Горькое безумие Алексея Пешкова

Его книги переиздавались многотысячными тиражами. Школьники были обязаны читать его чарующую «Песню о Буревестнике», пьеску «На дне», а в старших классах анализировать довольно скучный роман писателя «Мать». Биография писателя, в целом знакома читающей публике. Но мы отметим некоторые, ключевые на наш взгляд, вехи и обстоятельства его жизни, которые, как нам кажется, малоизвестны.

Пешков Алексей Максимович родился 16 марта 1868 года в г. Нижнем Новгороде, а умер 18 июня (н. ст.) 1936 года в Горках, под Москвой. Похоронен на Красной площади. В 1892 году был напечатан его первый рассказ «Макар Чудра» под псевдонимом М. Горький.

В детстве Алёше довелось трудиться в иконной лавке и побыть некоторое время учеником в иконописной мастерской И. Я. Салабановой. Но сам он в юношеском возрасте увлекался философией Фридриха Ницше и в 1887 году пытался покончить с собой. Причиной попытки самоубийства молодого человека был тяжёлый внутренний духовный и душевный разлад, который привёл к тому, что в конечном итоге Алексей Пешков сформировался как типичный лишний человек, похожий на лермонтовского Печорина – антипода пушкинского Гринёва.

В 1891 году Алексей, ведомый духом мятежа, уходит бродяжничать из Нижнего Новгорода. В Куряжском монастыре, что под Харьковым, он смог увидеть святого Иоанна Кронштадского. Между ними состоялся разговор, который писатель запомнит на долгие годы…

Впервые Максим Горький напечатает злобно-карикатурное описание их краткой встречи в литературном приложении к газете «Накануне» N29, 1922, 30 апреля. В этом очерке Максим Горький свидетельствует о себе и своём отношении к мiру: «…Меня крутил по земле вихрь сомнений, я ходил среди людей полуслепой, не понимая смысла их жизни, их страданий, почти до безумия изумленный их глупостью и жестокостью, измятый своим бессилием, не находя нигде ответов на острые вопросы, а они резали душу мне» .

Это состояние души писателя – странника не укрылось от праведного старца. Максим Горький привёл в очерке простое вразумление, сказанное ему святым прозорливцем: «Церковь говорит тебе: зло – от дьявола, и ты или веришь этому – благо тебе, или не веришь – тогда погиб<…> Я знаю <…> ты возмутитель жизни, ты ходишь, возмущая людей<…>«.

Максим Горький задал Иоанну Кронштадтскому такой вопрос: «Если Бог всемогущ, зачем же допускает козни дьявола?» На это ему дан был жёсткий ответ: «Не твое дело, отверженник, ставить вопросы сии! Разумей это и – оставь меня…»

Кому-то могут показаться грубыми слова праведника, тем более, что любой православный священник может ответить на такой вопрос. Горький просто не смог бы смиренно воспринять ответ и, стараясь «загнать в тупик» батюшку, стал бы задавать еще «каверзные вопросы». Но, поскольку в его сердце не было искреннего стремления к Правде, пользы от разъяснения он бы все равно не получил.

Комментарии, которыми сопровождает этот мучительный диалог М. Горький, оскорбительны в отношении святого. Хотя слова старца, назвавшего писателя посланником дьявола, (или их смысл) приведены, кажется, без искажений: «<…>Видел я таких, людям помогать хотите, а себе помочь не можете! Шляетесь, спрашиваете, обременяя совесть чужую, смутьяны, а совесть пастыря отвечает за вас пред Господом! Бог наш – чистоты и ясности душевной требует, а вы засоряете души ближних хитростями словосплетений дьявольских…»

В очерке «В. Г. Короленко» Горький даёт такую характеристику святому Иоанну Кронштадтскому: «Человек искренне верующий, как веруют немудрые, сельские попики, хорошего, честного сердца. Мне кажется, он испуган своей популярностью, тяжела она ему… Чувствуется <> как будто он действует не по своей воле. Все время спрашивает Бога своего: так ли, Господи?»

Тут Максим Горький очень точно подметил один из главных признаков святости – отречение от своей воли ради воли Божией.

Расставшись с отцом Иоанном, Пешков летом этого же 1891 года пришел в монастырь святого Тихона Задонского… А, спустя пять лет, в 1896 году в «Самарской газете» N39, от 14 февраля напечатан очерк Горького «У схимника» , в котором писатель рассказал о своей встрече с монахом – затворником Задонского монастыря.

«Я спустился в склеп под полом церкви», – пишет Горький. «<…> Предо мною было… худое старческое лицо… Я пристально смотрел в его глаза, и меня смущал и удивлял их живой спокойный блеск… Было в них много…ровным светом сияющего огня и много силы, покорявшей меня, опустившегося в эту яму из любопытства – из злого любопытства, в котором была и частица желания смутить мир души человека, отрекшегося от жизни.»

С мистическим ужасом автор размышляет о великом старце этом, выходящем из смертного склепа только раз в году на Пасху: «…Что же поддерживает в его полуистлевшем теле жизнь, и чем питается огонь, сияющий в его глазах, – в его глазах, целый год лишенных солнечного света… Чем живет этот человек, в гробе живущий, – чего ради?». Но ответить не смог он самому себе. От этого неведомого старца Алексей Пешков услышал духовное вразумление: « – Держи сердце свое в чистоте, но и, загрязнив его, не отчаивайся… Помни: жив Бог – жива душа твоя! Но если умер Бог в сердце твоем – нет тебе спасения, и погибнешь ты яко червь…»

Выйдя от схимника, Алексей Пешков всё думал о монахе, поражённый высотой и глубиной святости, которая коснулась его: «Он был там, в земле, под храмом, в котором каждый день многие души, молясь, изнывали под тяжестью грехов своих, и мне казалось, что вся масса их страданий и скорбей падает сквозь отверстия в полу храма в сырой склеп подвижника, падает и давит собою дряное тело его. И он молится денно и нощно за этих людей, собирающихся в храме над ним, молится за них к Богу, Господину своему, в силу и благость которого – он непоколебимо верует, – молится из-под земли и уверен, что молитва его дойдет до небес<…>«

Наверное, это были встречи, дающие душе возможность ко спасению. Шанс, которым писатель воспользоваться не смог и не захотел. Думается, что после этих знаковых встреч Максим Горький окончательно становится ожесточённым противником Святой Руси. Этот несомненный факт имеет не одно документальное подтверждение.

В архиве писателя после его смерти была обнаружена белоэмигрантская газета «Возрождение» N2784, 1933г, 15 января (н. ст.) со статьей «Памяти преподобного Серафима Саровского (2 января 1833-2/15 января 1933)» и гнусненькая заметка о Серафиме Саровском, написанная самим Горьким с чужих слов. Максим Горький не мог не знать и не слышать о св. Серафиме Саровском, всенародное почитание которого выразилось в торжествах 1903 года при участии императора Николая II.

На третий год после великого праздника Максим Горький издал в Германии и Франции клеветнический памфлет «Русский царь», в котором были следующие слова: «Лицо царя <…> Это было лицо человека прежде всего болезненно трусливого, а потом злого и неумного… Душа [царя – Р. И.] ничтожная… коптела, наполняя страну мою смрадом духовного разврата и преступлений…»

Клевету Горького о болезненной трусливости Николая II позже опровергли сами большевики. Ленинградским издательством «Красная звезда» в 1927 году был издан сборник воспоминаний и документов «Отречение Николая II» и переиздан московским издательством «Советский писатель» в 1990 году. Один из авторов – составителей сборника пишет прямо о Николае II: «Где же тряпка? Где сосулька? Где слабовольное ничтожество? В перепуганной толпе защитников трона мы видим только одного верного себе человека – самого Николая. Он стоек, и меньше всех струсил».

Однако Горький писал не только памфлеты. Вот, что говорил Горький в панегирике «В.И.Ленин» (ПСС, М., 1974г., т.20, сс.7 – 49) написанном в 1930 году о вожде мировой революции: «…Великое дитя окаянного мира сего… настоящий человек мира сего…» Эти слова отсылают читателя прямо к Евангелию, в котором князем мира сего называется сатана. Широко известен приказ «великого дитяти»: «Чем большее число <…> духовенства удасться <…> расстрелять, тем лучше». В гимне Горького есть еще и такие слова: «…Ленин умер. Наследники его разума и воли его – живы. Живы и работают так успешно, как никто, никогда, нигде в мире не работал.»

В 1929 году на открытии Второго Всесоюзного съезда воинствующих безбожников Горький сказал, что «в той любви, которую проповедуют церковники, христиане, — огромнейшее количество ненависти к человеку». Во время речи Горького в президиум поступила записка, в которой было написано: «Горе тому, кто пререкается с Создателем». Горький зачитав, её вслух ответил, что религии нет места в России, и развил свою мысль: «Кто может быть сильнее нашей воли и сильнее нашего разума? Наш разум, наша воля — вот что создаёт чудеса. Кто создал богов? Мы, наша фантазия, наше воображение. Раз мы их создали, мы имеем право их ниспровергнуть». Эти слова писателя были встречены одобрительными аплодисментами.

«Нам не надо никого, кроме человека, его свободного разума», – высказал своё кредо Максим Горький, будто забыв о том зле, который творил в 1917 году освобождённый от Бога и совести человеческий разум. Горький видел действие «освобождённого разума» тогда и с ужасом описывал кровавую вакханалию революции в «Несвоевременных мыслях».

Тем не менее, Максим Горький вместе с театральным режиссёром В. Мейерхольдом, архитектором Б. Иофаном и другими деятелями подписал письмо в адрес власти с просьбой уничтожить храм Христа Спасителя, построенный в честь победы русского народа над армией Наполеона в 1812 году. Пятого декабря 1931 года в 12 часов дня главный православный храм России был взорван. Плиты с именами героев Отечественной войны 1812 года были раздроблены и крошками от них были посыпаны дорожки в парках Москвы. Другие части храма пошли на обустройство станций метро «Кропоткинская», «Охотный ряд», и «Новокузнецкая».

В массовом сознании за 70 лет советской власти был сформирован образ Горького – страдальца за народ и правдолюбца, живущего в бедности и нужде. Но вот, что писал о Горьком в своих дневниках его собрат по перу К. И. Чуковский: «Сейчас вспомнил, как Леонид Андреев [писатель – тоже богоборец – Р. И.] ругал мне Горького: «Обратите внимание: Горький – пролетарий, а все льнет к богатым – к Морозовым, к Сытину, к (он назвал ряд имен). Я попробовал с ним в Италии ехать в одном поезде – куда тебе! Разорился. Нет никаких сил: путешествует как принц» (Чуковский. К.И. «Дневник»(1901г.) М.,»Советский писатель», 1991, с.124.) .

Тут мы заметим только, что Савва Морозов щедро финансировал большевиков. На 133 странице «Дневника» Чуковский пишет: «Память у Горького выше всех других его умственных способностей. Способность логически рассуждать у него мизерна, способность к научным обобщениям меньше, чем у 14-летнего мальчика…»

Революции 1917 года и их развитие принесли Горькому, как любителю искусства, много приятных моментов. Поэтесса Зинаида Гиппиус писала 18 мая 1918 года, находясь еще в Петрограде: «Горький скупает за бесценок старинные вещи у «буржуев», умирающих с голоду» (З. Гиппиус «Петербургские дневники», 1918 // «Наше наследие» N6, 1990г. с.98.).

Поведение Горького не должно удивлять, ведь ещё в 1917 году он опубликовал такое признание: «…Я никогда ни в чём и не перед кем <…> не каялся, ибо к этому <…> питаю органическое отвращение. Да и не в чем мне каяться <…>« (Несвоевременные мысли, М.1990 г. с221 – 222.).

Эти слова знаменитого писателя зримо свидетельствуют о катастрофе личности, представляющей собой образ и подобие Божие, ставшей на гибельный путь борьбы против Творца всего сущего, против Святой Руси и Церкви… непобедимых.