Страх атеиста: а вдруг Бог есть?

Владимир Тендряков

Тогда много было такой литературы, в театрах шли спектакли. На экран выходили фильмы, целью которых было показать православную веру и ее людей в самом черном свете. Большинство авторов не блистали талантами, прямо скажем, но вот Владимир Тендряков выделяется из этого ряда не только даровитостью. Он примечателен еще и тем, что, не захотев ограничиться примитивным пропагандистским уровнем, попытался проникнуть в тему глубже. А проникнув несколько глубже, увидел, что не все так просто в этом споре, в противостоянии веры и атеизма; что не объясняет атеизм ни мира, ни человека… Пройти этот путь до конца, обрести веру и без страха утвердиться в ней писатель не смог; но его творчество, его опыт показательны и представляют интерес.

Мальчик и Бог

Небольшая повесть для подростков «Чудотворная» написана в 1958 году. Она легко встраивается в ряд антиклерикальных произведений эпохи.

Сюжет ее прост: мальчик Родя Гуляев случайно нашел на берегу реки потемневшую икону. Принес домой, а его религиозно настроенная бабка объявила мальчика святым отроком, который может исцелять болезни. Со всей деревни тянутся к Родьке калеки, убогие, несчастные, затравленные жизнью люди. Жжет его грудь насильно надетый нательный крест. И тут подключается школа. Кто победит в этой борьбе за детскую душу?

Конечно, повесть написана с антицерковных позиций. В ней есть все нужные для антирелигиозной агитки ингредиенты.

Есть верующая – темная, как тогда говорили, – деревенская среда, и есть прогрессивное атеистическое молодое и не очень молодое поколение.

Верующие герои все как один отвратительны: настоящая «Салтычиха» – Грачиха (созвучие имен неслучайно), бабушка мальчика; хитрый поп – отец Димитрий, очень похожий на старца Луку из горьковской драмы «На дне». Есть и те, кто запутался в жизни, за кем партия ну вот не уследила, оставила на произвол судьбы.

Кадр из фильма «Чудотворная», 1960 г.

В этой книге есть и откровенная ложь. Принуждение к вере? Может быть, и были такие семьи, да вот только обратного – когда детей из верующих семей заставляли отрекаться от веры – было в разы больше. Это был дух эпохи. Ее тлетворный дух.

Тендряков иронизирует над тем, что-де у попа Димитрия есть сытая лошадь, какой негодяй! Как тут не вспомнить про «попа с телефоном и на “Мерседесе”»! Сейчас и грустно, и смешно об этом читать.

Тут показан подлинный опыт болезненного обретения веры

Но есть в этой книге драгоценный подлинный опыт болезненного обретения веры, который своей важностью перевешивает все гримасы антиклерикальной пропаганды. Не вмещается в ее рамки та правда, которую хочет сказать Тендряков. А хочет он сказать о том, что на самом деле Бог – есть.

Оказавшись в центре религиозного скандала: бабка говорит одно, учителя – другое, а мама вообще третье, Родя начинает размышлять о Боге самостоятельно, и в его сознании вдруг происходит таинственный поворот:

«Никогда за всю жизнь он серьезно не думал о боге^[1]. В школе говорили: бога нет. Он верил в это и не задумывался. Бог для него был связан с бабкиной воркотней, со слезами матери, с чем-то скучным, неинтересным, не дававшим пищи для размышлений. <…> Но теперь его жизнь невольно заполнена богом. О нем нельзя не думать, если говорят, нельзя не прислушиваться. Есть ли бог или нет его? В этом коротком вопросе был сейчас весь смысл будущей жизни. <…> Врет бабка, врет мать… Нет бога! <…> А если не врут?.. Тысячу лет люди верили».

Нужно проверить! И Родя идет на своеобразный метафизический эксперимент. Есть в деревне заброшенная церковь. Бабки рассказывают, что по ночам кто-то пилит там золотой купол. Страшный звук раздается под куполом опустевшей церкви за несколько минут до полуночи. И отважный мальчик решает: приду ночью в церковь и сам узнаю, есть Бог или Его нет?

Таинственная сила, наверное – нечистая, пилит купол собора, и этот звук болью отдается в сердце мальчика!

И там, в глухой заброшенной полуразрушенной церкви, в которой только гулкая пустота, пыль и паутина, он слышит «звук маленького напильника, въедливо, настойчиво точившего кусок железа». Там, под разрушенным куполом, Родя Гуляев переживает настоящий мистический опыт. Ему открывается, что Бог есть. А вот дальше начинается самое страшное. Да, – понимает мальчик, – права была не прогрессивная учительница, а темные злые бабки: таинственная сила, наверное – нечистая, на самом деле пилит купол собора, – и звук этого пиления такой болью отдается в сердце мальчика! С этого момента жизнь для него кончена. Раньше Родька мечтал: «Когда вырасту большим, стану моряком». Теперь «от этого будущего надо отказаться. Где уж там бескозырка с ленточками, когда тебе придется молиться, когда ты нашел святую икону, когда за тобой следит сам бог, ты у него на примете!»

Родьке кажется, что его детский мир – с радостями, друзьями, фильмами про красноармейцев – мертв, разрушен, его нет.

А есть – бесы (да, именно так, на первом месте), есть страшная икона, которая разрушила и продолжает разрушать его жизнь, есть безумный пьяный урод – инвалид, который хочет получить от Родьки – «несвятого святого» – призрачную надежду на исцеление. Отныне и навеки – кажется Родьке – есть в его жизни только скорбь и страдание.

И вот он идет к страшной иконе, покорно встает на колени и помертвевшими губами шепчет: «Прости, господи»…

Главный тезис атеизма: Бог и радость бытия несовместимы. Если Бог – есть, то тебя – нет

В повести «Чудотворная» Тендряков показывает самую суть той лжи, на которой зиждется здание атеизма: Бог и радость бытия несовместимы. Если есть Бог, то нет любви, если есть Бог, то ты не сможешь смеяться, петь, влюбляться, смотреть кино, читать книжки, загорать, заниматься спортом. Если Бог есть, то тебя – нет.

Наверное, так бесы веруют и трепещут. И именно это видение навязала советским ребятам с самого детства школа, пионерия, вся культурная среда, которая их окружала. Это было и, увы, во многом остается страшной победой атеистического агитпропа.

Владимир Тендряков – великолепный драматург, мастер по созданию напряжения и интриги не только в рамках одного сюжета, но, кажется, и в рамках одного предложения. Однако в финале повести «Чудотворная» опытный автор совершает вдруг непростительный писательский просчет: кульминацию произведения он дает в пересказе, как бы издалека. Учительница Роди, та самая, которая всеми силами стремилась отвратить его от Бога, уезжает в райцентр по делам, а потом возвращается… Тут-то ей рассказывают о том, что составляет ужасное и, безусловно, центральное событие повести.

Мальчик, сломавшись под давлением среды, не выдержал ужаса от того открытия, которое было явлено ему в разрушенном храме и… Сначала он разрубил чудотворную икону топором, а потом совершил попытку самоубийства.

Прозрение атеиста закончилось его бунтом против Бога и самоуничтожением.

Этот поворот темы оказался таким страшным и таким безысходным (а другого автор не видел), что Тендряков не стал, вопреки здравому смыслу, описывать ключевую сцену сюжета. И довольно неуклюже свел его к «хэппи энду»: Родю откачали, его бабку наказали. Мальчика изъяли из семьи, и теперь никто не будет ему «пудрить мозги» религиозным мракобесием. Конечно, позитивным такой финал может показаться только читателю из страны победившего атеизма, но никак не нам.

И все же эту книгу обязательно нужно прочитать православным воцерковленным христианам. Прочитать, чтобы понять, почему на самом деле не хотят никак идти в церковь их родители, бабушки и дедушки. Почему так агрессивны по отношению к нам наши неверующие братья и сестры.

Вовсе не потому, что на них не так посмотрели, им не то сказали и т.д. А потому, что они боятся поверить в Бога. Долгие годы эти люди были лишены возможности услышать Благую Весть, узнать о том, что Бог есть любовь, радость и свобода.

Если Бог и открывался им, то только через страдания. Ты не знаешь, что ты воскреснешь, но ты знаешь, что умрешь…

Возможно, сам того не ведая и не желая, Тендряков запечатлел на страницах этой книги портрет верующего испуганного атеиста, каковым наверняка был и он сам. В повести дан точный анализ и очень честный художественный ответ на вопрос: что такое советский атеизм в своей сути? Не политически, не идеологически, а по существу. Чем он привлекал и привлекает людей?

Но когда эти люди, пережившие боль от того, что Бог есть, шли в разрушенные храмы, глухо повязав темные платки под подбородком (потому что Бог и красота несовместимы же! – им так сказали творцы советского агитпропа), когда они, плотно сжав губы, всю свою жизнь перечеркивали на исповеди, каялись в изменах и абортах, когда до потери сознания читали и вычитывали мертвые для них слова молитв в репринтных изданиях молитвословов, – они все-таки совершали подвиг, не такой же, как подвиг новомучеников, праведников и героев, нет, но все-таки подвиг, доступный их израненным душам.

Апостол-неумеха

О чем бы ни писал Тендряков: о войне, о проблемах подростков в школе или об искусстве, он тут и там возвращается к волнующей его теме, как бы ненароком, невзначай. Как будто он, как Родя Гуляев, не может ни думать, ни говорить ни о чем другом. Как будто в нем под спудом атеистического воспитания горит апостольский огонь.

Слово это появилось неслучайно. Есть в творчестве Тендрякова повесть с названием «Апостольская командировка», в которой он выводит героя, в чем-то подобного ему самому. Юрий Рыльников, как и герой повести «Чудотворная», переживает мучительную трансформацию из атеиста в верующего человека. В отличие от повести «Чудотворная», в «Апостольской командировке» антиклерикальный слой до неприличия тонок. Человек, который не знает, кто такой Тендряков и в каком году и в какой ситуации написано это произведение, может вообще не понять, что этот слой там есть, настолько убедителен и достоверен рассказ главного героя о том, как он пришел к вере в Бога. А между тем впервые эта повесть была напечатана в журнале «Наука и религия» в 1969 году.

Солидного физика с головой накрыла волна наивного ужаса-удивления: зачем я живу? почему никого не волнует этот вопрос, а меня волнует? Рассказать – засмеют. Никто не поймет.

Да он и сам не понимает, что с ним происходит. А происходит с ним мучительная трансформация из атеиста в верующего человека. Он вдруг осознает, что все просто: Бог есть. И это «Бог есть» нельзя ни забыть, ни оттолкнуть от себя, ни «развидеть», как сейчас модно говорить, никакими силами. Мир для тебя после этого никогда уже не будет прежним.

Бог есть! Но человек волен по-разному отнестись к этой вести. Родион Гуляев ужаснулся, а Юрий Рыльников пришел в восторг, потому что он не может жить в бессмысленном мире.

А дальше Тендряков шаг за шагом показывает, как вырастает пропасть между Рыльниковым и тем миром, в котором он до сих пор жил. Герой становится совершенно другим для семьи, друзей и сослуживцев, он чувствует вину перед семьей, чьи традиции он якобы нарушил:

«Я вырос в неверующей семье. Мои родители свято чтили одну лишь заповедь: “Учение – свет, неучение – тьма”. Они считали доказанным, что Бога нет. Библия – сказки, религия – опиум для народа, только невежественный человек может верить поповским небылицам. Отец погиб в войну, в сорок третьем под Харьковом. Мать до сих пор жива, нянчит детей у дочки. Что она скажет, когда узнает, что ее сын стал верующим?»

И тут же Тендряков показывает другое. Неверие семьи Рыльниковых – недавнее, что называется, в первом поколении. Оказывается, первая встреча Рыльникова и веры произошла еще в детстве: он видел иконы и бабушку, самого любимого, лучшего человека на свете, которая – о, ужас, как это вынести! – молилась возле этих икон.

«Мне тогда не исполнилось и шести лет, – вспоминает повзрослевший Юрий Рыльников, – но я уже воинственно считал Бога своим противником». И теперь

«я не могу отделаться от презрения, какое сам в течение всей жизни испытывал к верующим. Пугает, что меня станут презирать мои же товарищи, такие же безбожники, каким я был до сих пор. Пугает, что должен иначе думать, иными глазами смотреть на мир, жить иначе! Вера в Бога не рождается от одних только логических умозаключений, вера – скорей привычка. Я привык отрицать Бога».

«Я привык отрицать Бога» – какие точные слова находит Тендряков

Какие точные слова находит Тендряков для описания того простого факта, что якобы выстраданный и рассудочно неопровержимый атеизм советского человека – это не свободный духовный выбор из нескольких возможностей, а всего-навсего привычка.

Но привычка не мешает Рыльникову полюбить тот новый мир, который ему неожиданно открылся. Он погружается в чтение Священного Писания; как и положено советскому интеллигенту, приходит в ужас от «жестокостей» Ветхого Завета, спорит с Богом, задает детские, наивные вопросы и дает такие наивные ответы.

Его представления о вере, о христианстве грешат схематизмом и ограниченностью. Будем честны: сам автор Тендряков в этом вопросе ненамного возвысился над своим героем. Споры и сомнения, которые посещают Рыльникова, не стоят разбора. Это попытка человека, невежественного в вопросах религии, рассуждать о том, в чем он несведущ. Но вера героев писателя – не в логике, не в рассуждениях.

Отсутствие знаний не мешает герою Тендрякова полюбить Христа, даже не понимая, Кого он полюбил. Он просто чувствует, что вопреки всем его привычкам, даже вопреки здравому смыслу он «нуждается в этой гипотезе». Герой Тендрякова любит Христа, а сам Тендряков не скупится на щедрые краски в пересказе Евангелия:

«Был он худ, пропылен, но обожженное солнцем лицо покойно, и в глазах озерная синь. Симону, старшему из сыновей Ионы, понравился пришелец, и он пригласил Его к себе в дом. Он называл Себя Сыном Божьим, звук Его голоса вливал мир и покой в душу. С Его появлением больная теща Симона встала с постели. Темнеет озеро, тянет ветерком, пахнет рыбой, Он говорит:

– Не больше ли душа значит, чем пища, не изящнее ли тело, нежели одежда?»

Рыльников – апостол-самоучка, неумеха. Но апостольский путь требует отречения от себя. Готов ли к такому подвигу Рыльников? Нет, не готов.

Как и школьник Родя, кандидат физических наук Юрий боится, что его засмеют, боится стать маргиналом, потерять работу, уважение друзей.

А еще он боится за семью:

«Сам я готов бросить работу. <…> Готов снести смех, издевки, общее порицание, общее презрение, готов во всем собой жертвовать… Но жертвовать-то придется не собой. Уйти гордо с работы и с этой спесивой гордостью сесть на шею Инге. <…> Но самое-то страшное не Инга – Танюшка. Ей уже пошел шестой год, скоро в школу. Ее там начнут учить тому, чему учили и меня: Бога нет, религия – дурман. А папа-то живет в дурмане. Презирай, Таня, отца, он у тебя не такой, как у всех, с изъянцем. Но от отца-то отказаться непросто, не любить его трудно. Отец или школа? <…> Непосильное для детских плеч, недолго и сломаться. Хочу ли этого? Нет!»

Хочет апостол-самоучка рассказать Танюшке про Доброго Волшебника, Который ходил когда-то по земле на самом деле и никому не сделал зла, а вместо этого рассказывает про какую-нибудь Бабу Ягу.

Апостол-трус, апостол-неудачник бежит от своего призвания. Он пытается скрыться от мира в далекой деревне Красноглинке, где еще сохранилась белая, прекрасная, хотя и не действующая церковь. Но и здесь он со своей смешной верой никем не понят и никому не нужен. Верующим бабкам он непонятен, а потому неприятен. Местный молодой священник и вовсе называет его антихристом.

Апостол-неумеха идет по пути всех христиан: его гонят и злословят во имя Христа

Тендряков пытается показать верующих людей и Рыльникова в первую очередь жалкими, слабыми, ничтожными. Дискредитировать героя, чтобы развенчать его теорию. И… не очень-то получается его дискредитировать. Потому что, несмотря на глупость, на слабость, на гордыню, несмотря на эту очевидную незрелость религиозного чувства, герой повести Тендрякова идет по пути всех христиан: его гонят и злословят во имя Христа.

Деревенские активисты-коммунисты устраивают над ним настоящее судилище: приглашают из центра лектора с дежурной лекцией о том, что Бога нет. Рыльникова на это мероприятие приводят чуть ли не под конвоем. «На свет мракобеса! На люди! – кричат они. – Вышибай из него Господа!»

Все эти люди – от председателя до местного алкоголика – готовы оплевать и осмеять его, готовы ногами растоптать его крошечную веру. Всего-навсего – растоптать. Не убить же, в самом деле!

«Я встал со своего места. Встал и очутился лицом к лицу со стеной. Люди плечо к плечу сбились в проходе, разглядывали… В упор, молча, без какого-либо осуждения, без жалости, на лицах можно уловить лишь одно – ничем не согретое любопытство. <…> Стена из глаз преграждала мне путь к выходу. Я двинулся вперед. Первый дал мне дорогу парень в синей фуражке. Прошипел вслед:
“У-у, контра!”»

«Контра» – это значит абсолютный враг. С ним не вступают в диалог. Его уничтожают. Советский мир, что в городе, что в деревне, не принимает уверовавшего неофита, выталкивает его из социума, из семьи и в конце концов из жизни.

Да, как и в повести «Чудотворная», в «Апостольской командировке» происходит символическая смерть героя.

Вот его враги – местная гопота – окружают его плотным кольцом. Они требуют отречения, а трус и слабак Рыльников, апостол-неумеха, почти утративший веру, не отрекается. Здесь герой так же, как и в повести «Чудотворная», почти вплотную подходит к смерти. Но Тендрякова не устроил трагичный, но закономерный финал. Расправа была остановлена местной «церковной бабкой», которая, оказывается, ненавидит Рыльникова гораздо сильнее деревенских безбожников. Она в очередной раз обозвала его антихристом и выгнала из деревни. Очевидна искусственность такого финала. Повесть фактически заканчивается ничем. Она оставляет чувство недоумения, разочарования и в то же время радости от того, что Тендряков не обличил своего неправильного героя, но оставил его наедине с его несовершенной верой и сомнительной свободой.

Покушение на Христа

«Покушение на миражи» – роман о Христе. Точнее о «несвоевременно погибшем Христе» – так называется первая глава этой книги. В основе романа фантастическое допущение: представим себе, что история – это точная наука. Представим себе, что есть некий суперкомпьютер (а дело происходит в 80-е годы прошлого столетия, когда идея суперЭВМ еще звучала свежо), который может моделировать исторические процессы так же легко, как он моделирует процессы математические. И проведем с мировой историей грандиозный эксперимент: удалим из нее некую фигуру, которая оказала на нее огромное влияние, и посмотрим, какова же, в конце концов, роль личности в истории. Есть ли незаменимые люди? Или все-таки прав Карл Маркс, и все в нашей жизни определяется отношением базиса и надстройки?

Конечно, есть Одна Единственная Неповторимая Личность, о Которой думает писатель.

Что будет, если Христа не будет? Если бедный безвестный проповедник погибнет раньше, чем выйдет на проповедь?

Тендряков рисует альтернативную картину развития европейской цивилизации. Он находит замену Христу – апостола Павла, который, в отсутствии Христа, становится проповедником не Сына Божиего, распятого и воскресшего, а некоей невнятной общечеловеческой морали. Тендряков очень тонко показывает столкновение абсолютной морали (не христианской, но как бы христианской) с экономическими реалиями эпохи разложения рабовладельческого строя.

Что было бы, если бы не было Христа? – решает огромная ламповая машина с огромными для 80-х годов прошлого века мощностями.

А за ее решением следят главный герой-историк, его ученица и два аспиранта.

И машина преподносит им сюрприз: воскрешает Христа

И тут машина преподносит им сюрприз – воскрешает Христа. Что было бы, если бы не было Христа? Невозможно ответить, потому что Он был, есть и будет и пребудет во веки веков.

Эта сцена показана в книге как еще один вариант личного откровения: Бог есть, Христос – воскрес! Зная это, ты никогда не сможешь жить так, как раньше.

В отличие от героев «Чудотворной» и «Апостольской командировки» герои романа «Покушение на миражи» не становятся верующими людьми, но их реакции на электронную Благую Весть так же разнятся: каждый из них делает свой духовный выбор. Математик в этом явлении чувствует некое созвучие его внутренним неоформленным религиозным импульсам. Он скорее рад этой вести, хотя, что именно его обрадовало, он вряд ли мог бы объяснить членораздельно.

А вот историк Ирина удручена. Для нее весть о том, что без человека по имени Иисус история непредставима, означает, что от человеческих усилий ничего не зависит. Читай: хочу жить без Бога, творить без Бога.

Интересно, что сам эксперимент по сути ничем не заканчивается, и центральный вопрос романа, как кажется на первый взгляд, не получает ответа.

Но есть в романе два, как кажется, проходных эпизода, которые как раз и являются ответом на вопрос, «что было бы…»

Первый – попытка исповеди. Эта попытка случилась со старшим товарищем главного героя: они вместе прошли войну. Идейный человек, сильный, фактурная личность. В тридцатые годы лично взрывал храмы в селе, искренне полагая, что они больше не нужны.

А теперь этого человека мучает совесть – нет, не за то, что он гнал христиан, но потому, что он чувствует: его жизнь прошла впустую. На пороге смерти он осознает, что не понимал в ней чего-то главного. И зовет священника. Эта встреча, однако, заканчивается ничем.

Человек, живший в мире, из которого удалили – а вернее, самонадеянно думали, что удалили, – Христа не может обратиться к Богу на пороге смерти. Подвиг разбойника на кресте потому и подвиг, что повторить его способны единицы. Персонажи Тендрякова, едва увидев Бога, сразу же бегут от Него: они не могут вынести мысли о том, что Он есть.

И есть еще один «проходной» эпизод. На протяжении всего романа параллельно основному сюжету развивается вялотекущий конфликт между сыном и отцом. Сын математика – вялый, безынициативный, его интересует только комфортная жизнь и сиюминутная выгода. В конце концов молодой человек становится подлецом, и отец понимает: нет у него аргументов, которые могли бы остановить нравственное падение сына. Их и не может быть в мире, где провели эксперимент по удалению Христа. Здание нравственности без религиозного фундамента не может не рухнуть.

Мне кажется, что только человек, который живет в мире свободной совести, может понять коллизии, описанные Владимиром Тендряковым. Сам того не ведая, он писал для читателя, который точно знает, что Бог есть. Только в таком свете рассказанные им истории приобретали и блеск, и остроту. Он всю жизнь пытался передать этот ужас, этот страх, восторг, отчаяние и все то, для чего даже и слов нет в языке человеческом; все то, что обрушивается на душу, которой открылось, что Бог есть. Но лучше всего ему удалось передать страх и отчаяние. Может быть, потому, что его личная благая весть была написана на языке атеизма – не как отрицание существования Бога, но как противление Ему. Другого художественного языка Тендряков, похоже, не знал, но этим владел в совершенстве; мистику атеизма он понял досконально и честно рассказал о том, что увидел на самом дне религиозного отрицания.

Сам же Тендряков сомневался ли в атеизме?.. Верил ли в душе?.. Мучился ли болью богооставленности?..

Об этом знает только Бог, о Котором мы знаем точно, что Он есть.