В издательстве Сретенского монастыря вышла книга блаженного Августина Иппонийского "Исповедь".
!["Исповедь]("../sas/image/blazh-avgust.jpg") |
| Исповедь / Пер. с лат. М. Е. Сергеенко; вступ. ст. диак. А. Гумерова. – М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2006. – 320 с. |
Аврелий Августин родился
Для продолжения образования в 369 году будущий святитель отправляется в столицу латинской Африки Карфаген. Здесь водоворот разгульной жизни затянул юношу, от незаконной связи у него рождается сын Адеодат (беседе с ним Августин посвящает свой диалог «Об учителе»). Чтение Цицерона пробуждает в Августине «любовь к мудрости» и подвигает его к духовным исканиям. Тогда же он читает и Священное Писание, однако слово Божие не производит на него тогда благоприятного впечатления (это часто объясняют грубостью современного ему перевода – Италы). Здесь же в Карфагене начинается увлечение Августина манихейством, продлившееся около десяти лет. По завершении образования в 373 году он возвращается в Тагасту, где преподает грамматику и риторику. В следующем году Августин переезжает в Карфаген и там продолжает преподавание и научную деятельность. Примерно в это же время Августин предпринимает свой первый литературный философский опыт – пишет трактат «О прекрасном и соответственном», ныне утерянный. Очарование манихейством постепенно проходит, Августин начинает сознавать его несостоятельность. Следующим интеллектуальным увлечением Августина становится скептицизм Новой академии, а затем – неоплатонизм.
Между тем Августин в 383 году отправляется в Рим преподавать риторику, а затем в Медиолан, где вскоре становится официальным ритором. Здесь же в Медиолане Августин знакомится с великим богословом и святителем Амвросием и слушает его проповеди, что возвращает Августина к христианству. Свое обращение Августин относит к 386 году. Готовясь к принятию крещения, он удаляется от светских дел. Вскоре после крещения Августина умирает его мать блаженная Моника, дождавшаяся обращения ко Христу своего сына. После этого осенью 388 года новопросвещенный Августин возвращается в родную Тагасту, жертвует всё свое имение местной церкви и начинает вести строгую аскетическую жизнь. Слава Августина как ученого богослова и подвижника распространяется по всей Африке, и в 391 году община города Гиппона, где он был со случайным визитом, настояла на его рукоположении в пресвитерский сан.
В Гиппоне новый пресвитер занимается учительством и проповедью, помогая престарелому епископу Валерию. Во время своего пресвитерства Августин основывает первый в Нумидии монастырь. Также он занимается толкованием Священного Писания и полемикой с манихеями. В 395 году епископ Валерий делает Августина своим викарием, а в следующем году, после смерти Валерия, Августин возводится на Гиппонскую кафедру и остается на ней в течение 35 лет, до самой своей смерти. Годы епископского служения становятся для святителя Августина временем написания огромного количества работ догматического, экзегетического, апологетического и пастырского характера, им было произнесено множество проповедей. Из догматических трудов Августина самым значительным становится написанный в 400–415 годах трактат «О Троице», оказавший большое влияние на развитие последующего западного богословия. Пережив взятие Рима Аларихом в 410 году, святитель Гиппонский с 413 по 426 год пишет монументальный труд
Немало сил святитель отдавал и защите народа Божиего от лжеучений. Так, всю богословскую и церковную деятельность блаженного Августина можно разделить на несколько этапов по основным направлениям его полемики. Начальный этап – довольно успешная полемика с манихейством. Августин провел немало диспутов с манихеями и написал немало богословских работ на эту тему. Следующим этапом была долгая и настойчивая борьба с распространявшимся тогда в Африке донатистским расколом. Донатисты настаивали на том, что в Церкви нет места грешникам и согрешившие должны из Церкви изгоняться. Таинства Церкви, по утверждению донатистов, имеют силу только при условии личной святости священника. Гиппонский епископ развивает широкую полемику с раскольниками, в 411 году его стараниями созывается Собор в Карфагене, вынесший осуждение донатистам, но и после отделения их от Церкви донатисты просуществовали вплоть до мусульманского завоевания.
Новым этапом деятельности святителя становится борьба с ересью британского монаха Пелагия. Пелагий учил, что грех первых людей не внес решительного изменения в человеческую природу, и, следовательно, достижение спасения возможно собственными человеческими силами – строгой аскезой и духовным деланием. В 412 году Карфагенский Собор осуждает последователя Пелагия Целестия, а новый Карфагенский Собор в 416 году повторно осуждает Целестия, а также самого Пелагия. Однако отношение Рима к Пелагию было неоднозначным, и даже после Большого Карфагенского Собора 418 года пелагианство находило многих последователей. Противостоя опасности, которую несло в себе пелагианство, Августин формулирует учение о значении благодати в деле спасения, известное как учение о предопределении. В этом пункте мнение Августина несогласно с учением Восточной Церкви. На самом церковном Западе учение Августина заложило прочный фундамент многовековых споров о соотношении свободы и благодати. Выразителем наиболее взвешенного взгляда по этому вопросу можно назвать преподобного Иоанна Кассиана, учившего о синергии благодати Божией и свободной воли человека в деле спасения.
Итогом всей полемической деятельности Августина становится сочинение «О ересях» (428–429), где он дает краткую характеристику 88 ересям, начиная от Симона Волхва и кончая пелагианством. Предпринимая ревизию всей своей литературной деятельности, святитель Августин пишет в 426–427 годах «Пересмотры» в двух частях, где каталогизирует и критически оценивает 93 своих произведения. В 426 году блаженный Августин, ослабленный болезнями и старостью, избирает себе преемником пресвитера Ираклия, которому и передает часть своих обязанностей. В 430 году Гиппон осадили вторгшиеся в Северную Африку из Испании вандалы. Во время осады блаженный Августин заболел и на десятый день болезни, 28 августа, мирно скончался.
В Западной Церкви почитание святого Августина началось рано и было весьма широко. В восточные месяцесловы его имя было включено только в XIX веке. В русский месяцеслов его память была внесена, вероятно, по «Синаксаристу» преподобного Никодима Святогорца и празднуется 15 июня (по старому стилю). Но еще до того, как имя блаженного Августина появилось в восточных святцах, восточному читателю стало знакомо и дорого творчество Гиппонского епископа, в частности его «Исповедь». Первый печатный перевод «Исповеди» на русский язык был выполнен в 1787 году иеромонахом Агапитом (Скворцовым). Новый перевод «Исповеди» был осуществлен Киевской духовной академией в 1880 году в числе прочих творений блаженного Августина, вошедших в издаваемую Академией «Библиотеку творений святых отцов и учителей Церкви западных».
Перевод, публикуемый в настоящем издании, выполнен замечательным филологом и историком античности Марией Ефимовной Сергеенко (1891–1987). Этот перевод, подготовленный Марией Ефимовной в Ленинграде во время блокады, известный востоковед Н.И. Конрад назвал подвигом труда и вдохновения. Текст перевода был впервые опубликован в «Богословских трудах» в 1978 году.
Предлагая вниманию читателя этот перевод «Исповеди», отметим, что цитаты и парафразы Священного Писания, которые обильно использует блаженный Августин, даются в том виде, как они были предложены переводчиком. Сам блаженный Августин, вероятно, пользовался древним латинским переводом Библии, так называемой Италой (Вульгата блаженного Иеронима, ставшая впоследствии каноническим переводом Священного Писания для Западной Церкви, была еще не закончена). Возможно, некоторые места из Священного Писания блаженный Августин давал и в своем собственном переводе, стремясь донести до читателя волнующий его смысл, а не буквальный текст. В связи с этим переводы цитат из Писания в настоящем издании часто не вполне соответствуют тексту русского Синодального перевода.
Приводим отрывок из книги:
1. «Велик Ты, Господи, и всемерной достоин хвалы; велика сила Твоя и неизмерима премудрость Твоя». И славословить Тебя хочет человек, частица созданий Твоих; человек, который носит с собой повсюду смертность свою, носит с собой свидетельство греха своего и свидетельство, что Ты «противостоишь гордым». И все-таки славословить Тебя хочет человек, частица созданий Твоих. Ты услаждаешь нас этим славословием, ибо Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе. Дай же мне, Господи, узнать и постичь, начать ли с того, чтобы воззвать к Тебе, или с того, чтобы славословить Тебя; надо ли сначала познать Тебя или воззвать к Тебе. Но кто воззовет к Тебе, не зная Тебя? Воззвать не к Тебе, а к кому-то другому может незнающий. Или, чтобы познать Тебя, и надо «воззвать к Тебе»? «Как воззовут к Тому, в Кого не уверовали? И как поверят Тебе без проповедника?»2. И восхвалят Господа те, кто ищет Его. Ищущие найдут Его, и нашедшие восхвалят Его. Я буду искать Тебя, Господи, взывая к Тебе, и воззову к Тебе, веруя в Тебя, ибо о Тебе проповедано нам. Взывает к Тебе, Господи, вера моя, которую дал Ты мне, которую вдохнул в меня через вочеловечившегося Сына Твоего, через служение Исповедника Твоего.
2. Но как воззову я к Богу моему, к Богу и Господу моему? Когда я воззову к Нему, я призову Его в самого себя. Где же есть во мне место, куда пришел бы Господь мой? Куда придет в меня Господь, Господь, Который создал небо и землю? Господи Боже мой! Ужели есть во мне нечто, что может вместить Тебя? Разве небо и земля, которые Ты создал и на которой создал и меня, вмещают Тебя? Но без Тебя не было бы ничего, что существует, – значит, всё, что существует, вмещает Тебя? Но ведь и я существую; зачем прошу я Тебя прийти ко мне: меня бы не было, если бы Ты не был во мне. Я ведь еще не в преисподней, хотя Ты и там. И «если я сойду в ад, Ты там». Меня не было бы, Боже мой, вообще меня не было бы, если бы Ты не был во мне. Нет, вернее: меня не было бы, не будь я в Тебе, «от Которого всё, чрез Которого всё, в Котором всё». Воистину так, Господи, воистину так. Куда звать мне Тебя, если я в Тебе? и откуда придешь Ты ко мне? Куда, за пределы земли и неба, уйти мне, чтобы оттуда пришел ко мне Господь мой, Который сказал: «Небо и земля полны Мною»?
3. Итак, вмещают ли Тебя небо и земля, если Ты наполняешь их? Или Ты наполняешь их и еще что-то в Тебе остается, ибо они не вмещают Тебя? И куда изливается этот остаток Твой, когда небо и земля наполнены? Или Тебе не нужно вместилища, Тебе, Который вмещаешь всё, ибо то, что Ты наполняешь, Ты наполняешь, вмещая? Не сосуды, полные Тобой, сообщают Тебе устойчивость: пусть они разбиваются. Ты не выльешься. А когда Ты изливаешься в нас, то не Ты падаешь, но мы воздвигнуты Тобой; не Ты расточаешься, но мы собраны Тобой. И все, что Ты наполняешь, целиком Собой Ты все наполняешь. Но ведь всё не в состоянии вместить Тебя, оно вмещает только часть Тебя – и все сразу вмещают ту же самую часть? Или отдельные создания – отдельные части: бо/льшие бо/льшую, меньшие меньшую? Итак, одна часть в Тебе больше, а другая меньше? Или же повсюду Ты целый и ничто не может вместить Тебя целого?
4. Что/ же Ты, Боже мой? Что, как не Господь Бог? «Кто Господь, кроме Господа? и кто Бог, кроме Бога нашего?». Высочайший, Благостнейший, Могущественнейший, Всемогущий, Милосерднейший и Справедливейший; самый Далекий и самый Близкий, Прекраснейший и Сильнейший, Недвижный и Непостижимый; Неизменный, Изменяющий всё, вечно Юный и вечно Старый, Ты обновляешь всё и старишь гордых2, а они того и не ведают; вечно в действии, вечно в покое, собираешь и не нуждаешься, несешь, наполняешь и покрываешь; творишь, питаешь и совершенствуешь; ищешь, хотя у Тебя есть всё. Ты любишь и не волнуешься; ревнуешь и не тревожишься; раскаиваешься и не грустишь; гневаешься и остаешься спокоен; меняешь Свои труды и не меняешь совета; подбираешь то, что находишь, и никогда не теряешь; никогда не нуждаешься и радуешься прибыли; никогда не бываешь скуп и требуешь лихвы. Тебе дается с избытком, чтобы Ты был в долгу, но есть ли у кого что-нибудь, что не Твое? Ты платишь долги, но Ты никому не должен; отдаешь долги, ничего не теряя. Что сказать еще, Господь мой, Жизнь моя, моя Святая Радость? И что вообще можно сказать, говоря о Тебе? Но горе тем, которые молчат о Тебе, ибо и речистые онемели.
5. Кто даст мне отдохнуть в Тебе? Кто даст, чтобы вошел Ты в сердце мое и опьянил его так, чтобы забыл я все зло свое и обнял единое благо свое, Тебя? Что/ Ты для меня? Сжалься и дай говорить. Что я сам для Тебя, что Ты велишь мне любить Тебя и гневаешься, если я этого не делаю, и грозишь мне великими несчастиями? Разве это не великое несчастие не любить Тебя? Горе мне! Скажи мне по милосердию Твоему, Господи Боже мой, что/ Ты для меня? «Скажи душе моей: Я – спасение твое». Скажи так, чтобы я услышал. Вот уши сердца моего пред Тобой, Господи: открой их и скажи душе моей: «Я спасение твое». Я побегу на этот голос и застигну Тебя. Не скрывай от меня лица Твоего: умру я, не умру, но пусть увижу его.
6. Тесен дом души моей, чтобы Тебе войти туда: расширь его. Он обваливается, обнови его. Есть в нем чем оскорбиться взору Твоему: сознаюсь, знаю, но кто приберет его? и кому другому, кроме Тебя, воскликну я: «От тайных грехов моих очисти меня, Господи, и от искушающих избавь раба Твоего». Верю и потому говорю: «Господи, Ты знаешь». Разве не свидетельствовал я пред Тобой «против себя о преступлениях моих, Боже мой? и Ты отпустил беззакония сердца моего». Я не сужусь с Тобой, Который есть Истина, и не хочу лгать себе самому, да не солжет себе неправда моя. Нет, я не сужусь с Тобой, ибо «если воззришь Ты на беззакония, Господи, Господи, кто устоит?».
7. И все-таки позволь мне говорить перед Тобой, Милосердный, мне, «праху и пеплу»6. Позволь все-таки говорить: к милосердию Твоему, не к человеку, который осмеет меня, обращаюсь я. Может быть, и Ты посмеешься надо мной, но, обратившись ко мне, пожалеешь меня. Что хочу я сказать, Господи Боже мой? – только, что я не знаю, откуда я пришел сюда, в эту – сказать ли – мертвую жизнь или живую смерть? Не знаю. Меня встретило утешениями милосердие Твое, как об этом слышал я от родителей моих по плоти, через которых Ты создал меня во времени; сам я об этом не помню. Первым утешением моим было молоко, которым не мать моя и не кормилицы мои наполняли свои груди; Ты через них давал мне пищу, необходимую младенцу по установлению Твоему и по богатствам Твоим, распределенным до глубин творения. Ты дал мне не желать больше, чем Ты давал, а кормилицам моим желание давать мне то, что Ты давал им. По внушенной Тобою любви хотели они давать мне то, что в избытке имели от Тебя. Для них было благом мое благо, получаемое от них, но оно шло не от них, а через них, ибо от Тебя все блага и от Господа моего все мое спасение. Я понял это впоследствии, хотя Ты взывал ко мне и тогда – дарами извне и в меня вложенными. Уже тогда я умел сосать, успокаивался от телесного удовольствия, плакал от телесных неудобств – пока это было все.
8. Затем я начал и смеяться, сначала во сне, потом и бодрствуя. Так рассказывали мне обо мне, и я верю этому, потому что то же я видел и у других младенцев: сам себя в это время я не помню. И вот постепенно я стал понимать, где я; хотел объяснить свои желания тем, кто бы их выполнил, и не мог, потому что желания мои были во мне, а окружающие вне меня, и никаким внешним чувством не могли они войти в мою душу. Я барахтался и кричал, выражая немногочисленными знаками, какими мог и насколько мог, нечто подобное моим желаниям – но знаки эти не выражали моих желаний. И когда меня не слушались, не поняв ли меня или чтобы не повредить мне, то я сердился, что старшие не подчиняются мне и свободные не служат как рабы, и мстил за себя плачем. Что младенцы таковы, я узнал по тем, которых смог узнать, и что я был таким же, об этом мне больше поведали они сами, бессознательные, чем сознательные воспитатели мои.
9. И вот младенчество мое давно уже умерло, а я живу, Господи – Ты, Который живешь всегда, в Котором ничто не умирает, ибо прежде начала веков и прежде всего, о чем можно сказать «прежде», Ты есть – Ты Бог и Господь всего создания Твоего, – стойки у Тебя причины всего нестойкого, неизменны начала всего изменяющегося, вечен порядок беспорядочного и временного, – Господи, ответь мне, наступило ли младенчество мое вслед за каким-то другим умершим возрастом моим или ему предшествовал только период, который я провел в утробе матери моей? О нем кое-что сообщено мне, да и сам я видел беременных женщин. А что было до этого, Радость моя, Господь мой? Был я где-нибудь, был кем-нибудь? Рассказать мне об этом некому: ни отец, ни мать этого не могли, нет здесь ни чужого опыта, ни собственных воспоминаний. Ты смеешься над тем, что я спрашиваю об этом, и велишь за то, что я знаю, восхвалять Тебя и Тебя исповедовать?
10. Исповедую Тебя, Господи неба и земли, воздавая Тебе хвалу за начало жизни своей и за свое младенчество, о которых я не помню. Ты позволил человеку догадываться о себе по другим, многому о себе верить, полагаясь даже на свидетельство простых женщин. Да, я был и жил тогда и уже в конце младенчества искал знаков, которыми мог бы сообщить другим о том, что чувствовал. Откуда такое существо, как не от Тебя, Господи? Разве есть мастер, который создает себя сам? в другом ли месте течет источник, откуда струится к нам бытие и жизнь? Нет, Ты создаешь нас, Господи, Ты, для Которого нет разницы между бытием и жизнью, ибо Ты есть совершенное Бытие и совершенная Жизнь. Ты совершен и Ты не изменяешься: у Тебя не проходит сегодняшний день, и, однако, он у Тебя проходит, потому что у Тебя все; ничто не могло бы пройти, если бы Ты не содержал всего. И так как «годы Твои не иссякают», то годы Твои – сегодняшний день. Сколько наших дней и дней отцов наших прошло через Твое сегодня; от него получили они облик свой и как-то возникли, и пройдут еще и другие, получат свой облик и как-то возникнут. «Ты же всегда один и тот же»: всё завтрашнее и то, что идет за ним, всё вчерашнее и то, что позади него, Ты превратишь в сегодня, Ты превратил в сегодня. Что/ мне, если кто-то не понимает этого? Пусть и он радуется, говоря: «Что же это?». Пусть радуется и предпочитает найти Тебя, не находя, чем находя, не найти Тебя.
11. Услыши, Господи! Горе грехам людским. И человек говорит это, и Ты жалеешь его, ибо Ты создал его, но греха в нем не создал. Кто напомнит мне о грехе младенчества моего? Никто ведь не чист от греха перед Тобой, даже младенец, жизни которого на земле один день. Кто мне напомнит? Какой-нибудь малютка, в котором я увижу то, чего не помню в себе?
Итак, чем же грешил я тогда? Тем, что, плача, тянулся к груди? Если я поступлю так сейчас и, разинув рот, потянусь не то что к груди, а к пище, подходящей моему возрасту, то меня по всей справедливости осмеют и выбранят. И тогда, следовательно, я заслуживал брани, но так как я не мог понять бранившего, то было и не принято, и неразумно бранить меня. С возрастом мы искореняем и отбрасываем такие привычки. Я не видел сведущего человека, который, подчищая растение, выбрасывал бы хорошие ветви2. Хорошо ли, однако, было даже для своего возраста с плачем добиваться даже того, что дано было бы ко вреду? Жестоко негодовать на людей неподвластных, свободных и старших, в том числе и на родителей своих, стараться по мере сил избить людей разумных, не повинующихся по первому требованию потому, что они не слушались приказаний, послушаться которых было бы губительно? Младенцы невинны по своей телесной слабости, а не по душе своей. Я видел и наблюдал ревновавшего малютку: он еще не говорил, но бледный, с горечью смотрел на своего молочного брата. Кто не знает таких примеров? Матери и кормилицы говорят, что они искупают это, не знаю, какими средствами. Может быть, и это невинность, при источнике молока, щедро изливающемся и преизбыточном, не выносить товарища, совершенно беспомощного, живущего одной только этой пищей? Все эти явления кротко терпят не потому, чтобы они были ничтожны или маловажны, а потому, что с годами это пройдет. И Ты подтверждаешь это тем, что то же самое нельзя видеть спокойно в возрасте более старшем.
12. Господи Боже мой, это Ты дал младенцу жизнь и тело, которое снабдил, как мы видим, чувствами, крепко соединил его члены, украсил его и вложил присущее всякому живому существу стремление к полноте и сохранности жизни. Ты велишь мне восхвалять Тебя за это, «исповедовать Тебя и воспевать имя Твое, Всевышний», ибо Ты был бы Всемогущим и Благим, если бы сделал только это, чего не мог сделать никто, кроме Тебя; Единственный, от Которого всякая мера, Прекраснейший, Который всё делаешь прекрасным и всё упорядочиваешь по закону Своему. Этот возраст, Господи, о котором я не помню, что я жил, относительно которого полагаюсь на других и в котором, как я догадываюсь по другим младенцам, я как-то действовал, мне не хочется, несмотря на весьма справедливые догадки мои, причислять к этой моей жизни, которой я живу в этом мире. В том, что касается полноты моего забвения, период этот равен тому, который я провел в материнском чреве. И если «я зачат в беззаконии, и во грехах питала меня мать моя во чреве», то где, Боже мой, где, Господи, я, раб Твой, где или когда был невинным? Нет, я пропускаю это время; и что мне до него, когда я не могу отыскать никаких следов его?
13. Разве не перешел я, подвигаясь к нынешнему времени, от младенчества к детству? Или, вернее, оно пришло ко мне и сменило младенчество. Младенчество не исчезло – куда оно ушло? И все-таки его уже не было. Я был уже не младенцем, который не может произнести слова, а мальчиком, который говорит, был я. И я помню это, а впоследствии я понял, откуда я выучился говорить. Старшие не учили меня, предлагая мне слова в определенном и систематическом порядке, как это было немного погодя с буквами. Я действовал по собственному разуму, который Ты дал мне, Боже мой. Когда я хотел воплями, различными звуками и различными телодвижениями сообщить о своих сердечных желаниях и добиться их выполнения, я оказывался не в силах ни получить всего, чего мне хотелось, ни дать знать об этом всем, кому мне хотелось. Я схватывал памятью, когда взрослые называли какую-нибудь вещь и по этому слову оборачивались к ней; я видел это и запоминал: прозвучавшим словом называется именно эта вещь. Что взрослые хотели ее назвать, это было видно по их жестам, по этому естественному языку всех народов, слагающемуся из выражения лица, подмигиванья, разных телодвижений и звуков, выражающих состояние души, которая просит, получает, отбрасывает, избегает. Я постепенно стал соображать, знаками чего являются слова, стоящие в разных предложениях на своем месте и мною часто слышимые, принудил свои уста справляться с этими знаками и стал ими выражать свои желания. Таким образом, чтобы выражать свои желания, начал я этими знаками общаться с теми, среди кого жил; я глубже вступил в бурную жизнь человеческого общества, завися от родительских распоряжений и от воли старших.
14. Боже мой, Боже, какие несчастья и издевательства испытал я тогда. Мне, мальчику, предлагалось вести себя как следует: слушаться тех, кто убеждал меня искать в этом мире успеха и совершенствоваться в краснобайстве, которым выслуживают людской почет и обманчивое богатство. Меня и отдали в школу учиться грамоте. На беду свою, я не понимал, какая в ней польза, но если был ленив к учению, то меня били; старшие одобряли этот обычай. Много людей, живших до нас, проложили эти скорбные пути, по которым нас заставляли проходить; умножены были труд и печаль для сыновей Адама. Я встретил, Господи, людей, молившихся Тебе, и от них узнал, постигая Тебя в меру сил своих, что Ты Кто-то Большой и можешь, даже оставаясь скрытым для наших чувств, услышать нас и помочь нам. И я начал молиться Тебе, «Помощь моя и Прибежище мое», и, взывая к Тебе, одолел косноязычие свое. Маленький, но с жаром немалым, молился я, чтобы меня не били в школе. И так как Ты не услышал меня, что было не во вред мне, – то взрослые, включая родителей моих, которые ни за что не хотели, чтобы со мной приключалось хоть что-нибудь плохое, продолжали смеяться над этими побоями, великим и тяжким тогдашним моим несчастьем.
15. Есть ли, Господи, человек, столь великий духом, прилепившийся к Тебе такой великой любовью, есть ли, говорю я, человек, который в благочестивой любви своей так высоко настроен, что дыба, кошки и тому подобные мучения, об избавлении от которых повсеместно с великим трепетом умоляют Тебя, были бы для него нипочем? (Иногда так бывает от некоторой тупости.) Мог бы он смеяться над теми, кто жестоко трусил этого, как смеялись наши родители над мучениями, которым нас, мальчиков, подвергали наши учителя? Я и не переставал их бояться, и не переставал просить Тебя об избавлении от них, и продолжал грешить, меньше упражняясь в письме, в чтении и в обдумывании уроков, чем это от меня требовали. У меня, Господи, не было недостатка ни в памяти, ни в способностях, которыми Ты пожелал в достаточной мере наделить меня, но я любил играть, и за это меня наказывали те, кто сами занимались, разумеется, тем же самым. Забавы взрослых называются делом, у детей они тоже дело, но взрослые за них наказывают, и никто не жалеет ни детей, ни взрослых. Одобрит ли справедливый судья побои, которые я терпел за то, что играл в мяч и за этой игрой забывал учить буквы, которыми я, взрослый, играл в игру более безобразную? Наставник, бивший меня, занимался не тем же, чем я? Если его в каком-нибудь вопросике побеждал ученый собрат, разве его меньше душили желчь и зависть, чем меня, когда на состязаниях в мяч верх надо мною брал товарищ по игре?
16. И всё же я грешил, Господи Боже, всё в мире сдерживающий и всё создавший; грехи же только сдерживающий. Господи Боже мой, я грешил, нарушая наставления родителей и учителей моих. Я ведь смог впоследствии на пользу употребить грамоту, которой я, по желанию моих близких, каковы бы ни были их намерения, должен был овладеть. Я был непослушен не потому, что избрал лучшую часть, а из любви к игре; я любил побеждать в состязаниях и гордился этими победами. Я тешил свой слух лживыми сказками, которые только разжигали любопытство, и меня всё больше и больше подзуживало взглянуть собственными глазами на зрелища, игры старших. Те, кто устраивает их, имеют столь высокий сан, что почти все желают его для детей своих, и в то же время охотно допускают, чтобы их секли, если эти зрелища мешают их учению; родители хотят, чтобы оно дало их детям возможность устраивать такие же зрелища. Взгляни на это, Господи, милосердным оком и освободи нас, уже призывающих Тебя; освободи и тех, кто еще не призывает Тебя; да призовут Тебя, и Ты освободишь их.
