Томос 1686 года о передаче Киевской митрополии под омофор Московского патриарха из Константинопольской Православной Церкви и обстоятельства этой передачи стали в последнее время предметом обостренной дискуссии. Константинопольская Патриархия сейчас вдруг стала категорически оспаривать правомерность этой передачи. О том, насколько эти претензии справедливы, и о проблемах перехода 1686 года мы беседуем с профессором Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, доктором церковной истории Владиславом Игоревичем Петрушко.
Киевская и Московская части прежде единой Русской Церкви
– Скажите, пожалуйста, как долго Киевская митрополия входила в состав Константинопольского Патриархата? И как долго она существовала отдельно от Московской митрополии?
– Киевская митрополия значится в списках митрополий Константинопольского Патриархата с конца Х века. С течением времени она, оставаясь Киевской по титулу, потом фактически перемещается, как мы знаем, во Владимир. Киев остается первопрестольной кафедрой, но номинально. Патриарх Варфоломей на синаксе в начале сентября то ли преднамеренно, то ли случайно допустил крупную ошибку, когда заявил, что Киевская митрополия была перенесена в Москву без разрешения Константинопольской Патриархии. Во-первых, не митрополия была перенесена, а переехал митрополит, а кафедрой все равно оставался Киев. Во-вторых, кафедра в итоге переехала не в Москву, а во Владимир. Владимир был признан в середине XIV века решением Собора епископов Константинопольской Церкви вторым престольным городом митрополии и местом пребывания митрополита Киевского и всея Руси. Однако митрополит Алексий, с поставлением которого на митрополию это решение принималось, уже находился в Москве. Признание Владимира, а не Москвы вторым кафедральным городом Русских митрополитов было связано с нежеланием раздражать Литовского князя Ольгерда, вступившего в то время в острое соперничество с Московскими князьями.
Далее, как мы знаем, в 1439 году была заключена Флорентийская уния. На Соборе 1441 года в Москве митрополит Киевский и всея Руси грек Исидор был низложен русскими епископами и осужден как еретик, заключивший унию и отрекшийся от Православия. В связи с этим Православная Церковь на Руси перешла к своему независимому от униатского Константинополя существованию, поскольку это был вопрос догматический, а не канонический. Вскоре после Московского Собора 1441 года и Восточные Патриархаты тоже отреклись от унии. А Константинополь сделал это только в 1453 году, лишь после взятия столицы империи турками. Так что именно униатство Константинопольских патриархов и стало причиной того, что Русская Церковь ради сохранения Православия пришла к автокефалии. Не могла же она подчиняться патриарху-униату!
Совращение Западной Руси в унию привело к разделению единой Русской Церкви на Московскую и Киевскую митрополии
С избранием на Русскую митрополию святителя Ионы и его признания митрополитом в Западной Руси вся Русская Церковь стала автокефальной. Но в 1458 году король Польский и великий князь Литовский Казимир Ягеллончик, который до этого признал митрополита Иону предстоятелем единой Русской Церкви, отказался от него и принял митрополита-униата Григория. Его в Италии поставил митрополитом на Западную Русь Григорий Мамма – Константинопольский патриарх-униат в изгнании. Митрополит-униат Григорий был направлен в пределы Западной Руси. В результате чего и произошло разделение прежде единой Русской Церкви на Московскую и Киевскую митрополии – именно в силу совращения западнорусской части митрополии в унию.
Однако митрополит-униат Григорий вскоре увидел, что православное население Западной Руси унии не приемлет. И Григорий, видимо, понимая, что как униат он себя среди православных русинов Литвы и Польши не реализует, пошел на контакт с Константинопольской Патриархией. Он отрекся от унии и снова был принят в общение, поставлен вновь Константинополем как митрополит Киевский и всея Руси, с претензией и на Московскую часть Русской Церкви. Но в искренность его возвращения в Православие в Москве не верили, да и перспективу вернуться под жесткую юрисдикцию Константинопольского патриарха, который теперь поставляется султаном-мусульманином и целиком от него зависит, великий князь Иван III, конечно, не одобрял, как и священноначалие Русской Церкви. И, в конечном счете, это разделение закрепилось: с этого времени существовали отдельно Киевская и Московская части прежде единой Русской Церкви. В таком виде они просуществовали до конца XVII века, когда в 80-х годах этого века при патриархе Иоакиме (Савёлове) состоялось воссоединение Киевской митрополии с Московским Патриархатом.
– То есть это разделение продлилось около 200 лет?
– Даже больше.
Константинопольские патриархи не оказывали влияния
на церковную жизнь Западной Руси
– А как это разделение переживалось? Как нечто совершенно ненормальное, или просто потом политическая ситуация изменилась и разъединенные части решили объединить?
– Во-первых, несмотря на притязания Константинопольских патриархов на контроль за жизнью Русской Церкви, они в ней, в общем-то, никак не участвовали. Уже в конце XV века они отказались от первоначально заявленного требования, чтобы Киевский митрополит приезжал на поставление в Стамбул. Сначала присылали для этого экзархов, потом прекратилось и это. Киевская митрополия по сути стала самостоятельной (если не считать все более возраставшей зависимости от польско-литовских католических властей), лишь числясь в подчинении Константинополя. Но это не то чтобы был статус, за который специально и сознательно боролись. Он сложился достаточно стихийно, в силу того, что Константинопольские патриархи практически не имели возможности оказывать влияния на церковную жизнь Западной Руси.
– Но все-таки разделение на Киевскую митрополию и Московскую переживалось как-то обостренно? Было ли, например, движение к воссоединению со стороны самих клириков?
Польско-литовский монарх кафедры и монастыри отдавал в кормление светским феодалам
– Церковная жизнь в Московском и Литовском княжествах оказалась очень разобщенной, тем более в польской части Руси, в Галиции. Конфронтация между литовскими и московскими государями приводила к тому, что эти связи все более ослабевали. А потом, уже в середине – второй половине XVI века, Киевская митрополия входит в полосу очень глубокого кризиса. Во многом это было следствие права патроната, при котором совершенно непригодные к служению в Церкви лица из числа православных феодалов становились архиереями. Мы знаем из сохранившихся исторических документов, какие безобразия тогда творились квазиправославными епископами Речи Посполитой. Поскольку король не имел особого земельного фонда, из которого мог бы жаловать своих подданных и вообще был достаточно слабой фигурой, он нашел способ употребить для этой цели церковную собственность. Польско-литовский монарх пользовался для поощрения православной знати церковным земельным фондом. И в качестве пожалования за службы королем стали осуществляться назначения на церковные должности – на епископские кафедры и настоятельские должности в монастырях. То есть король узурпировал себе право назначать епископов, архимандритов, игуменов. По сути кафедры и монастыри отдавались в кормление светским феодалам.
– Но для этого же нужно было быть неженатым человеком!
– Это подразумевало, конечно, такой статус. Но очень скоро на это просто перестали обращать внимание. Скажем, львовские братчики жаловались патриарху Иеремии накануне заключения Брестской унии, что ряд архиереев были кто с женами, а кто, простите, с любовницами. Отсюда глубочайший кадровый кризис, потому что коррумпированные архиереи не заботились о Церкви. Мало того, некоторые из них пятнали Церковь своими деяниями. Например, Кирилл Тарлецкий, один из подписантов Брестской унии, был фигурантом уголовных дел – вплоть до грабежей на дорогах, набегов на соседние имения и изнасилования. На многих архиереях того времени, как говорится, клейма негде было ставить.
Собственно, Брестская уния потому во многом и была заключена, что эти архиереи всполошились впервые за сто лет, когда патриарх Константинопольский Иеремия приехал в пределы Речи Посполитой и вознамерился навести порядок. Они, прежде всего, испугались, что могут быть низложены, а значит, лишатся своих владений и привилегий. И правда, некоторые были низложены – кто за двоеженство (митрополит Онисифор Девочка), кто за нераскаянный грех убийства (Супрасльский архимандрит Тимофей Злоба) и т.д.
Но в целом это была случайная акция. Иеремия ехал, как известно, в Москву за милостыней, где он участвовал в поставлении первого Московского патриарха Иова. А на обратном пути он занялся администрированием в Киевской митрополии по просьбе братчиков, которые донесли ему, что местные архиереи сильно безобразничают. Но Иеремия не знал языка, не ориентировался в реалиях церковной жизни Западной Руси. Поэтому он принимал достаточно лихорадочные и часто не очень уместные решения. Однако епископы-феодалы Западной Руси испугались, что Константинопольские патриархи проложат дорогу в Москву, будут туда-сюда ездить за милостыней и будут периодически трясти и низлагать православных архиереев Речи Посполитой. Надо было что-то срочно делать. Замысел был подсказан, прежде всего, иезуитами (о проекте новой унии с Римом прямо говорилось в книге иезуита Петра Скарги). Идея состояла в том, чтобы пойти на поклон к папе Римскому и предложить ему унию в надежде, что за это епископы Речи Посполитой на вечные времена будут избавлены от дамоклова меча разбирательств и их права и имущество будут гарантированы до конца их жизни.
Гетман Самойлович активно ратовал за переход Киевской митрополии в Московский Патриархат
Таковы были реалии церковной жизни. Но случай с Иеремией был уникальным. В целом же Киевская митрополия после Брестской унии весь XVII век существовала без какого-либо участия Константинополя в ее жизни. Это, по сути, и было главной причиной того, что казачество и духовенство левобережной части Украины выступали за переход в юрисдикцию Москвы. Это намерение поддерживали архиепископ Черниговский Лазарь (Баранович), Киево-Печерский архимандрит Иннокентий (Гизель) и многие другие церковные деятели. Но проблема была в том, что епархии Киевской митрополии на территории Левобережья были только в Киеве и Чернигове (воссоздана при Хмельницком после долгого перерыва). А остальные епархии были на территории Правобережья, и епископами там были, опять же, шляхтичи, подданные Польского короля, лояльные ему и находившиеся под его влиянием.
Тем не менее новые выборы Киевского митрополита в конце XVII века происходили при активном участии казачества, старшины которого, по сути, заменили собой шляхту – истребленную или окатоличившуюся. И известно, что гетман Самойлович активно ратовал за переход Киевской митрополии в Московский Патриархат. Поэтому нельзя говорить, что это был нажим со стороны Москвы. Хотя, безусловно, в Москве к этому также стремились и патриарх Иоаким, и правительство царевны Софьи.
За или против?
– Но оппоненты говорят, что на Соборе при выборах «промосковского» Киевского митрополита в 1685 году участвовали в основном миряне, а из духовенства были только представители Киевской епархии. Даже говорят, что и киевское духовенство перед томосом 1686 года более 30 лет сопротивлялось переходу под омофор Московского Патриархата.
– В Соборе участвовали не только миряне, но, действительно, там не было епископов, потому что правобережные не участвовали, а левобережный архиерей – архиепископ Черниговский Лазарь (Баранович) – был страшно оскорблен. Гетман Самойлович очень хотел выдать свою дочь за племянника владыки Гедеона, которого в итоге и изберут Киевским митрополитом, чтобы стать настоящим аристократом, ведь Гедеон был в миру князем Святополк-Четвертинским. Самойлович очень хотел этот брак устроить, поэтому для него Гедеон был более предпочтительной фигурой. А Лазарь, который был вполне промосковски настроен, именно по той причине, что Самойлович хотел провести на митрополию Гедеона, был фактически отстранен от выборов. Он не был даже приглашен на Собор и поэтому был очень обижен. Раньше его неоднократно ставили местоблюстителем Киевской митрополии в условиях, когда не было митрополита или когда митрополит сбегал в Польшу, как, скажем, Дионисий (Балобан).
Однако говорить, что Киевская митрополия, киевское духовенство в целом были против вхождения в Московский Патриархат – это сильное преувеличение. Как раз очень многие были за, так как видели в этом гарантию нормализации церковной жизни после долгих лет т.н. «Руины».
– А кого среди них все-таки было больше – сторонников вхождения в Московский Патриархат или противников?
– Это сложно сказать, потому что мнения часто менялись. Например, так было, когда московские власти на должность местоблюстителя Киевской митрополии на смену Лазарю (Барановичу) выдвинули бывшего нежинского протопопа Мефодия (Максима) Филимонова, так как он был связан с казачеством и более вхож в круги казачьих старшин. Но затем ставший епископом Мстиславским Мефодий – человек крайне честолюбивый – из сторонника Москвы превратился в ее противника, когда встал вопрос о выборах нового митрополита Киевского, что было чревато для Мефодия потерей статуса местоблюстителя. И именно он в своих корыстных целях распропагандировал киевское духовенство против Москвы. Но известно, что это был какой-то очень краткосрочный момент, импульс. А когда навеянные Мефодием страхи прошли, киевские священнослужители изменили свою позицию.
Весь этот период – от Богдана Хмельницкого до гетмана Самойловича – историки называют «Руиной». Это были бесконечные метания казачьих старшин то в сторону Москвы, то к Варшаве. Почему? Казаки – это в основном выходцы из низов. Будучи выскочками, они хотели получить те же права, которыми прежде пользовалась шляхта. Поэтому они, с одной стороны, благодаря Москве отстояли против поляков Малороссию, а с другой стороны, тут же побежали к королю торговаться: мы вернемся под твой скипетр, но на правах автономии и, конечно, с условием, что будем шляхтой, получим право быть депутатами на сейме, шляхетские дипломы, гербы и так далее. Но никто их в Польше принимать особо не хотел в таком качестве, и отсюда все их метания туда-сюда.
А киевское духовенство в лице наиболее образованных своих представителей в основном было «за», потому что было очевидно, что под московской властью произойдет успокоение церковной жизни, а главное – гарантированно будет ликвидирована уния. На Левобережье от унии ничего не осталось сразу после воссоединения. Поэтому это тоже был важный момент.
Забывают, что вплоть до времени императрицы Елизаветы практически все архиереи в России были из числа малороссов
Конечно, духовенство Киевской митрополии тоже хотело каких-то прав, сохранения автономии, и все это было оговорено при вхождении в Московский Патриархат. И надо сказать, что пока патриаршество в России существовало, особые права Киевской митрополии, оговоренные при ее воссоединении с Московским Патриархатом, соблюдались. То, что в дальнейшем они были нарушены, – это вина не Русской Церкви, а самодержавия, которое после синодальной реформы установило единые порядки и в великорусских епархиях, и в малорусских, и все в церковной жизни привело к общему знаменателю.
В то же время надо отметить, что Петр Первый весьма благоволил к архиереям-малороссам и требовал, чтобы только из их числа ставились епископы на великорусские епархии. Он считал, что они более образованны, более лояльны по отношению к нему лично и его реформам. Поэтому вплоть до времени императрицы Елизаветы Петровны практически все архиереи в России были из числа малороссов. Об этом сейчас забывают, но малороссы отнюдь не были угнетаемы или принижаемы ни в Российской империи, ни в Русской Церкви. Они составляли ее существенную часть – и среди духовенства, и среди знати. Поэтому все разговоры о российском колониальном иге на Украине – это глупости. Украина была частью метрополии, причем ее активной и во многом даже привилегированной частью.
Поводы для обид
– Все же, насколько я понимаю, процесс присоединения Киевской митрополии к Московскому Патриархату не был совсем гладким. Какие обстоятельства дают сегодня повод Константинопольскому Патриархату оспаривать это присоединение?
– Прежде всего говорят о давлении, которое было оказано на Константинопольского патриарха Дионисия и Иерусалимского патриарха Досифея. Последний тоже был одним из участников этого процесса в силу его большого авторитета в греческой общине Османской империи. Они сначала были противниками передачи Киевской митрополии, но под нажимом османских властей в итоге согласились. Действительно, нажим был оказан, потому что туркам важно было не допустить участия России в тогдашней антиосманской коалиции. Западноевропейские страны вовлекали Россию в этот союз, а турки очень не хотели, чтобы Москва вступила в войну. Поэтому пойти на такую сущую безделицу, как передача Киевской митрополии Московскому Патриархату, для турок ничего не стоило. Тем более что Киевская митрополия не была расположена на их территории. Словом, османы надавили на Константинопольского патриарха.
Патриархи Константинопольские полностью зависели от османской власти, выполняли ее распоряжения
В то же время следует помнить, что Константинопольский патриарх был миллет-баши, то есть фактически этнархом, лидером всей христианской общины Османской империи. Причем как ее привилегированной части в лице греков, так и «райи» («быдла»), то есть славян и иных православных народов, по отношению к которым фанариоты всегда держали себя отнюдь не по-братски. Но сами патриархи Константинопольские полностью зависели от османской власти. Большинство из них заступали на свое место по три-четыре раза, и никого из греков не смущало, что сегодня патриарха по воле турецких властей смещали, заменяли другим, послезавтра возвращали, и это продолжалось бесконечно.
Хотя надо сказать, что в Стамбуле греки при османском режиме существовали неплохо. Другое дело, что турки все время старались греков ссорить между собой, и очень часто бывало, что поставление того или иного патриарха происходило по инициативе какой-то недовольной партии греков. Турки этим не только подогревали противоречия среди греков, но и решали свои утилитарные задачи, поскольку новый патриарх должен был всякий раз платить большой бакшиш – налог.
Второе возражение состоит в том, что оппоненты постоянно отсылают к тому, что, дескать, это была передача на особом праве. То есть Московский патриарх поставляет Киевского митрополита, но он, дескать, не является первоиерархом по отношению к митрополиту Киевскому, поскольку по отношению к Украине он сам только экзарх Константинопольского патриарха.
Дело, однако, в том, что сохранилось много разных грамот, написанных на эту тему и Дионисием, и Досифеем. И в них каждый раз используются разные формулировки. Греки вообще мастера так формулировать, чтобы потом можно было толковать это разными способами. Но во многих текстах речь прямо идет о переходе Киевской митрополии под власть Московского патриарха, причем «на вечные времена», без какого-либо указания на временный характер этой меры.
Константинополь меняет стратегию
– Насколько я знаю, еще одно из возражений состоит в том, что самое первое поставление Московским патриархом Киевского митрополита Гедеона (князя Святополк-Четвертинского) в 1685 году произошло еще до официальной передачи Киевской митрополии под начало Московского патриарха. Это в общем-то предшествующее передаче нарушение канонических правил и вызвало обиду греков?
– В некоторой степени да. Но любая обида греков в то время легко сглаживалась московскими соболями и червонцами, почему и грамот от них по этому поводу было так много. За каждую грамоту они опять просили «позолотить ручку». Так что я бы не преувеличивал масштабы обиды, тем более что Константинопольские патриархи, за исключением Иеремии II, никогда реально не занимались делами Киевской митрополии. Она была им достаточно безразлична и существовала в общем-то сама по себе. Во всех проблемах, которые возникали там в XVII веке, Константинопольский Патриархат ни разу не обозначил своей позиции.
– Каких проблемах?
– Во-первых, проблема, связанная с переходом Малороссии в состав Московского царства. А до этого – навязывание Брестской унии польскими властями и постоянные нарушения прав православных в Речи Посполитой. Константинополь со времен патриарха Иеремии II, то есть с конца XVI – начала XVII века не оказывал православным практически никакой поддержки, даже моральной. Мало того, в угоду турецким властям, которые во второй половине XVII века отняли у поляков и оккупировали Подолию, Константинополь отобрал у Киевских митрополитов часть ее территории и образовал из нее отдельную митрополию. Разумеется, все это Фанар проделал, не поинтересовавшись мнением малороссийского духовенства.
Главное, что потом, вплоть до начала 1920-х годов, Константинопольские патриархи даже не пытались оспаривать правомерность перехода Киевской митрополии в юрисдикцию Москвы. Потому что от Российской империи греки имели очень многое. И портить отношения с императором, за счет которого фактически только и существовали Восточные Патриархаты, никто из них не хотел. Однако с исчезновением Российской империи и началом гонений на Русскую Церковь после революции 1917 года Константинополь совершенно меняет свою стратегию.
Во-первых, активно начинает требовать, чтобы вся православная диаспора была в юрисдикции Константинопольского патриарха. Чтобы во всем мире, где нет собственных Поместных Церквей, была признана юрисдикция Константинопольского патриарха. Это требование основывалось на очень произвольном толковании 28-го правила IV Вселенского Собора, которое, действительно, ряд областей, прилегающих к территории Константинополя, относило к юрисдикции Константинопольского патриарха. Но кто и когда сказал, что это приложимо ко всему миру?
Во-вторых, Константинополь сразу же начинает извлекать максимум выгод из тогдашнего крайне сложного положения Русской Церкви. Например, он забирает под свою юрисдикцию Православную Церковь в получившей независимость Финляндии, дав ей статус автономной. То же самое происходит и в Эстонии. Аналогичным образом Фанар пытается действовать в Латвии (хотя в этом случае менее удачно). Апогей такой политики Константинополя – предоставление автокефалии Польской Православной Церкви в 1920-е годы по требованию польских властей. Кстати, небезвозмездно (хотя и за весьма умеренную плату – Пилсудский не был щедр). И сделано это было как раз под тем предлогом, что Киевская метрополия в конце XVII века якобы незаконно была передана Московскому Патриархату. Поэтому Польская Церковь, которая мыслилась Константинополем как продолжение именно Киевской митрополии, и получила автокефалию, которую сразу же оспорила и не признала законной Русская Церковь. Лишь после Второй мировой войны Польская Церковь получила повторно автокефалию от Московского Патриархата.
– А почему Киевская митрополия незаконно передана Москве? Ведь томос же на сей счет был, и ранее он не оспаривался.
– Ну надо же было хоть чем-то аргументировать свои действия. Тем более что за это заплатили. Вот и заявили, что томос был, но выдан был под нажимом османских властей, а значит, он неканоничен. Хотя по такой логике следовало признать неканоничными практически всех патриархов Константинопольских, начиная с конца XV века, и их деяния, так как их поставляли, свергали и тасовали, как хотели, османские власти. А они при этом делали все, что им приказывали турки. Кстати, неплохо бы напомнить, что как миллет-баши (то есть глава всей православной общины Османской империи) патриарх Константинопольский был чиновником османской администрации. О каком же нажиме турок в таком случае может вообще идти речь? Послушание султанской администрации было его долгом, на который Константинопольская Патриархия вполне добровольно согласилась.
– Правильно ли я понимаю, что у Константинопольского Патриархата здесь есть какая-то странная двойственность, двоемыслие? С одной стороны, они ранее никогда официально не отменяли томос 1686 года и не дезавуировали его. С другой стороны, они часто говорили о том, что передача была какой-то незаконной.
– Да. Отказ от собственного томоса 1686 года в ХХ веке стал частью стратегии возвышения Константинопольской кафедры и превращения ее примата чести в первенство власти. То, продолжение чего мы, в сущности, наблюдаем и сейчас. Только что на сентябрьском синаксе было продекларировано, что только Константинопольский патриарх имеет право предоставлять автокефалию, что только он может быть верховным арбитром в спорах между Поместными Церквями и т.д. По сути мы все это наблюдаем последние сто лет, к этому решительно ведет Константинопольская Патриархия: создать внутри православного сообщества Церквей некий верховный центр власти и наделить Константинопольского патриарха гораздо большими прерогативами, чем предстоятелей других Поместных Церквей.
– Но на чем реально могут базироваться эти амбиции? Сколько, перефразируя известное изречение, имеется дивизий у Константинопольского патриарха?
Это стремление реализовать в церковной жизни так называемую «великую идею» – проект построения новой Византии
– Дивизий, собственно, нет. Но, во-первых, был некий толчок, который задал редкостный авантюрист Мелетий (Метаксатис), который некоторое время занимал Константинопольскую кафедру. Тут, кстати, не лишним было бы вспомнить, что Фанар тогда признал российских раскольников-обновленцев и вступил с ними в общение. Причина всего этого – традиционное, к сожалению, для греков-фанариотов стремление лавировать и извлекать максимум прибыли из чьих-то проблем и даже бед. Русская Церковь мыслилась греками как основной конкурент и основное препятствие на пути к собственному примату. Это стремление реализовать в церковной жизни так называемую «великую идею» – проект построения новой Византии. В политике попытка реализовать эту идею обернулась для греков малоазиатской катастрофой 1922 года – проигранной войной с турками, резней и массовым исходом греков из Малой Азии. Но тот же самый греческий национализм, только в церковной сфере и помноженный на амбиции Константинопольской кафедры, стал в итоге основой другого проекта – построения виртуальной Византии на базе всего православного сообщества во главе, разумеется, с Константинопольским патриархом. Не зря говорят: иногда кажется, что на Фанаре до сих пор не заметили, что Византийской империи уже нет. Имперские амбиции оказались очень живучи в Константинопольской Патриархии и до сих пор многим застят глаза настолько, что там не замечают, что тем самым уже поставили православный мир на грань масштабного раскола.
– Есть такая точка зрения, что Константинопольский патриарх ничего на самом деле не решает. Дескать, к нему пришли и сказали: «Делай так» – и всё.
Почувствовав поддержку США, Константинопольский патриарх стал действовать в украинском вопросе смелее
– Я бы так не сказал. На мой взгляд, драматизм нынешнего момента в том, что совпали интересы трех сил. Во-первых, это режим Порошенко, которому позарез сегодня нужна автокефалия – ради того, чтобы отвлечь народ от реальных проблем, которые он не способен решить, и ради повышения рейтинга накануне президентских выборов. И вообще, если на Украине начнется религиозная война, то и выборы можно отложить на неопределенный срок. Во-вторых, это амбиции Константинополя. Ну и третье, это Соединенные Штаты, для которых все, что после «Майдана» происходит на Украине, стало возможностью нанести вред России как политическому сопернику. В США существует огромная греческая диаспора, которая составляет основную паству Константинопольского Патриархата. За счет этой паствы он во многом и существует. В ней есть ряд кланов и лиц, которые входят в элиту американского общества, прежде всего в ту самую глобалистскую элиту, которая сейчас так ополчилась на Россию. Безусловно, эти люди через Фанар сегодня тоже активно действуют. Получился своего рода резонанс, когда в вопросе об автокефалии Украинской Церкви сошли интересы трех политических игроков. Причем именно политических. Ничего собственно религиозного в этой проблематике нет!
Не думаю, что патриарху Варфоломею что-либо приказали. Скорее можно утверждать, что, почувствовав интерес и поддержку со стороны США, он стал действовать в украинском вопросе гораздо смелее и увереннее. В то же время патриарх Варфоломей при всей своей амбициозности не может не понимать, что то, что он сейчас делает, может вызвать обрушение всей конструкции, под которой он и сам будет похоронен, – я имею в виду кризис всего мирового Православия. Вот здесь, может быть, его подстегивают и всячески побуждают действовать.
– Каковы наиболее вероятные варианты событий?
– Я не берусь прогнозировать, по-всякому может обернуться. Но все же опасаюсь, что на Украине будет большое обострение противостояния на религиозной почве. Неважно, какая новая юрисдикция будет там создана, Константинопольская или автокефальная. Очевидно, сразу же будет поставлен вопрос о перераспределении собственности, храмов и монастырей, начнется их насильственное изъятие у канонической Церкви. Я думаю, что православные верующие тоже так просто не уступят, и может пролиться кровь.
– Ужасает огромный риск развязывания конфликта в еще больших масштабах. Как же это сочетается с просто христианской совестью?
– Они уже пошли на это. Константинополь, судя по всему, выбор сделал. И вполне очевидно, что действия Константинополя не только усугубят раскол на Украине, но приведут к потрясению во всем православном мире.
– В это было трудно поверить. Вы сами еще месяц-полтора назад думали, что так будет?
– Месяц назад уже думал. Потому что в мировой политике сегодня творятся совершенно невероятные вещи, немыслимые, казалось бы, еще несколько лет назад. Ну, скажем, из уст премьер-министра Великобритании мы слышим абсолютно голословные обвинения в адрес России по «делу Скрипалей». Но вы предъявите хотя бы этих Скрипалей! Что там вообще происходит, живы они или нет? Кто-то вообще оценивал их состояние после так называемого отравления? Вы хоть какие-нибудь доказательства предъявите, хотя бы минимальные…
– Почему вы сейчас вспомнили об этом?
– Мы живем в какую-то странную эпоху. Что угодно можно бросить политическому сопернику в качестве обвинения, и при этом не подкреплять это никакими доказательствами. Можно не считаться ни с какими принципами и даже правилами приличия. Говорить на черное, что это «белое», и наоборот. И мы с ужасом видим, что это приходит уже и в церковную среду, в общение между Поместными Православными Церквями. Константинополь это сегодня демонстрирует своими шагами. Приезжает наш патриарх, и на встрече с ним фанариоты говорят, что мы будем сообща действовать в интересах церковного единства. Я так понимаю, что были даны какие-то заверения, судя по тогдашнему достаточно оптимистичному настрою нашего предстоятеля. Но уже буквально через день на синаксе патриарх Варфоломей говорит совершенно другое, а еще через неделю назначает экзархов на Украину. Ложь и лицемерие всегда особенно отвратительны, когда фоном для них служит благочестие.
К сожалению, так называемая великая византийская идея стала для Константинопольского патриархата наивысшей ценностью, которая заставила потесниться Нагорную проповедь Христа. Так что Патриархат, который полтора столетия назад осудил как ересь этнофилетизм, то есть церковный национализм, теперь сам буквально изъеден этим национализмом.
Игнатий Брянчанинов
"Мы не будем молиться чужим богам" - эту дикость сказал их президент.
Не меньших дикости и варварства следует ожидать от той части украинского
народа, которая считает героями нацистских преступников и исповедует
украинский нацизм. Но и остальная часть общества там недалеко ушла: во всех
бедах у нее виновата, конечно, Россия. И мантра про "братский народ" уже
у всех вызывает изжогу. Это вражески настроенное государство возникло
не после майдана. Оно в ментальном плане начало существовать почти сразу после
Переяславской Рады, после предательства Юрия Хмельницкого. А те, кто нам близок,
давно уже в России.