Схиархимандриту Илию (Ноздрину) в этом году исполнилось 85 лет. Родился он спустя 15 лет после революции именно в день ее начала. А день имянаречения, который по православной традиции приходится на восьмой день после появления на свет, для него совпал с празднованием Державной иконы Матери Божией. Вся жизнь его отмечена покровительством Пресвятой, и все, что он делает, – во исполнение воли Государыни об укреплении державы.
Сегодня, на память 40 Севастийских мучеников, у батюшки Илия тезоименитство.
Война
Еще до революции в родном ему селе Становой Колодезь, что на Орловской земле, его дед Иван был старостой Покровской церкви, построенной на личные средства местных крестьян и действующей более века. Однако к моменту рождения внука в семье сына Афанасия и его супруги Клавдии в этом храме службы совершались разве что тайно, а то и вовсе где-то по домам. Оттого новорожденного и крестили в соседнем селе Яковлево в храме Казанской иконы Матери Божией. Нарекли Алексием в честь Алексия, человека Божиего.
Уже в наши дни в 2001 году приехал как-то к тогда еще схиигумену Илию, вернувшемуся уже с Афона в возрождающуюся Оптину пустынь, тракторист-комбайнер с Орловщины Валерий Алексеевич Кравец – посоветоваться по одному семейному вопросу – да обмолвился, что храма в округе нет. А Батюшка и говорит:
– Приступай к строительству!
У того – глаза по блюдечку.
– Бог, – говорит схимник, – все управит.
Как любит пояснять в таких случаях батюшка Илий: «Строить будет Бог, я буду молиться», – тебе-то, мол, и делать нечего…
Так чудом Божиим практически без отрыва от текущих сельхозработ тракториста-комбайнера храм и поднялся.
Возродили по благословению батюшки Илия Покровский храм и в его родном селе Становой Колодезь. А в детские годы Батюшки, когда ему еще предстояло сесть за парту, закрытый храм в школу переоборудовали. Раньше крестьянские дети в церкви грамоту по Псалтири и постигали. Да вот только при советской власти вход прорубили прямо через алтарь, а ступени выложили из надгробий, сровняв с землей кладбище, что было окрест. Детвора, конечно, об этом ничего не знала. А взрослые все больше молчали. Год, когда будущий схиархимандрит пошел в первый класс, приходился на самые лютые репрессии.
Обучали детей в соответствии с предписаниями советской пропаганды. Много пакостей говорилось о царской семье. Но Рождество и Пасху в селе все равно праздновали, несмотря ни на какие запреты. Разве что глубинный смысл этих торжеств в отрыве от богослужений все больше для односельчан выхолащивался.
Алеше повезло: у него очень верующей была тетя, живущая в Москве. Она часто гостила у них. Из всех племянников – а это еще старший брат Иван да младшие Сергей и сестренка Аня – наиболее чутким ко всему религиозному и святому с малых лет был Алексей. С ним-то они и исходили все открытые еще в родных краях храмы, ездили в действующие церкви Орла. Как подрос, тетя привозила Алексею уже редкую тогда духовную литературу, наставляла в церковнославянской грамоте.
Так что, отучившись потом, уже после школы, в 1955–1958 годах, в машиностроительном техникуме в Серпухове и оказавшись по распределению на строящемся хлопчатобумажном комбинате в городе Камышин нынешней Волгоградской области, юный Алексей первым делом поинтересуется: «А где здесь храм?»
В годы Великой Отечественной войны в Камышине пусть и единственный, но все же открыли в 1944 году Никольский храм. Кстати, один из двух действующих тогда на всю область (второй был только в областном центре). Как же промыслительно, что этого молодого специалиста распределили именно сюда.
Здесь он обрел своего первого духовного наставника – протоиерея Иоанна Букоткина – фронтовика, кавалера ордена Славы III степени, воевавшего на 3-м Белорусском фронте и в Восточной Пруссии.
– Я непрестанно молился всю войну, – говорил отец Иоанн. – У меня на груди был крест.
Это те, кто силой Божией выиграли страшную войну. Пусть они и встретились в области, тогда по названию, присвоенному областному центру, прославляющей генералиссимуса: Сталинградская. Кстати, прежде, с 1589 по 1925 год, этот город славил Царицу Небесную и назывался Царицын.
Настоятелем их Никольского храма был отсидевший 10 лет в сталинских лагерях протоиерей Иоанн Потапов, так что им всем вместе было что повспоминать и о чем поговорить.
В ответ на его истории о чудесном спасении во время войны[1] Алексей одному из первых рассказал духовнику, свидетелем и участником чего он вмешательством Божиим сам оказался в годы войны.
На Сретение Господне 1943 года 10-летний Алеша возвращался из деревни Крюковка, куда ходил, чтобы проведать крестную, и уже на подходе к родной деревне Редькино (с 1969 г. вошедшей в состав Станового Колодезя) его вдруг обогнала немецкая машина, резко затормозила, и из нее вывалился пьяный фриц. Немцам сложно давались русские морозы, но еще хуже – водка. Под гогот сослуживцев этого вояку вырвало, дверца захлопнулась и машина газанула. А на снегу остался лежать планшет. Его-то Алексей и поднял. А как только приблизился к деревне, внутренний голос настойчиво повелел: «Иди по рельсам!» Шел бы он обычным путем, его могли бы обыскать на пункте СС (SS, или Schutzstaffeln – охранные отряды. – О.О.), что был на подходе к дому. Да и следы по снегу выдали бы. След могли бы взять и овчарки, коих выпустили потом целую свору. А сейчас он уже из дому наблюдал в окно, как фашисты искали пропажу: специальной машиной по всей дороге утрамбовывали снег, потом его тщательно метр за метром скоблили.
Распахнул отрок планшетку – и из нее вывалились немецкие карты с нанесенными военными объектами
А отрок, пробравшись домой со стороны огородов, где и пролегало это чудесное ж/д-полотно, с которым связана еще не одна мистическая история, распахнул планшетку, и из нее вывалились две карты: одна подробная топографическая и другая такая же, но с нанесенными военными объектами, да еще какая-то бумажка с незнакомыми словами. Взрослых дома никого, кроме бабушки, не было: отец на фронте, мать работает от зари до зари.
Но вот в дом вбежал пленный красноармеец – Батюшка даже запомнил, как его звали: Андрей. Его немцы поставили ухаживать за лошадьми, а их определили в сарай Ноздриных. Обычно за пленными надзирали, а тут он вдруг вырвался из-под присмотра… Быстро сообразив, что нашел мальчуган, тут же скомандовал бросить планшет в печку, а бумаги спрятал за пазухой и исчез.
Пьяного офицера, потерявшего что-то, – по деревне пошли слухи, – тут же расстреляли. А вот фюреру передавать о потере, судя по дальнейшему развитию событий, не рискнули, иначе расправившихся с подчиненным ждал тот же самый конец.
Впрочем, эта история не добавила бдительности фашистам, вконец распоясавшимся на уже навсегда, как им тогда казалось, оккупированной территории. У одного из них Андрей стащил форму и, бежав, стал пробираться к линии фронта. Там его чуть не подстрелили, приняв за противника, но он как-то убедил своих, что имеет важное донесение.
Так найденные Алешей карты и изъяснения стратегических планов неприятеля оказались в руках командующего на Курской дуге маршала Константина Константиновича Рокоссовского, и тот отдал экстренный (даже не согласованный со Сталиным) приказ открыть огонь по отмеченным на картах укрепсооружениям врага. Справедливости ради надо отметить, что в его распоряжении уже были три наводки от разведчиков да от пленных немецких саперов, но подоспевшие карты оказались решающим аргументом.
5 августа 1943 года Орел был освобожден, и в Москве по этому поводу дали первый за всю войну салют.
Схиархимандрит Илий часто рассказывает о том, что Гитлер, известно, хотел сделать Орел столицей Остландии – центром в его грезах уже завоеванной России, устроить здесь, в Орле, свою ставку. Но Промыслом Божиим его планам не попущено было сбыться.
Освобождение Орла стало ключевым этапом битвы на Курской дуге, определившей перелом всей Великой Отечественной войны. От странных и позорных поражений, о которых недавно преставившийся фронтовик архимандрит Кирилл (Павлов) вспоминал: «В начале войны наши танки, самолеты горели, как фанерные; только появится мессершмит, даст очередь – и наши самолеты валятся», – мы перешли к стратегии Победы. «Когда Церковь, верующие люди молились со слезами, просили в молитвах Господа о победе русского оружия, молитва дошла до Господа. И Он вскоре переменил гнев на милость», – говорил отец Кирилл.
О подлинной сущности этой Победы свидетельствует не одна история из жизни схиархимандрита Илия, который тогда был подростком, не утратившим в провозгласившей госатеизм стране жажду молитвы и память о Боге.
24 декабря в субботу прошлого 2016 года генерал-лейтенант Владимир Сергеевич Ивановский был назначен старшим борта ТУ-154 – летел в Сирию на выполнение ответственной боевой задачи. Знакомый предложил по пути в аэропорт завернуть в Переделкино, где уже несколько лет переведенный поближе к Святейшему из Оптиной пустыни принимает народ схиархимандрит Илий. Так первая в жизни встреча со старцем и состоялась. Сразу – чай, теплая задушевная беседа. Генерал поглядывает на часы и уже откровенно нервничает: надо же лететь на выполнение задания! А Батюшка его все не отпускает…
Надо лететь на выполнение задания – а батюшка Илий все не отпускает… «Он меня отмолил!» – признается теперь генерал
– Он меня отмолил! – признается теперь Владимир Сергеевич. – Когда все-таки благословил, дал с собой иконку, выезжаю – вся дорога стоит. Я уже пересел в машину военной полиции (В.С. Ивановский – начальник военной полиции Министерства обороны РФ. – О.О.), чтобы быстрее проскочить пробки. Прибыл в аэропорт, а там еще, оказывается, предыдущий самолет, который должен был вылететь в 15:00, до сих пор стоит на взлетной полосе… Пока я был у батюшки Илия, как раз все и поменялось. Мне приказали вылетать этим первым бортом. Хотя еще со среды, когда мы в последний раз с ныне покойным генералом Валерием Халиловым играли в футбол, договорились, как он предложил: «Полетим вместе, я тебя познакомлю с Доктором Лизой, пообщаемся…» Но борт был так загружен медикаментами для сирийских детей, что я снял с него еще 18 человек из Ансамбля А.В. Александрова: мужчинам легче мобилизоваться. Вызываю их срочно в аэропорт, и мы вылетаем на такой же «ТУшке», точно так же проходим дозаправку в Сочи… А их жены летят вечерним самолетом, который упал в море…
Сколько ни думаешь о сущности войн и катастроф, она, конечно, кроется в области духовной. Когда дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга (Откр. 6: 4). Так же, как и бесам попускается причинять людям зло (чему подтверждение находим в книге Иова, как и в массе примеров из патериков). Но с другой стороны, и право отмаливать, спасать неотъемлемо от посвятивших себя всецело Богу.
Протоиерей-фронтовик Иоанн Букоткин, зная, на каком фронте происходят главные сражения, благословил Алешу Ноздрина поступать в Саратовскую семинарию, а по ее закрытии в хрущевские гонения в 1961 году – продолжить обучение в нынешней Санкт-Петербургской семинарии, а потом и академии.
Когда в годы учебы его там навестит и ныне здравствующий однокашник Алексей Иванович Бакин и попытается было заспорить с тихим по памяти школьных лет другом о коммунизме, о Марксе, то внезапно получит такую отповедь-отпор, что до сих пор вздрагивает и ежится:
– С какой же твердостью он уже тогда в относительно юные годы отстаивал веру даже в самый разгул хрущевских гонений! В школе он все-таки больше молчал. Но эта пламенность и ревность о Боге и Церкви у него уже с молодых лет.
Там же, в академии, Алексея Ноздрина митрополит Никодим (Ротов) пострижет в монашество с именем Илиан (что значит «солнечный») в честь одного из 40 Севастийских мучеников. Этот же архипастырь рукоположит его в иеродиакона и вскоре в иеромонаха.
Так начнется духовническое служение сначала на приходах нынешней Санкт-Петербургской митрополии. Через несколько лет, в 1966 году, иеромонах Илиан поступит в единственную в стране не закрывавшуюся Псково-Печерскую обитель, куда после войны вернулись оказавшиеся после революции в Финляндии валаамские старцы да спустя год после его поступления пришел отец Иоанн (Крестьянкин). В общении с этими подвижниками закалялся дух современного наследника старцев.
Афон
А потом – 10 лет подвижничества на Афоне.
Как ни пытаешься что-то выпытать такое да эдакое у батюшки Илия про Афон, он по-детски улыбается и рассказывает замечательно наипростейшие истории.
Про то, как оказался в Успенском соборе Свято-Троицкой Сергиевой лавры в начале 1970-х годов, а на него там отец Иеремия (Алехин), впоследствии схиархимандрит, 40 лет как бессменный наместник Пантелеимоновой русской святогорской обители, налетает:
– Пойдем-пойдем на Афон!
«А нас-то уже и наметили туда ехать», – вспоминает сейчас батюшка Илий.
– Попозже, – говорит сейчас, – отвечаю ему.
Сам-то отец Иеремия отправки на Афон ждал целых 14 лет, и Батюшка начинает рассказывать, каким застал его, приехав на Святую гору спустя всего лишь полтора года. Вообще охотнее говорит о других, чем о себе. В этом он весь – точно растворен во внимании к другому…
– Отец Иеремия на полтора года раньше меня приехал на Афон. Сокрушался, что только к 60 годам выбраться туда удалось. Трудился и смирялся. То дрова пилил, то штукатурил, то ездил за продуктами в Салоники. Это потом уже стало побольше братии в монастыре, а раньше-то мы как жили? Выгрузят нам припасы на пристань. Мы только через сутки их подберем. А платили и то через месяц, наверное. Нас было человек 10, даже меньше. Всё не успевали. А потом отец Иеремия на всех закупался, возил продукты. Очень заботливый был, на братию никогда голоса не повышал. Хотя работы у нас тогда было невпроворот.
– Разрушено всё было?
– Да, конечно, всё было уже обветшавшее. После революции из советской России на Афон никого не пускали, да и греки препятствия чинили, упадок обители означал передачу русского монастыря им. К тому же два пожара случилось.
– Это при вас?
– Нет, не при мне. Лес горел около гостиницы еще раньше.
– Как сохранялись монашеские традиции?
– Мы наших предшественников, можно сказать, и не застали. Из прежних там только карпатороссы были. Хотя они не намного раньше нас приехали. Это братия из Закарпатья. Подвизались все мы, как могли.
– А там брань сильная?
– Да. Конечно, враг пристает. Диавол воюет везде. Но в таком святом месте молиться, конечно, легче.
– Как братия противостояла бесовским нападкам?
– Молитвой и противостояла. Служба там каждый день совершается. Хотя нас было и немного, но служили в двух храмах. Там они различаются: Покровский в древнерусском стиле выстроен, а Пантелеимонов уже носит печать начала XIX века. Когда братия перешла с Русика, тогда и построила этот Пантелеимонов собор. Хотя раньше монахи хотели строить другой, еще больший собор своему покровителю. Но потом началась революция, 1917 год. Ничего не получилось. Многие из старой братии поумирали, пока в России все эти нестроения были. В последнее время, когда готовились к прошлогоднему празднованию 1000-летия пребывания русских на Афоне, на Русике восстановили небольшой храм. Он был освящен в 1920 году. И однотипный построен был еще в Ильинском скиту.
«Работающему монаху один бес докучает, а на праздного сотня наваливается»
Если постоянно находиться в трудах на послушании, это тоже помогает в борьбе с бесовскими нападениями. Работающему монаху один бес докучает, а на праздного сотня наваливается.
– Батюшка, а вы на Русике несли послушание?
– Был я и там недолгое время. А так в основном в самом Пантелеимоновом монастыре. Не так часто, но приходилось посещать Ксилургу – это место, где русское святогорское монашество зарождалось. Бывал и в нашем скиту Крумица: когда был на Афоне, частенько оставался там.
– А какие послушания вы на Афоне несли?
– Всё, что касалось жизни монастыря. Потому что нас сначала было немного, за всё брались. Потом уже потихонечку подъезжать стала братия. А сначала надо было всё восстанавливать. Келлию старца Силуана мне помогли воссоздать.
– На мельнице?
– Да.
– Батюшка, а на мельнице какое у вас было послушание?
– Мельница как таковая тогда уже не работала. Хотя раньше там было три секции, посменно муку мололи, но тогда и монахов в монастыре было много. А нас – мало, так что мы сосредоточились на восстановлении храмов, а в процессе этой работы еще и старцу Силуану придел сделали. Крышу сами у соборов перекрывали, а то она уже совсем могла рухнуть. Сначала сами трудились, потом уже стали рабочие появляться.
Я в последнее время в канцелярии послушание нес. Конечно, раньше в монастыре много было людей, и служение в канцелярии было разнообразным: кто-то отвечал за бумаги по паломникам, кто-то в игуменском служил, другой по братии – а мне со всем этим самому управляться приходилось.
– Вы же еще и обязанности духовника братии исполняли?
– Да.
– А с другими монастырями общались? Как-то опыта святогорского набирались у них?
– Конечно, и к нам братия из других монастырей приезжала, и мы посещали другие обители.
– С кем общались?
– В болгарском монастыре Зограф мне тогда, бывало, приходилось служить. Недавно паломничали на Афоне, и снова служил в Зографе. В греческом монастыре Дохиар у иконы Божией Матери «Скоропослушница» часто бывали. С игуменом монастыря Ксенофонт Алексием давно тесно общаемся. Монастырь Ксиропотам любили навещать.
– А со старцем Паисием встречались?
– А где он был?
– У него последняя келлия Панагуда недалеко от монастыря Кутлумуш.
– Да, был у него. Его же недавно канонизировали? Приходил я к нему. Правда, он русский не знал. А я по-гречески не очень понимаю. Но то, что он говорил людям, можно и в его книгах прочитать. Главное – общение, увидеть друг друга, помолиться вместе.
– А в Симонопетре были? Со старцем Эмилианом (Вафидисом) общались?
– Был. Как со старцем Паисием, так и с ним общался. И там, и там всегда много русских было.
– Что с Афона можно нам сейчас перенять?
– Что-что?! Подвиг! На Афоне жизнь – всегда подвиг. Там постники и трудники живут. Когда туда наши разбалованные мирские мужики приезжают пожить, им, конечно, бывает трудновато. Ночью – службы. Кухня скудная, не всегда соответствует запросам тех, кто в ресторанах привык питаться. Физически еще работать надо.
– А вы, когда жили в Пантелеимоновом монастыре, как пропитание находили?
– Мы не голодали, особой нужды не было. Всегда как-то находилось что-то на трапезу.
– Братия сами себя обеспечивали?
– Да. Трудились и молились. Господь не оставлял.
– Какое у монахов правило на Афоне?
– У всех по-разному.
– А у вас какое правило там было?
– Молитвы, каноны.
– Сейчас много литературы про афонских подвижников. Там пишется даже про святогорскую норму поклонов по 1000, минимум по 300 поклонов в день. Да?
– Мы сейчас все слабые. Таким – не больше 12. Сколько кто сможет. Сейчас Великим постом – больше, конечно.
– Батюшка, а как вы на Афоне молитве учились?
– Нас там постоянно занимала служба. Иисусову молитву, конечно, читали и в келлиях, и в храме, и на послушаниях. Вообще келейно всегда очень тщательно готовились к службе, молились, прежде чем пойти в храм.
– Иисусовой молитвой непрестанно молились?
– Как получалось.
– Как в миру научиться молиться?
– Господь дает молитву молящемуся. Молишься? Вот молись!
– Дай Бог по утрам и вечерам. А Иисусовой молитвой – как?
«Господь дает молитву молящемуся. Молишься? Вот молись! И еще: надо стараться жить более отрешенно и размеренно»
– Современный человек в мегаполисе много занят мыслительной деятельностью. Да еще ночами за компьютером сидит. Надо стараться жить более отрешенно и размеренно. Благословиться жить по Уставу, расписать: что, когда. Не всегда, конечно, точно в миру удастся соблюдать Устав, но надо все равно пытаться, чтобы жизнь была более упорядоченной.
Своя земля
От того-то батюшка Илий и благословляет жить на земле, возвращаться из города в деревню. Здесь человек более вписан в установленные Богом ритмы смены зимы, весны, лета, осени. Читает, как батюшка Илий часто напоминает слова Михаила Васильевича Ломоносова, Книгу природы, открытую нам, как и Священное Писание, Самим Творцом.
В деревне легче уверовать, вернуться к своим церковным корням. Здесь тобой уже не помыкает опустошающая нервотрепка мегаполиса, потребительский диктат рекламы, нескончаемый офисный цейтнот. Человек на земле самодостаточен. Тут ощутимее то, как Бог благословляет труды человека, и он этим живет. Какие бы ни произошли мировые катаклизмы: отключение электричества, а заодно и упразднение тотального господства в жизни современника интернета и телекоммуникаций, крах финансовой системы, санкции… – человек на земле проживет! Эта внутренняя априорная независимость с духовной точки зрения очень важна. Тут линия сопротивления антихристовой цивилизации Вавилона.
Потому и при возрождении Оптиной пустыни, куда спустя 10 лет подвига на Афоне был отправлен отец Илиан, внимание уделялось не только возрождению монашеского общежительного Устава, но и развитию собственного монастырского хозяйства: оптинская братия всегда кормилась от своих трудов.
Здесь Батюшка был уже пострижен в великую схиму с именем другого севастийского мученика Илия (в переводе с греческого «солнце») и получил благословение возрождать традицию старчества, которой всегда славилась Оптина.
Рожденный и выросший в деревне, он знает, сколь сельская жизнь трудна, но и насколько спасительна. Этот опыт выстрадан поколением старца Илия. Он помнит, как целенаправленно русского человека «отбивали» от земли. Насильственно людей сгоняли в колхозы, где даже зарплаты не платили, заставляя работать за галочки-трудодни. Облагали при Сталине, чьи годы правления как раз пришлись на детство батюшки Илия, непомерными налогами любую домашнюю живность, каждое плодовое дерево, каждый куст смородины в саду. Так что люди просто все повырубали и отказывались уже разводить домашнюю птицу и скот. При любой возможности бежали в город. А в сознании на поколения закреплялся стереотип неприемлемости жизни на земле.
Но даже в то трудное время, вспоминает протоиерей Валериан Кречетов, также отмечающий в этом году 80-летний юбилей, была у людей какая-то внутренняя сила и жизнеспособность, дети в деревнях воспитывались в главной христианской добродетели – в духе благодарения. Ценили еду, потому что видели, как трудно она добывается. Уважали труд, тем более родителей, а значит, росли в исполнении заповеди о почитании отца и матери (см.: Исх. 20: 12). Вообще, говорит, ценили всё: одежду, крышу над головой, инструменты труда. Потому что не было ничего. Зато была взаимовыручка. Дети сызмальства учились делиться. Любой мелочи – радовались! А сегодня дух пресыщения рождает апатию и уныние, несмотря на всю суету.
Адвокат Ксения Степанищева, неоднократно приезжавшая к батюшке Илию еще в Оптину пустынь за советом, переживала, что муж, бывший десантник, ищет адреналин в прыжках с парашютом. В начале 2000-х это стало небезопасно: специалисты стали уходить из аэроклубов, укладка парашютов превратилась в «русскую рулетку», каждый год на прыжках были какие-то инциденты и несчастные случаи. Супругу охватывало беспокойство, которым она решилась было поделиться с батюшкой Илием, как вдруг он при ней сам стал отчитывать вполне зрелых мужчин, накупивших себе от скуки мотоциклы, чтобы гонять ради того же адреналина:
«Больше трудитесь на земле – некогда вам будет скучать»
– У вас же семьи! Дети! Вот разобьешься или калекой станешь – они же пропадут. Надо сельское хозяйство поднимать. Начните работать! Больше трудитесь на земле – некогда вам будет скучать. А на мотоцикле гонять не надо.
Приехала Ксения домой да пересказала всё мужу. Уж не знает, как это опосредованно благословение подействовало, но отец к тому моменту уже двух детей больше на прыжки с парашютом не ездил, а, к удивлению всех, занялся сельским хозяйством. А вскоре по благословению Батюшки в семье родился долгожданный после восьмилетнего перерыва третий ребенок.
Многочадие – это то, от чего так же, как и от спасительной жизни на земле, целенаправленно отучали русский народ. Женщину, вопреки апостольскому увещеванию, что спасется она чадородием (см.: 1 Тим. 2: 15), нагружали «общественно полезным трудом», будь то перевыполнение плана в колхозе или на городском производстве, а младенцев им приходилось сдавать в инкубаторы-ясли, потом – в детские сады.
Евгения Ульева по благословению батюшки Илия родила восьмерых детей. Первой дочери старец точно предсказал ее встречу с будущим мужем за пять лет до этого, сейчас она сама уже стала мамой. А со второй дочерью вообще интересная история. Приехали они как-то с мамой к батюшке Илию, а он и говорит:
– Поедете в деревню Бурнашево, найдете там Иру, у которой коровы, и выходи, – обращается к дочери, – замуж за ее сына Максима.
Поехали туда, разыскали дом, познакомились с мамой и сыном…
– Самое удивительное, – рассказывает Евгения, – что молодые полюбили друг друга с первого взгляда! И мы вскоре сыграли свадьбу. Теперь они живут в деревне, растят уже двоих деток, счастливы, у них свое стадо коров.
Благословению перебраться в деревню теперь не нарадуется и семья некогда москвичей Константина и Аллы Полуниных. Их дети теперь учатся дома, и из типичных «затюканных» столичных школьников, как говорит мама, превратились в победителей многих олимпиад. Не говоря уже о том, что стали просто намного здоровее.
А семью Федора и Софии Белавиных Батюшка благословил вести фермерское хозяйство. Монастырь Оптина пустынь им даже за небольшую плату уступил старенький комбайн, на котором они обрабатывают землю и собирают урожай по соседству с обителью. В свои молодые годы растят уже троих детей.
Есть в столице и учебные заведения, например частная школа «Интеграция», директора которой Аксану Вячеславовну Долгалеву Батюшка благословил купить загородный участок и организовать обширное учебно-опытное хозяйство.
– Начинайте, – напутствовал. – Будет тяжело, но делайте!
Дети должны хотя бы просто знакомиться с жизнью на земле. За ней оздоровление и физических, и нравственных сил народа, отрезвление от всяческих призраков, химер, зависимостей и утопий как прошлого, так и настоящего века.
Батюшка Илий, ученик питерской духовной школы, благословляет исполнять пророчество-завещание одного из ее столпов преподобного Серафима Вырицкого: Россия будет жить от земли.
В конце концов, для кого же отвоевывали русскую землю эти героические поколения? Для кого вымаливают мир и жизнь до сих пор?
Низкий поклон Батюшке Илию.
Многая лета Батюшке Илию!...
Многое лета Вам!!!! Низкий поклон!!
Помолитесь за сына моего Алексея (болящего). Очень надеюсь на Вашу милость.
С уважением Нина.
Многая и благая лета вам!
Низкий вам поклон!