Ответы протоиерея Александра Шаргунова

Не кажется ли Вам, что в христианстве нередко можно видеть некоторое высокомерие по отношению к науке и культуре, даже презрение к земной жизни и жизни тела? Кажется, и Священное Писание (особенно апостол Павел), и многие святые отцы не скрывают этого. Столько в мiре тьмы и страданий, и разве культура и знание не являются светом и утешением в нём? И.В.Дроздов, г.Сергиев Посад

В самом деле, приобрести Христа — всё приобрести с Ним и в Нём. Смысл жизни — «познать Его, и силу Воскресения Его, и участие в страданиях Его, сообразуясь смерти Его, чтобы достигнуть воскресения мертвых». Пусть эта всепревосходящая ценность познания Христа будет у нас. Ради этого мы собираемся в Церкви, чтобы утвердиться в истинном общении с Богом и друг с другом. Наша цель, свидетельствуют все святые, — не в том, чтобы знать всё о Христе, но чтобы знать Христа, лично знать Его. Это и означает «познать силу Его Воскресения». Потому что для нас Воскресение — не просто победа, одержанная в прошлом, в далёкой истории, какой бы ослепительной она ни была. И это не то, что относится только ко Христу, как бы ни было это важно для Него. И не только к Божией Матери в Её светоносном Успении. Это великая сила, которая действует в жизни каждого христианина. Каждый из нас знает, о чём идёт речь. Мы не в состоянии описать это чудо, совершившееся в жизни миллионов и миллиардов людей.

Но сила Воскресения Христова открывается у всех, по крайней мере, в трёх направлениях. Прежде всего, мы с несомненностью узнаём о ценности этой земной жизни и этого тела, в котором мы живём. Христос воскрес в человеческом теле, это тело Он освящает Своей победой. Только в этом свете мы воспринимаем сегодня войну диавола и слуг его против святыни человеческого тела. Во-вторых, Воскресением Христовым нам ясно открывается жизнь будущего века, к которой мы идём. Оттого что Он живёт, и мы будем живы, Его победа — вечная наша победа. И, наконец, мы знаем, что в жизни и смерти, и за пределами смерти Воскресший Господь всегда с нами. Его обещание быть с нами до скончания века — неложно. Воскресение Христово — уверение, что жизнь стоит того, чтобы жить, что наше человеческое тело священно. И что смерть — не конец жизни, а крестный пасхальный переход. И ничто ни в жизни, ни в смерти не может нас разлучить с Ним.

Это познание означает также участие в Его страданиях. Постараемся утвердиться в этой мысли. Когда нам даются скорби, то даётся непостижимым образом участвовать в страданиях Самого Христа. Стоять вместе с Божией Материю и Его возлюбленным учеником у Креста. Участвовать в страданиях Самого Христа и даже восполнять, как говорит апостол, недостающее Его страданиям. Не обязательно во времена гонений. Переносить страдания с верой — значит переносить их и за веру. Жить Воскресением Христовым среди всё более умножающихся скорбей в этом мiре — значит иметь пасхальную память о том, что они не наказание, а преимущество, дар Божий, участие в деле Христовом.

Придя в Церковь, я мечтала найти в ней идеал человеческого общения, устав от той лжи, эгоизма и лицемерия, которыми пресытилась в мiру, но, увы, меня ждало разочарование. Люди, называющие себя верующими, во многих отношениях оказываются ничем не лучше других. Или, может быть, мне просто не повезло? И есть другие, по-настоящему христианские, приходы и общины? О.Ильина, г. Переславль-Залесский

Мы должны решительно отказаться от смутных чувств, которые заставляют нас желать чего-то большего, чем то, что Христос уготовал нам. Не желать найти в Церкви неизвестно какого общения, поскольку не удалось его найти вне её. Это значит внести в Церковь закваску собственных желаний. Именно здесь христианское общение подвергается самой серьёзной опасности — вдохновения тем внутренним тревожным горением, когда за него принимают мечту о прекрасном идеале и не отличают тоску об этом общении, которую каждый верующий человек носит в себе, от реальности общения во Христе. Чрезвычайно важно осознать с самого начала, что христианское общение не есть человеческий идеал. Это то, что дано Богом, и, следовательно, оно — духовного порядка, а не душевного.

Разумеется, каждый серьёзный христианин с неизбежностью стремится к высоте и красоте жизни в Церкви и старается это осуществить. Но по милости Божией его прекрасная мечта будет без конца разбиваться о благодать Божию. Своей благодатью Бог не даст нам слишком долго жить в Церкви нашей мечты, в атмосфере мнимого умиления и «благочестивой» упоённости. Ибо наш Бог не есть Бог сентиментальных чувств, но Бог истины. Вот почему истинно только то общение, которое не боится разочарования, с неизбежностью приходящего через всеваемые врагом в душу плевелы. Только оно может начать становиться таким, каким Бог этого хочет, и верою постигать обетования, данные Богом.

Богу неугодна благочестивая мечтательность, потому что она делает нас жестоковыйными и претенциозными. Она подвигает требовать невозможного от Бога, от других и от самих себя. Во имя своей мечты христиане могут ставить Церкви свои условия, быть немилосердными судиями своих ближних и Самого Бога. Они напоминают тех, кто думают, что смогут наконец-то основать подлинную христианскую Церковь, и требуют, чтобы все приняли тот её образ, который они предлагают. И когда всё идёт не так, как им хотелось бы, начинают обвинять своих собратьев, затем Бога, затем горечь отчаяния обращается против них самих.

Всё станет иным, когда мы поймём, что Сам Бог уже положил единственное основание, на котором может созидаться наше общение, и что Он уже связал нас, верующих во Христа, нелицемерно поклоняющихся Его Кресту, в единое Тело, чтобы мы приступали ко Господу не с нашими требованиями, а с благодарным сердцем, исполненным готовности всё принять от Него. Мы благодарим Бога за дар общения с Ним. Мы благодарим Его за то, что Он даёт нам братьев и сестер, так же, как и мы, живущих Его избранием, Его прощением и Его обетованием. Мы больше не будем в мечтательности жаловаться на то, что Он даёт нам каждый день Свой Крест и тех, кто призван разделить с нами нашу многоскорбную жизнь под покровом благодати Его. Разве может быть что-нибудь большее?

Час, когда мы испытываем великое разочарование от общения с другими верующими, может быть для нас поистине спасительным, потому что он помогает нам понять; мы, ищущие подлинного общения, абсолютно не можем рассчитывать на наши собственные слова, поступки, но только на Слово Божие и на то, что Господь совершил и совершает Своим Крестом, реально соединяя нас друг с другом, даруя нам прощение наших грехов. Подлинное христианское общение достигается только тогда, когда мы перестаём превращать в мечту то, что Он даёт нам Своим Крестом.

В том, что я хочу сказать, наверное, не будет ничего нового. Большинство из тех, кто переступает сегодня порог храма, приходят в него, чтобы попросить об исцелении от болезни, получить помощь в трудных обстоятельствах, во всех делах. И Церковь совершает молебны по всякому поводу, освящает квартиры, офисы, даже автомобили… Неужели молитва лишь для того, чтобы просить Бога о земном благополучии и благоприятствовании во всём временном? Разве любящему Бога всё — и успех, и неуспех — не содействуют во благое? Какой смысл в этих молитвах и благословениях, если «земля и все дела на ней сгорят»? Что будут они значить, когда тело наше обратится в прах и все наши дела и труды закончатся навсегда, всё, что нас волнует на земле, пройдёт как дым? К.Лифанов, г. Самара

Всё так и есть, как Вы говорите, если наши земные заботы существуют сами по себе, а не в духовной перспективе. Но наш путь к Небу проходит по земле. Это значит, что все наши материальные нужды, нашу работу, обязанности, заботы мы должны приносить Богу в молитве, чтобы Он освободил их от тленного, преходящего значения и сделал соответствующими Своему благому замыслу, освятил, придал им спасительный смысл. Поэтому мы не должны просить в наших молитвах, чтобы в трудах нам обязательно сопутствовал успех, принося нам земную славу или земной покой, материальное благополучие.

Но мы просим благословения у Бога, чтобы Он очистил наши труды и дела от духа эгоизма и себялюбия, от всего, что питает нашу гордыню и тщеславие. И чтобы Он вдохновил нас хранить правый образ мыслей при исполнении всех наших дел. Чтобы не было в наших трудах ни злобы, ни зависти, ни бесчестности, ни обмана, ни лжи, чтобы Он даровал нам духовную крепость не страшиться никаких угроз, не пасовать перед опасностями, не быть лицемерами и человекоугодниками, какое бы место человек ни занимал, не роптать, когда нас постигают потери или несправедливость. Когда мы молимся о земном, мы должны просить у Бога научить нас ценить духовные ценности выше всяких наших дел и нашего преуспеяния в делах так, чтобы нам обрести способность защищать невинных, восхищаться прямотой и честностью людей бескорыстных, чтобы мы узнали, что лучше давать, чем принимать, и давать с щедростью. И чтобы для нас стремление сохранить терпение и любовь в самых трудных обстоятельствах было всегда важнее любой материальной выгоды. Таким образом, молитва становится тем, что преобразует желания по плоти в желания духовные, она делается средством очищения наших дел, наших мыслей и наших намерений от скверны греха. И тогда наши временные дела, какими бы скромными, будничными они ни были, оказываются достойными приношения Богу, как самое высокое христианское служение.

Два самых важных и самых противоречивых процесса происходят в современном мiре. С одной стороны, всё больше атеистов, с другой — всё сильнее заявляют о себе разного рода лжерелигии. Как Вы думаете, к чему этот процесс приведёт? Л.И.Нестерова, г. Арзамас

Как известно, к приходу антихриста, которого Христос «убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего», современный мiр, в том числе некогда христианская Европа, декларирует свой атеизм или оккультизм. Льстя себе тем, что покончил с религией, он не замечает ныне идолов, которых насаждает и которым поклоняется: деньги, успех, наслаждение, самоугождение. Но как ни странно, ни одно серьёзное размышление о будущем человечества, ни один анализ «антропологического разрыва» — разрыва с тем, чем веками жили люди, — который происходит сегодня, не может обойтись без того, что политологи и публицисты стыдливо называют «религиозным фактором». Религия уже не может восприниматься как красивый пережиток примитивного мышления. Тем более, она не может более изображаться как ужас, от которого нужно избавиться любой ценой. Она — перед нами, перед современным обществом. Вне зависимости от того, находимся ли мы вне или внутри неё, она — неотъемлемое обстоятельство нашего настоящего и, несомненно, нашего будущего. И мы вынуждены осмыслить (или переосмыслить) этот «религиозный фактор», подумать о месте, которое ей подобает занять в непредсказуемом мiре. Потому что утопия — это когда будущее строится только по горизонтали. Но без вертикали не существует горизонтали. Другое дело, и в этом вся суть, когда вертикаль идёт настолько вкривь и вкось, что вместе с ней катастрофически ломается линия горизонтали…