Церковь Смоленской иконы Божией Матери при Орловской лечебнице

В арке огромного сталинского «дома с фигурами», стоящего на углу Яузского бульвара и Подколокольного переулка, виден красивый ампирный особнячок. В XIX веке он принадлежал генералу Хитрово, имя которого оказалось запечатленным в названии печально известной Хитровки. Церковь же была домовым храмом при этой усадьбе со времен Петра Великого. За свою историю она несколько раз переосвящалась.

«И советом, и мужеством»

Церковь Смоленской Божьей Матери при доме Орловой на Хитровской площади. Фото конца XIX века. (Шерер, Набгольц и К)

По документам, эта местность – ровесница Красной площади и Арбата. Первое упоминание о ней встречается в летописном повествовании о великом пожаре, разбушевавшемся 28 июля 1493 года от копеечной свечки в арбатском храме Николы на Песках. Пламя перекинулось и на Кремль. Чтобы впредь обезопаситься от пожаров, великий князь Иван III повелел отнести посадские дворы подальше от восточной стены Кремля – так появилась Красная площадь – и сам переехал из сгоревшего дворца в свою загородную резиденцию «у Николы в Подкопаях». По преданию, однажды воры сделали под этот храм подкоп, где их и завалило, и отсюда будто бы явилось странное название местности, но более вероятно, что тут находился карьер, в котором добывали глину.

Имя же Подколокольного переулка было официально закреплено за ним в XIX веке. Раньше он именовался Никольским по соседней церкви святителя Николая Чудотворца в Подкопаях, а его современное название оставила ему, по одной из версий, церковь Рождества Богородицы, что и сейчас стоит в начале переулка, на «стрелке» с Солянкой. В допетровские времена она была возведена «иже под колоколы» (то есть звонница с колоколами находилась наверху храма, под главкой). В начале XIX века новую, ныне существующую колокольню построили на одной оси с храмом, «кораблем», но старинное название за переулком осталось.

По преданию, дворец Ивана III стоял на месте дома 11/1 в Подколокольном (который снискал себе мрачную славу во времена Хитровки). Вслед за государем в Подкопаи, как водится, потянулась знать. Долгие века здесь, подле Кремля, жили Шуйские, Бутурлины, Демидовы, Свиньины, Волконские, Лопухины. В конце XVII века эти края облюбовал и боярин Федор Алексеевич Головин, сподвижник Петра I. К тому времени его звезда уже восходила на политическом небосклоне России: он считался вторым, после самого Петра Великого, русским государственным деятелем.

Свою службу Головин начал при дворе царя Алексея Михайловича. «Тишайший» государь поручил ему беречь малолетнего царевича Петра пуще глазу, и Головин, к его чести, самоотверженно исполнил этот наказ. В 1682 году Головин охранял Петра от взбунтовавшихся стрельцов, и именно он посоветовал укрыть малолетних государей Петра и Ивана в Троицкой обители. Царевна Софья не забыла Головину этой верности и отправила его на Дальний Восток – договариваться с Китаем перед началом Крымских походов. Права, по другой версии, к Головину благоволил князь Василий Голицын, который и отправил его со столь важной посольской миссией. Так или иначе, именно Головин в 1689 году заключил знаменитый Нерчинский договор с Китаем, после чего, кстати, в Россию начались первые поставки китайского чая. Вернувшись, Головин получил от восхищенного царя Петра щедрые награды: боярство, звание генерал-кригскомиссара, отвечающего за комплектование и снабжение армии, и чин наместника Сибирского.

Тогда-то, в 1691 году, Головин приобрел себе участок в Подкопаях близ Кремля и построил деревянную усадьбу. Однако государева служба не давала ему мирно зажить в новом доме. Уже в 1696 году Головин участвовал в Азовском походе, а на следующий год вместе с Лефортом сопровождал царя Петра в Великом посольстве в Европу. Однако в 1698 году пришло известие о новом стрелецком бунте в России, и Петр вместе с Головиным спешно вернулся домой. После подавления бунта царь приказал выбить в честь Головина серебряную медаль: на лицевой стороне – портрет боярина, а на обратной – фамильный герб с латинским девизом «И советом, и мужеством».

Тогда же, в 1698 году, возвратившись из Европы, Головин построил в своем новом владении каменную домовую церковь в честь Казанской иконы Божией Матери; она стояла вплотную с усадьбой.

Головин был и первым боярином, который сам себе сбрил бороду. С ним вообще было связано многое «первое», появлявшееся в петровскую эпоху. После смерти Лефорта Петр произвел Головина в генерал-адмиралы – Головин стал первым русским по национальности адмиралом, – а потом в генерал-фельдмаршалы. В том же 1699 году Головин подготовил посольство Е.И. Украинцева в Стамбул для заключения мира с Турцией, необходимого России для начала Северной войны. Головин был первым награжден орденом святого Андрея Первозванного – это случилось в марте 1699 года. И в 1703 году он, как старший кавалер, собственноручно возложил этот орден на самого Петра I и на А.Д. Меншикова за взятие ими шведских судов близ устья Невы. Кроме того, в 1701 году Головин первым возглавил знаменитую Навигацкую школу, которая открылась в Москве в здании Английского двора на Варварке, а потом переехала в Сухареву башню. Потом, уже переведенная в Петербург, эта школа была преобразована в Морскую академию. Еще Головин участвовал в издании газеты «Ведомости» – первой русской печатной газеты. Он действовал на самых важных государственных поприщах, ведал в разное время Посольским и Ямским приказами, Оружейной палатой и Монетным двором, занимался созданием русского флота и регулярной армии взамен распущенного стрелецкого войска. По его совету Петр издал манифест, согласно которому в Россию приглашались иностранные специалисты. Сам Головин, хорошо знавший латынь, увлекался наукой: в 1715 году в Амстердаме было напечатано его сочинение «Глобус небесный».

Такая чрезвычайно деятельная жизнь истощала силы организма. Головин умер, когда ему было всего 56 лет – в августе 1706 года, в дороге, направляясь в Киев, где тогда находился Петр, велевший Головину срочно прибыть к нему. «Печали исполненный» Петр похоронил своего верного сподвижника на кладбище Симонова монастыря, где была фамильная усыпальница Головиных – ведь их далекие предки Ховрины пожаловали деньги на устройство этой обители.

Царь поручил дела Головина и опеку над его сыновьями Ф.М. Апраксину и с тех пор стал бережнее относиться к соратникам, не давая более никому столь широкого круга обязанностей. Усадьба в Подколокольном перешла к старшему сыну Николаю, ставшему президентом Адмиралтейств-коллегии. Он несколько обновил свои хоромы, и Казанская церковь осталась самой старой частью владения. В страшный пожар 1737 года, погубивший Царь-колокол, она сильно обгорела. Дом же часто менял своих хозяев, одно время им владел Крутицкий архиерей, и здесь была Малая Крутицкая певчая, оставившая имя соседнему Певческому переулку. А в 1757 году владение купила овдовевшая княгиня Н.С. Щербатова.

Дом с двумя фасадами

Княгиня пожелала выстроить на месте деревянных хором Головиных уютную каменную усадебку в стиле барокко. Бульварного кольца еще не было, и парадный, богато украшенный фасад обратили к Кремлю, а к стене Белого города выходил традиционно скромный садовый фасад и обширный сад. Так сохранялось до первой четверти XIX века. С 1785 года дом принадлежал полковнику Карпову и его жене Наталье Алексеевне, родственнице попечителя Московского учебного округа князя Оболенского. После Отечественной войны усадьбу купил у вдовы Карпова легендарный генерал Николай Захарович Хитрово.

Новый хозяин усадьбы происходил из очень древнего и именитого рода. Его далекий предок, знатный ордынец Эду-Хан, по прозванию Сильно-Хитр выехал во второй половине XIV столетия из Золотой Орды к князю Олегу Рязанскому, принял христианство и был наречен Андреем. (Интересно, что вместе с ним в Рязань приехал его брат Солохмир, родоначальник Апраксиных). Потомки Андрея получили фамилию Хитрово. На службу к московскому государю они перешли с присоединением Рязанского княжества к Москве. Многие из рода Хитрово оставили свой след в русской истории. Дементий Елеазарович был убит в 1604 году за то, что Лжедмитрию I «вору-расстриге креста не целовал». Иван Савостьянович участвовал в подавлении восстания Степана Разина. Самым знаменитым был Богдан Хитрово, основатель Симбирска и начальник Оружейной палаты. Под его руководством была создана школа царских изографов во главе с Симоном Ушаковым, которые расписывали кремлевские соборы и Смоленский собор Новодевичьего монастыря, где упокоился и сам Хитрово.

Николай Захарович тоже по-своему остался в истории. Начавший службу в чине корнета лейб-гвардейского Конного полка, он в 1801 году был пожалован императором Павлом I во флигель-адъютанты. Н.З. Хитрово был зятем фельдмаршала М.И. Кутузова: 1802 году Николай Захарович женился на дочери Кутузова Анне и был весьма в чести у фельдмаршала. Тот даже писал ему наставления о службе. (Упомянем, что на другой дочери Кутузова, Елизавете Михайловне, знакомой А.С. Пушкина, был женат Николай Федорович Хитрово – двоюродный брат Николая Захаровича).

Молодой красавец-офицер храбро воевал в «наполеоновских войнах». Однажды он сражался со сломанной рукой, был тяжело ранен, и в 1809 году, получив в награду генеральский чин, вышел в отставку – как оказалось, навсегда. Больше генералу Хитрово воевать не пришлось. Накануне Отечественной войны он попал под суд по делу о государственной измене: его обвиняли в том, что он под хмельком сболтнул французскому генералу какой-то военный секрет. Хитрово сослали в Вятку, а через год разрешили вернуться и проживать в своем тарусском имении под надзором полиции, так что воевать с Наполеоном опальному генералу не позволили. Его родные даже опасались, что он не получит от губернатора разрешения на выезд с семьей в эвакуацию. Кутузов все это очень тяжело переживал и писал дочери в августе 1812 года, чтобы она уезжала с детьми, ибо оставаться очень опасно, обещая выхлопотать и ее мужу разрешение на отъезд, но просил сохранять эти сведения в полной тайне. И только после триумфального окончания войны отставному генералу разрешили вернуться в Москву.

В 1820 году Хитрово купил себе усадьбу Щербатовой. В то время здесь уже появились молодые Покровский и Яузский бульвары, где любила гулять модная «публика». Генерал спешно перестроил усадьбу применительно к новым условиям: отныне парадным стал бывший садовый фасад, обращенный к бульварам и украшенный портиком, барочный фасад был заштукатурен, и усадьба приобрела классический московский ампирный облик.

Церковь Тихвинской иконы Божьей Матери. Проект перестройки перехода от усадебного дома к храму. 1844. ЦАНТДМ

Новшества не миновали и домовую церковь. Пострадавшая от нашествия Наполеона, она была восстановлена и в сентябре 1822 года переосвящена в честь Тихвинской иконы Божией Матери, а освящал ее протоиерей Александр Беликов, бывший некогда учителем маленького А.С. Пушкина. Окончивший Московскую духовную академию и хорошо знавший европейские языки отец Александр был определен священником в храм Симеона Столпника за Яузой на Николоямской улице. Прихожанки сестры Чичерины, тетки Сергея Львовича Пушкина, отца поэта, жившие неподалеку, рекомендовали его в учители маленького Саши. Отец Александр преподавал маленькому Пушкину, кроме закона Божия, русский язык и арифметику – до самого поступления того в Лицей. (Интересно, что вторым учителем Пушкина был тоже священнослужитель, Алексей Иванович Богданов, бывший тогда диаконом в Симеоновской церкви; его также рекомендовали Чичерины.) В августе 1805 года отец Александр Беликов был назначен священником церкви Марии Магдалины во вновь устроенном Александровском мещанском училище на Кудринской площади. После Отечественной войны училище, переименованное в институт, переехало на Божедомку, и отец Александр освятил новую домовую церковь во имя святого Александра Невского – по именинам правящего государя-основателя. Там он преподавал закон Божий и не раз удостаивался наград от вдовствующей императрицы Марии Федоровны, а с 1823 года и до кончины, последовавшей в 1848 году, служил в храме Воскресения Христова на Таганке. Все его прихожане сохранили о нем теплую, благодарную память и отзывались о нем как о великом проповеднике.

Генерал Хитрово тоже был не чужд наукам. Он стал одним из основателей знаменитого Общества по изучению истории и древностей, был избран почетным членом Московского университета и членом-корреспондентом Библейского общества, писал работы по истории Лютиковского Троицко-Перемышленского монастыря (в котором потом обрел последний покой) и даже «Наставление, в какие дни читать святое Евангелие».

Но в истории Москвы генерал Хитрово остался совсем другим своим деянием. Он был человеком, который охотно пробовал себя на самых разных поприщах, в том числе и коммерческом. В 1823 году он скупил соседние участки у двух вдов, которым было не по силам заниматься хозяйством, и добился разрешения у московского генерал-губернатора Д.В. Голицына построить крытый каменный рынок для торговли мясом и зеленью. За год площадь была очищена от ветхих строений, спланирована и замощена. На ней построили первые торговые лавки и уже собирались обсадить ее тополями, как вдруг в 1826 году генерал внезапно умер – ему было всего 47 лет. Его наследники идеей рынка не увлеклись, и городские власти отдали недостроенное здание под зимнюю мясную ярмарку с возов. А потом там образовалась московская «биржа труда» – стоянка рабочего народа, собиравшегося тут в поисках поденного или сезонного, а то и постоянного заработка. Стоит ли говорить, что это была печально знаменитая Хитровка, которая, как ни странно, оказалась потом связана со Смоленским храмом.

Исторический парадокс крылся в том, что в притон нищеты и безработицы Хитровку превратила именно «биржа труда», а не наоборот. После отмены крепостного права в Москву хлынули тысячи крестьян, согласных на любой заработок, при этом предложение явно превышало спрос. Прибывшие не имели крыши над головой, и ушлые предприниматели мигом выстроили на Хитровки ночлежные дома с круглосуточным проживанием: это было единственное в Москве место, где в ночлежках можно было оставаться днем. Заработанные деньги работники приносили с собой в ночлежки. Тогда «желающие завладеть» этими грошами устроили на Хитровке притоны, игорные дома, кабаки, где весь заработок просаживался за одну ночь. Получился замкнутый круг. Больше всего везло тем, кто сумел вырваться и покинуть Хитровку. Многие же оседали в ней навсегда, подавшись в нищие или работая за гроши, чтобы только платить за ночлег. Даже художник А.К. Саврасов в печальный период своей жизни рисовал тут по памяти пейзажи за бутылку водки, которые и продавали рядом, на Сухаревке. Хитровка превратилась, по выражению Гиляровского, в «самое туманное» место Москвы, которое и работодатели уже обходили стороной. С Хитровки, как с Дона, выдачи не было: здесь укрывались и бывшие, и беглые каторжники. Сам «дядя Гиляй» ходил сюда с пудовой тростью – на случай самообороны, показывая эти места К.С. Станиславскому и актерам МХАТа перед постановкой горьковской пьесы «На дне». А княгиня Елизавета Федоровна не раз приходила на Хитровку за малолетними детьми, чтобы забрать их отсюда на воспитание.

Орловская лечебница (бывший дом генерал-майора Н.З.Хитрово) с домовой церковью Смоленской иконы Божьей Матери. Справа – дом Телешовых. Вид из окна Практической академии. Фото Н.М. Щапова. Начало XX века

Хитровка беспощадно испортила эту некогда аристократическую местность, оставив свои «памятники». Самым криминальным местом был трактир «Каторга» в Подколокольном, 11 – том самом доме, что вырос на месте дворца Ивана III. На стрелке Певческого и Петропавловского переулков и сейчас стоит клинообразный дом-«утюг». Раньше здесь была усадьба Свиньиных; из этого рода происходил статский советник Павел Петрович Свиньин, издатель журнала «Отечественные записки». От фамилии Свиньиных произошло сугубо хитровское название «Свиной дом», где была ночлежка с воровским притоном. Самым «чистым» был дом в Хитровском переулке, 3. Эту бывшую усадьбу Лопухиных, родственников опальной царицы Евдокии, где в 1871 году родился композитор А.Н. Скрябин, облюбовали «раки» – портные, перешивавшие краденое платье. Сами они не имели никакой одежды и безвылазно сидели в своих логовах, за что и получили такое прозвище.

А в Хитровском переулке, 4 была Мясницкая полицейская часть, где работал врач Дмитрий Кувшинников, выбравший для общественного служения именно этот московский «уголок». Он и его супруга послужили Чехову прототипами Дымовых в повести «Попрыгунья», а В.Г. Перов изобразил доктора первым слева в картине «Охотники на привале». Городового же хитрованцы боялись и иногда отдавали ему краденое, если потревожили какую-нибудь важную особу. Понятно, что по соседству с воровскими притонами жить никто не хотел, и многих Хитровка заставила покинуть свои дома.

Орловская богадельня

Анна Михайловна Хитрово пережила своего супруга на 20 лет и получала «кутузовский пенсион» в 17 тысяч рублей. Она осталась в доброй памяти у русского философа Константина Леонтьева, ибо покровительствовала его матери: «легкомысленная и добрейшая» Анна Михайловна вносила плату за ее обучение. Леонтьев долго воспоминал эту пожилую даму с розовыми лентами.

После смерти мужа вдова не пожелала заниматься не только рынком, но и усадьбой и покинула ее. Уже в 1830 году домом владела первогильдейная купеческая жена А.Н. Немчинова, а затем он перешел к полковнику Владимиру Ивановичу Орлову. При нем домовый храм был вновь переосвящен в честь Смоленской иконы Божией Матери, и это стало его последним, окончательным посвящением. Жить рядом с Хитровкой уже не представлялось возможным, и перед смертью в 1850 году Орлов завещал свой дом Московскому Императорскому человеколюбивому обществу для создания богоугодного заведения. В 1867 году здесь открылось Яузское отделение больницы для чернорабочих (будущая Яузская больница). Однако полностью исполнить волю покойного домовладельца смогли лишь после смерти его вдовы, в 1887 году.

Уже в 1889 году в перестроенном доме открыли бесплатную лечебницу со столовой для бедных, где оказывали помощь обитателям Хитровки, и с отделением для чернорабочих. Однажды здесь сделали даже трепанацию черепа, что свидетельствует о высокой квалификации местных врачей. «Орловская богадельня» официально состояла под попечительством Его императорского высочества принца Ольденбургского, ведавшего благотворительными заведениями России, а домовым храмом богадельни стала Смоленская церковь. В 1892 году на пожертвования даже обновили ее интерьер – в таком виде она встретила революцию.

Образцовое строительство

Место, где до 1932 года находился храм Смоленской иконы Божией Матери. Вид с юго-востока (привязка – край здания лечебницы). Фото 1979 года

Советская власть Орловскую богадельню ликвидировала, однако новая история особняка продолжала его медицинскую традицию. В 1922 году сюда переехала фельдшерско-акушерская школа – одно из старейших в Москве медицинских училищ. Она была создана в 1920 году, когда в стране, истерзанной гражданской войной, требовалось немедленно восстановить среднее медицинское образование. «Дополнительные фельдшерские курсы» сначала разместились в гаражах-сараях МХАТа в Камергерском переулке. Занятия проводились по вечерам. Однако энтузиазм первых учеников и преподавателей был столь велик, что курсы выжили и в 1922 году получили собственное роскошное помещение в Подколокольном переулке, а вскоре были преобразованы в Медицинский политехникум им. Клары Цеткин. Это было первое именное медицинское училище в Москве. Имя Клары Цеткин было присвоено в память ее трудов по созданию среднего медицинского образования. По той же причине ее имя носил родильный дом на Николоямской улице. Лишь в 1954 году учебному заведению присвоили наименование Медицинского училища № 2, которое оно носит и в наши дни.

Церковь же была разрушена в 1930-х годах, и на ее месте вырос «дом с фигурами» по проекту архитектора Ильи Голосова. Это был один из самых интересных архитекторов советского времени; его творчество выразило идейные коллизии социалистической архитектуры, и «дом с фигурами» стал образцом этих идей. Первым стилем революции был конструктивизм, провозглашавший полный разрыв с историческим наследием, отказ от ордерной системы и взявший за архитектурную основу здания и его художественного образа чистую конструкцию. С 1918 года Илья Голосов работал в архитектурной мастерской Моссовета под руководством И.В. Жолтовского, будущего основоположника «сталинского ампира». Голосов увлекался тогда неоклассицизмом и ордерными формами, но стремился их упростить и избавиться от лишних деталей, оставив лишь те, которые держат на себе здание; так он естественно пришел к конструктивизму и даже был признан одним из его лидеров, наряду с братьями Весниными и М.Я. Гинзбургом. Кстати, брат Ильи Пантелеймон Голосов построил знаменитый корпус издательства «Правда» на одноименной улице. Илья Голосов вместе с Весниными участвовал в конкурсе на проект Дворца Труда, который до Дворца Советов предполагался как «главное здание страны», но не состоялся. А образцом «голосовского конструктивизма» остался рабочий клуб им. Зуева на Лесной улице, возведенный в 1928 году. Разрабатывал Илья Голосов и проекты жилкомбинатов – нового типа советского жилища, где обобществленный быт (столовые, детские) сочетался с «жилыми ячейками» – индивидуальным жильем, но размеры этого жилья максимально сокращались, согласно идеям грядущего отмирания семьи в коммунистическом обществе.

Однако в 1930-х годах в мировоззрении архитектора совершается перелом. Отчасти разочаровавшись в конструктивизме за недостаточность его выразительных средств, он возвращается к неоклассицизму. В те же годы появился «сталинский ампир»: когда конструктивизм исчерпал свои реальные возможности, выказав неспособность создать «стиль империи», вновь обратились к классике. Голосов стал разрабатывать проекты классической архитектуры, но без ордеров и по-прежнему без излишних деталей. Первым его «классическим» зданием и стал жилой «дом с фигурами» на Яузском бульваре: нижний этаж отведен под бытовые нужды, магазин и столовую, верхние – для жилья. В нем еще нет декора сталинского ампира, нет «архитектурных излишеств» триумфального послевоенного стиля, а есть лишь фигуры «советского человека» в качестве украшения, а также согласно плану монументальной пропаганды и его идеи синтеза архитектуры и скульптуры. В жертву этому идолу и была принесена Смоленская церковь.

Повезло лишь особняку генерала Хитрово. Весьма почтенный возраст и длительная эксплуатация привели к критическому состоянию памятника, но проведенная в наше время научная реставрация помогла не только вернуть здание к жизни и работе, но и воссоздать его исторический облик XIX века. Был раскрыт и западный барочный фасад усадьбы времен княгини Щербатовой. Его тщательно восстановили и теперь у дома два главных фасада. О восстановлении церкви речи нет: точно на ее месте крыло «дома с фигурами».

Смотри также:

версия для печати