждали, и восхваляли... Даже не только из страха (свои научные интересы, коль скоро в них пыталась вторгнуться идеология, они могли защищать вполне бесстрашно), а из равнодушия, порожденного незнанием и ложным знанием.

Литературная критика и, соответственно, преподавание литературы также пребывали в каком-то классовом неистовстве^[61]. Естественно, ни о каком религиозном образовании и речи не было. Те отдельные факты истории Церкви, без которых просто нельзя было преподавать общую историю, подавались исключительно как "козни церковников". Странный предмет научный атеизм (как может быть научным отрицание, тем более - отрицание веры в Того, Кто вне науки?) преподавался во всех вузах без исключения. Ни один школьный курс тем не менее не обходился без внедряемой в него атеистической пропаганды.

Исходя из этого, наверное, не будет преувеличением сказать, что в аномальном успехе Фоменко наряду с социально-экономическим состоянием общества в значительной мере повинны и те гуманитарии (точнее - обществоведы), которые дали его почитателям то, что эти бедняги считают историческим знанием.

Напротив, всякое естественное и техническое образование было единственным, к которому общество относилось всерьез, считалось единственно способным сформировать мыслящую личность, и академик Фоменко - всего лишь образец такой личности. Затянувшийся кризис науки, ее крен в "материальное" и "точное", благополучно расточался на Западе, но упорно задерживался в условиях тоталитарного строя. В реферируемой книге упоминается, что некоторые почтенные ученые в общем одобрительно высказывались об идеях Фоменко; это могло произойти именно потому, что они заведомо были уверены, что уж математик-то во всех этих гуманитарных убогих словесах разберется и порядок наведет. Элементарное незнакомство с азами христианской антропологии сослужило некоторым представителям нашей научной интеллигенции дурную службу: они уверовали во всемогущество собственного разума. Но разум должен питаться реальными фактами, а их-то как раз и не хватило. Наконец, профессиональная хвороба журналистов - ни во что не вникая, из всего делать сенсацию, довершила картину разгрома науки перед лицом шарлатанства.

И еще одно скромное наблюдение: дурную службу сослужила обществу и привычка противопоставлять науку и религию. Некоторые авторы реферируемой книги прямо называют учение Фоменко сектантством, оккультным учением - так что же общего у сектантства и религии? Что общего у оккультизма и христианства? Не пора ли понять, что у разума и веры общий противник - кощунственное невежество, чрезвычайно воинственное и как раз способное отвоевывать себе жизненное пространство там, где подлинное научное знание и подлинная вера рассматриваются не как две стороны полного человеческого сознания, а как непримиримые противники?

Сразу после выхода первой части данного реферата в журнале "Альфа и Омега" редакция получила письмо, которое мы публикуем с незначительными сокращениями. На наш взгляд, оно вполне способно послужить завершением всего изложения.