Эортология и богословие Рождества Христова. Часть 2

Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение — ангельская песнь рождественской ночи — это начальное (первое) молитвословие православной утрени. Оно является лейтмотивом указанного богослужения суточного круга и ясно указывает, что последнее символизирует собою новозаветное время истории человечества. Данный лейтмотив к концу утрени развивается в хвалебную песнь Творцу всяческих — в так называемое славословие великое. Но это финал утрени. А где же кульминация? Таковой является полиелей.

«Полиелей» и «мир» — это два близких, так сказать, «технически» богослужебных термина. Первый означает пение двух хвалебных псалмов (Пс. 134 и 135) на утрени с припевом: Яко в век милость Его. Аллилуиа. (Кстати, Аллилуиа — с евр.: хвалите Бога — считается песнью ангелов.) Таким образом, от многократного повторения слова «милость» появилось наименование «многомилостиво», по-гречески — «полиелей». С пением полиелея на праздничных утренях связано помазание елеем или от лампады пред иконой праздника, или елеем, благословлённым несколько ранее, на литии за тем же всенощным бдением.

Елей, производимый от плодов оливковых деревьев, помимо употребления в пищу, во все времена служил человечеству в качестве лекарства при многих физических недугах и в связи с этим стал символом здоровья и мужества. Ветвь масличного дерева, принесенная голубем Ною в ковчег (Быт. 8, 11), явилась знаком милости и примирения Бога с людьми, а голубь с масличной ветвью стал библейским, затем, можно сказать, и общечеловеческим символом мира.

Библейский, дохристианский, мир (евр. — шалом), который у святого Василия Великого называется Соломоновым, ограничивается определенным числом лет и продолжается не далее бытия мира^[1]. Но мир (ирини) Христов, по мысли того же святителя, является «премирным даром», который «спротяженен всему веку, как бесконечный и беспредельный»^[2]. С миром пришел Христос на землю, оставил его для нас (Ин. 14, 27) и через апостолов, как Единый Многомилостивый, подал Вселенной (воскресный тропарь после великого славословия). Мир Христов постигается через познание Бога и приобретение добродетелей, «истребляющих внутреннюю борьбу страстей» и не допускающих человеку «быть в войне с самим собою»^[3]. «Если кто не наслаждается таким миром, — говорит святой Иоанн Златоуст, — то, хотя бы отвне окружал его глубочайший мир, хотя бы никакой враг не нападал на него, он (действительно) несчастнее всех во всей вселенной, на которых нападают враги... Кто (же) имеет этот мир, тот не боится не только врага и варвара, но и самого диавола, а посмеивается над всеми полчищами злых духов, бывает благодушнее всех людей, не обременяется бедностью, не изнуряется недугами и болезнями и не смущается никакими другими человеческими... бедствиями, потому что он имеет душу, способную перенести все это мужественно и весьма легко, душу крепкую и здравую...»^[4]

Мир Христов — «мать всех благ и основание радости... Нет ничего равного ему, поэтому мы молимся и просим ангела мирна, и всюду просим мира в церквах, мира в молитвах, в прошениях, в приветствиях... Мир прокладывает дорогу любви»^[5].

Как видно, этот мир — совершенно новое явление, и он есть откровение Божественной славы, благодати и мира, дарованных человеку через рождение на земле Сына Божия.

И вестником мира в рождественскую ночь становится уже не голубь с масличной ветвью, а хор ангелов. Голубь мира, таким образом, является прообразом и как бы предтечей пришедшего на землю Ангела мира. Его мир — утро всего человечества в невечернем дне Царства Христова.

Вот почему стихира Слава в вышних, благовествующая о новом мире, является величественным завершением полиелея, этой вершины праздничной службы.

Теперь несколько слов о каноне рождественской утрени.

Каноны праздника представлены двумя великими песнотворцами, духовными братьями — преподобными Космой Майумским и Иоанном Дамаскином. В этих канонах дается всестороннее освещение чествуемого события. По сравнению со стихирами и другими песнопениями здесь изображается преимущественно внутренняя, духовная сущность праздника, раскрывается сам путь Боговоплощения и его следствия.

У преподобного Космы в каноне Христос рождается — славите! Тайна Боговоплощения рассматривается с объективной стороны. При этом используются тематика ветхозаветных библейских песней и святоотеческое богословие «золотого века» христианства, в частности Слово святого Григория Богослова на Рождество Христово, начинающееся словами: Христос рождается — славите! Христос приходит с Небес — встречайте!

Канон преподобного Иоанна Дамаскина Спасе люди чудодействуяй Владыка еще более определенен в догматическом выражении. Он заостряет внимание на субъективной стороне события и говорит о благах Боговоплощения как плодах любви и милости Божией к человечеству.

В каноне также уделяется место участникам и свидетелям празднуемого события и имеется богословское осмысление даже незначительных его деталей. Немного о них.

Вифлеемские пастухи, первые земные свидетели рождения Мессии, представляют здесь благочестивых иудеев, просто и искренно соблюдавших Закон Моисеев. За чистоту веры Бог сподобляет их новой Небесной вести и явления Ангела, так же как и некогда их соплеменников, трех исповедников истинной веры в вавилонской пещи сподобил посещения Ангела Господня (7-я песнь канона).

Поклонение волхвов представлено здесь в философско-историческом аспекте. Дочь Вавилона влечет к себе из Сиона в плен сынов Давидовых, но и посылает (своих) сынов — волхвов с дарами на поклонение Дочери Давидовой, принявшей в себя Бога (1-й тропарь 8-й песни 1-го канона). Это поклонение, по мысли проф. М. Скабаллановича, было как бы «исторической компенсацией за вавилонский плен»^[6] и предзнаменовало и явилось началом разрушения язычества. Кроме того, рождение Сына Божия на земле соединило не только Бога с человеком, но и самих людей воедино.

Теперь обратимся к Божественному Виновнику события. «Если чем, — говорит святой Григорий Богослов, — должно насладиться (по случаю праздника) нам, которые поклоняются Слову, то насладимся словом и Божиим законом и сказаниями как об оном, так и о причинах торжества, чтобы наслаждение у нас было собственно свое, и не чуждое Создавшему нас»^[7]. Рождественский канон поистине является пиршеством слова, посвященного Воплощенному Слову Божию.

Христос, по словам песнотворца канона, в Своем Божественном Существе равен Отцу и по человечеству — людям (ирмос 1-й песни 2-го канона). В Его человеческом рождении Божество ничего не утратило из Своей высочайшей духовности (ирмос 6-й песни 1-го канона), Своей беспредельности (там же, 1-й тропарь) и вечности (там же, 2-й тропарь), а человечество, соединившись с Божеством, восполнило свои лишения, так как Сын Адамов, Новорожденное Огроча, Своей власти подчинил весь тварный мир (2-й тропарь 6-й песни 1-го канона).

Вочеловечение Бога не менее чудесно, чем «оземленение» воды при переходе через Чермное море. Спаситель, некогда осушивший морские волны, чудесным образом продолжил путь к спасению Своего народа, а теперь Он, по Своей воле родившись от Девы, прокладывает всем нам к Небу удобную стезю (ирмос 1-й песни 2-го канона), по которой люди, поднимаясь, приобщаются Божественной славе (ирмос 5-й песни 2-го канона).

Через Боговоплощение происходит возвышение рода человеческого. Соединившись с низшей Себе природой, Сын Божий становится среди земнородных; сообщив ей от Божественной природы, остается Богом (2-й тропарь 3-й песни 1-го канона). Несмотря на полное, кроме греха, уподобление человеку, Его святость не только не подавлена плотию, но, напротив, освятила, обожила и возвысила ее (там же).

Вочеловечение Сына Божия, названное у апостола Павла великой тайной благочестия (1 Тим. 3, 16), совершается тайно от всех сил, сколько их ни есть, выше мира и на земле (3-й тропарь 1-й песни 1-го канона). Христос, по словам канона, Воплощение неизреченное имеяй, противное гадание посрамил есть (2-й тропарь 7-й песни 2-го канона), то есть Воплощение Христа, составляющее «загадку-проблему» (греч. провлима, слав. — «противное гадание») для диавола, принесло последнему посрамление. Если, по мысли святых отцов (святитель Афанасий Великий, блаженный Иероним), Христос человеческой плотию прикрыл Свое Божество от диавола, то, как добавляет автор канона, с посрамлением противника людям принесено Новорожденным Христом «богатство обожения» (там же).

Восстановитель народов, являясь человеком («Мужем») и Богом, возвратил горохищное овча — человека^[8] с пустынных холмов на цветоносное пастбище (2-й тропарь 8-й песни 2-го канона). Но Ему пришлось выдержать борьбу с диаволом и грехом, который до Воплощения Христа царствовал и торжествовал победу над людьми, как на празднике Вакха («бесящийся» — вакхео). Результатом этой борьбы явилось возведение человека от тления и смерти к полноте и красоте жизни.

Пришествие Христа во плоти разрушило силу душегубца человеконенавистника, восстановило союз с ангельским миром и открыло доступ к Тому Родителю, от Кого происходит все творение (1-й тропарь 5-й песни 2-го канона). Благодаря Воплощению Христа — Чаяния народов все человечество возвратилось к истинному богопочитанию и через это объединилось и обрело примирение.

Действенность Боговоплощения зависела от «самоистощания» Сына Божия, взявшего на Себя предел крайней нищеты (ипакой праздника)— образ раба. «Уничижение, — говорит святой Иоанн Златоуст, — принято Им для того, чтобы снизойти к нашей немощи и чтобы наставлять людей не только словами, но и примером. Как исполненный мудрости учитель лепечет вместе с лепечущими детьми и этот лепет служит знаком не неведения учителя, но заботливости его о детях, так точно и Христос (служит людям): не по несовершенству Существа Своего, но по снисхождению...»^[9].

«...Христос знал, что уничижение не может нисколько уменьшить Его славы, потому что она была не заимствованная, не приобретенная хищением, не чуждая и не несвойственная Ему, но естественная и истинная. Поэтому Он и принял образ раба, с ясным знанием и уверенностью, что это нисколько не может повредить Ему»^[10] (срав. Флп. 2, 6—8).

Принятием на Себя образа раба Всевышний залечил раны, нанесенные людям диавольскими стрелами (ирмос 6-й песни 2-го канона), и удалил смертоносный яд главы змия, разлагавший племена и народы (1-й тропарь 4-й песни 2-го канона).

Через дивное самоистощание Сына Божия человеческая природа поднята выше ее естественных границ — что видно в Пресвятой Деве, и приведена от безсолнечных врат к живоносному Свету (там же).

Воплощение и Рождество Христово, чествуемые сегодня, таким образом явили путь воссоздания человека. Царствующий над Небесами, будучи невещественным Словом, принимает твердость плоти (одебелевает), чтобы привлечь к себе первозданного (2-й тропарь 3-й песни 2-го канона) и укрепить его вторым общением (1-й тропарь 6-й песни 2-го канона).

Второе общение осуществляется через бессеменное зачатие в Богоматери, Пречистой Невесте, Божественной Отроковице Бога Слова, Который сошел в Ее утробу, как роса на руно, как капли, каплющие на землю (3-й тропарь 4-й песни 1-го канона), и прошел через Нее, не нарушив печати девства (там же, 3-й тропарь 2-го канона).

Празднуемое событие велико, и велика благодарная любовь к Его Совершителю, а особенно к Деве Марии. Но сколько бы мы ни говорили и ни воспевали это, лучше всего стоять у Христовых яслей с глубоким молчанием и назидаться неповторимой картиной события Спасителева Рождества (9-я песнь 2-го канона). Вот такое пиршество слова представили нам составители канона.

Хвалитные стихиры, являющиеся заключительной частью второй строфы рождественской поэмы-службы, как и конец канона, посвящены Пречистой Деве, Которая теперь стала средоточием обрадованного и облагодатствованного Воплощением всего творения.

В третьей строфе — в песнопениях и чтениях на литургии говорится о всыновлении Богу, которое происходит через облачение человечества в новую, Христову одежду.

Перед Христом, воплотившимся от Богородицы Марии и лежащим в убогих яслях, склоняют колена представители родов человеческих. Вся земля да поклонится Тебе и поет Тебе, да поет же Имени Твоему, Вышний. Словами этого прокимна Церковь призывает всех принести Ему за все совершенное сыновнее поклонение. «Бог даровал нам, — говорит святой Иоанн Златоуст, — самое великое благо, даровал не небо, не землю, не море, но то, что драгоценнее всего этого, — Он сделал людей ангелами, сынами Божиими, братьями Христовыми»^[11]. Сознание этого духа сыновства и чувства Христовой свободы теперь заставляет всех: и иудеев, и эллинов, взывать, по апостолу языков Павлу, единым общим восклицанием к Богу Отцу: «Авва, Отче!».

В качестве эпилога Службы-поэмы является причастный стих: Избавление посла Господь людем Своим. Аллилуиа (Пс. 110, 9). В нем указывается на Иисуса Христа как на источник внутреннего, духовного преобразования человека и нравственного освобождения от греховного плена. Иисусом Христом это достигнуто через жертвенный, искупительный подвиг, который начался с Его Воплощения и рождения, то есть с события чествуемого нами праздника.

Итак, рождественское богослужение с его славословием явившемуся Богу Слову, на земле виденному и просветившему мир, есть драгоценнейший и совершеннейший дар Церкви Христовой ее Основателю.

В качестве эпилога приведем пятистишие церковного песнотворца блаженного Кира, епископа Смирнского. Святитель Кир жил в правление Феодосия Младшего (+ 450). До принятия епископства был префектом столицы Византийской империи. Он подарил Константинополю памятник своего благочестия и тонкого художественного вкуса — великолепный храм в честь Богоматери, называвшийся после него Кировым. (При этой церкви Богоматери («в Кировых» — по выражению славянского Месяцеслова) имел жительство преподобный Роман Сладкопевец (память 1 октября)) За свой ум, большой поэтический талант, за любовь к просвещению и доброту души Кир снискал любовь всего народа, начиная с простых византийцев и кончая супругой императора Евдокией. Феодосии Младший, опасаясь за свой трон и видя в Кире, по наговору окружавших, конкурента, заставил его принять епископский сан для города Смирны.

В Смирне до Кира было неспокойно. Смирняне очень любили слушать проповеди своих святителей. Тех же епископов, которые не говорили или не умели говорить поучения, они изгоняли из города. Перед Киром они уже сделали такое трижды.

Новый святитель прибыл на кафедру в самый день праздника Рождества Христова. Смирняне, полагая, что в нем, как в светском человеке, найдут отсутствие знания догматов, потребовали от него по случаю праздника слова. Он взошел на кафедру и произнес вместо проповеди свое знаменитое пятистишие, которое вызвало у слушателей небывалый восторг и всех примирило. После этого он был ими принят и святительствовал на своей кафедре до кончины, оставив, как передают, чин освящения воды на праздник Богоявления, до нас не дошедший, и много прекрасных небольших поэтических произведений (лучшее из них посвящено иконе преподобного Даниила Столпника).

Вот его пятистишие^[12] на праздник Рождества Христова:

«Братия! Молчанием почтим Рождество
Бога Спасителя нашего Иисуса Христа:
Он зачат в Святой Деве только
От слуха^[13], Он — Слово. Ему слава вовеки.
Аминь».

Смотри также:

• Эортология и богословие Рождества Христова

версия для печати