Из воспоминаний об иеромонахе Рафаиле (Огородникове)

18 ноября – годовщина смерти иеромонаха Рафаила (Огородникова; † 1988).

Иеромонах Рафаил (Огородников)

Опыт духовного общения отца Рафаила с отцом Иоанном был таким, что отец Рафаил принимал его безоговорочно. Отец Рафаил знал его силу молитвы, и говорил нам – отец Иоанн не проповедник, а молитвенник.

Мать отца Рафаила, Маргарита, рассказывала такой случай. Она умирала, а потом ей стало легче, и она стала поправляться. И оказалось, что в тот час, когда она умирала, в 5 часов утра, в келью к отцу Рафаилу пришел отец Иоанн и сказал: «Рафаил, твоя мать умирает. Вставай, давай молиться». И они встали на колени и молились. А время потом уже сопоставили.

Нас посылал отец Рафаил к отцу Иоанну очень часто – как напоминание о себе. Он был одним из тех монахов, которые были изгнаны в конце 1970-х годов из Псково-Печерского монастыря. В монастырь он не мог явиться, в ворота никого из них не пропускали. И отец Рафаил мог передавать только через других людей весточки о себе и просьбы помолиться о нем.

У нас проблем особых не было – обычные для молодежи проблемы: за кого выйти замуж и кем работать.

Отец Рафаил нас довольно жесткою рукой выставлял к старцу. Ему как бы и не важны были наши проблемы и наше самоопределение.

Он посылал нас за другим – ему нужен был опыт духовного общения, чтобы мы получили этот опыт.

А мы как попадем к отцу – помнишь только, что попадаешь в облако благодати. Он что-то говорит, а слова становятся неважными. Хочется все время здесь находиться, и слова все забываешь. Один священник знал это, что слова забываются, он тогда положил в карман диктофон. И у него записался стук сердца: тук-тук, тук-тук.

В то же время отец Рафаил нас ориентировал на восприятие слов отца Иоанна. И учил, что если вы из слов старца что-нибудь не поняли, надо переспрашивать до тех пор, пока не станет понятно.

К сожалению, пока был жив отец Рафаил и проблемы были маленькими, было все понятно. Но через несколько лет, когда отца Рафаила уже не было в живых, а с приходским духовником тоже возникли проблемы, и не с кем было посоветоваться, то уже забылась эта установка – про выспрашивание до понимания.

Были недоумения от каких-то неправильно понятых слов, от неточных ответных писем, которые заставляли страдать. От недоуменных слов шли совершенно фантастические, по-женски логические построения.

Только после преставления отца Иоанна, с опросом круга людей, которые одновременно со мной ездили к отцу Иоанну, эти недоуменные слова наконец-то приобрели контекст и ситуация прояснилась.

А вот если бы я пользовалась тем, чему учил нас отец Рафаил – «если из слов старца вы чего-нибудь не поняли, нужно переспрашивать, пока не будет понятно», – этого бы не было, недоумений и последствий.

Но по юности и по глупости необычайной и сами эти слова трактовались по-другому: что батюшку нужно все время о чем-нибудь спрашивать. Так поступала Н., чем вызывала постоянно гнев келейницы, которая обобщала свой гнев на всю нашу компанию.

***

Первый раз нас отправил отец Рафаил к отцу Иоанну благословиться, когда отец Иоанн служил на праздник пророка Илии в селе Юшкове. Это было традицией, отец Иоанн приезжал туда каждый год к отцу Паисию.

Я впервые оказалась на деревенском престольном празднике – таком, как описывались престольные праздники в дореволюционной литературе.

В село на службу съезжается народ со всех окрестных деревень, после службы устраиваются столы на зеленых лужайках, и обед для всех: щи, картошка, огурцы, сметана – все деревенское, простое и чрезвычайно вкусное.

Нас, московских, было машины три. Отец Иоанн нас благословил, и после этого нас пригласили к столу. Это было удивительно после московской обособленности – такое благожелательство, единение, спокойствие, безмятежность.

Отец Рафаил отправил нас с целью «благословиться к старцу». И вот, после службы я пошла «благословиться», но отец Иоанн был окружен толпой так плотно, что протиснуться не было никакой возможности. Я заплакала в сторонке, а отец Иоанн так замедлил, все замолчали, а он немного отстранил толпу и направился прямо ко мне.

– А это кто тут у нас?

Я сказала как меня зовут и что нас послал отец Рафаил.

– А сколько тебе лет?

– Семнадцать.

– Ах ты, цыпленочек, цветочек.

Конечно, я была полна впечатлений от этого дня и от такого внимания и благословения.

***

Иеромонах Рафаил (Огородников)

Он нас принял. Тогда он часто принимал в 5 часов вечера внизу, в приемной. Слов, сказанных мне, я не помню совершено. Мы сидели на диванчике, батюшка нас мазал маслицем, поил святой водой, гладил все время, и казалось, что в глазах все расплывается.

А слов я не помнила. Мы с этой женщиной созванивались спустя 20 лет, чтобы вспомнить, что же нам говорил тогда батюшка. Я запомнила, что он спросил ее про работу и сказал устроиться на какую-нибудь работу, хотя бы рублей за сто. А она запомнила, что батюшка сказал про меня:

– Ты розовый бутон, и хорошо бы ты так и оставалась подольше.

Этот опыт общения, он был так важен, не как слова даже, а как присутствие внутри того облака благодати, которое окружало старца.

Я-то думала все время, что такой опыт есть у каждого, кто ходит в церковь, что это так естественно, что и говорить об этом не приходиться.

И проходит 20 лет, когда оказывается, что такой опыт переживали единицы, и они сразу понимают, о чем идет речь, а остальные не понимают о чем идет речь. Только поэтому, чтобы засвидетельствовать о реально осязаемой, видимой и переживаемой благодати, я все это записываю.

Надо заметить, что восприятие и переживание благодати не зависело от свойств самого присутствующего человека. Хороший он, плохой, благочестивый, заблуждающийся – это не имело значения.

И, главное, человек сам не менялся, его свойства. А впечатление было, что ты уже другой, какой-то не такой. Но по поступкам – ты сам еще оставался прежним, отвратительным.

Но здесь главное было не резкое и радикальное изменение жизни, как хотелось бы. А то, что ты приобретал опыт, знание реального присутствия Божия. И потом его все время жаждешь, хочешь опять переживать эти ощущения. Но нигде не можешь его добыть, и ничего не удовлетворяет. А самому меняться приходилось не во мгновение ока, а в течение лет и лет.

Еще надо заметить, что это нахождение в благодати рядом со старцем было не всегда. Это были первые разы, первые приезды. А потом, когда на этом опыте становилось возможным строить свой личный опыт, этого уже не происходило. Ты мог приезжать и привозить с собой родственников и знакомых, они, приехав впервые, получали эту благодать, а ты – ты должен был уже работать.

***

Один раз мы приехали с Н., причем он и прежде приезжал и разговаривал с отцом Иоанном. Но восприятие, переживание и видение благодати получил лишь только в тот раз.

Мы были на ранней службе в Успенском храме, причастились, и пошли в город. А потом нам стало в городе невообразимо тоскливо, и мы прямо побежали обратно в монастырь, и прямиком в Михайловский собор. А там во время евхаристического канона служил и молился отец Иоанн с отверстыми царскими вратами. И мы встали как вкопанные, как оцепенелые.

Н. сказал потом: «Если меня спросят: видел ли ты, как служат Богу?» – я скажу: «Я видел как служит отец Иоанн».

Это 1997 год.

***

Вот один раз приехали.

Нас послал отец Рафаил, перед смертью, с просьбой помолиться о нем.

А мы-то…

Встретили в Печорах своих московских друзей. Обрадовались, болтали, работали на послушании. Это было прекрасное послушание для молодежи. Большими лопатами чистили снег, а монастырь – на горках. И мы, счищая снег, с этих горок сбегали вниз, очень весело.

И когда пришли к отцу Иоанну, мы, умные девицы, выставили молодых людей за дверь, чтобы они не слушали наших разговоров.

Отец Иоанн спросил или нет, не помню, о том, что нам хочется. Я сказала, что хочу выйти замуж.

Он спросил: «А тебе есть за кого?» Я сказала, что нет. Он сказал: «Тебе же духовный нужен».

Самое смешное было то, что тот, за кого я вышла замуж спустя лет пять, в это время стоял за дверью.

***

Потом, когда я встретила отца Рафаила в Москве, дней за пять или шесть до его смерти, он меня выспрашивал – что сказал отец Иоанн.

Про него отец Иоанн сказал тогда: «Ну как, летает ангел Рафаил? Что-то быстро он летает». Но я-то все забыла на тот момент, что сказал отец Иоанн, а помнила только слова, обращенные ко мне. Я носила тогда украшение, свитое из рядов нитей золотого бисера. И отец Иоанн сказал, комплимент: «А, все в золоте ко мне приехали».

И сколько ни выпытывал у меня отец Рафаил, что же сказал отец Иоанн, я только помнила про «в золоте к нам приехали».

***

Когда отец Рафаил умер, было такое письмо.

«Дорогая о Господе …

Божие благословение Вам на возвращение домой.

У Господа нет мертвых, у Господа все живы, и Он один знает, когда и кого позвать из жизни сей.

Путь странствия отца Рафаила кончился, Ваш же путь продолжается, и забота Ваша вся должна быть направлена на сохранение души своей и воспитания ее для Царства Небесного. А еще Господь есть Любовь, а люди только могут носить в себе отсвет этой Божественной Любви в большей или меньшей мере. Главное же для всех – Любовь Господь.

И вот будьте очень внимательны, чтобы никогда и ни один человек, даже и священник, и духовник, не заслонил собой этот Образ Любви. Господь с Вами.

Об отце же Рафаиле долг Ваш сохранять память и молиться, ибо он, как всякий человек, отшедший теперь, в этом нуждается особо.

Молитесь Господу, и Он со временем пошлет Вам и нужных людей для вас, и духовника.

Божие благословение Вам.

А. И.»

(Это 1988 год, 22 ноября.)

***

И вот это время, конец 80-х, было удивительным и прекрасным – так было все реально, близко. Батюшка отец Иоанн был доступен, все проблемы решались непосредственно, посредников не было, и никто не уходил обиженным, все попадали под внимание, под утешение.

А потом сразу многое изменилось. Разбился отец Рафаил, приходской священник в Москве перешел в раскол, а встречи с отцом Иоанном стали недоступными.

И от опосредованного общения возникло много обид и недоумений.

Мы-то для отца Иоанна были «Рафаиловскими», он нас и принимал как «Рафаиловских». Теперь на нас стояло клеймо « Н-новских», по фамилии священника, ушедшего в раскол. Эта тонкость была неизвестна келейникам, и в письмах попадались такие недоумения, вроде «вспомни свою первую любовь и покайся», относящиеся к тому духовнику, который не был тем, чем был для нас отец Рафаил. То есть тут выстраивались недоумения.

Письма были не точны, к батюшке попасть было невозможно, и мы перестали ездить в Печоры вообще.

***

После замужества, года через четыре, я приехала с тем, чтобы узнать, писать ли про отца Рафаила, как мы у него жили, или нет.

Это желание – восстановить все по крупицам – было естественным. Когда находишься внутри духовной жизни, то это и не нужно – собирать мелкие штришки, черточки и складывать это в черты, заново переживать все. Но когда оказываешься в вынужденном затворе с детьми, кастрюлями и без церковных служб, то относишься ко всему по-другому, как к большой ценности.

И я написала письмо, а вложила его в другое письмо, одного влиятельного лица, и так передала.

Поехала в Печоры. Но как! Я купила билет на поезд и опоздала на него.

Поехала на следующий день. И попала на Благовещение, когда батюшка служил, а он долгое время никого не принимал. А так, мы приехали – и встречаем отца Иоанна, идущего на службу. Мы с супругом подходим к нему, а он останавливался на дороге и разговаривал с теми, кто оказывался на пути.

Я говорю:

– Помолитесь о моих детях.

– Как имена?

– С. и С.

– А мать кто?

Я говорю:

– Мать – я.

Отец Филарет повторяет за мной громко:

– Мать – я!

Я тогда называю имена – свое и мужа.

Отец Филарет:

– Вас сколько! Нужно записку писать.

Я сказала, что написала имена в письме. Про отца Рафаила задала свои вопросы. Отец Иоанн велел поехать в епархию и взять там личное дело и автобиографию.

На другой день мы точно также встретили по дороге отца Иоанна. Он, увидев нас, сказал: – Дети ваши – С. и С. Помню. И вас помню.

Потом я писем уже не писала, как-то все уже определилось.

К отцу Иоанну я попала на 40 дней совершенно невозможным образом. Я опаздывала на поезд, но кто-то нажал стоп-кран, поезд задержался – и я оказалась в Печорах. Эта поездка была милостью и утешением.