«Русский писатель не может не быть православным»

Валерий Николаевич Ганичев

Предлагаем Вам беседу с писателем состоявшуюся в 2014 году, после награждения Валерия Николаевича Патриаршей литературной премией имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия «За значительный вклад в развитие русской литературы»

– Валерий Николаевич, ваши жизнь и судьба уникальны, богаты событиями, свершениями, достижениями. Родились в Новгородской области, потом воспитывались в Сибири, становление проходили в Николаеве в Новороссии, окончили исторический факультет Киевского университета, переехали в Москву, где работали директором издательства «Молодая гвардия», главным редактором крупномасштабных по своим тиражам изданий – газеты «Комсомольская правда», журнала «Роман-газета». А с 1994 года и по сей день возглавляете Союз писателей России. В вашей жизни было много поисков и великих обретений. Но главным, я думаю, явилось обретение веры. Расскажите, пожалуйста, как это произошло. Как вы, в прошлом комсомольский деятель государственного уровня, стали православным?

– Путь к вере в Христа сложился у меня не так просто, как у многих людей, которых с детства родители воспитывали в православных традициях. Таким человеком была моя ныне покойная супруга Светлана Федоровна, вот ее с пяти лет уже водили в церковь, приучали к молитвам, исповеди, причастию. Отца ее в Николаеве репрессировали, угнали в лагеря, но мама, будучи верующей, прививала троим своим детям любовь к людям и стране, уважение даже к главенствующей идеологии социализма. Светлана одновременно и ходила в храмы, и была активной пионеркой. Учительница ей однажды сказала: «Я знаю, что ты ходишь в церковь, но ты при этом красный галстук хотя бы снимай».

– А ваши родители?

– Мои родители тоже были крещеные люди. Отец Николай Васильевич родом из Рыбинска; те места затопили, и появилось Рыбинское водохранилище, которое также называют Рыбинским морем, и на вопросы, откуда родом мой отец, я отвечаю: «Он родился на дне моря». До войны семья держала трех коров, отца даже собирались раскулачивать, но он спасся шуткой: «Я у этих трех коров четвертый, потому что сам работаю, как вол». Потом он работал машинистом на Николаевской железной дороге, впоследствии Октябрьской. Его приняли в партию. Я родился в 1933 году на лесопилке в Пестово, где отец находился уже на партийной работе. Пестово сейчас относится к Новгородской области, а тогда Новгородская область входила в Ленинградскую. Затем отца направили на работу в Сибирь, и там мы изрядно поколесили, переезжая с места на место.

Моя мама Анфиса Сергеевна во время Гражданской войны, оставшись сиротой, находилась в вологодском детском доме и часто бывала в гостях у священника Фаворского. Он прививал ей азы Православия. Но мой путь к Церкви был самостоятельным. Впервые я стал задумываться о христианской вере, когда учился в Киевском университете. Храмы, иконы, церковная утварь и облачения – всё это такое величественное, великолепное, возвышающее человека. Можно сказать, я приходил к вере сначала умом, а уже потом постигал Православие сердцем. Сначала как историк, затем как писатель я всё четче осознавал, что наша культура остается в православном поле…

– Никуда из него не выпала, несмотря на многие годы внушаемого и насаждаемого атеизма.

– Совершенно верно. Изучая классическую русскую литературу, я осознал, что русский писатель не может не быть православным.

– Иначе он не русский.

Георгий Федотов, узнав о многомиллионных изданиях в СССР русских классиков, сказал: «Всё, Россия спасена!»

– Да, даже в своих заблуждениях, как Лев Николаевич Толстой, он всё равно не выпадает из религиозного поля. И представители советской литературы тоже. Необязательно было Шолохову в своих романах показывать церкви, молитвы, священников, исполнение таинств. Его герои вольно или невольно проходят через все христианские ценности, не отвергая их, а принимая. Советская власть, безбожная, в тридцатые годы начинает миллионниками издавать русскую классику, несущую в себе зерно Православия. И неграмотная страна становится грамотной, изучая грамоту по русской литературе, а не по американским комиксам, не по детективным романам, не по ужастикам. И эти миллионники были баснословно дешевыми, они приходили во все библиотеки, во все семьи. Один из столпов русской эмиграции Георгий Петрович Федотов, узнав в 1938 году об этих многомиллионных изданиях Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Чехова, Достоевского и других, сказал: «Всё, Россия спасена!»

Вручение Патриаршей премии Валерию Ганичеву

– Валерий Николаевич, уже с 60-х годов прошлого века определились ваши православно-патриотические взгляды, еще когда вы работали в журнале и издательстве «Молодая гвардия». Какие люди окружали вас тогда, стали вашими единомышленниками?

– Прежде всего, это Анатолий Васильевич Никонов, возглавлявший журнал «Молодая гвардия», ставший центром духовного патриотического возрождения после пагубной во многих отношениях эпохи Хрущева. Пагубной в смысле идеологии и культуры. Впервые в советское время в «Молодой гвардии», а затем в 1970-е годы в журнале «Наш современник» стали в открытой печати оформляться идеи национального самосознания. Главные партийные идеологи того времени – Суслов, Зимянин, Яковлев, Севрук – не могли с этим долго мириться. Никонов был с треском уволен с должности, начали громить всех, кто боролся за возрождение русской славы, памятников истории, храмов. Но я благодарен судьбе, что она свела меня с такими людьми, как Никонов, Солоухин, Глазунов, Курочкин, Селиверстов. Они еще больше укрепили меня в моем движении к Православию.

– Вы как раз тогда попали в закат хрущевских гонений на Церковь.

– Да. И когда Хрущева сняли, была наша оттепель, русская, продолжавшаяся несколько лет, до тех пор, пока сусловская идеологическая машина не начала на нас наступление. Так вот, во время этой русской оттепели я подготовил письмо «Берегите святыню нашу», оно было опубликовано в «Молодой гвардии» и подписано тремя гигантами нашей культуры – Павлом Кориным, Сергеем Коненковым и Леонидом Леоновым. Это письмо стало своеобразной программой соединения героического прошлого России с тогдашней жизнью молодого поколения. Помню, как Леонид Леонов, редактируя письмо, вычеркнул слова «Наша славная советская молодежь» и проворчал: «В годы войны была славная, а сейчас пусть докажет!» Это был 1965 год, только что Хрущева сняли, и самое время было сделать рывок в деле восстановления исторической памяти нашего народа. Хрущев – страшно вспоминать! – запретил праздновать День Победы. И вот, в 1965-м празднование 9 мая восстановлено, и под это дело мы выпускаем это письмо. В нем мы обращались к нашей интеллигенции с воззванием воскресить русские святыни. Включая православные храмы. Это письмо перепечатывалось людьми, распространялось в виде листовок. Сотни тысяч экземпляров разбежались по стране. Были расклеены в клубах, библиотеках.

– Это письмо, насколько я понимаю, дало повод и возможность для создания Общества охраны памятников истории и культуры России. Его возглавили писатель Леонид Леонов, композитор Георгий Свиридов, художники Илья Глазунов и Павел Корин, директор Эрмитажа Борис Пиотровский, историк Борис Рыбаков и другие. В то время в Китае шла «культурная» революция, возникла угроза войны с этим недавно дружественным государством. Возможно, как Сталин во время Великой Отечественной войны осознал необходимость воскрешения исторической памяти народа, так и тогдашнее руководство пошло на «русскую оттепель», дабы было на что опираться, разразись новая страшная война.

– Да, Александр Юрьевич, вы правы. Китайская угроза здесь тоже поспособствовала.

– И к Церкви тогда резко изменилось отношение в лучшую сторону. Тоже как при Сталине в 1943 году. Валерий Николаевич, а вы уже тогда стали посещать храмы?

На пленуме ЦК партии Юрий Гагарин выступил с предложением восстановить храм Христа Спасителя.

– Да. И, опять-таки, не без участия моей жены. Светлана очень радовалась новому кругу моих друзей, большинство из которых были православными и воцерковленными. Видела, что благодаря знакомству с ними и я всё больше подготавливаюсь к воцерковлению, к пониманию того, что есть воля Божия и она превыше всего. Мы были хорошо знакомы с Юрием Алексеевичем Гагариным, и я видел в нем то же движение к вере. На пленуме ЦК партии, посвященном воспитанию молодежи, он выступил с предложением восстановить храм Христа Спасителя как памятник войне 1812 года.

– Его друг Валентин Петров тогда получил выговор по партийной линии за то, что «ввел Гагарина в Православие». А Петров потом вспоминал, что Юрия Алексеевича и не надо было вводить, он сам был втайне православным, и нередко можно было слышать, как он тихонько произносит «Отче наш».

– А когда он выступил с предложением восстановить храм Христа Спасителя, помню, ко мне подошел инструктор ЦК партии и спросил: «Вы не знаете, Гагарин согласовал свое предложение наверху?», и я сразу ответил: «На самом верху!» А скульптор Коненков как-то раз сказал: «Гагарина нельзя было не пустить в космос. Он – небожитель». Помнится, в 1967 году в Вешенской в гостях у Шолохова Юрий Алексеевич вместе со всеми Дон переплывал, а ведь там в середине реки течение сильнейшее. И в Вешенской он, выступая перед казаками, смело говорил о поруганной былой славе России, которую надо восстанавливать.

– Недаром есть такая легенда, что, когда Хрущев спросил его, видел ли он в космосе Бога, Гагарин сказал: «Нет, Бога я не видел», а когда довольный Хрущев отошел, Юрий Алексеевич тихо добавил: «Зато Бог меня видел».

Валерий Николаевич, вот у меня не так давно возникла такая мысль, что советскому человеку в чем-то было легче прийти к вере, чем дореволюционному. Потому что советская идеология воспитывала не только большевиков-ленинцев, но и патриотов своей Родины. Посмотрите, сколько было гражданственных сильных песен. До революции таких не было. Были хорошие военные марши и множество лирических песен, чаще всего печальных. А вот таких могучих жизнеутверждающих песен, воспевающих труд и подвиги во имя Родины, можно припомнить мало. «Здравствуй, страна героев, страна мечтателей, страна ученых!» – тогда не пели.

– Хорошая мысль! Очень хорошая мысль!

– В обществе в XIX веке не наблюдалось массового энтузиазма. Не будем говорить, в какой мере при советской власти это воспитывалось, а в какой насаждалось, все-таки, я думаю, что в большей мере воспитывалось. Самой эпохой грандиозного строительства. А патриотизм, который приводит к желанию отдать всего себя ради общего дела и общего счастья, воспитывает в человеке христианское «положи жизнь свою за други своя». И литература советская, на мой взгляд, внутри себя несла больший христианский заряд, чем литература XIX века.

– Совершенно верно, Александр Юрьевич. И те, кто добровольно рвался на стройки социализма, ехали в разные концы СССР с чистым сердцем, с чистыми помыслами. Не за длинным рублем. Это уже пришло позже, лет за десять до появления Горбачева. А те, кто сумел сохранить чистые сердца и помыслы, те в 1990-е годы оказались на обочине жизни. И пришли к Церкви. И, опять-таки, с чистыми сердцами и чистыми помыслами.

– А каково, на ваш взгляд, нынешнее состояние нашего общества, насколько в нем выросло чувство патриотизма?

– Стремительно растет! Вспомните, как на праздник Кирилла и Мефодия во всех городах на площадях люди пели настоящие русские патриотические песни. Давно мы не слышали, чтобы массово исполнялась «Широка страна моя родная». А теперь услышали. У меня слезы стояли в глазах. Это – Крым! Вот как Крым вернули России, так и русскую песню вернули. Любовь к Родине в народе всё сильнее.

– Мы чувствуем сплоченность, несмотря ни на какие Болотные площади и новые майданы.

– Дай Бог, чтобы это продолжалось.

– Нам бы еще Союз писателей снова присоединить к России, а то его всё пытаются и пытаются закрыть.

– А пытаются те, кто ходил на Болотную. Все эти Быковы, Улицкие и прочие. Люди, которые индивидуализм противопоставляют коллективизму.

– А ведь Православие-то как раз религия коллективизма, а не индивидуализма.

– Безусловно.

– Валерий Николаевич, скажите, а когда вы впервые надели нательный крест?

– В 1987 году.

– Шла подготовка к 1000-летию Крещения Руси.

– Совершенно верно.

– А ведь я тоже в 1987-м. Получается, мы в один год с вами стали носить кресты. Хотя крестили меня в младенчестве, в 1959-м. А вас?

– Тогда же, в 1987 году, я и принял таинство святого крещения. Будучи членом КПСС, парторгом. А за четыре года до этого в 1983 году у меня была памятная и в значительной мере переломная встреча. Я тогда был главным редактором «Роман-газеты», и ко мне в гости приехал знаменитый владыка Василий (Родзянко), епископ Сан-Францисский, представитель Русской Зарубежной Церкви.

Епископ Василий (Родзянко). Фото: Юрий Кавер

– Который во многом способствовал изменению отношения зарубежников к Московскому Патриархату.

Владыка Василий (Родзянко) стал читать молитвы – и словно какая-то преграда рухнула: я стал вместе с ним молиться

– Совершенно верно. Так вот, он решил побывать у меня в гостях. Увидев его, наша консьержка Рахиль Иосифовна сказала: «Валерий Николаевич! К вам приехал либо какой-то патриарх, либо сам Господь Бог!» В то время я еще стеснялся открыто молиться. Молитвы знал, но что-то внутри преграждало путь молитвенного общения с Богом. Мне даже дочка моя Марина говорила: «Папа, молись, пожалуйста!» И вот когда владыка Василий в моем доме стал читать молитвы, то и во мне эта преграда рухнула, я стал вместе с ним произносить слова молитв. Потом мы с владыкой Василием ездили вместе по святым местам России, он видел возрождение Православия и, действительно, много способствовал тому, что в итоге было восстановлено каноническое общение Зарубежной Церкви с Московской Патриархией. Помню, однажды он вспоминал, как его родители в 1918 году говорили о необходимости эмигрировать. Ему тогда три года было. Они говорили: «Ну это же ненадолго!» Рассказывая мне об этом, он погладил свою длинную седую бороду и сказал: «Вот это “ненадолго” выросло до такой бороды!» Я тогда особенно осознал, какой трагедией стало для сотен тысяч русских людей бегство из своей родной страны. Сейчас эта трагедия повторяется на Украине. И многие, как тогда, говорят: «Это ненадолго». И неизвестно, как всё обернется. Не дай Бог, чтобы как тогда, надолго!

– Вам, Валерий Николаевич, как человеку, у которого многое связано с Украиной, это особенно горько видеть.

– Да, это страшная печаль!

– Скажите, Валерий Николаевич, а когда вы впервые исповедовались, причастились?

– Тогда же, когда и крестился, в 1987 году. С тех пор постоянно исповедуюсь и причащаюсь. Первая исповедь была подобна экзекуции.

– Священник был очень строгим?

– Нет. Я был очень строгим по отношению к самому себе.

Патриарх Алекcий II и Валерий Ганичев

– Валерий Николаевич, вы являетесь инициатором церковного прославления святого праведного воина Феодора Ушакова. Благодаря вашим стараниям и книгам он был причислен к лику святых Русской Православной Церкви. Вы были в числе приближенных незабвенного Патриарха Алекcия II, вместе с ним создавали Всемирный Русский Народный Собор, сразу же стали его сопредседателем в этом мощном общественном движении. Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с Патриархом Алексием, как подружились?

– Нельзя сказать, что я был в числе его приближенных. Скорее так: я был из тех, кто постоянно пользовался его благосклонностью, вниманием и добросердечным отношением. Первая наша встреча состоялась вскоре после моего крещения, в Новгороде, в 1988 году. Там проходил Праздник славянской письменности и культуры. Третий по счету после Мурманска и Вологды в 1986 и 1987 годах. Государство к тому времени ослабило свои вожжи, и этот праздник проводился на широкую ногу. Огромный букет подлинных деятелей русской культуры и науки. Большое количество деятелей Церкви во главе с тогда еще митрополитом Ленинградским и Новгородским Алексием. Я впервые услышал его проповедь и застыл в полнейшем оцепенении. От его логики, красоты слога, плавного звучания речи. Тогда мы и познакомились. Там был один удивительный случай, когда мы шли по мосту через Волхов и мост стал шататься. Кто-то закричал: «Остановитесь! Идите не в ногу!» Потому что получался резонанс и мост мог рухнуть. А мы вдруг осознали, как это знаменательно, что впервые идем все в ногу – партийные руководители области, министр культуры советского правительства, прочие советские чиновники и деятели Церкви, русской культуры и науки, идеологи коммунизма и борцы за православное возрождение!

– И всем тогда казалось, что «радость будет», что впереди – всеобщее единение русского народа, крушение всех трагических разногласий…

– И стайка пионеров выбежала навстречу, стала повязывать всем пионерские галстуки. Митрополиты Алексий и Питирим не только не отшатнулись, но покорно наклонили главы свои и позволили им тоже повязать алые галстуки.

– Смотрите, как в нашем с вами разговоре получилась перекличка пионерского галстука, в котором Светлана Федоровна ходила в церковь, с пионерским галстуком на шее у митрополитов!

– А в 1989 году я познакомился с нынешним Патриархом Кириллом, когда были праздники славянской письменности и культуры в Смоленске, где он возглавлял тогда кафедру. Я шел рядом с ним в крестном ходе, который двигался по всему городу вдоль крепостной стены, по главным площадям. В 1993 году мы вместе с Патриархом Алексием II и нынешним Патриархом Кириллом создали Всемирный Русский Народный Собор. Первое крупное национальное общественное движение в России. Уже после того, как во всех бывших республиках Советского Союза давно действовали свои национальные общественные движения.

Первый Русский Народный Собор состоялся в мае 1993 года. И либеральная пресса сразу завопила: «Шовинисты! Красно-коричневые!»

Первый Собор состоялся в мае 1993 года в Свято-Даниловом монастыре. Впервые прозвучали слова о разделенной нации, о русской национальной идее, о русском самосознании и культуре. Вся либеральная пресса сразу завопила: «Шовинисты! Красно-коричневые! Враги демократии!» Но к тому времени, благодаря мощной деятельности Святейшего Патриарха Алексия II, авторитет Церкви поднялся на большую высоту, и это помешало либералам принять меры, чтобы Собор запретили. И с каждым годом он стал набирать и набирать обороты. Власть не препятствовала Собору, но и не участвовала в нем.

– Ельцин ни разу не присутствовал.

– Ни разу!

– Руководитель России игнорировал Русский Народный Собор!

– Да. При том что начиная с Третьего Собора в него стали входить все политические партии России. Только когда пришел к власти В.В. Путин, участники Собора увидели на своих заседаниях главу государства Российского. Владимир Владимирович проявил совершенно иное отношение к главному национальному общественному движению.

Главой Собора был Патриарх Алексий II, а мы с владыкой Кириллом – заместителями Главы и сопредседателями. Встречались мы обычно в резиденции в Чистом переулке. Патриарх очень внимательно следил за всеми и политическими, и литературными событиями. Всё, что я ему приносил и советовал почитать, он читал, а потом делился своими мнениями.

– А был ли у него дар прозорливости?

Я готовился к операции и пришел получить благословение у Святейшего. Он посмотрел на меня и говорит: «Не спешите».

– Расскажу такой случай. Мне должны были делать операцию на сердце. Я уже готовился ложиться «под нож» и пришел получить благословение у Святейшего. А он посмотрел на меня и говорит: «Не спешите». Я послушался. Проходит некоторое время, меня обследует сам Евгений Иванович Чазов и говорит: «У вас всё в порядке, и не нужна никакая операция». Потом я рассказал это Святейшему и говорю: «У вас дар ясновидения?» А он мне: «Отнюдь нет. Просто мне тоже однажды должны были делать операцию на сердце. Дело было за границей, надо подписать контракт на операцию. В контракте 100 пунктов. Я читаю 99-й пункт: “Летальный исход возможен”. Думаю: “А не лучше ли умереть своей смертью?” И отказался от операции. Прошло время, меня обследовали и сказали, что операцию можно не делать. Всё как у вас».

– А как часто вы обращались к нему с просьбами?

– Очень редко. Только в самых необходимых случаях, связанных с работой Собора. Я боялся лишний раз просить о чем-то, боялся нарушить ту доверительную связь, которая сохранялась между нами.

– Он помогал вам в деле продвижения канонизации адмирала Ушакова?

У мощей святого праведного Феодора

– В равной мере и он, и нынешний Святейший Патриарх Кирилл. А когда были собраны все материалы к канонизации, Патриарх Алексий прочитал их внимательнейшим образом и признался, что теперь, когда он увидел жизнь и праведные деяния Федора Федоровича Ушакова в таком сконцентрированном виде, у него не осталось никаких сомнений в том, что его необходимо причислить к лику святых. Он сказал: «Если наш флот получит столь могучего небесного покровителя, ему будут не страшны ни враги, ни невзгоды». Адмирал Ушаков явился трижды. В свое собственное время, в годы Великой Отечественной войны, когда его образ вдохновлял моряков, и сейчас, в годы раздела России на куски, когда у нас пытаются забрать Балтику и Черное море.

Пять лет шло рассмотрение, прежде чем в 2001 году адмирал, не проигравший ни одного сражения, окончивший дни свои как монах, был прославлен в сонме святых Русской Православной Церкви.

– Что стало одним из главных дел вашей жизни.

– Да, тот день стал одним из самых счастливых для меня. Но я понимаю, что здесь не только моя заслуга, в этом и заслуга священноначалия, и молитва в монастырях, особенно в Санаксарском, где сильнее, чем где-либо, чаяли этой канонизации.

– А когда началась глава вашей жизни под названием «Ушаков»?

Адмирал Ушаков не просто возглавлял некие походы, но вел православную освободительную войну. И всегда поступал как воин-христианин.

– Пожалуй, когда я в 1956 году приехал в Николаев и там увидел бюст Ушакова. Почему-то он по-особенному подействовал на меня. Хотя об Ушакове я много знал и до этого. Вышла на экраны знаменитая кинодилогия Михаила Ромма «Адмирал Ушаков» и «Корабли штурмуют бастионы» с Иваном Переверзевым в главной роли. Потом я стал собирать материалы для книги о нем, понял, что он не только великий флотоводец – 43 победные кампании и ни одного поражения, – но и тонкий политик, создавший первое свободное от турок греческое государство Ионических островов. Он взял Неаполь, взял Рим, освободив их от войск Наполеона. Затем я увидел: главная его черта в том, что он не просто возглавлял некие крестовые походы, но вел православную освободительную войну. И всегда поступал как воин-христианин, не проливал понапрасну кровь. Ни своих подопечных, ни врагов, если они попадали к нему в плен. И, наконец, я увидел его как святого, окончившего свои дни в монастыре.

– Валерий Николаевич, расскажите о том, как вы восприняли кончину Святейшего Патриарха Алексия II.

– В тот день в зале Церковных собраний храма Христа Спасителя собрался пленум Союза писателей России, посвященный 50-летию образования Союза писателей России. Святейший трепетно относился к нашему писательскому сообществу. Когда власти намеревались отобрать у нас здание, он заступился, сделав упор на то, что Союз писателей России является соучредителем Всемирного Русского Народного Собора. И здание тогда не отобрали. А первым человеком, которого отпевали в возрожденном храме Христа Спасителя, стал писатель – Владимир Алексеевич Солоухин.

– Которого Святейший очень любил читать.

– Да, он рассказывал мне, как в 1960-е и 1970-е годы гонялся за книгами Солоухина. Так вот… К заседанию, посвященному 50-летию Союза, Патриарх Алексий II написал приветственную речь, которую в случае, если он сам не сможет приехать, должен был прочесть владыка Кирилл. Я стал выступать, и вдруг владыке Кириллу о чем-то сообщили, он побледнел, сказал мне, что речь Патриарха зачитает архиепископ Верейский Евгений, и спешно покинул собрание. Владыка Евгений зачитал приветствие, после чего ему принесли телефонную трубку, он послушал и объявил: «Умер Патриарх!» В зале наступила гробовая тишина, потом раздались рыдания. Митрополит Иоанн Белгородский предложил спеть «Вечную память»… В тот же день я слег, меня положили в больницу. Такую потерю невозможно было перенести. Месяц провел на больничной койке… Ну, а после кончины Патриарха Алексия заботу о нашем Союзе писателей России взял на себя новый Патриарх – Кирилл.

– И тому свидетельство то, что в 2014 году лауреатом Патриаршей премии стали вы, председатель главного писательского объединения страны. Как говорится, «награда наконец нашла героя»!