Поколение «нечитателей»

«Кем приходилась Анна Каренина Стиве Облонскому?». Вопрос тринадцатого сектора (присланный по Интернету) в элитарный клуб «Что? Где? Когда?»  вызвал у команды молодых знатоков шок. Равно как и у зрителей — не может быть, чтобы они не знали! Ведь добрались же как-то до счета 5:5, значит, неглупые, в общем-то, ребята. Минута обсуждения тает в догадках: «Может, крестной? А может быть, никем?».

Валерий Владимирович Прозоров

— Она округлила глаза и пристыдила меня: «Я толстых книжек не читаю!».

И действительно, зачем портить зрение, если вся классика русской литературы умещается в нескольких десятках страниц? В кабинете Валерия Владимировича хранится такой «раритет» — тоненькая книжечка-пересказ произведений Гоголя, одного из любимейших авторов профессора Прозорова.

— В одной книжке — полное собрание сочинений! — грустно шутит Валерий Владимирович. На прошедшей недавно в Саратове Международной конференции «Славянский мир: общность и многообразие» он сделал интереснейший доклад «Кириллица и проблемы национально-культурной идентичности современного славянского мира», в котором показал, чем может обернуться для нас потеря языкового самосознания. Мы встретились с Валерием Владимировичем, чтобы поговорить о том, насколько опасно сегодня положение некогда самой читающей нации и угрожает ли нашему русскому языку латиница.

— Когда в прошлом году объявили «Год русского языка», я подумал: почему же так мало? — удивляется собеседник.— Вся великая наша словесность — на кириллице. От «Слова о полку Игореве» и «Слова о Законе и Благодати» преподобного Илариона, митрополита Киевского,— до Ломоносова и Державина, до Пушкина и Гоголя, до Достоевского и Солженицына… А словесность — понятие, которое очень трудно переводится на другие языки. Замечу, что само название «славяне» восходит к понятию «слово». И от бережного, трогательного, ревнивого отношения к слову, к нашей письменности, к ее графическому выражению впрямую зависит и наше общее национально-культурное самочувствие.

Самочувствие, прямо скажем, не очень — особенно когда идешь по родному городу и видишь вывески — даже не на английском, а на безграмотной порой смеси английского и русского:

— Как говорила невеста из водевиля Чехова «Свадьба»: «Они хочут свою образованность показать» — и клиентам угодить, — перефразирует классика Валерий Владимирович.

Впрочем, он не считает, что обилие заимствованных слов — это катастрофа для языка. Взаимодействие разных языковых систем — процесс естественный и для русского языка не новый.

— Существуют законы языкового развития,— объясняет профессор.— В эпоху Золотой Орды в наш язык вошли тюркизмы. В эпоху Петра I — заимствования из немецкого, голландского, позднее — французского. В последние десятилетия нашу речь заполонили англицизмы. Этому помимо политики способствует Интернет. В принципе, процесс закономерный, но проблема в другом: его никто не контролирует. Раньше в самом обществе всегда были люди — специалисты, поэты, писатели,— которые сопротивлялись этой тенденции. Вспомните знаменитое грибоедовское «смешенье языков французского с нижегородским». А что происходит с письменностью сейчас?

Получается, что нам угрожает не столько латиница, сколько безразличие к русскому языку его носителей.

— Это очень тревожная тенденция,— считает Валерий Владимирович.— Нам по наследству досталось кириллическое письмо, и вся наша культура, наша историческая память основаны на алфавите, восходящем к кириллице. Но сегодня мы с легкостью отказываем себе и последующим поколениям в праве быть носителями системы письменных знаков, полученной от предков; от того языка, который делает нас теми, кто мы есть, кем должны быть. Заметьте, ни армяне, ни грузины, ни японцы, ни китайцы от своего письма не отказываются. И на рекламе известных торговых марок делают перевод — более крупными буквами, чем на латинице. Это вопрос национального самоуважения.

Валерий Владимирович рассказывает, что в университет уже приходит молодежь, которая на английском языке пишет лучше, чем на русском. А отмена экзаменационных сочинений по литературе, перевод этого школьного предмета в разряд второстепенных, только способствует тому, что все меньше и меньше ребят в состоянии написать связный текст на русском языке:

— Это беда нашей культуры,— убежден профессор Прозоров.— Сейчас идут споры о ЕГЭ. Не нужно иметь филологического образования, достаточно лишь вслушаться в это слово — в лучшем случае оно вызывает ассоциации с Бабой-Ягой. У нас вообще по части аббревиатур в языке много всего — одно слово ГИБДД чего стоит, или МУДЕЗ. Язык все называет своими именами. А может быть, существует обратная связь — назвались люди так, вот им и не по себе после этого? Тот же чудовищный по звучанию ЕГЭ — это еще и издевательский эксперимент. Недавно меня попросили ответить на один из вопросов: «Как относился Пушкин к царю Александру I?» — и предложили следующие варианты: а) хорошо; б) плохо; в) сперва хорошо, потом плохо и г) сперва плохо, потом хорошо. Что составители теста имели в виду? Понятия не имею. И пока не прекратится это издевательство над нашей словесностью и над Пушкиным в том числе, мы тоже не прекратим выступать против ЕГЭ по литературе.

Одним словом, поводов для оптимизма мало. Но…

— Остается надежда, которую мы храним,— говорит Валерий Владимирович.— Потому что живем не в «этой», а в нашей стране; не среди «этого» народа, а сами и есть народ; говорим не на «этом», а на родном языке. «Наше», «мое» — это ощущение должно сохраняться обязательно. Дистанция языкового безразличия должна быть преодолена.

Подготовила Ольга Новикова