Афон и афоны.
Из заметок лингвиста

Каждый собиратель диалектного материала, в том числе ономастического, наверное, не раз попадал в ситуации, когда интервьюируемый затрудняется объяснить какое-то слово, начинает пространно рассуждать о том, что вроде бы не имеет никакого отношения к предмету беседы, и вдруг совершенно случайно выдает этимологическую импровизацию, которая и оказывается искомой.

Так, на вопрос, почему одна из сельских улиц в Липецкой области названа Афoны, поначалу ото всех информантов приходилось слышать однотипное и абсолютно непозитивнное: шут яго зная – старая названья. А позже в разговоре о ландшафтных особенностях этой местности выяснялось, что Афоны стоят на очень высоком, крутом берегу реки – как бы на горе. И тогда они вписались в ряд тех традиционных для деревенской микротопонимии названий, что связаны с религией (локативы из Священного Писания, храмы, святые и нечистые места и т.д.).

Однако было бы странным предположить, что базой для сельского микротопонима непосредственно послужило название Святой Горы Афон. Недоумение пройдет, если отнести слово Афон к достаточно обширной группе так называемых коннотативных имен (коннотонимов). Известно, что некоторые имена собственные под влиянием различных лингвистических и экстралинвистических причин приобретают добавочные значения (созначения) и накапливают ассоциативно-образный и эмоциональный компоненты. Польза этих семантических «добавок» возрастает с повышением востребованности слов, которая в свою очередь коренится в известности и понятности энциклопедической информации, в них хранящейся. Регулярное целевое использование коннотонимов даже ставит их на грань между проприальной и апеллятивной лексикой: Ходынка: «место в Москве» – «столпотворение, давка», Илья Муромец: «былинный богатырь» – «человек с крепким телосложением», Барбос: «кличка конкретной собаки» – «злая собака; злой человека».

Разумеется, что сигнификация собственного имени захватывает отнюдь не весь его семантический объем, а только отдельные, наиболее значимые части. Одним из функционально активных компонентов, который дал импульс к повороту топонима Афон в сторону коннотопонимии, стал, безусловно, признак высоты, недосягаемости, обособленности. Сельская улица Афоны расположена на обрывистом речном берегу.

В дальнейшем бесперебойно действуют механизмы семиотизации – знакового отбора. В результате действия внеязыковых факторов когнитивного и социокультурного плана могут актуализироваться смысловые компоненты, которые были маргинальными или даже отсутствовали в структуре первоначального представления, в том числе нарочито внешние, «рамочные».

С сугубо прагматической и коммуникативной точек зрения для деревенских жителей ценнее уже не связь со Святой Горой, а беспрепятственная ориентация в пространстве, «встраивание» названия в имеющуюся систему: на противоположном – низком – берегу реки стоит улица Черепянка. И опять-таки с опорой на специфику расположения дается объяснение: вся Черепянка внизу. А почему Черепянка? Зачерепело все тама.

Даже беглое рассмотрение имени Афоны как члена микротопонимической пары Афоны – Черепянка свидетельствует о том, что «коннотационное содержание таких СИ (собственных имен – коннотонимов. – Л.М.) обусловливается… их связью с определенным социумом или локальными особенностями именника»^[1].

Большинство коннотопонимов, однако, не удовлетворяются приобретенным статусом и активно включаются – уже в новом качестве – в процессы ономастического творчества.

Итак, название сельской улицы возникло в результате вторичной топонимизации коннотонима: Святая Гора Афон – возвышенность Афон – улица Афон^[2].

Видимо, в момент рождения названия номинирующие знали о греческом полуострове монастырей. А потому сочли необходимым расподобить прецедентное макроимя и «свой» микротопоним. Разрушение омонимической квазипары было осуществлено путем оформления основы особым топоформантом –ы. Ср.: берег реки завaл – завaлы; невысокий холм лоб – улица Лбы; речной обрыв тал – место на берегу реки Талu^[3].

Современные диалектоносители, к сожалению, не отмечают связи названия улицы Афоны с Горой Афон, ибо первоисточник ономастической мотивации связан с Православием, а оно не может во всем объеме считаться достоянием воспринимающего сознания. Интерпретация же многих собственных имен, а особенно тех, что репрезентируют религиозные образы (в самом широком смысле), зависит от личного опыта и культурного багажа информантов: «Символическая номинация всегда подчеркнуто субъективизирована, “прочитываемость” информации об объекте в ней почти целиком зависит от уровня информированности субъекта номинации»^[4]. Ср. Сиoнские гoры (да это и не горы – горе одна); Елеoн (можа, Елена какая жила); Бoжья канaвка (я думаю, там святой колодец был).

Рассмотрение микротопонима Афоны приводит к выводу о том, что многие именования, возникшие при вторичной онимизации, а также при трансонимизации характеризуются ономасиологической амбивалентностью. С одной стороны, ощутим некий прирост, хотя бы потому, что языковая единица прошла несколько семантических и деривационно-грамматических этапов и называет совершенно иной предмет, нежели первичное имя. С другой – невозможно отрицать и сильную семантическую редуцированность. Действительно, из богатейшего информационного фонда, накопленного словом Афон, диалектоносители выбрали только один, наиболее для них важный, семантический маркер – признак высоты, заложив его в географическое название. Данное заключение не совсем согласуется с весьма распространенным мнением о безусловной семантической усложненности вторичных имен собственных, производных от прецедентных единиц. Кроме того, наименование Афоны доказывает: топонимическая (и шире – ономастическая) метафора базируется не непосредственно на признаке, как полагают некоторые исследователи^[5], а опирается на моделирующий прообраз или на устойчивое представление о каком-то классе реалий, объединенных на основе одного параметра.

Учитывая большой возраст анализируемого географического именования (тадышняя названья – еще мою прабабку на Афоны замуж отдали), можно предполагать не только топонимическую, но и антропонимическую этимологизацию.

В таком случае производящая основа Афон- представляет собой сокращенную форму личного имени Афанасий. Этот дериват не фиксируется ни в одном антропонимическом словаре литературного языка. Более того, он не употребляется современными жителями Липецкой области. Однако имя Афон вполне могло существовать в прошлом, что подтверждается некоторыми русскими и белорусскими диалектами^[6].

Таким образом, данный дериват стал базой для образования отантропонического географического названия, оформившись топонимическими формантом -ы, т.е. произошла первичная топонимизация: личное имя Афон + -ы – микротопоним Афоны.

Конечно, можно предположить, что название улицы производно от имени Афоня, которое широко распространено в литературном и диалектном языках, в т.ч. и в липецких говорах^[7]. Но тогда к основе на мягкий согласный должна присоединиться морфема –и, а не –ы: *Афон (я) + *-и – *Афони. В противном случае придется моделировать некое отвердение, которое не находит никаких подтверждений в диалектной системе Липецкой области.

Есть основания предполагать, что личное имя Афон так же, как и топонимический омоним, пережил стадию коннотонима. С течением времени накопился плотный эмоционально-оценочный потенциал, который можно свести к мотивационной доминанте «глупый, недалекий, простоватый человек, недотепа». Следует отметить, что так называемый антропологический (точнее, антропонимический) предметно-тематический код реализуется в интеллектуальной лексике крайне активно: Вася по жизни, Вова алюминиевый, деловая Маша^[8]. При этом вырабатываемые в его границах вторичные созначения весьма удалены от этимологической семантики: полное, крестильное имя Афанасий восходит к греческому athanasia «бессмертие».

Следовательно, единица Афон превращается из личного имени, которое не содержит оценки называемого индивида, в характеристическую номинацию, т.е. по сути дела в прозвище.

Помня о взаимоотношениях разных ономастических разрядов, а также о предельной абстрактности идеи об интеллектуальной неполноценности, с большой долей вероятности можно спрогнозировать возникновение коллективно-территориального прозвища. Оно в силу предметно-логических причин имеет грамматическую форму множественного числа: Афоны.

И именно этот антропоним послужил поводом для метонимического переноса: Афоны «группа людей» – Афоны «место, где они живут». Иными словами, осуществляется трансонимизация – переход единицы из одного ономастического класса в другой. Формант -ы в этом случае имеет, естественно, дотопонимическую природу.

Ни один информант в своих объяснениях не приблизился к рассмотренной этимологической версии, что в очередной раз объясняется солидной историей конкретного микротопонима. Между тем в самом начале своего существования подобные единицы справедливо причисляются к промежуточным ономастическим сферам, так как «они – в результате акта вторичной номинации – обозначают не только географический объект, но метонимически номинируют коллектив людей, выполняя характеризующую функцию»^[9]. Следует добавить, что живая языковая практика свидетельствует о слабой дифференцированности характеристических именований и географических названий: Ср. Таджиков не надуешь (прозвище выходцев из Средней Азии) – на Таджиках раньше гулянья была (улица, где Таджики поселились) и Таджики строятся (люди или улица?)

Микротопоним Афоны, вынужденно характеризуясь в настоящее время полимотивированностью, демонстрирует непреходящую актуальность ономасиологической проблематики.