Рис наш насущный

О том, почему в русской глубинке молятся о китайцах, стоит ли бояться Китая или же имеет смысл проявить к нему добрый христианский интерес, почему в «Отче наш» на китайском не просят о хлебе, а просят о рисе, какими должны быть мы, русские, чтобы миссия Православия в Китае была действенной, — рассуждает священник Роман Витюк.

Священник Роман Витюк

Отец Роман живет и служит в ярославской глубинке, в селе Сутка Брейтовского района Ярославской области. Любит кататься на лыжах — в день по десятку-другому километров отмахивает зимой, если время есть (летом — на велосипеде). Баню тоже любит. Но больше всего, похоже, любит языки. Английский, немецкий, французский, древнегреческий или латынь — это да, это всё, конечно, интересно и даже необходимо. Но есть еще китайский язык, да и культура Китая вызывает особый интерес священника. В общем, широкий круг интересов, и ни на какую «ссылку» совсем не похоже. Немного, правда, странно все-таки: где Брейтовский район Ярославской области с его лесами и водами Рыбинского моря поверх затопленного города Мологи, и где страна Китай… Впрочем, русскому человеку про расстояния говорить — значит сильно удивить его.

Пятидесятница против Вавилона

— Отец Роман, прежде всего объясните, пожалуйста: довольно странное для русской глубинки явление — священник из ярославского села, увлекающийся китайским языком. Откуда интерес к китайскому языку и культуре, как вы стали этим заниматься?

— Я в течение 10 лет, с 2003 года, с семьёй жил в Забайкалье. Наш средний ребёнок поступил в языковую гимназию, где китайский изучают со 2-го класса. Так этот предмет стал семейным делом — кому интересны «двойки», хоть и по китайскому? Мы с матушкой оба любим иностранные языки, у нее вообще красный диплом иняза. Так что языки — семейная традиция. А сын гимназию давно уже окончил, с золотой медалью. Мы рады, понятно.

— Вы говорите не только по-китайски, вы говорите и по-английски…

— Английский — первый язык, которым я владею профессионально и подрабатываю репетиторством, немецкий — второй язык в институте, французский, в семинарии, — третий, плюс ещё греческий и латинский в программе. Это очень интересно — изучать языки. Я убежден, что для пастырского служения, для понимания мира, для полноценного общения с людьми знать языки, учить их просто необходимо. Кроме того, родной язык, родная культура становятся понятнее, когда сравниваешь со стороны.

— А церковнославянский?

— А как же! Многие нюансы становятся яснее. Другое дело, что церковнославянский ничуть не «иностранный» язык для нас. Но, к сожалению, уровень владения им многими православными русскими людьми оставляет желать много лучшего. То же относится и к иностранным языкам. Можно, наверное, сказать, что если мы пытаемся овладевать языками, интересуемся культурой и историей других народов, то, по мере нашего усердия и помощи Божией, мы преодолеваем проклятие Вавилонской башни, разделения языков. Это называют «кросс-культурной коммуникацией»: понимание другой культуры, смыслов, — и для христианской миссии это имеет практическое значение. Вначале было Слово (Ин. 1, 1), не так ли? Греческий «логос» — понятие широкое, самый настоящий бриллиант с многими гранями. Я думаю, что изучение иностранных языков, фило-логия, любовь к логосу, дает много в духовном отношении.

— То есть через любовь к языку мы начинаем приближаться хоть к какому-то пониманию этих первых слов Евангелия от Иоанна?

— Да. Каждый язык — это как особая кодировка понимания мира. Элементарный пример: у нас «масло» — это и коровье масло, и растительное, а у англичан — два разных слова. Но у них «oil» (жидкое растительное масло) — это ещё и нефть, и керосин… Что уж говорить о китайском языке, где тебя поджидает столько загадок и открытий! И в духовных, философских терминах интересно разбираться, как их правильно осмыслить, передать.

Усталый атеизм, измотанные души

Советский плакат

— Но если всерьёз заниматься каким-то языком, то неминуемо, да это и необходимо, наверное, знакомство с культурой народа. Как вы знакомитесь с культурой Китая? Насколько я знаю, вы очень уважаете культуру этого народа. Как получилось это знакомство?

— Впервые много китайцев я увидел в 1998-м году на Измайловском рынке в Москве. А в Чите раньше все стройки обеспечивались силами китайских рабочих. Чита — это сопредельный регион, граница в 400 км от города. Многие русские просто на выходные за покупками ездили и ездят. Ребёнок учился в китайской школе, вместе с ним, да и просто себе за вещами ездили. С другой стороны границы находится город Манчжурия, вполовину меньше Читы, крупнейший сухопутный порт Китая. На наших деньгах там всё поднялось, раньше была станция и несколько домиков в степи.

Как православный христианин, как священник, я не раз задумывался: а как я могу с нашими соседями разговаривать, о чем общаться. Сталкиваясь с этими людьми, что я могу дать им как пастырь?

— Что вы можете сказать о религиозности китайцев?

— Китайцы — люди малорелигиозные. Это как наши советские люди в период застоя: атеизм, но какой атеизм…Такой усталый, разочарование во всём, цинизм, но душа чего-то ищет. Наверное, так у нас в конце 1980-х было.

Но чем их «зацепить», что для них на самом деле важно? Есть собственно китайская мистическая традиция — даосизм. Но практически он сводится к некоему набору суеверных представлений и ритуалов с физиологическими «лайфхаками» для «поддержания вечной молодости». Более духовная религиозная традиция — буддизм. Как в христианстве есть несколько течений, так и буддизм китайский отличается от тайского, вьетнамского, тибетского, бурятского буддизма — совершенно разные школы, направления, практики. Что касается мистики и духовности, как буддистской, так и даосской, они абсолютно не распространены в народе. Это как у нас попробовать походить по кладбищу, заполненному в пасхальный день, «по православной традиции», подвыпившим народом, и попытаться завести беседу об умной молитве или исихазме… Еще для Китая характерна коммерциализация духовного наследия: Шаолиньский монастырь, например, — это скорее огромный бизнес-центр, коммерческое предприятие, нежели центр духовный.

Но есть еще глубокая традиция, собственно китайская, которая скорее секулярна, чем религиозна, — это конфуцианство. Свод нравственных заповедей в отношении иерархии и долженствования в государстве, в семье. С мистикой конфуцианская традиция соприкасается в плане почитания умерших предков. Для секулярных китайцев почитание предков — это святое.

И в Израиле не нашел Я такой веры

— Сталкивались ли вы с примерами такого осознанного принятия христианства у китайцев? Что для китайцев Православие вообще?

— В декабре 1994-го года я служил в Ростове Великом, и к нам приезжала китайская съёмочная группа. Это был фильм военной тематики, к юбилею Победы, «Красная вишня». Продюсер, которого звали Ван Бо, как сейчас помню, зашёл в трапезную, там у нас много иконок было — и простых бумажных, и деревянных. И восхитился, сказав, что тоже «пригласил к себе» несколько икон. Слово «купить» китайцы не употребляют по отношению к священным объектам, а «пригласить» — так будет правильно…

Через века слово поэта может вести к Христу

Что касается сознательных китайцев православных, помню, как однажды крестил двух женщин из сопредельного с Забайкальем китайского региона. Одна — профессор, депутат Всекитайского собрания народных представителей, и её племянница, переводчица. Они попросили окреститься с именами Татьяна и Валентина. Татьяна — это, я предполагаю, с «Онегиным» связано. Спасибо Александру Сергеевичу за интерес к Православию в Китае — через века слово поэта может вести к Христу. Но больше они не появлялись в поле моего зрения. В Китае официальная политика по отношению к религии — запретительная.

— Значит, первое, что вас вдохновило на Китай — это все-таки слова китайского продюсера?

— Да, это навсегда осталось в памяти.

Еще я срочную служил на границе, на участке, где раньше были вооруженные столкновения. И вот — «перестройка», «потепление отношений», нарядам было приказано честь отдавать при встрече. На заставе был курьезный случай. Замполит перестарался, сделал стенд с заголовком «Наш великий сосед Китай». Приехал начальник политотдела, велел переписать — «Сопредельное государство Китай».

— А что для них вообще священно?

— Мы уже говорили о почитании предков. У них есть праздник Цинмин в начале апреля, дословно — праздник чистого света. Практически как наши Пасха и Радоница, вместе взятые. В этот день обязательно семейное и общественное посещение кладбищ: с собой приносят вербы, зеленые ветви и цветы, украшают могилы. Приносят еду, ритуальные подарки умершим. Думаю, отталкиваясь от этой традиции, пробуждать дальнейший интерес к духовному через загробную судьбу предков — очень правильный путь в смысле миссии Православия.

Пробить Китайскую стену? — Вполне возможно, если мы — христиане

Китайская стена

— Нет ли у вас ощущения, что, поскольку мы находимся на границе культур, мы совершенно разные и культурно, и цивилизационно, и исторически? Мы совершенно по-разному понимаем историю, да и геополитика нас не очень объединяет, мне кажется. Нет у вас такого впечатления, что вот эта граница, которая между нами есть, — она фактически непреодолима, как в свое время Берлинская стена? То есть мы вообще чужие? И говорить о христианстве в Китае невозможно? Хотя этот ваш пример с крестившимися женщинами разбивает мой вопрос в пух и прах, но это только две. Да, и ещё были китайские мученики. Итак, как можно начать разговор с соседями? Не обречён ли он заранее на провал, поскольку мы не только разные, но ещё и чуждые?

Если содержание нашей жизни проникнуто христианством, эта свеча под спудом не останется

— Доброе человеческое общение всегда важно, и если содержание нашей личности, нашей жизни проникнуто христианством, эта свеча под спудом не останется, свет будет виден. И, может быть, если мы будем сначала просто вести себя по-христиански, то, видя наше доброе отношение, добрые дела, они, несомненно, могут открыться… Китайцы еще очень ценят, когда европеец может общаться с ними на родном языке, просто оттаивают.

— То есть и Китайскую стену мы пробить можем? Если мы, конечно, православные…

— Да, они очень чуткие люди, ценят добро. Хотя и очень закрытые, не сразу что-то скажут. Могут долго негатив терпеть и ничего не говорить, но, несомненно, очень восприимчивые к добру, и христианское семя надо сеять, оно плод обязательно даст.

— А время всхода семян имеет значение? Мне, может, отчет писать надо о победном шествии миссии по китайским просторам. Или же в деле проповеди Евангелия можно терпеть, работая, и сто, двести лет?..

— И тысячу лет. Да, вот это точно. Надо обязательно сеять, а Богу предоставить вопрос времени всхода. Китай вообще долгую историю имеет, они никуда не спешат в жизни, это национальная особенность. Нужно просто трудиться, вот и всё.

Византийский урок

Новокрещеный китаец

— Но какими нас видят китайцы? Китайская пограничная станция Манчжурия — наш народ ехал и едет туда массово погулять — коммерсанты («кэмэлы» их называют), обычные граждане. Водка хорошая там, на 1,5-2 порядка дешевле, чем в России. В ресторанах и банях расценки умеренные. И что китайцы там от номинально православных видят? Разгул и пьянство, что не лучшим образом характеризует всю русскую культуру. Преподобный Герман Аляскинский, который с Валаамской миссией на Аляску приехал, так же жаловался на русских промышленников, которые развращают туземцев, алеутов. А люди были православные, крещёные, из самой что ни на есть Северной Фиваиды, Вологодчины. Но вот — жалобы и горечь святого Германа на православных…

— А можно ли взять пример у Византии? Мы ведь тоже для ромеев китайцами были, да еще и злыми, агрессивными. Но Византия смогла передать нам главное свое сокровище — Христа. Вряд ли она смогла бы это сделать только военной силой или дипломатией, да и сил-то у нее к тому времени уже было немного. Но главную свою победу Византия одержала: познакомила с Евангелием бывших варваров, научила его читать и, как показывают святцы, даже жить по нему. Можно ли сказать, что и Россия, если живет еще идеалами Святой Руси, могла бы, да и должна бы повторить этот подвиг? И если мы воспользуемся теми возможностями, которые Бог нам дал давно — быть самим христианами, то мы не можем не повлиять через века, а, может, и через день — Бог знает — и на Китай?

— Да, ситуация совершенно та же, мне кажется. Господь нам даёт такую возможность, и надо нести слово. Церковь апостольская имеет миссию нести слово Христа всему миру. Господь же ясно сказал: Идите и научите все языки (Мф. 28, 19). Он не сказал: дождитесь, пока плод принесут, пока кипы отчетов напишутся. Какой-то народ принимает Христа раньше, какой-то позже, но я не думаю, что у Бога, для Которого «тысяча лет — как один день», это имеет принципиальное значение. Когда китайцев Господь к Себе приведёт, мы не знаем. Несомненно, наградит пришедших во единонадесятый час, как и тех, кто с самого начала трудился… Наше дело — быть верными Христу. Мы миссию апостолов продолжаем, свидетельствуем, семя сеем. А нетерпеливое ожидание результата может испортить все дело. Кроме того, если мы сами — так себе христиане, то требование от других поскорее взойти на небо будет выглядеть несколько странно.

Китай — дело тонкое

Интерьер Свято-Софийского собора Харбина

— Много говорят о «диком китайском бизнесе», богатстве: что богатство китайских дельцов далеко не всегда праведным образом нажитое. И правильно ли я понимаю, что в китайской традиции богатство не всегда пишется с большой буквы, к нему с презрением относятся? Или же к нему стремятся?

— Там вообще-то иероглифы, а не большие или маленькие буквы… А что касается отношения к богатству, я бы не сказал, что китайцы исключительно трудолюбивы, что готовы «вкалывать за гроши» (есть у нас такое о них мнение почему-то), как на каторге, иначе не выжить. Нередко бывает — когда человек на верх социальной пирамиды взбирается, он компенсирует все свои былые унижения. В Китае гораздо более напряжённая ситуация, чем в России, все-таки полтора миллиарда человек. В деревнях часто ужасающая бедность, а в городах, особенно на юге, — шикарная жизнь. Социальное расслоение велико.

— Получается, все наши песни о том, что Китай широкой поступью шагает в светлое будущее, — это всё ещё надо проверить?

— Там много мин социальных заложено. Политика ограничения рождаемости породила дисбаланс: пожилых очень много, а молодых в трудоспособном возрасте не хватает. Поэтому сейчас сняли жёсткие ограничения. Сначала в северных регионах, чтобы давление на границу было. У нас же плотность населения маленькая на Дальнем Востоке.

— Легко ли найти с китайцем общий язык?

— Гм. Непринужденно обменяться несколькими общими фразами — нет проблем. Этикет у них ценится. В любой ситуации важно спокойствие и вежливость. Но вот нравственная шкала у китайцев не такая, как у нас. Часто то, что у нас считается грехом, у них рассматривается как проявление доблести и интеллектуального превосходства. Например, в сделке с помощью обмана сделать так, чтобы остаться в хорошем выигрыше. Для них это не грех. Даже письменный договор может ничего не значить. Каждый, кто имеет опыт регулярных покупок на «Алиэкспрессе», примерно поймет, что я имею в виду.

Наши китайцы

— Мы знаем о святых китайских мучениках в Манчжурии…

— Да, это чада Русской Православной Церкви, замученные во время печально знаменитого «боксерского восстания», в ходе которого уничтожалось всё, что, по мнению его руководителей, было чуждо и вредно для Китая. Потом были и другие гонения. В годы «культурной революции» рушили всё и вся, остались несколько священников и епископов, которые сейчас уже умерли. Считанные прихожане еще есть, неофитов больше.

В Манчжурии есть область, которая называется Трёхречье, по восточной границе Забайкальского края, туда много казаков ушло после революции, так там даже волость автономная русская сейчас имеется, и, таким образом, русские в КНР являются официально зарегистрированным национальным меньшинством.

— То есть там русские живут?

— Живут, хотя внешне больше похожи на китайцев. Они храм в честь святителя Иннокентия Иркутского построили в городе Лабдарине (напротив нашего Приаргунска) в 1999-м году, потом десять лет его не могли освятить, не разрешали. В 2009 году владыка Иларион приехал и освятил, причем формально служил дряхлый иерей-китаец, которого водили под ручки. Сейчас просто собираются на воскресные молитвы, служить некому. Имена у них русские, но иероглифами записанные, смотришь, например, nadasha (Наташа) или damala (Тамара).

— Следовательно, по вашим словам и по вашим наблюдениям, там категорически необходима активная православная миссия?

— Да. В КНР, по самым смелым оценкам, уже около 200 миллионов христиан, в основном протестантских исповеданий, плюс два католических течения (одно легальное, проправительственное, другое нелегальное, в общении с Ватиканом). А христианский Запад теряет свое наследие. Закрывать глаза на этот духовный голод просто недопустимо. Нужен проект самой широкой миссии.

«Фань» наш насущный

— Один и тот же слог, произнесенный разными тонами, для нашего уха одинаков. А для китайцев — разные звуки. Нам этого не понять…

Имена у них состоят из трёх слогов, как правило. Сначала фамилия — один слог, затем личное имя из двух слогов. Например, Мао — фамилия, Цзэдун — имя. Наречение имён по святцам встречает непонимание, считается, что надо проявить фантазию, имя должно быть оригинальным и красивым.

— А как же Исаак, который переводится как «смех»? А все наши «камни», «чайки», «дары Бога», «морские», «четвертые», «марающие»…

— Можно что-то переводить, но каноническое имя, по святцам, в транслитерации — это только для общения с европейцами, «не по-настоящему»… У китайцев еще есть детские имена, которые используются до определенного возраста. А чтобы как у нас, имянаречение на 8-й день, это им непонятно.

— То есть назвать «Бескорыстие Святого Николая» или «Смирением Высокая», «Нищетою Богатая» — это нормально?

— Кстати, очень хорошая мысль! Подскажу ее китайцам, если соберутся креститься.

— Правда ли, что при переводе «Отче наш» на китайский язык заменяется слово «хлеб» на «рис»?

— В китайском языке слово «есть» обычно состоит из двух иероглифов, не просто абстрактно «есть», а конкретно «есть рис», чи-фань. Рис — действительно базовый продукт питания, причем для него есть два графических знака: рис-крупа, которая ещё не приготовлена, — 米 «ми», и 饭 «фань» — это рис сваренный. В тексте молитвы Господней и в Евангелии от Иоанна, гл.6, где «Хлеб жизни», чаще всего по традиции употребляется иероглиф с ключевым элементом «рис» 粮.

— То есть в миссионерских целях говорится: «рис наш насущный».

— Да, можно сказать, что это зерно или пища вообще, — но подразумевается рис, а не пшеничный хлеб.

На самом деле, современному человеку очень легко понять архаичную систему китайской письменности. Если вы общаетесь целыми фразами из смайликов, поздравляю: вы владеете иероглификой. Зная основные элементы иероглифов, можно примерно догадаться о значении того, что написано. Детям вообще сразу ясно, что иероглифы — это такие смайлики, а смайлики — это же увлекательная игра!

Не Мордор, а прекрасная возможность для проповеди

— Не могу все-таки успокоиться: мы сидим сейчас в ярославской глубинке и рассуждаем о православной миссии в Китае! Не кажется ли это диким и странным? Как можно, кроме молитв, — хотя молитвы, я понимаю, тоже очень много значат, — попытаться помочь Православию в Китае?

— Ну, как говорится у Достоевского в «Братьях Карамазовых», русскому мальчику дай карту звёздного неба, и он вернёт вам её исправленной. Поэтому интерес (и молитвы в таких случаях) совершенно понятен и обоснован. Кроме того, расстояния и скорости сейчас совершенно другие, чем раньше. И еще: а что нам мешает просто интересоваться Китаем и желать спасения его жителям?

— Если у вас появится возможность, вы в Китай снова вернётесь?

— Конечно! В семейных планах это есть. Честно говоря, мне не нравятся города типа Пекина — там смог, сам по себе огромный давящий город с бесконечно повторяющимися типовыми элементами пространственной планировки. Есть много исторических мест, старых столиц, типа Сиани, где армия терракотовых воинов, или живописные уголки, наподобие гор Гуйлинь, где снимали «Аватар». Конечно, самое русское место — Далянь и Порт-Артур, который раньше был закрыт. Однозначно, Харбин, столица КВЖД: «инженер, расстегнут ворот, фляга, карабин… здесь построим русский город, назовем — Харбин». Там до сих пор квас по нашему старому рецепту китайцы выпускают. Такой вот «квасной патриотизм» с китайской спецификой... Есть книга воспоминаний «Дорогой длинною» Александра Вертинского, которую можно рекомендовать всем интересующимся Русским Китаем.

— Получается, вы настойчиво советуете, рекомендуете не считать Китай Мордором, не считать чем-то ужасным и, может быть, брать пример со старой доброй Византии, которая чужаков, хоть и соседей, просветила в свое время. И не забывать, что на нас возложена задача просвещения, если уж мы христиане, дай Бог, не только номинальные.

— В Китае очень много непонятного и странного и абсолютно неприемлемого, но к русским там очень тепло относятся, что приходилось испытывать лично. Там очень большое православное русское наследие — и прекрасная перспектива для проповеди Христа.