От сотворения мира к началу нового учебного года

Традиция начинать год с 1 сентября происходит от древних церковных обычаев. Православная Византийская Империя праздновала эту дату с первых же веков своего существования. В таком праздновании был и духовный, и светский смысл. Духовный – потому, что многие византийские богословы и мыслители предполагали, что Бог приступил к сотворению мира именно 1 сентября, а значит, с этого дня началось и само сотворенное Богом время. Мирской же смысл заключался в том, что к сентябрю заканчивались все полевые работы, и государство успевало полностью собрать причитающиеся ему налоги с нового урожая.

С 1492 года Новый год начинался с 1 сентября и в Московской Руси. Женившись на последней византийской царевне, великий князь Иван III, объявил Новолетие официальным церковно-государственным праздником. И с 1547 года на всех главных площадях русских городов-крепостей воевода с боярами и епископ с духовенством в этот день «здравствовали» царю. Главное торжество совершалось в Москве на Соборной площади Кремля. В 1582 году итальянский путешественник Джованни Компани сообщал: «На площади воздвигается помост, на который поднимаются Митрополит и Великий князь и возвещают оттуда об окончании года. Митрополит, по обычаю, святит воду и этой водой кропит князя и стоящий вокруг народ, осеняя крестом как самого князя, так и его сыновей, молится об их долгой и счастливой жизни, а народ в это время громко кричит: «Великому Государю нашему и детям его многая лета!» При этом все радостно поздравляют друг друга, желая каждому долгой жизни». Празднование Новолетия дополнялось первым представлением народу царского наследника по достижении им совершеннолетия, которым считалось четырнадцатилетие. Царский наследник выступал с помоста с публичной речью. А в 1598 году в Новолетие торжественно венчался на царство Борис Годунов.

В 1700 году эта традиция, в числе многих других, была искоренена Петром I. Гражданский Новый год стали праздновать 1 января. Однако, церковный, а главное, сельскохозяйственный календарь остались прежними. Залучить крестьянских и даже дворянских детей из деревни в городские учебные заведения до окончания страды не представлялось возможным. Негосударственные сельские школы грамоты и вовсе начинали свои занятия 1 декабря в день памяти пророка Наума с тем, чтобы закончить их уже к Пасхе или даже к Благовещению (25 марта). Разумеется, для систематических занятий в государственных средних и высших учебных заведениях такой график был непригоден. Поэтому вплоть до конца XVIII века они старались держаться прежнего, допетровского годового круга.

Нельзя забывать, что счет времени и в Византии, и в Московской Руси, и в Российской Империи вплоть до 1918 года велся «по старому стилю», т.е. по юлианскому календарю. Поэтому, например, сегодняшние церковные учебные заведения открывают свои двери не 1, а 14 сентября. С этой разницей нужно считаться, и читая архивные документы о русских школах XIX –начала ХХ веков.

Так, 91 статью первого в России единого Устава средних учебных заведений от 5 ноября 1804 года, гласящую, что «учебное время в уездных училищах продолжается также, как в гимназиях, то есть от 1 августа предыдущего года по 1 июля следующего года», не следует понимать (а тем более, возрождать) буквально. На самом деле, речь идет о том, что учебный год начинался 14 августа, в первый день двухнедельного Успенского поста. В конце XIX века на всей территории Российской Империи учебный год в гимназиях и университетах начинался уже 16 (29) августа, сразу по окончании поста, и заканчивался 1 (14) июня.

Но если за гимназиями и университетами государство следило более или менее пристально, то остальные учебные заведения работали вразнобой. В опубликованных документах попадаются даты 20 и 31 августа, 15 и 26 сентября, 1 и даже 15 октября. Самое печальное, что многие публикаторы при этом забывают упомянуть по какому, старому или новому стилю приводится дата, так что ситуация становится еще запутанней. Одно можно сказать точно, начало учебного года в школах, не финансируемых из государственной казны, не было регламентировано никаким единым официальным документом. И в деревнях, и в городах учредители при решении этого вопроса руководствовались исключительно местными традициями и здравым смыслом.

Что же касается СССР, то взятый им курс на построение единой государственной системы всеобщего обучения с самого начала предполагал жесткую стандартизацию большинства ее параметров, в том числе и учебного режима. Однако вплоть до середины 1930-х годов эта задача оставалась неразрешенной. Директора советских школ времен НЭПа относились к началу учебного года также вольно, как их дореволюционные предшественники. Даже постановление Совнаркома «О всеобщем обязательном начальном обучении» от 14 августа 1930 года настаивает лишь на том, чтобы все дети в возрасте 8–10 лет были «приняты в школу осенью».

Единое начало учебного года было введено в СССР лишь через пять лет. Постановление Совнаркома и ЦК ВКП(б) «Об организации учебной работы и внутреннем распорядке в начальной, неполной средней и средней школе» от 3 сентября 1935 года в первой же статье устанавливает «во всех школах СССР начало учебных занятий с 1 сентября и окончание их – в первых трех классах – 1 июня, в IV-VII классах – 10 июня и VIII–X классах – 20 июня, зимние каникулы – с 30 декабря по 10 января, весенние в продолжение шести дней».

График, не в пример нынешнему, весьма жесткий. Правда, следующая статья постановления также жестко запрещает проводить в начальных классах больше 4-х, а в средних и старших больше 5 уроков в день, но это уже другой разговор. Гораздо важнее было бы выяснить, кто подсказал тогдашним руководителям партии и правительства начинать учебный год, руководствуясь (пусть и без учета разницы стилей) даже не дореволюционными, а древнерусскими и церковно-византийскими установлениями? Но этот вопрос, скорее всего, навсегда останется загадкой.