Митрополит Антоний (Храповицкий). Молитва русской души.

Митрополит Антоний (Храповицкий). Молитва русской души / Сост., предисл. Т. А. Соколовой — М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2006. — 256 с. — (Духовное наследие Русского зарубежья).

Алексей Павлович Храповицкий (таково мирское имя владыки Антония) появился на свет в 1863 году в родовом имении Ватагино, что в Крестецком уезде Новгородской губернии. На новгородской земле прошли детские годы Алексея. Здесь он постигал Божий мир, здесь вместе с матерью совершал первые свои паломничества в близлежащие монастыри. Именно мать заронила в его сердце горячую любовь к Богу, воспитала сына в благочестивом, религиозном духе. С волнением вспоминал владыка о детстве: «Своими родителями я еще ребенком был привезен из деревни в древний Новгород. Здесь я возлюбил Христову Церковь, являвшую в себе Божественную славу: в древних новгородских храмах, в мощах святых угодников и в благолепии архиерейских служений. Не мог я тогда выразить в точных понятиях, но чувствовал своей младенческой душой величие Божие и возвышенную истину нашей веры, открывающуюся в таинственных священнодействиях архиерея». Уже тогда Алексей знал, что жизнь свою посвятит Церкви.

Девяти лет Алексей Храповицкий был принят в 5-ю классическую гимназию Санкт-Петербурга. Он блестяще выдержал вступительные экзамены и столь же блестяще завершил гимназическое обучение, удостоившись по окончании курса золотой медали. Все свободное от учебы время он проводил в храме, чаще всего — в Исаакиевском соборе. «Будучи мальчиком-гимназистом, — рассказывал он, — я следил за установлением священных служб и настолько хорошо усвоил себе различные чинопоследования, что еще в шестнадцать — семнадцать лет от роду учил новопоставленных архиереев (по их желанию) различным богослужебным действиям». Надо ли говорить, что каждодневным чтением юного Алексея Храповицкого были духовные тексты — жития святых, акафисты, каноны. Любимыми его авторами на всю жизнь стали А.С.Пушкин с его поразительными поэтическими прозрениями и Ф.М.Достоевский, учивший сострадательности, отзывчивости на человеческую боль. (По одной из версий, юный Алексей встречался с Достоевским и даже послужил прототипом Алеши Карамазова; но, скорее всего, это лишь легенда.) К произведениям Пушкина и Достоевского он будет обращаться снова и снова и, уже почтенным архиереем, создаст исследования об их творчестве, ставшие заметным явлением в истории русской литературной критики.

В 1881 году, вопреки воле отца, Алексей Храповицкий поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию. Там, в академии, он познакомился и сдружился с Михаилом Грибановским, впоследствии епископом Таврическим. В 1885-м, незадолго до окончания академии, Алексей принял монашество с именем Антоний. В июне того же года он был рукоположен во иеродиакона, а в сентябре — в иеромонаха. Оставленный при академии профессорским стипендиатом, он был назначен субинспектором. В 1886—1887 учебном году он преподавал в Холмской семинарии. После назначения архимандрита Антония (Вадковского) ректором столичной академии отец Антоний был приглашен туда вновь — сначала и.о. доцента, а затем доцентом по кафедре Священного Писания.

На конец 1880-х годов приходится знакомство отца Антония со святым праведным Иоанном Кронштадтским. Общение с великим прозорливцем послужило толчком к созданию отцом Антонием курса пастырского богословия, рассматривавшим само пастырство как путь любви и сострадания. Он был прирожденным педагогом, наставником будущих пастырей. Своими лекциями он не просто просвещал, но звал на подвиг во имя Христа. Спустя годы владыка напишет своим бывшим студентам: «…Я любил вас не обычной человеческой привязанностью, но прозирал каждого из вас в борьбе с грехом и порождаемыми грехом сомнениями, в его постепенном восхождении к совершенству. Я вдохновлялся надеждою не только нашего собственного спасения, но через вас, как благовестников Евангелия, чувствовал свое единение со всей Кафолическою Церковью».

Помимо преподавания отец Антоний занимался активной благотворительной деятельностью: посещал тюрьмы, больницы, был членом Общества религиозно-нравственного просвещения, где выступал с докладами. Некоторые из его выступлений, особенно полюбившиеся слушателям («Что следует разуметь  под спасающей верой», «Учение Божественного откровения о спасительном значении слова Божия»), были изданы отдельными брошюрами.

В 1890-м отец Антоний был назначен ректором Санкт-Петербургской духовной семинарии с возведением в сан архимандрита, а спустя год переведен в Москву с назначением ректором Духовной академии. И хотя было ему тогда всего двадцать восемь лет, он сразу завоевал авторитет профессорско-преподавательского состава и любовь студентов. «Владыка Антоний был сердцем нашего академического мира… — вспоминал о своем учителе протоиерей Сергий Четвериков. — Двери его покоев во всякое время были открыты для студентов. Сам он часто приходил на нашу вечернюю молитву в академическую церковь и после молитвы о чем-нибудь беседовал. Он умел подойти к каждому из нас, и из наших отношений с ним был устранен дух формализма и официальности. Мы жили, согретые его любовью и лаской. И вместе с тем эти отношения были чужды всякой фамильярности. Мы чувствовали его неизмеримое превосходство…» Одной из важнейших задач ректор МДА считал подготовку своих воспитанников к монашескому подвигу. Только монашество, был убежден отец Антоний, способно противостоять миру, лежащему во зле. Многие из пострижеников архимандрита Антония стали архиереями. Один из них, впоследствии митрополит Евлогий (Георгиевский), писал в книге воспоминаний «Путь моей жизни»: «Молодой, высокообразованный, талантливый и обаятельный, с десятилетнего возраста мечтавший стать монахом, архимандрит Антоний был фанатиком монашества. Его пламенный монашеский дух заражал, увлекал, зажигал сердца… Монашество в нашем представлении благодаря ему возвысилось до идеалов сплоченного, крепкого братства, ордена рати Христовой, которая должна спасти Церковь от прокуратуры (обер-прокуратуры Святейшего Синода. — Прим. Ред.), вернуть подобающее ей место независимой воспитательницы и духовной руководительницы русского народа. Перед нашим взором развертывались грандиозные перспективы: восстановление патриаршества, введение новых церковных начал, переустройство академии в строго церковном духе… Идею монашества архимандрит Антоний пропагандировал среди нас поистине фанатически».

В 1892 году благодаря усилиям ректора при МДА начал выходить «Богословский вестник». К этому времени относится публикация фундаментальных работ отца Антония, и среди них — «Нравственная идея догмата Пресвятой Троицы» (к 500-летию со дня преставления преподобного Сергия Радонежского). В эту пору отец Антоний не раз выступал в печати с критикой философско-религиозных воззрений Л.Н.Толстого, пытаясь вернуть гордеца в лоно Православной Церкви. Писатель захотел познакомиться со своим оппонентом, они встретились в доме Толстого в Хамовниках. Архимандрит Антоний пригласил Льва Николаевича в Троице-Сергиеву лавру, но тот так и не приехал. Тем не менее не раз говорил сокрушенно: «Один лишь отец Антоний понимает меня…»

В конце своего служения в Москве архимандрит Антоний сблизился с инспектором МДА архимандритом Сергием (Страгородским), будущим Патриархом Московским и всея Руси. Ректор убедил своего подчиненного защитить магистерскую диссертацию «Православное учение о спасении», справедливо считая это сочинение важнейшим вкладом в отечественное богословие. В 1933-м, на закате своей жизни, блаженнейший Антоний обратится к митрополиту Сергию с письмом, в котором — и бескомпромиссность, и боль, и отголосок былой дружбы…

В 1895 году архимандрит Антоний был назначен ректором Казанской духовной академии. В 1897-м он был хиротонисан во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии. В том же году в Казани прошел 3-й Всероссийский миссионерский съезд. Инициатором его проведения и одним из организаторов был владыка Антоний. В 1899-м он стал первым викарным с титулом «епископ Чистопольский». В 1900-м — переведен на Уфимскую и Мензелинскую кафедру в качестве правящего архиерея.

Знаковым стало направление епископом Антонием в 1901 году приветственного послания Константинопольскому патриарху Иоакиму ІIІ по случаю избрания его на патриарший престол. Владыка Антоний открыто и твердо заявил себя сторонником патриаршества, чем вызвал упрек со стороны обер-прокурора Святейшего Синода К.П.Победоносцева. (Спустя четыре года, когда Константин Петрович вынужден будет оставить свой пост, епископ Антоний первым поспешит ободрить его дружеским письмом: «Я чтил в Вас христианина, чтил патриота, чтил ученого, чтил труженика. Я сознавал всегда, что просвещение народа, начатое в 1884 году исключительно благодаря Вам и Вами усиленно поддерживавшееся до последнего дня Вашей службы, есть дело великое, святое, вечное, тем более возвышающее Вашу заслугу Церкви, престолу и отечеству, что в этом деле Вы были нравственно почти одиноки».)

В апреле 1902 года владыка Антоний был переведен на Волынско-Житомирскую архиерейскую кафедру, самую крупную в то время по числу приходов. Сложную задачу поставил перед собой новоназначенный епископ (а пробудет он на этой кафедре до 1914 года): повернуть духовенство «от буржуазности к народности, от светскости к Православию». Особое внимание преосвященный Антоний уделял монастырям, прежде всего — Почаевской лавре. Он делал все возможное, чтобы укрепить иноческий дух у братии лавры, усилить ее влияние на народ. В это время было создано лаврское типографское братство, что позволило наладить издательскую деятельность, выпускать книги для богослужебного пользования и общедоступные, для мирян. Сразу после своего назначения на Волынь владыка начал строительство нового лаврского храма, во имя Пресвятой Троицы, точь-в-точь повторяющего Троицкий храм Троице-Сергиевой лавры. Освящение храма состоялось в 1912 году, в присутствии государя императора Николая ІI.

За время управления Волынской епархией в жизни владыки Антония, всегда горячо отзывавшегося на насущные общественные запросы, произошло несколько важных событий. Одно из них — вступление осенью 1905 года в Союз русского народа. В 1906-м в стране прошли выборы в 1-ю Государственную думу. Владыка был убежден, что духовенство непременно должно участвовать в выборах, и не просто участвовать, а вести каждодневную разъяснительную работу с паствой, разоблачая «льстивых обманщиков и агитаторов», призывая отдать голоса патриотически настроенным кандидатам в депутаты.

В 1906—1907 годах архиепископ Антоний являлся членом Государственного совета, в 1912-м был избран постоянным членом Святейшего Синода. В бытность владыки управляющим Волынской епархией Константинопольский патриарх назначил его своим экзархом в Галиции и Карпатской Руси.

Многогранна была издательско-просветительская деятельность владыки Антония. По поручению Святейшего Синода он редактировал дополнительную служебную Минею, а также Молитвослов, в который вошли молитвы, «чтомые от предстоятеля во дни различных праздников и молений церковных», прежде известные лишь в рукописях. В 1911 году вышло в свет второе собрание сочинений епископа Антония. Летом того же года Казанская духовная академия, где некогда он был ректором, «во внимание к научным достоинствам» его трудов удостоила владыку степени доктора богословия.

Весь 1913 год в России прошел под знаком празднования 300-летия царствующего Дома Романовых. По просьбе государя владыка привез на торжества в столицу империи Санкт-Петербург всенародно чтимую чудотворную святыню — Почаевскую икону Божией Матери для поклонения ей и молебнов, дабы даровала Пречистая державе нашей крепость, народу российскому любовь и мир, веры православной укрепление.

В мае 1914-го архиепископ Антоний получил новое назначение — на Харьковскую и Ахтырскую кафедру.

А летом началась Первая мировая война. И снова был поднят вопрос о проливах — Босфоре и Дарданеллах. «Чей должен быть Константинополь?..» — так назвал одну из своих статей владыка Антоний. И однозначно ответил на отнюдь не риторический вопрос: город святого царя Константина должен принадлежать грекам.

В феврале 1917-го, с приходом к власти Временного правительства, архиепископ Антоний вынужден был оставить свою кафедру. Местом жительства владыке был определен Валаамский монастырь. Именно здесь он написал самую полемичную свою работу «Догмат искупления». Вскоре по написании, в 1917-м же, труд владыки Антония «Догмат искупления» вышел в Сергиевом Посаде отдельным изданием. Пребывая в полном уединении, владыка Антоний решил остаток дней своих целиком посвятить литературно-богословским трудам. Но жизнь распорядилась иначе, недолго продолжался затвор. В августе 1917 года он вновь был избран на Харьковско-Ахтырскую кафедру и тогда же как правящий архиерей отправился в Москву, на Поместный Собор Русской Православной Церкви.

На Соборе владыка Антоний исполнял обязанности товарища (заместителя) председателя — митрополита Московского Тихона (Белавина) — и председателя отдела единоверия и старообрядчества. Избранный одним из трех кандидатов на патриарший престол, архиепископ Антоний получил больше всего голосов — 159. Патриарха выбирали жребием из трех кандидатур. Божиим избранником стал митрополит Московский Тихон.

Сохранился портрет той поры архиепископа Антония работы столь любимого им М.В.Нестерова. «Архиерей» — обобщающе назвал свою работу художник, и, видимо, не случайно: перед нами и впрямь собирательный образ русского владыки безжалостной революционной поры, тех «окаянных дней», когда каждому столько привелось передумать, перестрадать, утратить…

28 ноября 1917 года владыка Антоний был возведен в сан митрополита, 7 декабря избран в состав Священного Синода; 19 мая 1918 года он был назначен на Киевскую и Галицкую кафедру, которую ранее занимал убитый большевиками святитель Владимир (Богоявленский).

В конце 1918 года, с приходом к власти петлюровцев, митрополит Антоний вместе с архиепископом Волынским Евлогием (Георгиевским) был арестован. Содержались они сначала в униатском монастыре в городе Бучаче (ныне — Тернопольская область), а затем — в католическом монастыре в Белянах, под Краковом. Освободили узников спустя полгода представители французской миссии. После захвата Киева большевиками владыка Антоний поселился в Екатеринадаре. Там он принял новое свое назначение — его избрали председателем Временного высшего церковного управления Юго-Востока России. Весной 1920 года вместе с войсками Деникина владыка Антоний на пароходе добрался в Грецию, но осенью вернулся в Крым, находившийся под контролем генерала П.Н.Врангеля. В ноябре 1920-го он снова покинул Россию, теперь уже навсегда.

2 декабря грамотой за подписью местоблюстителя Константинопольского патриаршего престола митрополита Прусийского Дорофея русским архиереям, прибывшим в Константинополь вместе с владыкой Антонием, было разрешено образовать «для пастырского обслуживания населения… для надзора и руководства общецерковной жизнью русских колоний в пределах православных стран временную комиссию под высшим управлением Вселенской Патриархии». В феврале 1921 года беженцы-архиереи, воспользовавшись приглашением патриарха Сербского Димитрия, смогли поселиться в Сербии. В ноябре — декабре под председательством митрополита Антония в городе Сремски-Карловци состоялось «Общее собрание представителей Русской Заграничной Церкви» (позже оно получит другое название — Русский Всезаграничный Церковный Собор). Председателем его стал митрополит Киевский и Галицкий Антоний. Собор подтвердил в своих решениях устремленность к восстановлению в России монархии и царствующего Дома Романовых, всемерному содействию Белому движению для борьбы с большевистской властью. И, наконец, Собор образовал Высшее Церковное Управление Заграницей во главе с владыкой Антонием.

31 мая 1923 года в Сремски-Карловцах открылся Архиерейский Собор Русской Православной Церкви Заграницей. В повестке его стоял один важнейший вопрос — организация церковного управления в диаспоре. Ежегодно проводимый Архиерейский Собор был провозглашен высшим органом РПЦЗ во главе с его председателем — митрополитом Антонием (Храповицким). В межсоборный период руководство русскими приходами в балканских странах, на Ближнем и Дальнем Востоке осуществлял Синод во главе с владыкой Антонием. Наряду с этим были образованы митрополичьи округа в Западной Европе и Америке, окормляемые, согласно указу Святейшего патриарха Тихона, митрополитами Евлогием (Георгиевским) и Платоном (Рождественским) соответственно.

7 апреля 1925 года скончался святитель Тихон, Патриарх Московский и всея Руси. На состоявшемся 25—27 июня в Сремски-Карловцах Архиерейском Соборе РПЦЗ было заявлено о признании полномочий местоблюстителя патриаршего престола митрополита Петра (Полянского). Вторым вопросом, который был поднят на Соборе, было требование Синода подчинения ему всех приходов в зарубежье. Главы митрополий и в Америке, и в Западной Европе, как писал владыка Евлогий, дали согласие признавать за Синодом «морально-общественное, но отнюдь не каноническое и не судебно-правовое значение». Согласия достичь не удалось. Так образовалось два самостоятельных митрополичьих округа, никак не зависящих от Собора и Синода РПЦЗ, — Западноевропейский и Североамериканский.

В сентябре 1927 года, вскоре после публикации Декларации митрополита Сергия и в ответ на требование заместителя местоблюстителя патриаршего престола дать подписку о лояльности советскому правительству, руководство Русской Православной Церкви Заграницей полностью прекратило сношения с московским священноначалием. Этот разрыв между двумя центрами Русского Православия — в Отечестве нашем и в рассеянии — трагически затянулся на многие десятилетия.

В самом конце 1920-х первоиерарх Русской Зарубежной Церкви митрополит Антоний перенес тяжелое нервное заболевание, приведшее к параличу ног. 10 августа 1936 года блаженнейший владыка скончался. Похоронен он был на русском участке Нового кладбища в Белграде. Прощаясь с почившим владыкой, патриарх Сербский Варнава сказал: «Имя митрополита Антония связано с громадным периодом развития великой духовной мощи Русской Церкви и русского народа, развития русской богословской мысли и русской церковной литературы… Митрополит Антоний должен быть поставлен в один ряд с великими иерархами первых веков христианства…»

И еще одно Слово, идущее от сердца, из воспоминаний святителя Иоанна (Максимовича), митрополита Шанхайского и Сан-Францисского «В чем духовная сила блаженнейшего митрополита Антония?»:

«Личность его не существовала вне Церкви и как бы в себе отражала Церковь. Близок ему был каждый православный, какой бы он ни был народности и из какого бы ни был края. Каждому, кто имел нужду в нем, он был добрым отцом и добрым наставником. К каждому приходившему к нему за добрым советом он относился как к своему духовному сроднику… Всякому обращавшемуся к нему за поддержкой и помощью он считал себя обязанным помочь, как своему ближнему, отдавая нередко последнее, что имел, а сам испытывал подчас лишения. Такое отношение к людям не было у него искусственным или принужденным. Оно исходило из глубины его существа и имело корни в глубокой вере и преданности Богу. <...> Полагая главным для человека его духовное преуспеяние и спасение души, он заботился о том и тогда, когда к нему обращались по вопросам житейским, рассматривая все дела и поступки со стороны их духовной пользы и стараясь сделать так, чтобы то имело не только житейскую пользу, но и нравственную ценность. <…> Особенно же сильно мог действовать митрополит Антоний на души людские благодаря чистоте своего сердца. Отдав его Богу от своей юности, он сохранил его неповрежденным до конца жизни… Сам устремляясь все больше и больше к горнему миру, он к нему привлекал и каждого, кто имел с ним общение, незримо действуя на него чистотою и высотою своего духа. Отрешаясь постепенно от всего земного, предавшись всецело Богу и “в Бозе пребывая”, он сделался твердым адамантом веры; вмещая в своем любящем сердце всех и каждого, он как магнит притягивает ищущих спасения, возводя их к познанию Божественной Истины».

Когда предлагается читателям (более или менее) новое изъяснение христианских догматов, то верующий по-православному автор всего менее рассчитывает ввести в сознание Церкви какую-либо новую истину; напротив, он убежден, что полнота истины есть всегдашнее достояние сознания церковного; и если, например, до ІV века понятия естества и лица оставались невыясненными или если до Седьмого Вселенского Собора не был сформулирован определенно догмат иконопочитания, то это вовсе не значит, чтобы ранее Церковь не знала правильного учения о Троице или бы колебалась между идолопоклонством и иконоборчеством. В данных случаях не содержание веры получало придаток в христианском сознании, но обогащение мысли человеческой заключалось в том, что некоторые человеческие понятия или бытовые явления разъяснялись с точки зрения истинного христианства. И ранее ІV века Церковь знала из Евангелия и Предания, что Отец и Сын едино, что мы спасаемся верой во Святую Троицу, но как соотнести эти истины с человеческими философскими понятиями лица и естества, иначе — какое место получают эти понятия в существе Божием, этому научили людей отцы Первого Собора и последующие.

Точно так же, если в настоящее время какой-либо, даже простой, смиренный христианин, вроде, например, Хомякова, начинает рассуждать об истинах веры (в новых терминах), но без всякого противоречия церковному Преданию, то такой автор, оставаясь в согласии с православным богословием, не открывает новых тайн веры, но с точки зрения вечной истины веры разъясняет новые запросы современной человеческой мысли. Современный читатель, видя в его словах давно жданный ответ на свои недоумения в вере, готов провозгласить такое толкование «новым откровением», а иной, чуждый этим запросам, почитатель школьных авторитетов, с недоверием и недоброжелательством медлит согласиться с автором и настойчиво отыскивает у него ересь, не желая примиряться с тем, что предмет объяснен как будто лучше, чем в установленных учебниках. Между тем ничего противного учебникам не сказал тот же Хомяков, и самая оценка сравнительного достоинства его толкований с литературой учебной зависит преимущественно не от изложения того вечного содержания веры, которое тождественно в обоих этих толкованиях, но от разъяснения изменяющихся запросов современной мысли.

Одним из самых настойчивых, самых определившихся запросов современности по отношению к нашей ве€ре является нравственное содержание ее догматических истин. Содержание это никогда не было чуждо церковному сознанию. Символ веры для послушных и просвещенных сынов Церкви всегда являлся и является восторженным прославительным гимном. Каждая почти молитва Церкви заканчивается воспоминанием Святой Троицы именно как источника всех нравственных сокровищ. Но современному богословию, как науке, недостает ясно выдержанной формулировки того, какие именно нравственные понятия содержатся в истинах веры и каким образом первые определяются вторыми. Поэтому весьма естественно, что те исследователи, которые знают христианство только в его ученом или учебном выражении, но чужды непосредственного переживания всей церковной истины, эти, так сказать, внешние созерцатели христианства недоумевают о том, для чего вера наша, сказавшая устами своего Основателя: «...аще хощеши внити в живот, соблюди заповеди», — для чего она с такой настойчивостью требует от своих последователей признания многочисленных, по-видимому чисто теоретических, догматов. Мы сказали «недоумевают», но, к сожалению, высокомерные наши современники всего менее согласны недоумевать, а предпочитают, подобно крыловскому петуху, уверенно и упорно отрицать и поносить то, чего не понимают. Это настроение с особенной силой выразилось в известных сочинениях Л.Толстого, который, к сожалению, является в данном случае только более смелым представителем настроенности огромного числа образованных европейцев и русских. Вот на эти-то недоумения и пытаемся мы ответить как настоящей статьей о Церкви, так и прежними: о Святой Троице, об искуплении и Святом Духе.

Смотри также:

• Серия книг «Духовное наследие русского зарубежья»

версия для печати