Минное поле. Слово русского сапера Дмитрия Егоровича Голикова

– Дмитрий Егорович, – спрашиваю у бывшего сапера, – что же испытывает человек на минном поле? Прошлое проносится перед глазами? Льет пот или мороз по коже?

– Ну, это от времени года зависит… – с усмешкой отвечает ветеран. – Разные мины бывали. Наши фугасы по 5 или 10 килограммов. Немецкие мины противопехотные по 200 грамм и меньше, противотанковые с крышкой – по 10 килограммов. Если в руках взорвется, то конец. И мина улетит, и ты улетишь, и все улетит… Стоишь на коленках, обеими руками отворачиваешь крышку. И никакого страха. Привык уже. Надо выполнять задание – значит, надо. Вообще у нас во взводе все ребята были не боязливые…

Как правило, век солдата на переднем крае недолог – или ранен, или убит. Дмитрий Голиков был на передовой около трех месяцев, за это время трижды ранен, удостоен трех орденов. Причем набор наград, среди которых и один из высших – орден Красного Знамени, редкостный для рядового.

«Но все ордена нашли меня уже после войны, вызывали меня из подмосковного Кунцева, где я поселилися, в столицу, и вручали. В войну я получил только медаль «За боевые заслуги». За что? Пришел к нам во взвод офицер-артиллерист, говорит нашему младшему лейтенанту – дайте двух саперов артиллерию пропустить. Приказ – Голиков, Исайкин, собирайся! И вот идем по дороге со щупами, это длинная палка с металлическим наконечником, тыкаем в землю, в бугорки. Звякает металл о металл… Противотанковая мина не взрывается, для этого нужно давление на нее тяжести. Потом счищаешь землю, отвинчиваешь крышку, под ней – взрыватель. Взрыватель кладешь в карман для отчета (а то бывало, докладывают, а сами не разминировали). Корпус мины берешь за ручку и отбрасываешь в кювет. Всю дорогу проверили. Принес я тогда нашему лейтенанту взрывателей 48 штук…»

В судьбе Дмитрия Егоровича много типичного для того поколения русских солдат. Родился 24 мая 1924 года восьмым ребенком в большой крестьянской семье в поселке Первомайский Ефремовского района Тульской области. После школы-семилетки работал в колхозе, потом поступил в ФЗУ на станции Узловая, стал шахтером. В октябре 1942-го призывался на флот, но опоздал с товарищем на эшелон, увозивший будущих моряков, и был определен в саперы. После четырех месяцев обучения часть должны были отправить под Сталинград, но битва там уже завершилась.

«Эшелоном мы выехали в Москву, оттуда в Калугу, где снова обучались. А потом пешком пошли через Белев и Сухиничи в Козельск, где остановились. Ночевали, помню, у хозяйки. Она все удивлялась, какие мы молоденькие…

Потом – Курская дуга. Страшнейшие бои. На моих глазах все было… Там я и получил первую свою медаль.

В конце августа 1943-го мы наступали под Брянском. За переправу через реку Навля, как мне сказали ребята, меня должны были представить к званию Героя Советского Союза… Дело получилось так. Наш инженер полка капитан Сухиташвили с разведчиками нашли посредине реки островок намытой земли. А мы, саперы, начали готовить переправу. Спилили несколько осин и бросили на этот островок, а оттуда – несколько бревен на немецкий берег. Река довольно широкая, многоводная, течение быстрое. Немцы стреляют, пули свистят мимо ушей. Ребята спрятались в лес. И тут я смотрю на наш мостик – вот-вот наши бревна с островка унесет, и тогда опять надо пилить, укладывать. А время идет, уже наша пехота и минометчики подходят к переправе. Снимаю шинель – и в воду. Захватил с собой длинный шест, воткнул его в берег островка и стою в воде по горло, держу переправу. Минометчики идут, спрашивают – что, сапер, замерз? Стоял, пока весь батальон не переправился, наверно, минут 30-40. Хотя кто там время считал… Нужно было выполнить задание. А в тот момент, если бы не я, наша переправа сорвалась бы, успех боя не был бы обеспечен. Капитан Сухиташвили видел, как я стоял в воде, и сказал нашему младшему лейтенанту, чтобы он писал на меня представление к званию Героя. Наверно, за эту переправу меня и наградили орденом Красного Знамени. После войны я приезжал с женой в Главное управление кадров, но мне было сказано, что наградные листы на руки не дают.

Последнее мое боевое задание – разминирование грунтовой дороги у реки Десны. Накануне здесь подорвалась повозка, двое майоров были тяжело ранены. Утром нас подняли по тревоге. Пошли, все кругом белым-бело от инея. Фугасные мины здесь были, по-моему, наши, поставлены, когда мы отступали. И нам же пришлось их разминировать.

В каждой по две толовые шашки и граната. Берешь их рукой. И кто знает – взорвется или не взорвется? Рассчитать невозможно. Восемь фугасов я снял, а на девятом подорвался…

Потери у нас тогда были большие. Семь человек новеньких пришли и все там остались.

Как меня подобрали – не помню. Очнулся на повозке, весь забинтованный. Попробовал, правая рука работает. Рядом лежит Исайкин, он пришел в себя раньше. Он подходил ко мне перед взрывом, и его зацепило. Тоже ослеп. Но с руками остался. Сопровождавшая нас медсестра говорит мне – смотри-ка, очнулся. А я думала, ты дорогой помрешь…

Испытывал ли я отчаяние? Какое там отчаяние… Спасибо, что жив остался.

В госпитале в Перми (тогда город назывался Молотов) лежал пять месяцев, потом начал садиться на кровати. Пришел ко мне учитель, тоже слепой, Вячеслав Алексеевич Трубицын, эвакуированный из Ленинграда. Спрашивает – ты желаешь по Брайлю учиться? За одиннадцать дней я выучился читать и писать. Быстро освоил, память у меня хорошая. Начал ходить с медсестрой в городскую библиотеку имени Горького, там было много книг по Брайлю. Особенно люблю поэзию, Пушкина, Лермонтова, Некрасова. Потом сам стал писать стихи.

9 июля 1944-го я вернулся в родную деревушку, 25 домов. Родные знали из писем о моем приезде. Матери моей Голиковой Анне Ивановне я посвятил такое стихотворение:

Ты проводила нас на фронт.
Был теплый летний вечер.
Груз неожиданных забот
Упал тебе на плечи.

Ты не ходила по врачам,
В труде не знала скуки,
Хоть и ломили по ночам
Натруженные руки.

Ты с дальних мест ждала вестей,
Где дым закрыл полнеба.
Слыхала тихий плач детей,
С утра просивших хлеба.

И под ударами невзгод
Ты не сложила руки.
Жила, как весь родной народ,
Сносила боль разлуки.

В победу верила, жила,
Все сыновей своих ждала.
Вернулись четверо всего,
Другие скажут – повезло…

Как говорят, смертям назло.
Свет не сошелся клином.
Лишь старший голову сложил
Там, где-то под Берлином…

Старший мой брат, 1913 года рождения, 20 апреля 1945-го прислал письмо – до Берлина осталось 60 километров. И больше от него весточек не было. Остальные четверо братьев, в том числе и я, вернулись домой…

Через год с небольшим я переехал в Кунцево, к сестре, в 1947-м женился, с женой Агриппиной Васильевной жили хорошо, родились дочери Люся и Люба, сейчас есть внуки и правнуки.

46 лет отработал я на нашем 11-м предприятии Всероссийского общества слепых. Мастерил различные электроприспособления…

Вы спрашиваете меня – почему здоровые люди, с глазами и руками, часто жалуются на жизнь, ноют, и что я, прожив слепым уже шестьдесят с лишним лет, мог бы сказать им?

Отвечу еще одним стихотворением:

«Скажите нам – в чем ваше счастье?»
Такой вопрос был вами задан мне.
Я в этом диспуте хочу принять участье
И на него ответить вам вполне.

Я счастлив тем, что существует этот мир.
Я счастлив тем, что есть на свете труд.
Я счастлив, что живу в такой стране,
Которую Россиею зовут.

Я счастлив тем, что есть любовь во мне,
Любовь не только к детям и жене,
Моя любовь и к солнцу, и полям,
Моя любовь к душистым тополям,

Моя любовь ко всей моей стране
И людям все, живущим на земле.
Хочу работать так, чтоб не хватало дня –
Вот что такое счастье для меня.

Как я живу? Мужество надо иметь. Сколько я одних шишек и синяков набиваю за день на лбу, на руках, по всему телу. Слух у меня лет десять назад резко ухудшился. И люди мне не всегда встречались хорошие. Соседи как-то написали, куда надо, – какой он слепой, он сам балкон подметает. Приехал ко мне с проверкой врач, посмотрел мне в пустые глазницы и молча ушел.

Как говорится, жизнь прожить, не поле перейти. Я верую в Бога. А те, кто ноет, – слабовольные они…

Дочь приносит продукты. Я сам завтракаю, посуду мою, стол протираю… Так вот и живешь. Доживешь до гробовой доски. И слава Тебе, Господи».

Понимаешь, что слова ветерана выстраданы всей его жизнью. В его далеко не богатырском облике явно ощутимы та ясность цели и народная воля, которые вели к Берлину русские батальоны.

С душевным подъемом читает Дмитрий Егорович стихотворение, которое можно было бы адресовать очередному антироссийскому саммиту…

Довольно вам, довольно вам
Грозиться нам.
Мы не боимся вас ничуть,
Хоть дайте людям отдохнуть

От всяких взрывов и ракет.
Неужто чести у вас нет?!
Нельзя прекрасный мир губить,
Давайте лучше всех любить!

Довольно крови и смертей,
Довольно убивать людей.
Пусть будет мир на много лет,
Заройте в землю груз ракет!

С наступающим Днем Победы, Дмитрий Егорович! Душевного покоя Вам и добра!