Начало Оптиной Пустыни. Монастырь и скит

В издательстве Сретенского монастыря готовится к выходу в свет сборник статей известного богослова В.Н.Лосского. Предлагаем нашим читателям познакомиться с отрывком из этой книги.

Оптина Пустынь. Скитские врата. Фот. И. Гольдберг, 8-10 мая 1887 г.

Расцвет русского старчества начинается приблизительно в последней трети восемнадцатого столетия, достигает своего апогея в девятнадцатом и без перерыва продолжается вплоть до революции 1917 года. Таким образом, эта духовная традиция возникает в России одновременно с обновлением монастырской жизни, когда благодаря архимандриту Паисию Величковскому возрождается подлинное общежительное монашество в монастырях Молдавии, откуда ученики старца рассеиваются по просторам  его родины, в частности в губерниях Калужской, Курской и Орловской. Традиция эта заканчивается — или, скажем, становится для взоров внешних незаметной, — когда в революционную эпоху общежительное монашество в России исчезает.

В течение этих ста пятидесяти лет на просторах Русской земли в монастырях и скитах было множество старцев, но существовала только одна Оптина, место избранное, где особая харизма старчества стала местной традицией, своего рода благодатной школой, воспитавшей четыре поколения старцев, к которым из всех уголков Российской империи стекались целые толпы.

Монастырь Оптина Пустынь был расположен в Калужской губернии, в двух верстах от Козельска, на правом берегу глубокой и рыбной реки Жиздры, окаймляющей опушки непроходимых лесов. Паром, управляемый монахами, доставлял паломников в монастырь. Оптинские настоятели, желая сохранить естественную, природную границу, отделявшую их монастырь от жизни мира сего, никогда не хотели строить моста.

Само происхождение Оптиной остается неизвестным. Тем не менее можно предполагать, что этот монастырь существовал уже в середине XVI века. Во время «просвещенного» царствования Екатерины II, в эпоху великого опустошения русских монастырей, в Оптиной было всего лишь три монаха. К концу XVIII века митрополит Московский Платон, бывший проездом в Оптиной и пораженный красотой местности, принял надлежащие меры для восстановления общежительной жизни в этом маленьком лесном монастыре. Но славная великая эпоха Оптиной началась лишь тридцать лет спустя, после 1821 года, когда митрополит Филарет Киевский, бывший в то время епископом Калужским, создал вблизи монастыря маленький скит, посвященный св. Иоанну Предтече. Эти уединенные кельи, расположенные в трехстах метрах от монастыря, в самой чаще леса, предназначались для монахов, желавших всецело посвятить себя жизни молитвенной и созерцательной. <…>

Начало оптинского старчества тесно связано с делом Паисия Величковского, возродившего древнюю византийскую традицию: особое нерасторжимое единство духовности и знания, святости и богословского размышления. Оптина завершает в России то, чего не смог закончить в Молдавии преподобный Паисий: ведь, действительно, именно Оптинский монастырь начиная с 1848 года издает переведенные этим старцем и его учениками аскетические труды святых отцов. Продолжая труд Паисия, оптинские монахи, поддержанные в своем патриотическом рвении великим Филаретом Московским, берутся и за другие переводы. Оптинские издания не предназначались для удовлетворения лишь небольшого числа знатоков: этим древним текстам, составленным великими созерцателями Египта, Сирии и Греции, надлежало жить — они должны были стать руководством на пути духовного восхождения. Святость ушедших времен вновь оживает, возрождаясь в святости современной, в образе русского старчества, одновременно столь традиционного и столь удивительного по своей новизне.

До революции в Оптинском монастыре было около трехсот монахов; ни у кого не было своей собственности. Монахи получали в монастыре все необходимое для жизни: пищу, одежду, обувь. У каждого из них, даже у послушника, была своя келья, где он мог проводить время в молитве, чтении и научении или же заниматься рукоделием. День распределялся в зависимости от церковных богослужений, занимавших от семи до восьми часов в сутки. Никакое формальное правило не принуждало насельников присутствовать на всех службах — каждому предоставлена была свобода поступать по своей монашеской совести. Та же духовная свобода позволяла — как монахам, так и послушникам — располагать по своему усмотрению временем, не занятым каким-либо «послушанием», наложенным настоятелем. В монастыре никогда не прибегали к наемному труду: все работы — полевые, лесные и прочие, так же как послушания по кухне, трапезам и всяким другим нуждам, — несли монахи или послушники. В жизни оптинской общины не ощущалось никакого принуждения, никакого сковывающего контроля: дисциплина, основанная на доверии, осуществлялась непосредственно сама собой. Во всем ощущалось присутствие старцев, живших в безмолвии скита среди леса: оно создавало в жизни монастыря ту особую атмосферу сосредоточенности и тишины, которая сразу же охватывала прибывавших в Оптину паломников.

Маленькая лесная дорожка вела от монастыря к скиту. Внешний вид его довольно точно изображен Достоевским в «Братьях Карамазовых». Небольшая розовая колоколенка из кирпича возвышалась над вратами; с двух сторон, вне ограды, расположены были «хибарки» — род приемных, куда выходили старцы для беседы с женщинами: вход в скит был им запрещен. В нем царило безмолвие. Это был прекрасный сад, полный многокрасочных цветов, растущих вокруг церкви и келий. В такой обстановке русское старчество взращивало свои лучшие духовные плоды в течение почти целого столетия.

Купить эту книгу можно будет в розничном магазине «Сретение»   в оптовом интернет магазине

версия для печати