Игуменья всея Руси

– Тридцать пять, тридцать шестой.

– Известно, что Святейший Патриарх Алексий очень любит ваш монастырь…

– Да, монастырю много помогал будущий Патриарх Алексий. Его привозили сюда еще младенцем. А в 1952 году, когда я пришла в монастырь, он уже был настоятелем Йыхвинской церкви. Он только на год старше меня: я тридцатого, а он двадцать девятого года рождения. Значит, мне тогда было двадцать два года, а ему – двадцать три. И он всегда с родителями каждый год приезжал в Пюхтицу. Такой молоденький, стройненький, худенький. Строгий такой – как посмотрит… Настоятелем был, его очень любили. С Йыхвинского прихода к нам многие приезжали. И он всегда находил время куда-то с ними пойти. Приход был очень слаженный. Молодого настоятеля очень любили. Отец у него был священником Казанской церкви в Таллине. Мама, конечно, хорошо воспитала своего единственного сына. Вспоминаю, что когда они приезжали, все говорили: «Ой, отец Алексий с мамой и папой приехал!». Отца очень любили – он был очень добрым священником. Ему что-либо дают в правую руку – левой рукой он уже отдает. Вот такой отец был у него. Скончался он в 1961 году в Таллине, там его и похоронили. Я сама не видела, но рассказывали наши схимницы (скончавшаяся мать Фотина, мать Любовь, мать Елена) – они все помнят его еще мальчиком – вот он, бывало, приедет с родителями: помогает жать, колоски подбирает, картошку копает. Когда соберутся с поля назад, идут по дорожке все сестры и он впереди. Вдруг – нет Алеши! А по лесу можно идти всякими тут у нас перелесками. Нет Алеши! Где Алеша? А он вдруг через несколько минут появляется.

– Алешенька, ты где был?

– А я зашел в лес и вот грибы несу на общую трапезу, – торжественно передает корзину, – это на общую трапезу я грибы набрал.

Все его любили, конечно, за то, что он везде помогал и везде успевал.

– Говорят, что именно владыка Алексий, нынешний Патриарх, благословил вас на игуменство. Не могли бы вы рассказать, как это было?

– Я поступила в монастырь, когда он служил в Йыхви. Трудились мы здесь на полях, все было у нас вручную. У нас не было ни машин, ни тракторов, но лошадки были хорошие. Я пришла, а мать-игуменья Рафаила меня спрашивает:

– Валя, ты косить умеешь?

– Нет.

– А серпом жать умеешь?

– Нет.

– А коров доить умеешь?

– Нет.

– А чего ты умеешь?

А я, собственно, на полях никогда не работала, не видела, но я говорю:

– Если меня научат, я всё, матушка, буду делать, я всему научусь.

Матушка добрая очень была и говорит:

– Хорошо, мы тебя научим.

– Учите меня, а то мне стыдно. Я ничего не умею, но всё равно научусь.

Так меня эта мать Иоасафа как возьмет в охапку, как крутанет – с косой, конечно, вместе. Я думаю: «Господи, только душу мою оставь на покаяние», а то думаю, сейчас полечу. Научили меня косить, научили жать серпом и картошку копать. И деревья мы большие пилили. Научили и сучки отсекать. На лошади возили, говорят мне:

– Валя, вот тебе Гипюр (или Майка), – а я никогда не держала в руках вожжи, – сумеешь?

– Сумею.

Берусь. Три раза летела с лошади кубарем прямо под лошадь. И ни один раз лошадка на меня не наступила. Как-то всё за святое послушание спасал меня Господь. Вот так работали. Начали работать – простор был, поля пустые, никого нет. Русского населения здесь было мало. На сенокосе станем все в ряд, пройдем несколько прокосов, нам скажут: «Девочки, можно отдохнуть 15 минут, садитесь». Кто где косит, там и садится. И начинаем: кто петь, кто четки вязать, кто вырезать крестики, а кто-то вслух читать. Меня всё больше читать заставляли: «Валя, читай!». Сидят и слушают. Вот так проходило время в трудах и в заботах. Летом особенная такая пора, вы сами знаете, от посева до уборки урожая: каждый день на поле проводишь. А уж когда начинался покос, мы раньше двенадцати и с поля не уходили. Это тяжелый труд, и батюшка о. Иоанн Кронштадский всегда говорил: «Сестры, только не ропщите, пюхтицкие, только не ропщите. Три шага у вас до Царствия Небесного – только не ропщите». И это действительно так было, потому что труд был, действительно, очень тяжелый. Но выдерживали.

Прожила я здесь четыре года, и мы с матушкой Георгией перешли в Виленский монастырь. Моя замужняя сестра жила в Вильнюсе, и, когда я еще не знала Пюхтицы, игуменья Виленского монастыря Нина хотела принять меня к себе. Но в пятидесятые годы очень трудно было сделать в столице прописку. Матушка мне обещала: «Валя, когда будет прописка, я тебя приму». А я думаю: «Что ж я буду прописки ждать?». Так, в 1952 году я решила поступить в Пюхтицкий монастырь. Через приезжавших к нам богомольцев матушка Нина узнала, что меня приняли в Пюхтицы. Через них мы и списались с ней. Как-то она написала мне: «Приходи, я тебя приму к себе». В то время в Пюхтицах жила блаженная мать Екатерина. И вот, когда мы с матушкой Георгией собрались ехать в Вильнюс, матушка Екатерина благословила нас: «Поезжайте. Это ваша длительная командировка». Вот так и вышло: в Виленском монастыре мы прожили двенадцать лет. В Вильнюсе было очень хорошо в духовном отношении. Но, конечно, мы скучали по Пюхтицам и писали письма знакомым сестрам. Игуменья Нина была 1873 года рождения. Умерла она девяносто шести лет, до конца жизни управляя своим монастырем. Здесь я и познакомилась с о. Николаем Гурьяновым.

В 1960-х годах владыка Алексий (Ридигер) был управляющим делами Московского Патриархата при патриархе Алексии (Симанском). В Пюхтицком монастыре в то время была престарелая игуменья Ангелина. Ей тяжело было управлять обителью из-за болезни. Владыка Алексий хотел облегчить жизнь пюхтицким сестрам и поставить новую игуменью. А, как вы знаете, игуменьей, все-таки должна быть своя сестра. В самом монастыре он как-то не находил кандидатуры. И вот, обратил внимание, что две пюхтицкие сестры живут в Виленском монастыре. Святейший Патриарх вместе с владыкой Алексием вызвали меня в Москву, чтобы направить на настоятельство в Пюхтицкий монастырь. А мне тогда было всего тридцать семь лет.

– Ваше Святейшество, какая я игуменья?

– За святое послушание будете. А в Вильнюсе и без вас справятся.

Так, через двенадцать лет после моего переезда в Вильнюс патриарх издал указ, и меня перевели в Пюхтицы. Я уже была пострижена в мантию. Раньше Валей была, затем Варварой стала. Трудно было оставлять Виленский монастырь. За двенадцать лет я уже сроднились с матушкой Ниной. Но для владыки я была пюхтицкой – и всё. Меня взяли и поставили, не спросив: «Хочешь ты, или не хочешь?». Владыка Алексий был немногословным и сказал мне только: «За святое послушание справитесь, а в Вильнюсе матушке Нине мы помощь найдем». Стала я игуменьей за святое послушание.

– Правда, но я не могу вам всего рассказать. Не то что отказывалась… Нет, больше не могу вам сказать. Дали указ и послали… Я говорила: «Нет, не буду игуменьей!» А мне: «Нет, будешь!» – «Нет, не буду!» – «А где святое послушание? А где смирение?» Сколько я молилась, сколько плакала, просила Матерь Божию, чтобы это не исполнилось. Ну какая из меня игуменья?.. Сначала было трудно. В Пюхтицах было около ста человек: половину сестер монастыря я помнила, а половину сестер еще не знала. Хозяйство большое, скотный двор. Я в монастырь как бы на подвиг пришла. В те годы, как вы знаете, все монахини на подвиг шли. У нас и богомольцев в те годы не было...

Я приезжаю сюда, меня сестры встречают, я иду, ни жива ни мертва. Что я буду делать? Как? С чего я начну?

– Как вас приняли сестры? Вы ведь уже были как бы из другого монастыря?

– Вы знаете, сестры меня приняли хорошо. Большая часть сестер знала меня: они помнили, как я сюда пришла, как я с ними трудилась. А вторая половина сестер, не знакомых со мной, как-то тоже отнеслись ко мне хорошо. Владыка Алексий сразу стал помогать, и мы смогли организовать строительные бригады. Владыка и наш инженер-практик Иван Игнатьевич собрались и наметили, что надо сделать. Первым делом установили электрическую подстанцию, затем пробурили скважину глубиной 156 м и установили насос. В первый же год организовали отопление углем. Подали отопление в собор, потом в трапезную, потом стали подключать все домики. А поначалу мы сами пилили и носили дрова. Трудно было, но ничего. И вот, Святейший, дай Бог ему здоровья, всё до мелочи продумал. На территории монастыря было два колодца, которые почти пересыхали летом. А тут сразу скважину пробурили. Люди нам очень помогали. Так помогали, что я еще другим церквям могла помогать. У кого не было чем крышу покрыть, у кого – страховку заплатить. Епархия у нас была небогатой. Приезжали к нам бедненькие батюшки, сколько их к нам приезжало! Помогали кому книгами, кому иконами. И как-то с Божьей помощью все удавалось. А владыка Алексий не только помогал нам по хозяйству, но был для нас также и духовным руководителем. Он очень проникся к Пюхтицам. Это для него была родная обитель. Можно сказать, что монастырь он сам поднял. Мы только за послушание бегали туда-сюда, туда-сюда. Не знаю, как дожила, что скоро мне восемьдесят лет будет…

– Говорят, что Святейший сам уголь разгружал…

– Сколько раз. А однажды он приезжает к нам на первой неделе Великого Поста. Тогда как раз уголь привезли. Я спрашиваю:

– Владыка, вы куда?

– Разгружать уголь. А вы не смейте ходить, мне говорит.

Я говорю:

– Я сейчас тоже пойду.

– Нет, нет, нет, – и идет, сам разгружает уголь с сестрами.

Потом, дрова где там еще не колотые:

– Сейчас же колун мне дайте, – идет и дрова уже колет.

Теперь, когда приезжает Святейший, мы сразу же идем на источник. Затем идем на скотный двор, там он всех животных кормит. Особенно телят любит. А если подходит к конюшне, мать Иоасафа подготавливает большие куски хлеба, сахар, – и это всё в корзинках несут, а он кормит. Лошадки свои головы тянут – через загородку он всех их кормит хлебом, а потом и сахаром. Еще только подходим, а они: «го-го-го-го», – начинают ржать, копытами своими бить. Всех: и собак накормит, и телят покормит. А коровки какие смешные, избалованные, хитренькие. Если дашь карамельку, она: «тьфу», и выплюнула. Если дашь мяконькую, близкую к шоколадке – съест, и еще в карман лезет. Владыка привозил к нам многих архиереев и разные делегации. Коровы прямо к карманам подходят.

– Эти монашечки, – говорит владыка, – хоть кого: и поросят, и телят научат шоколадными конфетами питаться.

Все смеялись.

– Говорят, что архиереи могли у вас хорошо отдохнуть…

– Да, владыка привозил архиереев, был прост в общении с ними, и мы все это видели. Он любил приезжать в Ямы – это его любимый приход, потому что когда он был в Йыхви, он обслуживал Ямской приход. И прихожане его очень любили: «Наш отец Алексий скоро приедет!», – и ждут. Он там отслужит литургию, или молебен, или панихиду, скажет проповедь. Ой, как ждали его! Потом в Сыренец к отцу Василию поедет, там покажется. Потом на Чудском озере посидит минут 15-20 с гостями, арбузами их угостит. Очень любил приезжать к нам Нижегородский митрополит Николай. Однажды выхожу зимой, думаю: «Что такое?». У архиерейского дома владыка Николай расчищает снег.

– Владыка, что вы делаете?

– Матушка, на завтрак зарабатываю кусочек хлеба.

Выходит владыка Алексий, и я пытаюсь пожаловаться ему на владыку Николая. Но он мне в ответ:

– Я, – говорит, – вижу. Но как же, ведь это стыдно, надо на кусочек хлеба заработать, – и сам начнет расчищать дорожки вместе с сестрами.

Весело так, просто было. И вообще в общении он был очень прост, Святейший. Он только кажется таким строгим, но ничего строгого у него и нет. Разве что взгляд… Он как посмотрит, бывало:

– Ой, владыка, вы никак строгий?

– Да? Ха-ха-ха…, – вот и вся строгость, на одну секунду.

Владыка Алексий очень любил духовенство, никуда священников без нужды не переводил. Особенно эстонских жалел. Когда в епархиальное управление приезжали священники, не было случая, чтобы кто-нибудь из них без обеда или без чая уехал из епархии.

А вон там у нас «владыкины» сосновые горки. Он туда за белыми грибами ходил. Возьмет с собой протодьяконов, дьяконов и священников, сестер наших наберет и меня зовет:

– Матушка!

– Владыченька, мне некогда, работы много.

– Ни в коем случае, все работы поручайте, сейчас же в лес!

А мне некогда было, я туда-сюда: то на гору к рабочим, то на забор, то на стройку, то на скотный двор.

– Никаких! Оставляйте все работы! За грибами!

А без владыки так и не приходилось ходить по грибы – все некогда было. Обычно наберут полные тазы и корзины грибов! У нас еще фотографии в альбомах есть.

Постригал всех сам: и в рясофор, и в мантию, и в схиму. Я только одеваю в связочку да покрываю рясофором сама, а он постригал. В общем, так он входил в монастырскую жизнь. И так было всё просто, что всегда можно было посоветоваться и поговорить с ним.

– Раньше было у нас два монастыря. Печоры раньше тоже входили в состав Эстонии и только после войны к России отошел. И теперь мы одни. Но любят наш монастырь эстонцы. Крестятся много, бывает даже семьями. У нас есть два священника-эстонца: отец Самуил и отец Антоний, а также два брата: Филарет (у Святейшего в Сергиевом Посаде) и брат его Даниил служит в Эстонии. Это два родных брата, оба крестились, а мама с папой никак смириться не могут, что они не женились: один из них монах, а второй – целибат. Ребята такие хорошие, я их знаю еще мальчиками, креститься только в Пюхтицах хотели. Эстонцев к нам много идет. Мы как жили с ними, так и живем.

Чего у них нет, они:

– Матушка, выручайте.

– Выручим, что нужно.

Чего у нас нет:

– Выручите?

– Выручим с удовольствием.

Так было и в советское время, и в нынешнее время.

– Эстонцы тянутся к православной вере?

– Тянутся. Хотя те, которые постарше возрастом, боятся «предать своих родителей», как они говорят. Мне это как-то непонятно. Но многие крестились. Расскажу вам один случай, который произошел в восьмидесятые годы. Приходит к нам наша уполномоченная, и говорит:

– Матушка, крестите меня и моего Андрюса.

– Что? – смотрю на нее с удивлением. Я ведь еще плохо знала ее, она боевая такая.

– Крестите, матушка, меня и моего мальчика.

Окрестили. Святейший ее очень уважал. Когда она была уполномоченной, такая была деятельная и всегда нам помогала. К тысячелетию Крещения Руси нам нужен был асфальт – она и помогла: нам всё заасфальтировали.

– Матушка Варвара, у вас один из самых больших женских монастырей Русской Православной Церкви, своего рода «кузница кадров» – почти двадцать нынешних игумений вышло из Пюхтиц. Как вам удалось добиться такого дивного благоустройства в монастыре, как удается всё содержать в порядке, воспитывать сестер-подвижниц?

– Вы знаете, монастырь у нас не очень старинный, ему всего сто двенадцать лет. Вот в этих домиках всегда жили настоятельницы. С основания монастыря сменилось всего шесть игумений. Первая замечательная настоятельница, которая была строительницей и основательницей обители, – это игуменья Варвара, из Костромы. Девочкой десяти лет она пришла в монастырь в Костроме с куколкой, спрятав ее на чердаке. Игуменья при встрече с будущей основательницей Пюхтицкой обители спрашивает ее: «Что же я с тобой, девочка, буду делать?». Владыка Палладий написал игуменье записочку: «Матушка, прими эту девочку, она избранный сосуд Божьей Благодати». Игуменья прочитала записку и сказала девочке: «Ну, иди, будешь жить у нас». Девочку приняли в монастырь. В свободное время она потихоньку играла со своей куколкой и сшила ей монашескую одежду, т.е. у нее там была монашечка на чердаке.

Однажды у игуменьи произошел разговор с девочкой:

– Перед праздником все будем исповедоваться.

– Ой, матушка, у меня очень большой грех, что не могу вам его и сказать.

– Как, Лизочка, почему ты не можешь о нем сказать?

– Нет, матушка, я боюсь вам сказать. У меня большой грех, знаете какой?

– Нет, не знаю.

– У меня на чердаке куколка спрятана, которой я шью монашескую одежду.

– Принеси мне, доченька, эту куколку.

Девочка послушалась и принесла куклу, которой уже были сшиты и мантия, и рясочка, и клобук, и даже четочки. Сама такая капелька маленькая, а уже умела вязать. Матушка прослезилась, обняла ее и говорит: «Вот какой у тебя большой грех, надо же! Вот возьми эту куколку и играй с ней столько, сколько тебе нужно. Я тебе буду разрешать, и даже давать время на это».

Произошла эта история в 1888 году. Такой была наша первая настоятельница, которую дали нам для основания нашего небольшого, можно сказать, монастыря.

Сначала на месте нашего монастыря ничего не было, только в Йыхви (у железнодорожной станции «Йыхви») было учреждено Прибалтийское братство. И вот там матушка-игуменья Варвара была старшей монахиней. Ее направили из Костромы для основания монастыря. Там, со своими медсестрами монахиня Варвара устроила домовую церковь. Несколько времени спустя сестры переехали сюда и основали монастырь. На этом месте почти ничего не было, была всего лишь пустая гора.

В те времена губернатором Эстляндии, как назывался наш край, был князь Сергей Владимирович Шаховской. Вместе со своей женой, Елизаветой Дмитриевной, они жили в Таллине. Они приезжали сюда на горку, где Сергиевская церковь. Мы так и называем это место: Гора. Там была дачка на самом уступе, где сейчас церковь стоит. Они увидели это место, где около четыреста лет тому назад произошло явление иконы Божией Матери и была построена часовня, и оно им понравилось. Вслед за этим сюда приехала матушка Варвара и начала понемногу строить церковь с Божьей помощью и по благословению отца Иоанна Кронштадтского. Он все время помогал, приезжал сюда к матушке-игуменье Варваре. И вот, перевезли из Йыхви на Гору все учреждения: небольшую медицинскую лечебницу и рукодельную мастерскую.

Поначалу служба совершалась в Никольской церкви, здесь был небольшой приход. А затем был основан монастырь, в котором матушка Варвара была поставлена игуменьей. Земли у монастыря было немного: где-то монастырь прикупит, где-то подарит правительство, где-то князь с княгиней дадут часть земли. Устав монастыря был составлен по подобию Костромского Анастасьина. Молились и пели на двух языках: эстонском и русском. Были созданы приют и школа (она и теперь стоит). И вот таким образом матушка Варвара создавала Пюхтицкий монастырь. Учила сестер петь и читать, учила рукоделию и шитью, сразу организовала башмачную, разные мастерские. В монастырь стали приходить и девушки, и вдовушки. Шли в приют и в монастырь, потом из приюта в монастырь переходили. Девочки вырастали: одни уходили в медсестры, другие иногда выходили замуж за священников (матушка готовила им приданое), а некоторые вступали в монастырь. На приобретенной земле сеяли рожь и пшеницу. Строили домики, в которых мы сейчас живем: пять деревянных домиков – это всё Варваринские домики, первой матушки. Она сказала: «Деточки, это я вам строю времяночки-домички, а пройдет время, мы вам каменные выстроим». Ее уже давно как нет, она в 1915 году скончалась, а мы в так называемых времяночках ее живем уже сто двенадцать лет. Вот так возрастал наш монастырь.

Один раз, когда отец Иоанн Кронштадтский с матушкой Варварой ходили на источник, он сказал ей:

– Матушка Варвара, посмотрите, у вас на горе великолепный собор стоит.

– Хорошо бы, да не из чего.

Он не слушает, а всё:

– Матушка, у вас на горе великолепный собор стоит, вы посмотрите!

Матушка ничего не видит, говорит:

– Батюшка да всё понятно, но…

Батюшка в третий раз говорит:

– Матушка, у вас такой собор стоит на горе, что антихрист до него не дойдет! И ваш монастырь Матерь Божия так сохранит, что вы никогда и ни в чем не будете иметь нужды. Богатыми не будете, но сыты будете всегда. Будете трудиться – будете сыты.

А я добавляю сестрам: «Сестры, вы не очень-то воображайте о том, что батюшка Иоанн сказал. Многое зависит от того, как мы будем жить и вести себя. Будем людей любить, будем людей встречать, будем людей кормить – нас Матерь Божия никогда не оставит. Вот так. Не воображайте, что у нас сам по себе такой собор, что антихрист сюда не дойдет. Все зависит от того, как мы будем жить».

В настоящее время в нашем монастыре 172 человека. В войну здесь проходил фронт. Когда приходили наши войска, немцы бомбили их. Ориентиром для бомбардировки был наш собор, выстроенный в 1910 году. Подлетают, бомбят нас, а бомбы все летят за ограду, где наши огороды, – и ни одна не попала в собор. Когда русские выбивали немцев – то же самое. Подлетают, облачно, ничего не видно, бомбят наугад. И опять все бомбы мимо. И не разбилось ни одного домика. Только на горе старую деревянную колокольню ударной волной «скосило». Вместо нее в тех же габаритах выстроена новая колокольня. Спустя несколько лет бомбивший нас летчик явился к матери Рафаиле и говорит: «Матушка, скажите, что же тут вас защитило от нашей бомбежки?». Матушка ответила ему: «Матерь Божия защитила. Пойдемте, покажу вам чудотворную икону, которая четыреста лет назад явилась здесь. Вот Она, наша Заступница, наша Защитница». Он говорит: «Это Она и есть. Я, когда летел бомбить монастырь, вдруг вижу в воздухе: передо мной в облаках появляется какая-то Женщина в голубом и говорит: «Сынок, не разоряй Моего дома», – и скрылась». Мать Рафаила расплакалась, показывает на чудотворный образ и говорит: «Вот наша Защитница».

С игуменьей Варварой беседовали насельники Сретенского монастыря

Фотографии Православие.Ru