Русские новозеландцы и Православие в стране Киви

Фото: Peter Sundstrom. Новая Зеландия в представлении многих из нас – это далекая сказочная страна, расположенная на другом конце света. В последнее время о ней известно чуть больше, благодаря тому что ее прекрасные ландшафты стали естественными декорациями для известных во всем мире кинофильмов.

Однако немногие знают, что здесь уже более полувека действуют православные приходы Австралийско-Новозеландской епархии Русской Православной Церкви Заграницей. Занимаются окормлением своих чад и миссионерской деятельностью и другие Поместные Церкви. О сегодняшнем дне Православной Церкви, русской диаспоре и духовных проблемах новозеландского общества мы беседуем с благочинным приходов РПЦЗ в Новой Зеландии протоиереем Владимиром Бойковым, гостившим недавно в Сретенском монастыре.

***

Протоиерей Владимир Бойков в Сретенском монастыре – Отец Владимир, что сейчас представляет собой Русская Церковь в Новой Зеландии, каково ее административное устроение в этой далекой и во многом для нас экзотической стране?

– Мы относимся к Австралийско-Новозеландской епархии РПЦЗ. Большинство русской паствы нашей епархии проживает в Австралии, особенно много выходцев из России и стран бывшего СССР в Сиднее.

В Новой Зеландии русских всегда было намного меньше. Основная волна русских иммигрантов, если можно так сказать, была после Второй мировой войны. Это были переселенцы из Европы и из Китая. Русские из Китая в 1950–1960-х годах приехали сначала в Австралию, а затем некоторые семьи добрались до Новой Зеландии. Однако со временем большинство из них вновь вернулось в Австралию, на что повлияли родственные связи и специфические особенности жизни в Новой Зеландии.

– Другими словами, о появлении значительной русской диаспоры в Новой Зеландии мы можем говорить, начиная с периода после Второй мировой войны?

– Да. Особенно много русских тогда появилось в Австралии, а в Новой Зеландии, повторюсь, значительно меньше. Первые русские, попавшие в эту страну, основали там три наших прихода. Проблема в том, что на Новую Зеландию у епархиального центра никогда не хватало ресурсов, и, как я думаю, еще и в том, что вопрос поддержания приходов и миссионерской работы даже самими русскими православными никогда серьезно не поднимался. Но это мое личное мнение.

В Новой Зеландии был один русский священник, прибывший, как и многие, из Австралии, из лагеря перемещенных лиц. Это был очень интересный сам по себе человек – отец Алексий Годяев. Он отошел ко Господу, если я не ошибаюсь, в 1989 году. Когда мы едем из Окленда в Веллингтон, то всегда останавливаемся у его могилы на кладбище и служим там панихиду. Он похоронен со своей матушкой Анной на кладбище в Уайканай.

В начале 1950-х он прибыл и обосновался в этом маленьком городке Уайканай. Он жил там потому, что в этом месте был центр молочного производства, точнее – производства сыра. Отец Алексий был химиком, и сейчас он известен в Новой Зеландии как один из основателей нашего сыроделия. Он занимался бактериями, которые применяются при производстве сыра, и внес большой вклад в развитие производства известных новозеландских сыров.

Он был настоящим ученым. Я читал в архиве епархии у нас в Сиднее его письма архиерею. Он очень серьезно и добросовестно относился к своей работе и был очень загружен, потому что тогда производство сыров только начиналось. От Уайканай до столицы сейчас час езды на машине по хорошей дороге, а тогда условия были хуже. Но он приезжал на выходные дни служить в Веллингтон, где у Русской Зарубежной Церкви был маленький приход. Русские и сейчас, как и раньше, сконцентрированы в трех самых больших городах. Это столица Веллингтон, на севере Северного острова крупнейший в стране город Окленд и на Южном острове город Крайстчерч, где недавно было сильное землетрясение. В этих городах по инициативе отца Алексия и некоторых других людей были основаны три прихода. У нас в Окленде – Воскресенский приход, в Веллингтоне – храм Христа Спасителя и в Крайстчерче – храм святителя Николая.

Это и сейчас действующие приходы. У нас была еще маленькая миссия архистратига Божия Михаила в городе Палмерстон-Норт. Она действовала при часовне, стоящей во дворе дома одного прихожанина, и там совершали некоторые службы. Служили там раз в несколько месяцев по субботним дням, когда ездили в Веллингтон. Но там мы уже года два-три не служим: у нас нет ни времени, ни сил это делать. А православная хозяйка этой часовни сейчас лежит в госпитале.

В 1980-х годах, когда отец Алексий Годяев ушел на покой, в Новую Зеландию в командировку посылались священники из Австралии на две-три недели каждые два месяца. Это обязанность лежала на пяти-шести священниках, в основном из Сиднея, а один ездил из Мельбурна.

Слава Богу, что 1990-е годы обратили серьезное внимание на служение в Новой Зеландии и послали сюда постоянного священника.

Община росла в эти годы. В начале нового века был сильный наплыв эмигрантов, и митрополит Иларион, еще будучи нашим правящим архиереем, решил послать меня сюда настоятелем прихода и благочинным приходов Новой Зеландии. Я служу здесь уже шесть лет. Приходская жизнь у нас во всех приходах постоянно крепнет. В Окленде это сильно чувствуется, почему у нас служит и второй священник. В Веллингтоне и Крайстчерче это меньше чувствуется, но все равно есть рост очень серьезный. Есть люди, которые к приходской жизни серьезно относятся. Это постоянные прихожане, которые часто исповедуются и причащаются.

– Расскажите, пожалуйста, подробней о вашем сегодняшнем служении.

Храм Воскресения Христова в Окленде – Я являюсь настоятелем Воскресенского прихода в Окленде, настоятелем храма Христа Спасителя в Веллингтоне и благочинным русских православных приходов в Новой Зеландии. У нас в Окленде сейчас есть второй священник – отец Евгений Куланов. Он служит уже четвертый год, и мы стараемся служить по мере сил все интенсивнее и интенсивнее. Обычно три воскресения в месяц я обязательно служу литургию в Окленде и один раз в Велингтоне.

После того как рукоположили отца Евгения у нас в Окленде службы совершаются постоянно. Очень редко бывает, чтобы у нас не было службы в выходные дни. В Веллингтоне мы сейчас служим уже два раза в месяц.

Однако самый сильный наш приход в Новой Зеландии – это все же Воскресенский приход в Окленде, потому что здесь живет большинство новоприезжих русских. Окленд – самый большой город страны, и здесь легче всего найти работу. Треть населения Новой Зеландии живет в Окленде.

У нас есть еще третий священник, отец Аркадий, который служит в Крайстчерче. Там сейчас большие проблемы из-за землетрясения. Храм, слава Богу, практически не пострадал, только появились трещины, а во время землетрясения попадали иконы... Но служба сейчас продолжается.

Маленький прихожанин. Пасха 2010 г. В Окленде мы организовали русскую церковную школу. Она действует при церкви, но занятия проводятся в другом районе города, где есть помещения. Она стала очень популярной. У нас это не воскресная школа, а субботняя: занятия и встречи проходят по субботам. Трудность в том, что некоторым людям, потратившим время на то, чтобы привести в школу детей в субботу, потом уже сложно и в воскресенье прийти в храм на службу. Это западная болезнь: один раз я пришел, почему надо и второй раз приходить? А если школа, то это уже расценивается как приобщение к своей культурной традиционной жизни, частью которой считается и церковь.

Конечно, хотелось бы проводить занятия после воскресной литургии, но пока нет такой возможности. Недавно у нас был пикник для родителей и детей нашей русской школы. В нем участвовали 85 человек. Для такой школы это очень хорошо. Директором школы является наш второй священник. Я вижу, что многие молодые семьи начали с ним общаться более активно. К сожалению, для всех просто физически в храме не хватает места. По воскресным дням многие не могут войти в храм и стоят на улице. Кому-то не хочется приезжать на службу и стоять на улице. Тем более что храм окружен машинами. Так что имеющиеся неудобства мешают людям свободно приходить и молиться. И надо, конечно, это все как-то устраивать.

Земля под храм в нашем Воскресенском приходе была пожертвована дочерью последнего царского губернатора Тверской губернии, которая купила несколько участков земли в центре Окленда и один из них отдала Церкви с условием, что на этом участке построят храм. Храм построили, конечно, маленький, потому что тогда здесь было всего 20–30 русских семей, на службы собирались раз в два месяца, так что не было нужды в каком-то большом храме, несмотря на то, что сам участок большой.

Мы до сих пор служим в этом небольшом храме – 20–30 кв. метров. При этом у нас в Великую субботу утром было 135 причастников. Люди вынуждены стоять на улице во время службы. Это очень неудобно.

– Какая правовая база существует для деятельности ваших приходов и Православной Церкви вообще?

– Все наши церкви были зарегистрированы по закону середины XX века как религиозные организации. Недавно, три года назад, Новозеландское государство совершенно изменило закон о благотворительных организациях, как это было сделано в Америке. В Америке боялись, что благотворительные организации будут поддерживать террористов, и потому ввели новые законы, прозрачные финансы и тому подобное. У нас то же самое сейчас, но сделано это не по тем причинам, что в США.

– Не могли бы вы рассказать о недавнем землетрясении и его последствиях. Как это отразилось на жизни русской общины? Известно, что произошла большая катастрофа и было много жертв.

– Город Крайстчерч, действительно, очень сильно пострадал. Почти весь центр города был разрушен, перекрыты все дороги... Люди упали духом, подавлены. Некоторые православные семьи вообще уехали, некоторые собираются уезжать навсегда, а кто-то уехал на время.

Мы раньше никогда не испытывали такого. Ведь этот город был два месяца закрытой зоной. Сейчас многие уехавшие пересматривают свои жизненные планы. Людям тяжело оставаться там, где почти ежедневно чувствуются подземные толчки. С сентября 2010 года, когда было первое землетрясение, до февраля 2011-го, когда было второе сильное землетрясение, было 4 тысячи толчков. Сейчас толчки бывают почти каждый день по несколько раз.

Митрополит с прихожанами в Крайстчерче. Светлая Суббота, 2011 На Светлую субботу митрополит Иларион и я сослужили Божественную литургию в Крайстчерче, чтобы поддержать наших верующих. Владыка сам захотел поехать в Крайстчерч, послужить и помолиться с православными этого города. На службе было много людей, и все причащались. Очень умилительная была служба. Мы прилетели в 7 часов утра, а буквально перед нашим приездом было два сильных толчка по 5,3 балла. Это, конечно, страшно. Люди постоянно в напряженном ожидании следующих толчков.

Во время первого землетрясения, в сентябре 2010 года, не было ни одного погибшего, а во время второго, в феврале этого года, погибло более 180 человек. Первое землетрясение случилось ночью, и пострадавших было мало, а второе – прямо посреди рабочего дня, и многие люди, работавшие или учившиеся, погибли. В школе по изучению английского языка погибло более 100 человек.

Кстати, за два землетрясения в Крайстчерче пострадало 24 прихода Англиканской Церкви. У них где-то в той епархии 50 или 60 приходов. Эти 24 церкви сейчас закрыты из-за их аварийного состояния.

– Сколько приблизительно русских и выходцев из бывшего СССР живет сейчас в Новой Зеландии?

Храм Воскресения Христова в Окленде. После Божественной литургии – На самом деле посчитать их трудно. Старых эмигрантов почти никого в русском обществе не осталось – потомков приехавших из Европы и Китая. Почти все уехали в Австралию или полностью влились в новозеландское общество. Повлияло и то, что богослужения совершались довольно редко. В 1950–1980-е годы один батюшка обслуживал три прихода, а передвигаться по стране в то время было намного трудней. По выходным дням он служил в Веллингтоне, раз в два месяца ездил в Окленд, а в Крайстчерч ездил на поезде два раза в год.

Вообще здесь всегда существовала тенденция отъезда в Австралию, и это продолжается до сего дня. Люди пользуются статусом постоянного места жительства в Новой Зеландии, чтобы попасть в Австралию. Приезжают к нам, поживут, получат ПМЖ и уезжают туда.

Я бы сказал, что у нас в Окленде сейчас от 7 до 10 тысяч русских православных людей, приехавших уже после 1990 года. В Веллингтоне, наверное, 1000-2000, в Крайстчерче намного меньше – где-то до тысячи.

– А чем в основном занимаются русские в Новой Зеландии?

– Очень интересный вопрос. И это одна из наших проблем.

Не будем сейчас говорить об эмигрантах старого поколения, которые полностью адаптировались, стали новозеландцами, имеют профессии и стабильное социальное положение.

Если говорить об основной массе, то первые приезжавшие в начале 1990-х намеревались работать по своей специальности. Это были ученые, врачи, инженеры, в общем – специалисты. Они думали, что приедут в эту сказочную страну, их всех возьмут на работу, и все будет хорошо. Думаю, что и сама Новая Зеландия в какой-то мере тоже рассчитывала на это. Но в итоге оказалось, что существует серьезный языковой барьер, и в Новой Зеландии не признавали в полной мере советские дипломы и ученые звания. Необходимо было учить язык и сдавать экзамены на квалификацию.

Не многие, проучившись несколько лет на родине и потом достигнув определенных успехов в своей специальности, готовы были осилить этот серьезный и иногда и унизительный труд. Получилось, что эти люди с образованием стали работать на черных работах: копали ямы, красили дома, занимались ремонтом, приспосабливались, зарабатывали как-то деньги. Это отражалось и на приходской жизни. Многие «терялись» из-за того, что им надо было работать по воскресеньям.

В начале нынешнего века ситуация немножко изменилась. Начали приезжать люди со знанием английского языка, но зато сам уровень специалистов стал ниже. Многие приезжали, используя студенческие и иные визы, чтобы как-то зацепиться и остаться жить в Новой Зеландии.

Многие наши прихожане озабочены серьезными житейскими проблемами. Сейчас люди часто приезжают в храм и просят отслужить молебен блаженной Ксении Петербуржской, чтобы она помогла с работой, помогла с документами. И правда, она очень многим помогает. Я в это верю сам и всех призываю ей молиться, потому что сам чувствую сильную помощь блаженной Ксении.

Люди, оказавшиеся здесь, живут вдали от нашей русской культуры и традиций нашей Православной Церкви. Эта изолированная жизнь тоже одна из наших самых серьезных пастырских проблем. Сейчас со всеми средствами массовой коммуникации, информации мир стал ближе в каком-то отношении, но все равно чувствуется, что мы от всего вдалеке.

Возвращаясь к тому, чем занимаются наши эмигранты, скажу, что есть и такие, кто прошел все необходимые процедуры, чтобы работать по профессии. Я знаю врачей, которые подтвердили в Новой Зеландии свою квалификацию. Правда, только четверых. Потому что это действительно трудный путь. Надо совершенно перестроиться и стать опять студентом, сдавать экзамены. А потом, скажем, человек был в России главным врачом, а здесь, даже получив соответствующую регистрацию, он должен работать в ночную смену, делать всю черную медицинскую работу, выходить по выходным и т.д. Какой бывший главный врач захочет в субботу ночью или в воскресенье утром работать, когда он ехал «в страну молока и меда»? Так что это тоже одна из наших пастырских проблем.

Другая наша пастырская проблема в том, что было очень много браков, заключенных посредством интернета. В Новой Зеландии хорошо развито сельское хозяйство. У нас много больших ферм, расположенных вдали от городов, и фермеру бывает очень непросто найти себе жену. Многие используют для этого интернет. Они находят специальные русские сайты, знакомятся, платят большие деньги, оформляют все бумаги, приглашают невест и регистрируют свой брак. Но женщины из России приезжают к нам без полного представления о том, куда они едут и что их тут ждет.

Я считаю, что это социальное явление нанесло большой ущерб нашему русскому православному обществу. Особенно женщинам. Они приезжают, например, из Москвы или Санкт-Петербурга, и оказывается, что они не могут быть простыми женами, жить в новозеландской глуши, где никто не говорит по-русски, нет никаких подруг и знакомых. Они впадают в уныние, муж их не понимает. Все это приводит к личным трагедиям.

Когда я приехал в Окленд в 2005 году, мы открывали храм два раза в неделю в будние дни: в среду утром и в пятницу вечером. Люди, в основном женщины, приходили и ставили свечи. Я специально садился у свечного стола и беседовал с приходящими, спрашивал, как кого зовут, откуда приехали. Очень часто бывало так, что первые 20 минут я слышал от них восторженные рассказы о том, как все хорошо в Новой Зеландии, а потом, когда разговор доходил до сердца, женщины начинали просто рыдать. Они приехали сюда со своими мечтами о том, что муж сделает их жизнь такой необыкновенной, что они будут любить друг друга, что у них будет просто рай земной. А мужья не могут с ними нормально общаться. Они друг друга не понимают. Начинаются скандалы, ссоры.

Дело в том, что западная культура Австралии и Новой Зеландии – это нечто совершенно особенное. Это даже не США. Я могу это совершенно определенно сказать, потому что я сам австралиец, родился в Австралии.

Сейчас поток таких людей приостановился. Думаю, что у нас сейчас намного меньше этих «интернет-браков». Их пик был в конце 1990-х, а сейчас, видимо, сами мужчины- новозеландцы поняли, что это ошибочная практика.

Есть, конечно, у нас и прихожане (таких сейчас большинство), которые работают по специальности или имеют работу, где хоть как-то пригодилась их специальность, так что им их работа более-менее приятна. В основном наши женщины имеют профессию бухгалтера, так что они где-то счетоводами работают, в гостиницах работают, в каких-то фирмах. Мужчины в основном инженеры-электрики, инженеры-строители – разных инженерных специальностей.

До сих пор большинство наших прихожан не могут себе позволить купить собственный дом. Исполнить мечту о том, чтобы иметь свое личное жилье. Многие снимают квартиры. Но все равно они относятся очень добросовестно к своей работе и к своей духовной жизни. Это очень сильно чувствуется – духовный подъем. Наш храм в Окленде опять стал центром русской жизни для тех людей, которые нуждаются в этом, и слава Богу!

– А как еще Православная Церковь представлена в Новой Зеландии? Там же есть и другие Поместные Церкви?

– Да. Самая крупная по численности приходов Церковь – это греческая Церковь Константинопольского Патриархата. Греки и арабы были, по сути, первыми православными людьми в Новой Зеландии.

Первый приход был основан православными ливанцами и арабами где-то в начале XX века в городе Даниден на самом юге Южного острова. Потом греки активно приезжали после Второй мировой войны, как и наши русские, и поселились в основном в Веллингтоне. Константинопольская Патриархия единственная имеет своего архиерея в Новой Зеландии. Это митрополит Новозеландский и островов Тихого океана Амфилохий. Он активный миссионер. Сейчас он трудится второй или третий год на острове Фиджи, где построил храм, и у него уже несколько священников из местного населения. Там он сейчас проводит большую часть года. Владыка Амфилохий когда-то был архимандритом и игуменом монастырей на острове Родос. Став архиереем в Новой Зеландии, он сохранил за собой игуменство в Родосских монастырях и периодически ездит туда, проводит там некоторое время.

Митрополит Амфилохий с индийской семьей. Фото: www.ecp-metnz.org.nz В Новой Зеландии за последние два года греки основали четыре или пять миссионерских приходов, а в одном месте даже купили старый англиканский храм, где сейчас служит один иеромонах. У владыки Амфилохия пять или шесть священнослужителей. У них есть также маленький монастырь, в котором недавно построили храм. Владыка – сильный опытный духовник, и у него духовные чада по всему миру, которые активно ему помогают во всех его миссионерских делах.

В нашем западном мире такое самоотверженное влечение к миссионерству редко встречается. Владыка трудится на Фиджи, где уже просто жить европейцу очень трудно из-за климатических условий. Там не только жара, но и сильная влажность и духота. Обычная одежда островитянина на Фиджи – это футболка, шорты и шлепанцы. А владыка Амфилохий всегда ходит в греческой рясе и клобуке и служит в полном архиерейском облачении.

Еще у нас в Новой Зеландии есть три прихода Сербской Православной Церкви. Самый сильный приход сейчас в Окленде. Они недавно купили себе старый пресвитерианский храм. Мы с их разрешения в этом храме служили пасхальную службу, потому что у нас места не хватает. В Окленде живут почти исключительно беженцы, выходцы из Косово. Основалась СПЦ и в Веллингтоне. У них там самый большой храм, но там мало осталось старых эмигрантов-сербов, а большинство новых живут в Окленде. У них та же самая проблема, как и у нас с приезжающими: трудности с языком и признанием дипломов и квалификаций.

Митрополит Иларион совершает богослужение в храме Сербской Православной Церкви. 2011 г. Фото: www.rocor.org.au И в Крайстчерче у сербов тоже есть маленькая община. Они живут рядом, бок о бок с русскими, служат в одном храме, и это очень приятно. К ним приезжает отец Любомир из Веллингтона и служит вместе с нашим батюшкой в воскресные дни, они общаются вместе, и очень приятно видеть, как мы, находясь вдали от своей Родины, помогаем друг другу, друг друга поддерживаем. К нам в Окленде приходят некоторые румыны (сейчас меньше, потому что они тоже получили своего священника), болгары приходят (у них нет своего храма и священника), македонцы приходят.

В связи с Сербской Церковью хочется вспомнить одного коренного новозеландца, принявшего Православие и ставшего монахом в монастыре Ковиль. Он подвизался в Сербии и был насельником этого монастыря, расположенного неподалеку от города Нови Сад. Он недавно отошел ко Господу. Это наш отец Савва из города Хамильтона, он к нам приезжал на службы. Он был очень добрым человеком.

Прот.Владимир Бойков с о.Эманнуилом настоятелем румынского прихода в Крайстчерче Есть здесь и Румынская Православная Церковь. Новый румынский архиерей Австралийский и Новозеландский Михаил – молодой, очень энергичный, миссионерского духа человек. Он устроил уже четырех священников в Новой Зеландии. У них людей меньше, чем у нас, но они очень серьезно относятся к себе. Мне очень нравится дух православных румын. Службы они совершают в Окленде, в маленьком городке Хамильтон, в Веллингтоне и в Крайстчерче. Их приходу в Крайстчерче румынское государство помогло купить старый англиканский храм. Он был в аварийном состоянии, но они все равно в нем служили. При первом землетрясении попадали какие-то кирпичи, и храм закрыли, а при втором землетрясении храм обрушился на две трети. Слава Богу, что они в то время служили в своем зале и никого внутри храма не было. Мы сослужим, когда бывает какой-то праздник, приглашаем друг друга.

Еще здесь есть Антиохийская Церковь, она имеет несколько приходов, в основном они служат на английском. И они тоже ведут миссионерскую деятельность среди новозеландцев.

– А в чем особенность миссионерской деятельности в Новой Зеландии?

– Миссионерствовать среди новозеландцев очень трудно, как и в Австралии. Это совершенно иные люди, чем, скажем, американцы, не говорю уже о России. Коренной американец, например, он, как правило, что-то ищет. Поэтому у них столько этих сектантов, протестантов, там церкви создаются тысячами, потому что они все время что-то ищут. А в Австралии и еще больше в Новой Зеландии совсем иная ситуация.

– Ничего не ищут?

– Нет, они ищут, но что они ищут? Ищут пляжа, футбола, пива, телевизора. У нас в Новой Зеландии в субботу вечером все должны быть на регби или смотреть матч по телевизору. Если не сезон регби, то крикет или какой-нибудь иной спорт. Спорт – это очень сильное дело, на нем все помешаны. Пиво выпить – это тоже почти религиозный акт. Пляж и отдых – тоже. Каждый новозеландец старается иметь свою дачу. Это часто маленькая хибарочка где-то рядом с пляжем, чтобы ему туда приехать в выходные дни: ни о чем не волноваться, закрыться в ней, покупаться, полежать, почитать газету и вернуться в обычный мир в воскресенье поздно вечером.

– По-видимому, климат, условия и уровень жизни оказывают такое расслабляющее действие?

– Я бы сказал, что эта расслабленность, обмирщенность в духовности особенно чувствуется у католиков и англикан. Может, они и сами этого не понимают, но некоторые консервативные, старого устоя, католики и англикане понимают, почему у них так мало людей в храмах.

Как же они приспосабливаются к жизни, если так? Как у них приход живет? Каждый приход открывает свои двери для других религиозных групп. Скажем, рядом с нашим приходом есть очень красивый храм святого мученика Албана. В нем один их самых больших старинных органов у нас в Новой Зеландии, но они не используют его, потому что традиционных англикан в этом приходе осталось каких-нибудь 15 человек, а в воскресенье у них храм пять раз почти полный. Потому что после англикан приходят на час какие-то островитяне-христиане, потом раз-два в месяц приходят индусы христиане-фомиты, потом приходит еще кто-нибудь. Так что до 6 часов вечера, начиная с 8 часов утра, у них храм работает, но не только для англикан. А приходящие что-то платят этим англиканам за аренду. Они в плачевном состоянии, у них нет денег на ремонт храмов, потому что прихожан нет. Очень часто они сдают помещения.

Наши сербы, которые купили храм, очень часто служили в зале этого англиканского храма. У них в то время было шесть групп, которые пользовались в воскресное время этим храмом и этим имуществом. Это явление очень распространено сейчас – из-за упадка веры и духовной жизни. Каждый храм используется под какое-нибудь еще, даже и нерелигиозное, дело. Или в бинго играют, или занятия по танцам проводятся, каратэ или что-то вроде этого – для того чтобы содержать этот храм.

– А как в Новой Зеландии обстоит дело с традиционной семьей?

– Я бы сказал, что в этом значительна роль эмигрантов. Скажем, у индусов очень сильно развит институт семьи, у китайцев, у мусульман то же самое. И у островитян, наших Cook Islanders, это очень сильно развито. (Они когда-то жили под управлением Новой Зеландии и сейчас легко получают постоянное место жительство, имеют предпочтение перед другими эмигрантами.) Это очень религиозные люди и очень традиционные. Проезжаешь мимо церкви в воскресный день – все до единого одеты в белые костюмы. И у них такая открытая душа, простая и очень чистая. Моя матушка работала с больными детьми в школе, где учат детей с церебральным параличом, и там очень много помощников из этого народа, потому что у них мягкое сердце. В каждом классе по нескольку ребят и по нескольку помощников. И в основном помощниками были именно эти Cook Islanders.

У маори тоже развит институт традиционной семьи. У них это называется маорийским словом «фанэо». Это не только твоя семья личная, но это общая твоя семья, даже это понятие расширяется до племени. Все должны друг другу помогать. Проблема в другом. Об этом немножко трудно говорить из-за политкорректности, но маори и некоторые островитяне имеют проблемы с криминалом. Они борются сами против этого, но так как у них молодые люди в основном школу не заканчивают, дальше учиться не идут, то и возникают эти проблемы. Они работают на самых простых работах, имеют слишком много свободного времени, и, конечно, у них есть тяга, как и у других туземцев (индейцев в Америке, аборигенов в Австралии) к алкоголю и наркотикам. Это явление по всему миру: туземцы всегда страдают от этих западных болезней больше, чем западные люди.

– Вы знаете хотя бы одного маори в Новой Зеландии, который принял Православие? И есть ли какие-нибудь планы о миссии среди маори?

– Хотя бы об одном маори, принявшем Православие, я еще не слышал, но у нас есть Божественная литургия Иоанна Златоуста на маорийском языке. Мы ее не совершали, потому что никто из нас не знает этого языка, но был батюшка, он служил в Антиохийской Церкви, а сейчас служит на Аляске, если я не ошибаюсь, в Православной Церкви Америки, так он сделал перевод на маори. Не знаю, насколько он полный.