Часть 1: «С отцовством у нас в обществе просто катастрофа»
– Стандартный вопрос: что значит, что мужчина глава семьи? Он что, за всех должен решать семейные вопросы? За ним всегда последнее слово?
– В моем понимании быть главой – это как Господь в Евангелии говорит апостолам: если из вас кто хочет быть большим, тот пусть будет всем слуга (ср. Лк. 22, 26). То есть само выражение «глава семьи» означает, что мужчина берет на себя максимальную ответственность за семью. Что большинство тех проблем, которые перед семьей встают, должен решать он. Не распределять их по всем остальным. Впрочем, это неизбежно и так происходит, это понятно, но тем не менее он должен брать на себя основной удар. Потому что он самый сильный. Он – мужчина.
– Какие проблемы ты имеешь в виду? Например, зарабатывание денег?
– Зарабатывание денег, принятие стратегических решений в жизни семьи. Допустим, смена места жительства, покупка новой квартиры. Это же все болезненные вещи. Нельзя говорить женщине «как ты решишь, пусть так и будет, мне все равно». Это просто незрелая, детская позиция. То есть, скинуть на жену принятие серьезного решения – это не мужской ход. Тем более, если решение принять тяжело, если ты чувствуешь, что для тебя эта необходимость вызывает какой-то дискомфорт. Необходимо обсуждать важные вопросы вместе, вырабатывать такое решение, чтобы в нем и ты, и жена участвовали на равных. И все же осуществлять его на практике будешь ты. Потому что это мужское дело – решать трудные вопросы. На уровне даже элементарной физической безопасности. Разборка с поддатым соседом, допустим. Это же реальная ситуация, правда? Кто-то звонит среди ночи в дверь и пьяным голосом что-то орет. Ведь ты же пойдешь выяснять, что происходит, а не жена. Хотя ситуация потенциально опасная для всех.
Сказки о счастливом детстве
– Церковное воспитание в семье – каким оно должно быть, на твой взгляд? Обязательно ли, например, детей водить в церковь с собой? А если они вдруг не захотят?
– Это для меня проблема с еще одним иксом, потому что я вообще не знаю, как отец должен воспитывать детей, а уж как отец должен воспитывать детей в отношении к Церкви, тем более. Я и себя-то не знаю, как воспитывать в отношении к Церкви. Но какой-то опыт и какие-то представления у меня, конечно, есть. Исходя из них, я могу сказать, что лучше все-таки детей в церковь водить с раннего возраста. Может быть, не загружать длинными службами, приводить ближе к Исповеди и Причастию, когда служба уже заканчивается, чтобы они не уставали. Потому что ребенок – он же подвижный. У него естественный цикл такой – поиграл, отдохнул.
– А что будет, если будешь приходить с детьми к началу службы?
– Ребенок будет уставать, а усталый человек очень плохо воспринимает все, что ему в этом состоянии предлагается. Ребенку нужно двигаться, ему без движения провести два или хотя бы полтора часа очень трудно.
– А когда дети подросли, когда им уже 13–14 лет?
– Там начинается подростковый кризис, отвержение всего и вся. И, на мой взгляд, ни в коем случае нельзя силой заставлять их что-то делать, в том числе ходить в храм. Потому что эффект будет прямо противоположный. Они тебя послушаются, ты для них авторитет, они не посмеют возразить. Но ты представляешь, что произойдет, если такая важная часть жизни, как отношения с Богом, с Церковью, будет вбита в душу из-под палки? С внутренним противлением, которое подавлено? Да ребенок, как только выйдет из-под твоего контроля, тут же на все наплюет и начнет бросаться во все тяжкие.
– Я забавный случай вспомнил. Моя средняя дочь, Варя, очень трогательная, только что закончила первый класс. Однажды она поспорила со своим одноклассником, где водятся белые медведи. «Они там водятся!» – «Нет, там!» Варя говорит: «А мне папа сказал, а мой папа ученый!» А мальчик отвечает: «Твой папа – сумасшедший ученый!». И Варя вдруг горько разрыдалась. Ребенок пришел домой весь в слезах и долго не мог успокоиться.
– Да, для нее это была настоящая катастрофа. Потому что папа в какой-то момент детского развития становится для ребенка самым значимым человеком. Для дочки весь мир рухнул, когда ей сказали, что ее папа сумасшедший. Всё, что было для нее фундаментом ее существования, вдруг оказалось недоброкачественным.
– Мне было приятно, что она так переживает и так меня любит, видимо.
– Конечно, приятно, очень хорошо тебя понимаю. И все же есть в этой истории еще одна очень важная тема. Дети куда более ранимы, чем о них принято думать. Ребенок еще не умеет отрабатывать травмирующие ситуации конструктивным путем. Поэтому он просто подавляет боль, у него включается целый набор защитных механизмов, в том числе вытеснение, или, проще говоря, забывание этих ситуаций. Человек вырастает, не помня своей детской боли. Отсюда все наши взрослые представления о счастливом детстве. А ведь во множестве случаев никакое оно не счастливое, будем смотреть правде в глаза. Взрослый человек часто создает в своем сознании некую альтернативную реальность, в которой у него было счастливое детство. Я, например, свое детство вообще не помню.
– Как можно не помнить свое детство?
– А вот так. Оно у меня было настолько тяжелым, что я в эту сторону даже смотреть боюсь. У меня не было отца, который бы меня защищал и учил быть мужчиной, у меня была масса проблем со сверстниками и старшими детьми, масса проблем в семье с мамой и бабушкой, с учителями в школе.
– То есть ты постарался свое детство забыть?
– Оно само забылось. Сейчас я, наоборот, стараюсь его вспомнить, но это плохо получается. Радости в нем было мало, хотя я не хочу сказать, что детство у меня было какое-то особо несчастное. Оно было просто тяжелое. И, думаю, не у меня одного.
Как подружиться со своими детьми
– Но что необходимо и важно сделать, без чего, когда у детей наступит подростковый возраст, просто пропадешь?
– С детьми обязательно нужно подружиться. По умолчанию подразумевается, что ребенок и родители должны быть друзьями, потому что это самые близкие люди, у ребенка ближе никого нет. Но на практике, к сожалению, так получается далеко не всегда. Ведь дружба предполагает не только обеспечение ребенка едой, одеждой и т.д. Она, прежде всего, предполагает обмен интересами. Друзья всегда делятся тем, что их беспокоит, что им понравилось, о чем они мечтают.
В подростковый период ребенок начнет внутренне отдаляться и отделяться от родителей. Это не каприз и не проявление каких-то искажений в воспитании. Для него это необходимый этап развития, чтобы потом самостоятельно войти во взрослую жизнь. Он может выражаться в каких-то протестных выходках, в непослушании, в подростковом бунте. Но в целом этот этап развития ребенка предполагает сложную, амбивалентную ситуацию. С одной стороны, ребенок протестует и отталкивает родителей от себя, а с другой стороны, ему очень важно в этот период, чтобы какой-то взрослый значимый человек был рядом с ним, и плохо, если этим взрослым человеком станут не родители. Дай Бог, если это будет батюшка или тренер в спортивной секции, или школьный учитель, который умеет увлечь детей. Но возможны и другие, куда менее оптимистичные варианты. Ведь, например, когда ребенок в подростковом возрасте уходит в криминал, или просто попадает в дурную компанию, то это означает, прежде всего, что у него в семье не было друга, дружбы с родителями.
Если дружба с детьми к их подростковому периоду все-таки сформировалась, то ситуация этого возрастного кризиса протекает для всех гораздо проще. Да, подросток уже сам принимает решения. Если он решил, что в церковь он ходить не будет – ну что ты с ним сделаешь, на цепи его потащишь? Невольник не богомольник. Но у тебя все равно останется эмоциональный канал связи с ним. Он будет, во-первых, ценить отношения с тобой, во-вторых, ценить то, что дорого тебе. И если тебе дорога Церковь, вера, молитва, Евангелие, то он сохранит ко всему этому уважение даже в том случае, если сам он от Церкви на какой-то период отойдет. И тогда на первый план уже выходит другой вопрос – действительно ли тебе дороги все ценности твоей веры, являются ли они для тебя самого главным содержанием твоей жизни.
– По-твоему, бывают ситуации, при которых с детьми невозможно договориться?
– Понимаешь, если мой ребенок проявляет упрямство, и у него какая-то ситуация, которую я не могу разрешить спокойно, значит, причина, как правило, во мне. И мне нужно разбираться с этой моей проблемой, а не с ребенком. Любая детская неадекватная реакция – это всегда ответ на родительские неправильные действия, по-другому не бывает. Нет детских проблем – есть проблемы родителей. Это для меня аксиома. Просто родителям неприятно это осознавать, и они бессознательно или даже осознанно пытаются переложить эту ответственность на детей.
– А если ребенок, скажем, ленивый, не любит трудиться? Как тут его не отругать, не повысить голос?
– Если ребенок ленивый, я не вижу в этом повода повышать голос. Ну, ленивый и ленивый. Бывает. Что тут страшного?
– Учится плохо.
– А что, обязательно учиться хорошо?
– Желательно.
– Для чего?
– Чтобы, например, поступить в хороший вуз и овладеть хорошей профессией.
– Для того чтобы овладеть хорошей профессией, не нужно иметь хорошие оценки в школе. На мой взгляд, современная школа – это, скорее, дисциплинарный институт, который в первую очередь ребенка социализирует, и только потом дает ему знания. Причем и социализирует тоже как-то… очень своеобразно, мягко говоря.
Но мы говорили о другом. Я считаю, что в строгом смысле нет проблем детей. Если ребенок ведет себя проблемно, нужно смотреть, что не так в твоей с ним коммуникации, что ты упустил в его жизни, где ошибся. Если найдешь эти ошибки и сумеешь их исправить – проблема у ребенка исчезнет сама.
– А если подросток постоянно с тобой спорит и препирается?
– Ну, это нормально. Подросток и должен так себя вести. Намного страшнее, если он этого не делает, просто замкнулся, молча сидит где-то в своем углу, и ты не понимаешь, что у него на уме и на сердце.
У нас в семье, слава Богу, в этом смысле все срослось, хотя я, можно сказать, успел вскочить в последний вагон.
– Почему в последний вагон?
– Я успел подружиться со своими детьми, когда у них этот кризис начал уже полыхать синим пламенем. Хотя я и до этого был для них папой и авторитетом, но настоящие дружеские отношения у нас возникли, только когда им было 13–14 лет.
– А как подружиться со своими детьми?
– Здесь универсальных способов нет, потому что дети все разные, и интересы у них тоже разные. Главное – понять, что ребенок любит и что для него наиболее значимо. Дело в том, что интересы детей и взрослых, как правило, сильно расходятся. Взрослый – уже сформировался, у него уже есть своя система оценок и пристрастий. И зачастую бывает так, что родитель (особенно папа) старается навязать ребенку свою систему ценностей, поделиться ими. А у подростка своя динамика жизни и среда общения, свои интересы и предпочтения. И не дай Бог высказать пренебрежение к тому, что ребенок любит и что для него ценно и значимо. Такие мимоходом сказанные обесценивающие фразы могут нарушить отношения с сыном или дочерью на многие годы.
– Что ты имеешь в виду?
– Расскажу о своем опыте. У меня дети просто люто «запанковали», причем со всеми делами: серьги в уши, на джинсы заклепки и т.д. Татуировки, правда, не делали, но это единственное ограничение, которое я тогда жестко поставил: «Давайте необратимых действий не совершать!»
Ну и, соответственно, панк-культура предполагает определенную музыку. И у меня в доме стали звучать SexPistols, Сектор Газа, The Clash. Я не возражал, хотя желание «повоспитывать» в тот период было очень сильное. Но им же не только слушать, им же самим тоже играть и петь хочется. И здесь я почувствовал, что у меня в рукаве созревает мощный козырный туз. Дело в том, что я хорошо играю на гитаре, и они периодически ко мне стали приходить и спрашивать – папа, как вот это играть? а как вот это? а тут какие аккорды?.. И я начал вести подпольно-диверсионную работу: показывал им все, что они хотели, и ни словом не обмолвился на тему, что вся эта их «музыка» – это на самом деле адский ад и отстой. Нет, наоборот, я шел, слушал их любимые песни, потом мы вместе обсуждали услышанное, я обращал их внимание на какие-то нюансы в аранжировке, в качестве записи разных альбомов. Так я втерся к ним в доверие. Они начали со мной делиться своими музыкальными предпочтениями, что-то показывать, что-то спрашивать. А я в свою очередь делился с ними своим «багажом» и подсовывал какую-то свою музыку, похожую по саунду на их панковские погремушки, но где музыкальное содержание уже присутствовало.
Когда они увлеклись игрой на гитаре, я стал показывать им вещи, которые у нас в городке вообще никто не умеет играть, даже преподаватели в музыкальной школе. За неделю научил сына блюзовой технике, которой он потом с удовольствием щеголял перед своими ровесниками. Так я в их подростковую систему ценностей начал бросать зерна более серьезной культуры, и они потихонечку прорастали.
Подозреваю, соседи начали меня тихо ненавидеть
А через два года они вдруг в один миг отошли от панковской тусовки, начали опять активно заниматься спортом, бросили курить и пить, т.е. полностью переформатировались без всякого нажима с моей стороны. Впрочем, одно жесткое условие все же было – я категорически запрещал дома появляться в нетрезвом состоянии. И когда мне пытались возражать, что вот, мол, у Вовчика папа разрешает хлопнуть пивка, я им говорил: «Вот к папе Вовчика и идите с такими разговорами. А здесь, даже если вам по 30 лет будет, и у вас будут свои семьи, вы со мной за один стол с бутылкой не сядете, сразу предупреждаю».
– То есть ты с ними даже со взрослыми не будешь выпивать за одним столом?
– Я просто хотел усилить аргумент. Мне потом дети рассказывали, когда этот период у них закончился: «Пап, на самом деле это было очень правильно. Сидим где-нибудь у костра с гитарой, тусим, хлопнули уже по стакану. Потом прибежали пацаны, еще четыре бутылки портвейна принесли: “Давай!” А ты смотришь с тоской: “Не, ребят, мне еще домой идти”. А потом три часа по улицам круги нарезали, пока запах выветрится, чтобы можно было прийти домой и спать лечь».
И, кстати, когда я по отношению к подростковому пьянству занял такую бескомпромиссную позицию, мне ничего не оставалось другого, как самому прекратить пить.
Но в остальном никаких препятствий мы нашим подросшим детям не чинили. Жена у меня в этом смысле вообще гениальный педагог. Мы сообща решили, что к нашим детям свободно могут приходить любые друзья, кто бы это ни был. И их друзья-панки к нам приходили. Это надо было видеть: майки с какими-то черепами, похабными надписями на английском языке, сатанистские звезды, стрижки, крашеные волосы, проклепанные кожаные ошейники и т.д. Когда они на крылечко выходили, соседи прятались и собак уводили с улицы на всякий случай. Думаю, они тогда начали тихо меня ненавидеть. А жена как будто ничего этого не замечала. Она тащила их в дом, сажала за стол и кормила борщом, спрашивала, как они съездили в летний лагерь, когда собираются в поход на байдарках. И оказалось, что это просто несчастные дети, которых родители, по сути, бросили. У кого-то родители алкоголики, у кого-то из родных – одна бабушка. И жена создала для них семейную атмосферу, в которой они начали оттаивать. Оказалось, что никакие они не сатанисты и не панки, а просто дети, которые искали любви и человеческого к себе отношения. У нас они его нашли и, как придавленные сапогом цветочки, начали выпрямляться. А потом наступил момент, когда мои ребята это все переросли естественным образом, причем не конфликтуя и не скандаля со своими прежними друзьями. Друзья, к слову сказать, тоже сейчас живут вполне нормальной жизнью, хотя панковать бросили несколько позже.
Для меня священник выступил в роли отца
– Как различается воспитание мальчиков и девочек?
– У меня три сына и дочка, сыновья были старшими. Поэтому, когда речь заходит о детях, мне в первую очередь приходит на ум опыт воспитания сыновей. С девочками – это отдельная история.
Но вообще для девочки самое главное, чтобы папа ее любил и эту любовь проявлял. Не просто любил в душе, где-то глубоко внутри себя, а чтобы эта любовь была явно выражена: чтобы папа ее хвалил, говорил, какая она у него хорошая, умная, красивая, интересовался, как у нее дела. Чтоб папа ее обнимал, в конце концов. Это вообще необходимо для всех детей, а уж девочку папа должен обнимать с удвоенной энергией.
– А если девочка уже подросток?
– Ну, если она не хочет, чтобы папа ее обнимал, если видишь, что ребенок напрягается, то, конечно, не надо этого делать. Но по своему опыту могу сказать, что дети настолько истосковались по родительской ласке, настолько им ее не хватает, что они всегда с радостью это примут. Мы с моими пацанами до сих пор обнимаемся каждое утро. Хотя они сейчас уже крепкие молодые мужчины.
– Итак, девочкам важно, чтобы папа их любил и обнимал. А мальчикам?
– Мальчикам важнее обмен опытом. Для мальчиков папа важен как учитель и наставник, как старший товарищ, который может научить чему-то важному, мужскому.
– А мужем быть трудно?
– И мужем быть трудно, да.
– А что труднее – мужем или папой?
– Папой.
– Интересно, почему?
– Все-таки роль мужчины в супружеской паре более явно представлена в художественной литературе или в кино. Я, видимо, очень много читал в детстве, всегда очень любил кино, и у меня сформировался определенный образ мужского поведения по отношению к женщине. Конечно, он был ущербный и во многом неправильный, но он хотя бы был. А вот каким должен быть папа по отношению к своим детям, я даже представить себе не мог, потому что в фильмах и книгах это как-то не особо освещено, об этом начали говорить только сейчас.
Меня очень сильно в этом плане выручила Церковь. Отцовство и его понимание – то, чего нам так раньше недоставало, – все это я и многие мои друзья получили в Церкви. Бог как Отец – это же не какая-то высокоумная богословская абстракция. В моей жизни впервые появилась фигура любящей личности, обладающей всемогуществом, всеведением, всем, чем в идеале для ребенка должен обладать отец. Ты вот спросил, почему моя книга называется «Трудно быть папой». А это же просто аллюзия на «Трудно быть Богом» Стругацких.
И это не просто игра словами, потому что папа для ребенка – это некий бог. Не с большой буквы, но все-таки бог. Который все может и умеет, который решает, кого казнить, кого миловать, который защищает от невзгод и опасностей, дарует разные блага – всё, всё. Папа для ребенка – это целый мир…
А у нас так интересно получилось, что почти все мои друзья по юности как нарочно подобрались – у всех не было отцов. И когда мы пришли в Церковь, мы здесь получили ту недостающую часть воспитания, которой в детстве были лишены. В Церкви человек обретает Бога, а Бог в христианстве – это прежде всего Отец.
И потом, в Церкви же есть священник, и его не случайно батюшкой называют. Это тоже не пустое слово, но некий вполне реальный образ отца – мужская фигура, которая обладает достаточным авторитетом для того, чтобы ты согласовывал с ним какие-то важные решения, чтобы его мнение было для тебя значимым. И у меня все происходило именно так.
Я в юности вообще не понимал, для чего нужно жениться. Не собирался заводить семью и детей. Я ведь вырос в семье, где мужчины не было. И совершенно искренне считал, что это вариант нормы – семья без мужчины и мужчина без семьи. А тут пришел на первую свою исповедь, а священник отказался меня причащать. Мы тогда с моей будущей женой уже встречались, и он говорит: «Нет, я не могу так тебя причастить, извини». Я растерялся, говорю: «А что ж делать-то?» – «Ну, это тебе решать: или венчайся, или расставайся. Подумай, не торопись с решением, но тут только два варианта, я не вижу третьего. Решать тебе». И это настолько важные оказались для меня слова…Я два месяца ходил, думал, прикидывал и так и эдак, и наконец понял, что ведь правда – рано или поздно это решение нужно будет принимать. Невозможно всю жизнь женщин менять как перчатки, это путь в никуда. И понял, наконец, что люблю свою будущую жену и хочу создать с ней семью. Но этого, скорее всего, не произошло бы без тех простых слов, которые сказал мне батюшка у аналоя.
– Твоя история – прямо иллюстрация того, как Церковь меняет людей, причем всю их жизнь, объективно меняет. Не внутренний только мир, а вообще всё в жизни.
– В данном случае для меня священник выступил в роли отца. То есть я от него услышал наставления, которые, по идее, должен был услышать от своего папы. А я их от папы не услышал, потому что его у меня не было. А ты спрашиваешь, чего я был лишен. Ну как об этом можно сказать в двух словах? Я могу об этом рассказывать до бесконечности, только это будет уже не интервью, а очень грустная история со слезами и всхлипами. Папа необходим ребенку, даже если этому ребенку самому уже под пятьдесят. Дай Бог всем папам это понять вовремя.