Редакция сайта «Православие.Ру» продолжает начатую несколько лет назад серию публикаций дипломов выпускников Сретенской духовной семинарии. Работа выпускника СДС 2009 года, насельника Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря иеродиакона Никона (Горохова) «Вступление в монашество и выход из него» (научный руководитель – протоиерей Владислав Цыпин) посвящена чрезвычайно актуальным и злободневным проблемам современной церковной жизни. При этом автор не только опирается на творения отцов Церкви, канонические постановления и исследования по истории Церкви, но и учитывает богатейший опыт старцев и духовников Псково-Печерской обители, всего строя иноческой жизни в ней.
Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин
|
Относительно приема в обитель правила преподобного Пахомия практически не претерпели никаких изменений. Преподобный Иоанн Кассиан говорит так: «Мы кратко скажем о тех условиях, при каких надобно принимать в общежития желающих обратиться к Богу, заимствовав оные из правил частью египетских, а частью тавенских монахов»[3].
Во-первых, остается в силе правило, которое определяет десятидневный срок пребывания новоначального за воротами монастыря для испытания его в терпении и смирении. «Он должен повергаться на землю пред проходящими братиями, которые подозревают его в неискренности, будто он не по набожности, а по нужде хочет вступить в монастырь; должен терпеть разные обиды и поношения»[4].
Во-вторых, начальствующие иноки монастыря внимательно исследуют, нет ли у пришедшего какого-либо имения, и предлагают желающему вступить в монашество, оставить все богатства в миру, «хотя бы это была и одна монета»,и прийти в монастырь совершенно свободным от всякого мирского попечения. То есть приходящий должен быть абсолютно свободен от вещей и денег. Это условие соблюдалось потому, что по опыту предыдущих монахов было известно, что в случае усиления внутренней или внешней брани на подвижника, надежда его на Бога может поколебаться в сторону надежды на мирское богатство; не выдержав строгости монашеского жития, он может убежать обратно в мир, если у него там будет оставаться какое-либо имение. «Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 6: 21). Человек, у которого в миру осталось хотя бы малое богатство, «не может долго подчиняться монастырским правилам, ни переносить скудости и строгости общежития»[5].
Аввы монастырей строго определяли, чтобы у вновь пришедших не было бы никаких задолженностей ни перед родственниками, ни перед государством, ни перед обществом. Не принимали беглых рабов, уголовных преступников, дезертиров, должников, бежавших от долга или от государственной повинности, или кормильцев, бежавших от семьи.
Впоследствии от новичков не принимали даже денег в пользу монастыря. В начальных правилах такого запрета не было. Но позднее монастыри перестали остро нуждаться в средствах и посчитали, что гораздо полезнее, если все приходящие будут приниматься на равных условиях. Ибо если новичок не приживется в монастыре, то «в случае невозможности ему оставаться в общежитии, он при выходе не стал бы с обидою для монастыря святотатственно требовать того, что пожертвовал от усердия в начале своего отречения»[6].
Поскольку и такие случаи имели место, когда некоторые приносили из усердия что-либо с собой и отдавали монастырю, будь то деньги или имения, а затем по причине охлаждения или соблазна теряли горячность веры, бросали монастыри и уходили в мир. Тогда по возвращении они незаконно требовали вернуть свое имение назад, в то время когда оно давно уже было потрачено на нужды монастыря. Эти перебежчики обращались в мирские суды и устраивали тяжбы с монастырем. После таких случаев святые отцы постановили ничего не брать от вновь пришедших, дабы исключить наперед всякие соблазны, происходящие от них.
Кандидатов в монашество отдавали сначала в послушание к старцу, живущему недалеко от монастыря. Здесь они под руководством старца занимались приемом странников и услужением им. И только через год безропотного послушания старцу новичка вводили в монастырь и поручали его уже другому опытному монаху в руководство. Новый монах-старец был начальником над десятью младшими монахами, к нему-то и прикрепляли новичка. Старец-монах обязан был обучать новенького всем монашеским добродетелям и отвечал за него пред аввою монастыря.
После многих испытаний в твердости намерений новичка вводили в обитель и переменяли его мирскую одежду на монашескую. Делал это обычно сам авва монастыря, после чего вновь пришедший становился монахом. Все монахи находились на полном обеспечении монастыря. Еще одним правилом было то, чтобы никто ничего не смел называть своим: все считалось общим.
Мирскую одежду предусмотрительно не выбрасывали сразу после принятия в монашество, а оставляли на хранение эконому монастыря. И только тогда от нее избавлялись (ее отдавали нищим), когда удостоверялись, что новый монах не ослабевает в подвигах, не склоняется к ропоту, не ленится и не унывает, а твердо держится избранного пути, преуспевая от силы в силу.
Если же новичок не оправдывал надежд и начинал роптать, лениться, осуждать, проявлял неповиновение и во всем, что касалось монашеского образа жизни, был неисправным, то, «снявши с него монашескую одежду и облекши в собственную, выгоняют. В монастырской одежде не позволяют никому уходить, ибо считают неприличным ее носить тому, кто охладел в своем намерении»[7]. Делалось это, безусловно, для того, чтобы избежать нарекания на истинных монахов от тех, которые могли сеять соблазны для живущих в миру. Это были притворные лже-монахи, которые носили монашеские одежды, часто переходили с места на место, вмешивались в мирские и церковные дела, попрошайничали, вели праздный образ жизни, эксплуатируя внешний образ монахов для личных выгод, паразитируя на теле церковном.
Преподобный Иоанн Кассиан говорит, что из монастыря выход был только в двух случаях: в первом случае это был побег самовольника в мир, который совершался тайно ночью, а во втором случае выгоняли из монастыря нерадивых. Тогда процесс удаления из монастыря нерадивого монаха совершался по общему приговору всей братии. С недостойных иноков публично пред всеми снимали монашеские одежды и облекали обратно в мирские, и так со стыдом отправляли из обители в мир.
Эти порядки были подмечены преподобным Иоанном при посещении им египетских монастырей уже за много лет после смерти основателя общежительного монашества преподобного Пахомия Великого.
Преподобный Венедикт Нурсийский
Преподобный Венедикт Нурсийский почти дословно повторяет положения преподобного Иоанна Кассиана Римлянина, в том числе и в отделе своего устава, посвященного принятию в монастырь, который так и назывался «Испытание вне монастыря и отобрание всякой собственности по вступлении в него». В нем коротко перечислялись основные правила поступления в монастыри. Здесь указывается и десятидневный искус, которым подвергались приходящие в монастырь, и проверка личности испытуемого, и такие же требования предъявлялись к нестяжательности, к прохождению послушаний, к изучению Священного Писания и прочим обязанностям монахов[8].
Все вышеприведенные уставы восходят к одной святоотеческой традиции, выработанной на Востоке (в Египте) в самые ранние периоды зарождения монашеской жизни, и отличаются только в частностях. А по силе и смыслу являются единодушным мнением преподобных отцов на взгляд о принятии в монашество и о выходе из него.
Святитель Василий Великий
Вторым представителем святоотеческой традиции, более других повлиявшим на формирование общежительных монашеских уставов, является святитель Василий Великий, архиепископ Кесарии Каппадокийской. Если о преподобном Пахомии можно сказать, что его устав появился в результате откровения свыше, то устав святителя Василия можно назвать плодом его глубоких рассуждений над тем, какой должна быть идеальная жизнь во Христе, построенная исключительно на Евангельских заповедях.
«Подвижнические уставы», написанные Василием Великим, не составляют регламентации частностей монастырской жизни, подобно «Правилам» преподобного Пахомия Великого. Они являют собой как бы общую теорию подвижничества и поэтому очень легко вписываются в разные условия монашеской жизни и могут быть применимы как общее руководство к разным родам монашеской жизни. «Важно было в этом уставе то, что он игнорировал те мелочи и частности монастырского строя, которым придавали столько значения “Правила” преподобного Пахомия позднейшей редакции»[9].
Представление о монашестве сложились у святого Василия при созерцании многих современных ему подвижников благочестия, которых он видел во время своего путешествия по Сирии, Палестине и Египту. Кроме того, немалую роль в формировании его взглядов на монашество сыграла его собственная аскетическая жизнь, которую он проводил в пустынных местах Понта и Каппадокии. Василий Великий являлся руководителем множества иноков, собравшихся в монастыри, основанные им в этих областях. Правила для этих монахов составлял он сам.
Святой Василий происходил из малоазийских областей Римской империи. Родители его принадлежали к богатой землевладельческой аристократии и владели многими имениями в этих областях. Василий получил прекрасное образование в разных школах Кесарии Каппадокийской, в Афинах и в Константинополе. Он прошел весь курс тогдашних наук и, по мнениям современников, во всех достиг совершенства. Вскоре после окончания образования он возвратился в свой родной город Кесарию для преподавания риторики и для занятий адвокатурой.
Но святого Василия тяготили мирские заботы, он искал высшего совершенства, которое нашел в монашеском образе жизни. «Когда святой Василий решил начать подвижническую жизнь, то «пожелал найти какого-либо брата, избравшего этот род жизни» в руководство себе. На родине святого Василия – в Каппадокии – было уже немало отшельников, но они находились в постоянных сношениях с миром и не имели тесного общения между собою (как египетские отшельники), посему они не удовлетворяли идеалу святого Василия»[10]. Тогда Василий совершает паломничество по святым местам Сирии, Египта и Палестины, где вплотную знакомиться с монашеской жизнью многих подвижников благочестия. По возвращении из путешествия он поселился в родовом имении Аниса, где вместе с родным братом Навкратием проводил уединенную жизнь. Сюда к нему приезжал святой Григорий Богослов. Здесь он написал первые правила для прохождения (идеальной) монашеской жизни. «Плодом отшельничества святого Василия стало составление сборника фрагментов из сочинений Оригена “Филокалия”. А также он составил сборник “Монашеских правил”, эскизами к которым явились два его письма: Ер.2 и Ер.22 (Amand de Mendieta. 1949. P. 86–102). К этой работе святитель Василий возвращается в продолжении всей жизни, отвечая на запросы насельников основанных им общин (Humbertclaude. P.38)»[11].
Еще до рукоположения святого Василия в епископы появились так называемые Нравственные правила[12] (Regulae morales), написанные ок. 360–361 годов. После рукоположения во священника он по поручению местного епископа окормляет аскетов-евстафиан и пишет для них «Малый аскетикон», состоящий из вопрос-ответов на разные проблемы монашеской жизни. После 370 года, став уже епископом, святитель Василий Великий ведет строгую подвижническую жизнь и продолжает окормление основанных им монастырей. Для них он пишет более пространные правила, которые стали называться «Большой аскетикон», – это и есть «Монашеские правила святого Василия Великого». Эти правила можно рассматривать как «цельный систематический трактат, в котором нашла свое отражение складывающаяся дисциплина монашеской жизни, проникнутая Евангельским духом»[13].
Правила святителя Василия Великого
Итак, укажем основные правила приема в общежительный монастырь по уставу святителя Василия, которые даются в переводе и с комментариями святителя Феофана Затворника в изданной им книге «Древние иноческие уставы».
Первое, что требуется от желающего вступить в монашескую жизнь, – это крайнее внимание и рассудительность: «не надобно бросаться в монастырь без самоиспытания»[14].
Второе, на что указывает святитель, – это тот момент, который говорит нечто о самом поступающем, а именно: не делает ли он шаг вступления в монашество с лукавством или самоугождением. Святитель Василий говорит, что при выборе монастыря надо идти в самый строгий, а не вызнавать, где будут делать больше поблажек к немощам. Иначе получится, что в самом отречении от мира поступающий ищет самоугодия, а не исправления дурных наклонностей[15].
В-третьих, святитель Василий настоятельно советует тому, кто собирается в монастырь, так мудро рассчитаться с миром, чтобы затем, живя в монастыре, уже больше не беспокоиться и не отвлекаться никакими заботами о мире[16]. Святитель Василий не случайно обращает на это внимание, потому что он сам был человеком не бедным и позже показал образец мудрого управления имением. Так, в его жизни был случай, говорящий сам за себя, когда во время голода в Каппадокии он продал свое имение и на вырученные деньги питал нищих и убогих, а богатых призывал раздать хлеб голодающим. Его благой пример и призыв возымели действие, и многие богачи открыли свои житницы для бедного народа, так что голод был преодолен.
Во всех своих действиях святитель руководствовался живым словом Священного Писания. В случае с богатством это слова: «Продадите имения ваша, и дадите милостыню. Сотворите себе влагалища не ветшающие, сокровище неоскудеемо на небесех» (Лк. 12: 32, 33)». Далее святитель подводит итог: «Это все, что должен сделать сам отрекающийся от мира; дальнейшие действия при приеме его в обитель принадлежат уже принимающим его»[17].
В-четвертых, святитель говорил о том, что принимать в монашество можно всех желающих, но при соответствующем испытании, которое устраивается для того, чтобы узнать нрав приходящего[18]. Это делается для того, чтобы взбалмошность и сиюминутная прихоть не были бы причинами прихода в монашество. Человек, наделенный слабыми чертами характера, такими как ветреность и непостоянство, не может «нести» монашеский крест и скоро под влиянием страстей с него «сходит».
Предшествующая жизнь исследуется для того, чтобы определить, кто и зачем приходит. Так, в § 51 подробнее говорится об этом. Здесь как бы даются общие указания настоятелям монастырей, предоставляя на их волю саму форму исследования[19].
В-пятых, необходимо устраивать такие испытания для вновь пришедших, которые могли бы выявить их расположение к послушанию, к терпению, к смиренномудрию и другим монашеским добродетелям[20]. Здесьже святитель рекомендует один из действенных способов испытания, который является общим правилом для всех приходящих. Заключается он в том, чтобы давать испытуемым самые низкие работы, где видно, способен ли тот к смиренномудрию и послушанию.Такие испытания особенно полезны тем, которые в мирской жизни занимали какое-либо знатное положение и имели много поводов к тщеславию, а значит, привыкнув к нему, уже безболезненно избавиться от него не могли[21].
Испытание должно быть как можно более тщательным и долговременным, но срок испытания не определяется, оставляя этот вопрос на усмотрение настоятеля монастыря. Святитель намеренно указывал на важность испытания, потому что в это время опытными духовными наставниками устанавливается пригодность кандидата к мироотречной жизни. Святитель утверждает, что лучше на ранней стадии обнаружить недостатки (слабости) и отвратить от монашества, чем наносить боль и урон братству в дальнейшем[22]. Это очень важное замечание, дающее понять, что далеко не все приходящие в монастыри могут быть монахами.
В-шестых, когда новичок приобретет достаточно навыков в духовном делании и будет испытан настоятелем и братией в твердости своих намерений, то принимать такого советует после общего согласия всех братий, чтобы радость (и ответственность) была бы для всех общая. Если кто-то не согласен, то должен об этом уведомить всех и обосновать свое несогласие или, например, объявить то, что не знают другие о новом брате. В любом случае, решение всего братства является законом, потому что они представляют собой одну семью и вправе решать, кого брать к себе, а кого не брать[23]. Это одно из важнейших пожеланий, потому что чаще всего недостатки отдельных личностей не видны бываю администрации по причине притворства. Но то, что не может увидеть настоятель, свободно может заметить братство монастыря, от которого ничего не скроешь. Настоятелю трудно судить объективно, так как и он сам, и вступающий в монастырь есть лица заинтересованные, и между ними немаловажное значение имеет чисто человеческий фактор симпатий и антипатий, от которого невозможно избавиться даже святым людям. Поэтому в некоторых монастырских уставах настоятелю даются рекомендации – не верить своим симпатиям, потому что они могут быть ложными. Гораздо объективнее судит братство монашеское.
Последним, седьмым, пунктом в ряду правил приема в монашество является сам торжественный обет отречения от мира. Как мы уже говорили выше, собственно обеты (публичные и торжественные обещания) воздержной жизни ради Христа были впервые введены святителем Василием Великим в каппадокийских монастырях[24]. Затем они распространились по всей ойкумене. В дальнейшем они были дополнены еще двумя обетами (нестяжания и послушания).
Так, впервые мы читаем у Василия Великого, что «самое отречение от мира, с одной стороны, а с другой – прием в число братства были особым действием, отличным от предварительных речей о том. Отречение совершается гласно пред настоятелем и братиями (Письмо 23). В рассуждении таких отрекающихся признано приличным “предварительно их спрашивать и принимать от них ясный обет” (Письмо 191 к святителю Амфилохию)»[25]. Произнесение торжественного обета пред всей братией совершалось в храме монастыря в определенное время богослужения. Это было особое действие или особый чин, который назывался «Отречением от мира» и сопровождался произнесением обетов и пострижением волос на голове вступающего в монашество.
Монашеский постриг по уставу святителя Василия Великого
В правилах не описывается чин самого приема в монашество, но по некоторым письменным свидетельствам (в творениях святителя Василия) можно видеть, что при постриге:
– произносили торжественно обет отречения от мира и давали обет девства: «В рассуждении таких отрекающихся признано приличным “предварительно их спрашивать и принимать от них ясный обет”» (Письмо 191 к святителю Амфилохию. Правило 19);
– меняли имя новопостриженному: «Письмо 10 дает повод заключить, что при этом переменялось имя, Ибо, посылая к матери сына инока с письмом, в намерении и ее привлечь в обитель жен, и называя его Дионисием, прибавляет, что это прежний Диомид»;
– меняли одежду с мирской на монашескую: «Одежда приемлемому давалась иная. Ибо 22-е правило из “Пространных” говорит, что у инока одежда должна быть особная от мирской, но когда приличнее быть ей изменяемою, как не во время изречения обета»;
– вручали старцу-духовнику в послушание: «Произнесшему обет и принятому в обитель иноку дается в руководители опытный старец, который и научает его всему»[26].
Выдающийся русский литургист прошлого века Н. Пальмов в своей работе «Пострижение в монашество. Чины пострижения в монашество в Греческой Церкви», прослеживая по древним источникам образование чина монашеского пострига, сделал выводы, что «святитель Василий Великий должен считаться автором торжественного произношения обетов безбрачной жизни и отречения от мира в храме пред алтарем в присутствии священнослужителя и других лиц»[27]. В подтверждении своего вывода Пальмов находит первые упоминание об обете безбрачия в 19-м правиле 2-го канонического послания святителя Василия к епископу Амфилохию. Подобные же намеки на обет отречения встречаются в письмах святителя под № 23, 173, 45 и в «Слове о подвижничестве», в 93-м вопросе «Правил, кратко изложенных» и в «Подвижнических уставах».
«Следующий шаг о происхождении обета постоянного пребывания в монастыре и обета повиновения игумену и всей братии Пальмов видит в 4-м правиле Халкидонского Собора (451)»[28]. С аргументированными выводами Пальмова и М. Арранца трудно не согласиться. В уставе преподобного Пахомия отсутствуют четкие указания на произнесение обетов и пострижения власов, да и сам чин принятия монашеского образа довольно прост и неразработан. Здесь только видны различия в одежде и образе жизни монахов от мирян. М. Арранц в выводах к своей работе указывает, что «в работах Пальмова и Ваврика можно найти многие рассказы о первобытных простых чинах принятия новичков в монашеские общины. Первый настоящий литургический чин пострига появился в цитированном и комментированном этими авторами сочинении Псевдо-Дионисия “О церковной иерархии”. Вероятно, описанный чин существовал уже и раньше где-то на Востоке, но точных письменных свидетельств тому нет»[29].
Прием детей в монастырь
Кроме взрослых, желающих вступить в монашество, святитель Василий принимал и детей разного возраста, но данное явление отличалось от простых приютов тем, что детей принимали с целью воспитания будущих монахов. Святитель Василий не принуждал немедленно детей к принятию монашеских обетов и пострига. Однако, поскольку дети находились при монастыре, то они участвовали в жизни обители, в богослужениях, в постах, в трудах братий, но главное, детей еще отдельно воспитывали и обучали грамоте[30].
Обеты монашеские принимались только по достижении совершеннолетия (17 лет) и то непременно с их добровольного согласия. Принуждения ни в чем не было, а желание монашеской жизни прививалось благим примером взрослых братий: «Когда же раскроется разум и придет в действие рассудок, тогда должно принимать обет девства как уже твердый, произносимый по собственному расположению и рассуждению». Если же юноша отказывался от вступления в монастырь, то его отпускали, не делая никакого насилия: «А не приемлющий на себя девственной жизни, как неспособный пещися о Господних, при тех же свидетелях да будет отпущен»[31].
Выход из монашества в уставе святителя Василия Великого
Что же касается выхода из монашества, то Василий Великий считал, что человек, принесший самого себя в дар Богу, уже не обладает собой. Он посвятил сам себя Богу, поэтому о каком же возврате в мир может быть речь?[32] Дар Богу уже отдан – это девство и беспорочное житие, кто же его может взять обратно? Поэтому, рассуждает святитель, такой поступок может рассматриваться только как святотатство, то есть воровство у Бога Его достояния[33]. Вход в монастыри таким запрещен как бесчинникам. Однако святитель не отбрасывал их, иначе бы это действие было противно словам Евангельским о погибшей драхме или о пропавшей овце. Напротив, он всячески заповедовал взыскивать отпадших и стараться возвращать их к прежней чистой жизни. И только от тех, кто после долгих увещаний все же оставались неисцельными, святитель заповедовал отстраняться и все передавать в руки Божии на Его суд и милость[34].
Мы видим, что Василий Великий причислял нарушителей к «святотатцам» и «бесчинно ходящим». Нарушение обета девства причисляется у него к «прелюбодеянию», и согрешившие несут епитимию прелюбодея, то есть четырнадцать лет не причащаются. Позднее эта епитимия была сокращена до семи лет. Здесь разница в том, что первые самочинно покидают монастырь, а обета не нарушают. Тогда как последние, попирая совершенно обеты и нарушая девство, повинны в более тяжком грехе и достойны большего наказания. «Святым Василием даны полные мудрости и знания жизни наставления на те случаи, частые в древнем обществе, когда настаивали на приеме в монастырь люди женатые, когда рабы искали в них убежища, когда родители приводили в них своих детей»[35].
Святитель Василий Великий, исследовав все роды и виды монашеского жития, оставался при мнении, что самым удобным путем к Богу является строгое общежитие, однако он не исключал другие виды монашеского подвига. Так, святитель Феофан Затворник указывал на мнение святителя Василия относительно безмолвников: «Другое дело, когда кто, укрепившись в иночестве среди братства и навыкши побеждать страсти, желает отойти на уединение, чтобы в безмолвии всегда пребывать с Единым Богом. Таковому не запрещает удалиться святой Василий, только внушает не делать этого по своей воле»[36]. Василий Великий является строгим поборником послушания и противником самоволия, даже в таких случаях, когда это делается из самых благих побуждений.
Реформа святителя Василия Великого
Как юрист (адвокат) по образованию, Василий Великий понимал всю глубину ответственности человека перед Церковью и Богом, когда он вступает в ряды монашества и дает обещание хранить ненарушимо произносимые обеты. Сам постриг превращается из частного дела в общецерковное, когда всякий вступающий на путь отречения от мира дает клятву верности пред Богом и людьми, а нарушитель обетов является нарушителем клятвы, данной Церкви и Богу. Можно сказать, что посредством публичного обета вносится прямая юридическая ответственность. Постриг из дела частного приобретает силу публичного акта. В этом акте вся Церковь становится поручительницей пред Богом за монаха. После такого акта инок уже не в праве нарушить обет, который приравнивается к «клятве верности», данной Богу, потому что тогда отречение от монашества будет приравниваться к нарушению данного публичного акта, нарушению клятвы, данной Богу.
Мы можем рассматривать постриг как акт, который имеет силу официального публичного договора, данного человеком, а это уже гораздо более серьезный шаг, чем проявление частной инициативы. Например, захотел человек попоститься – пожалуйста, он торжественных клятв и обетов не произносил, и он, если нарушит свой пост, ответственности за это не несет. Но если он нарушает утвержденные Церковью посты, то он юридически ответственен и должен по закону нести исправительное наказание (епитимию), потому что нарушил закон. Точно так же и временное, пусть и длительное воздержание от брачных отношений, не карается, если человек решает его оставить и вступить в брак. Это частная инициатива.
Нарушение обетов, данных для самого себя, не несет юридической ответственности ни пред Богом, ни пред Церковью, и нарушившие эти обеты неповинны и не несут публичного наказания в виде общецерковной епитимии. Однако нарушение публичных обязательств карается епитимией.
Установленный в Кесарийский Церкви обычай произносить обеты безбрачной жизни и отрекаться от мира «гласно, в храме пред алтарем, в присутствии священнослужителя и других лиц», являющихся в данном случае свидетелями неложности произносимых обетов, не что иное, как клятва, данная в присутствии свидетелей Богу и Церкви.
В римском юридическом праве заключение торговой и любой другой сделки признавалось правильным и имело силу закона, если соблюдалась определенная форма сделки. Чтобы сделка была признана законной, необходимо было трижды произнести необходимую словесную формулу в присутствии не менее пяти свидетелей этой сделки, и тогда она признавалась совершившейся, а нарушение ее каралось законом в виде штрафа или тюремного заключения.
Здесь, при постриге, происходит то же самое, за исключением того, что обязательства принимает на себя только одна сторона, а именно ищущий монашества, тогда как другая сторона никаких обязательств не дает. Когда ищущий монашества трижды подает ножницы священнику и трижды заверяет всю Церковь в истинности своих намерений вступить в монашество, то он должен прекрасно понимать, что за нарушение обетов, за обман всей Церкви он рано или поздно понесет наказание.
Святитель Василий Великий, как юрист и адвокат, прекрасно понимал, что публичное произнесение обетов влечет за собой большую ответственность и понуждает давшего их к обязательному выполнению последних, поднимая планку ценности монашеских обетов от частного случая к общецерковному делу. Таким образом, по мысли святителя Василия, «монашество» приобретает значение общецерковного служения и приближается по силе и по смыслу своего содержания к таинству Церкви. Можно даже сказать, что монашество святителем Василием воцерковляется и призывается к особому церковному служению и, перестав быть делом частным, превращается в дело общецерковное.
(Продолжение следует.)
