Чего хочет женщина?

Вопрос «чего хочет женщина?», порождая тонны журнальной и книжной иронии, множество комедийных фильмов и эротических пособий, мешает всерьез задуматься о мужестве. К счастью, как и было сказано, конец этому процессу – хотя бы в «одной отдельно взятой голове» – может положить прямой и ясный ответ.

Чего хочет женщина? Это вопрос половой конъюнктуры. Недаром в самом деловом и прагматичном обществе, где практически все сферы частной и общественной жизни определяются конъюнктурой, был снят фильм с одноименным названием. Главный герой (Мел Гибсон) – ведущий специалист некой рекламной компании, занимающейся продвижением на рынке каких-то дамских мелочей. Он пытается понять, чего хочет женщина, сразу с двух позиций: как менеджер, перед которым стоит задача увеличить объемы продаж, и как мужчина, пытающийся максимально эффективно выстроить свою личную жизнь. Оба качества образуют в нем нераздельное единство. Так на экране воссоздается образ, олицетворяющий распространенное сегодня представление о мужестве как о половом менеджменте.

Вследствие несчастного случая герой получает уникальную способность свободно читать женские мысли. Казалось бы, впереди его ожидает карьерный взлет и серьезные романтические успехи. Возблагодарив Бога, или судьбу, или кого-то еще (кто-нибудь знает точно, какую надмирную сущность благодарят герои американских фильмов?), он отважно погружается в недра женской психологии. Однако вскоре уникальный рекламщик начинает крайне болезненно переживать свой талант. Кроме этого, выясняется, что прозрачность женского мира не является таким уж большим подспорьем в личной жизни. Полным провалом оканчиваются попытки покорить сердце той единственной женщины, которая ему действительно нужна. Стратегия полового менеджмента оказывается неэффективной. В чем же дело?

Очень похоже, что, планируя развязку сюжета, создатели фильма просто подчинились логике ими же написанного сценария и для них самих этот момент остался неясным. В итоге вопрос «чего хочет женщина?» оказался без ответа.

Ошибка гибсоновского героя состояла в том, что он пытался решить означенный вопрос исключительно опытным путем. Проще говоря, он просто подходил к женщине и прислушивался. Полученную посредством такого мониторинга сумму разнообразных «хочу» он принимал за подлинное знание женской нужды. Так поступают и многие из нас, прислушивающиеся к женщине. Пусть они и не обладают абсолютной проницательностью и не умеют угадывать тайное. Но кто сказал, что нужно угадывать тайное? Разве женщины склонны долго скрывать свои желания?

Опытным путем невозможно познать предмет по существу. С помощью своей способности гибсоновский герой смог уловить только второстепенные, частные и сиюминутные желания отдельных женщин. Он расслышал мечты домохозяйки, соседки, любовницы, коллеги по работе, однако не уловил желания женщины как таковой, не понял, чего в принципе хочет женщина, всякая женщина, независимо от ее возраста и социального положения. Для этого требуется иная «волшебная» способность – аналитическая. Нужно вычислить «идею женщины», для того чтобы уловить великую песнь женской тоски, которой оглашается Вселенная с первого дня ее создания.

Идея вещи определяется просто: от исходного представления о ней нужно последовательно отсечь все частные, вторичные, несущественные характеристики – наподобие того, как хозяйка очищает кочан капусты. Содержание, остающееся в скобках в конце операции, и является искомой идеей.

Следуя этим путем, находим, что идеальная женщина – это полнота, завершенность. Полнота ни в чем не испытывает нужды. Абсолютная женщина, то есть женщина, не испытавшая ни малейшего влияния мужского начала^[2], совершенно свободна от каких бы то ни было желаний. Именно в силу этого, фундаментальное свойство женщины есть жажда желания.

«У женщины есть все. В силу этого, у нее нет одного: желаний. Поэтому, единственное, чего ей хочется, это хотеть чего-нибудь». Для того, чтобы легче понять эту «метафизическую алгебру», вспомним слова из песни Владимира Высоцкого, описывающие состояние человека на вершине горы: «весь мир на ладони, ты счастлив и нем». Вот оно, состояние полноты, совершенства. И только одна нота, одна мрачная мысль – вечное мучение совершенных – вмешивается и разрушает гармонию чувств. Зависть! Но зависть к кому? На кого ревнивым взглядом смотрит тот, кто «счастлив и нем»? Проследим в направлении его взгляда. Куда устремлен взор того, кто стоит на самом верху?

Альпинист, крепко упираясь ногами в покоренную вершину, сквозь радость и эйфорию, охватывающую его, ощущает непривычную пустоту в груди – там, где так долго жило желание покорить эту высоту. И потому завидует новичку, впервые берущему в руки альпеншток. Он видит: в нем есть нечто, имеющее большую ценность, чем опыт и слава, нечто, навсегда утраченное отважным покорителем Эвереста.

Схожим образом богатство внутреннего мира интеллигента завидует духовной нищете крестьянина. Неудивительно, ведь духовная нищета, в отличие от университетского образования, это не призрак силы – это реальная сила, такая, что может поднять человека от земли и однажды утром увести его к новым горизонтам. Как есть, в лаптях – из родного Архангельска в Москву с рыбным обозом.

Идеальный мужчина, в отличие от идеальной женщины, не полон и не завершен. У него всегда есть «вершины», которые «еще впереди», созданные в его душе творческой фантазией ребенка, играющего в бытие. Именно в этом смысле стоит говорить, что мужское начало есть начало волевое. Это неиссякаемый источник всяческих нужд. Это космический нищий, у которого никогда не бывает достатка. К этому источнику, «как елень на источники вод», всякий раз устремляется женское совершенство.

Нельзя сомневаться в том, что фаустовская Гретхен прекрасно прожила бы и без гомункула. Возможно, что до Фауста, она вообще не знала, что это такое. Но ей хотелось избавиться от волевого нейтралитета по отношению к миру, и она пришла к Фаусту, чтобы заразиться его желанием победить природу и создать «человека из праха земного».^[3]

Вот открытие: мужчина не исполняет женских желаний – он их создает. Поэтому настоящий мужчина всегда желанен, а поддельный вечно изгоняем, как бы ни был он усерден в стремлении угодить своей женщине.

Вот загвоздка: вопрос «чего хочет женщина?» задает сама женщина. И вопрос этот может быть обращен только к единственному товарищу по бытию – к мужчине. Так что отвечать на этот вопрос, причем на полном серьезе, собственным существованием, есть наша бытийная повинность, от которой никуда не деться. «Откосить» здесь не удастся. Рано или поздно своя женщина спросит каждого из нас, есть ли в нас такие желания, которыми могла бы удовлетвориться ее жажда. Разочарование от отсутствия сильных и экзистенциально оправданных мужских желаний будет крайне болезненным для обоих.

Вот причина, по которой терпит крах стратегия полового менеджмента и конъюнктуры. Ею просто не удается полностью заменить подлинного мужества. Герой Гибсона начал жестоко страдать от своей абсолютной проницательности вовсе не потому, что изнемог от женских капризов. В недрах женской души вместо портрета Героя, который можно было бы скрупулезно скопировать и воспроизвести в себе, он неожиданно обнаружил зеркало. И покуда он в недоумении всматривался в это зеркало, оно вдруг само всмотрелось в него и спросило: «Чего хочет женщина?»

Слишком жестокий контраст: там, где рассчитывал получить, приходиться давать самому. Будучи не готов к такому обороту дела, он растерялся, за что немедленно получил порцию презрения и ретировался.

Крайне важно помнить о том, что собственно отношения мужчины и женщины есть только одна из множества сфер, пронизанных половым размежеванием. А потому и вопрос «чего хочет женщина?» представляется крайне значимым не только в личной жизни.

Мужское, помимо прочего, есть способ осуществления власти. Мужское и женское присутствуют в отношении учитель – ученик, поэт и толпа, государь – народ, Бог и человеческая душа и т. д.^[4] Следовательно, и в этих областях гораздо важнее научиться самому формировать систему предпочтений, нежели исследовать уже имеющуюся. Странен был бы тот музыкант, который стал бы ждать от слушателей их суждения о музыке, вместо того, чтобы властным смычком заставить их забыть все свои прежние музыкальные пристрастия. Недостоин своего звания оказался бы и учитель, идущий на поводу у своих учеников. Сократа, кажется, совсем не заботило то обстоятельство, что один из его слушателей, Аристокл, имел претензию стать великим поэтом. Он довольно эгоистически заговорил о чем-то своем, философском, и Аристокл, прозванный впоследствии Платоном, послушав его немного, сжег все свои юношеские стихи. Кто дерзнет сказать, что это было не на пользу человечеству?

По тем же основаниям, станем утверждать, что правитель, всерьез полагающий, что он должен исполнять волю народа, пребывает в каком-то фундаментальном заблуждении. Он подобен наивному простаку, который приступает к женщине: «чего хочешь, любимая?» – не замечая, что острие этого вопроса направлено прямо в противоположную сторону и упирается ему в грудь.

«Да будет воля Твоя» – воздыхает человек и со страхом и любопытством вглядывается в свою судьбу. «Говори, Сократ» – тихо просят ученики. Люди, в ожидании притихшие в Бетховенском зале Консерватории уже только тем, что пришли и притихли или, наоборот, разразились аплодисментами, вызывая на сцену своего кумира, свидетельствуют о своей готовности подчиниться вдохновению гения. Это уличные музыканты ластятся к слушателям, играя популярные мелодии в надежде получить немного денег. Хотя и среди них порой встречаются на редкость властные натуры.

Потому и в «Настольной книге Правителя» должно быть записано: «Способен ли ты хотеть чего-либо так сильно, чтобы оправдать ожидания нации? Не придется ли тебе оправдываться перед этой разочарованной женщиной, ссылаясь на демократические традиции?»

Кризис мужества в современном мире отчетливо выражен в дефиците желаний. Так что одной из основных для нас должна стать максима: «научитесь хотеть».