«Деточки, мир держится любовью!..»

Время – лучший индикатор правды, говорил современный философ. И это так. Начало нового тысячелетия, будто кистью Небесного Художника, чудными яркими красками высвечивает из недавнего прошлого новую плеяду уже почивших подвижников благочестия, на жизнь которых припали жуткие испытания ушедшего в вечность ХХ века – с гонениями, тюрьмами, кровопролитной войной и, наконец, долгожданной свободой, когда с Церкви были сброшены оковы атеизма, и ее лучшие представители успели открыть сердца миллионам вновь пришедших в храмы людей. Одним из таких воинов Христовых был схииеродиакон Иларион (Дзюбанин), фронтовик, постриженик Киево-Печерской лавры, подвизавшийся в Почаеве и на Афоне, прозорливый старец и духовник, почивший десять лет назад, 21 октября 2007-го года. О нем эти строки краткого повествования.

Схииеродиакон Иларион (Дзюбанин). Фото: Сергей Фрич

«Я был городским босяком… А на фронт ушел уже верующим, и выжил…»

В таких эпитетах любил рассказывать о себе иеродиакон Игнатий, еще до принятия великой схимы в Киево-Печерской лавре с именем Иларион, вскоре после ее открытия в июне 1988-го года. Старец исполнял послушание экскурсовода в пещерах обители, останавливался у стены при спуске к преподобным Ближних пещер, где изображены мытарства души блаженной Феодоры. «Вот страсть блуда, детки, ‒ говорил он молодежи. – А вот ‒ сребролюбия… Но самая страшная – гордость, царствующая ныне в падшем мире… Они-то и стоят преградой в Царство Небесное…

На послушании экскурсовода

В молодости был я босяком, а потом на фронт попал, контужен был и ранен, но выжил. Мое поколение 1924-го года рождения, призванное в 42-м на фронт, почти всё погибло… Раз разламываю хлеб на трапезе между боями, а в нем листик с запиской: “Читай, воин, этот псалом 90-й, и ни пуля тебя не возьмет, ни штык”. Какой-то пекарь-христианин или раба Божия таким образом помогали воинам на передовой. Вот этот псалом “Живый в помощи Вышняго” я и читал всю войну, детки…».

Рядовой Владимир Дзюбанин

Там, на фронте, после Курской битвы, где он, артиллерист, отбивал танковые атаки, окончательно решил посвятить свою жизнь Богу. Примером и вдохновителем в выборе жизненного пути была родная тетя, монахиня Нектария. Перед уходом на фронт она благословила ему поясок с 90-м псалмом, а вторично о нем напомнила та самая буханка черного солдатского хлеба. «И когда в 1943-м году на Курской дуге я, ефрейтор артиллерии, в жесточайших боях, казалось, был на дне ада, когда пулями и осколками снарядов убивало находившихся рядом товарищей, я вспоминал о благословении тети, читал этот псалом, и Господь не раз спасал меня от неизбежной гибели».

Отец Иларион отчеканил в ответ: «Воин Царя Небесного, архидиакон Игнатий»

Память о войне пронес через всю жизнь, и из великих полководцев более всех чтил адмирала Федора Ушакова, молился ему и ставил его в пример. А военную выправку как-то проиллюстрировал в 1980-х в Почаеве, куда прибыла группа офицеров во главе с генералом. Навстречу к ним вышел иеродиакон Иларион со связкой ключей, в Почаевской лавре он также нес послушание экскурсовода, в беседах утверждая в вере Христовой многих паломников и экскурсантов. «Сми-ирно!» ‒ скомандовал генерал и по-военному представился батюшке: «Начальник штаба Краснознамённого Прикарпатского военного округа генерал-лейтенант Грачёв». Отец Иларион также выпрямился и отчеканил в ответ: «Воин Царя Небесного, архидиакон Игнатий, монастыря Почаевского…».

Но Почаев был позже, а после фронта он едет в Киев…

В старинной лавре после войны

Киево-Печерская послевоенная братия. Третий справа – иеродиакон Игнатий

В 1950-м Господь приводит 26-летнего фронтовика в Киево-Печерскую лавру, открывшуюся во время войны. Вместе с ним в обитель поступило немало опаленных боями воинов. Среди них и друг молодого послушника Владимира Дзюбанина (мирское имя батюшки) летчик-истребитель Василий Резвых, будущий монах Руф († 2009), в дальнейшем ‒ почитаемый в народе молитвенник и подвижник, Яков Коровай, будущий Кавказский отшельник, и известный старец схиархимандрит Исаия († 2011) . В этот период он знакомится с выдающимися духовниками, ныне причисленными к лику святых: Глинскими старцами – Серафимом (Романцовым; 1885-1975), Серафимом (Амелиным; 1874-1958), Андроником (Лукашем; 1889-1973), с преподобными Кукшей Одесским и Амфилофием Почаевским, которые, в свою очередь, питались духовным нектаром Оптинских старцев, Лаврентия Черниговского и Иоанна Кронштадтского. Так из сосуда в сосуд переливалась благодать Божия и передавался опыт от одного поколения монашествующих к другому.

В лавре, конец 1950-х

У о. Илариона, как и у многих его современников-фронтовиков, была строгая аскетическая установка: неустанная молитва, строгий пост, нестяжание, смирение, труд. Ведущий духовную брань с плотью и духами зла, подвижник переносил эти требования и на мирских священников. «В былые времена ранее 30-ти лет не рукополагали. И на Руси священники, тем более молодые, не исповедовали всех подряд, особенно женщин, для этого были поставлены «исповедальные попы», люди духовные и опытные. А сейчас безусый батюшка выйдет на исповедь и сам тут же повредится…». Как ревнитель целомудрия, он считал нарушением монашеских уставов пребывание женщин в мужских монастырях, а мужчин – в женских. Хотя со временем, получив благодать старчества, стал духовным отцом и наставником многочисленных прихожанок и паломниц, монашествующих и мирян.

Почаев, Харьков и снова Почаев

Фронтовик не просто отказывался покидать обитель, но и обличал гонителей

Когда тучи стали сгущаться над Печерской лаврой и поползли слухи о ее возможном закрытии, о. Иларион с благословения наместника покидает Киев и переселяется в Почаев.

В 1961-м Юрий Гагарин полетел в космос, советский народ ликовал. Однако космическая эра была несовместима с «религиозными предрассудками», Хрущев и его команда поставили целью стереть Церковь с лица земли. После закрытия Киево-Печерской лавры началась настоящая атеистическая осада Почаева. О. Илариона вызывали в КГБ, грозили арестом. Но фронтовик не просто отказывался покидать обитель, но и обличал гонителей как предателей веры отцов, грозя им судом Божьим. Во избежание ареста почаевский наместник благословляет о. Илариону покинуть лавру и перебраться на тихий приход.

С мамой монахиней Верой

Ему грезился Афон с всенощными бдениями и неустанной молитвой за весь мир

Следующие 15 лет будущий схимник служит диаконом в харьковском храме в честь Озерянской иконы Божией Матери. Здесь он ближе соприкасается с современным миром, духовно окормляет приходящих к нему. У него открывается дар духовного рассуждения и прозорливости. Он открывает приходящим к нему затаенные грехи, указывает путь исправления. Послевоенная разруха многих людей сделала вдовами, сиротами, оставила без крова и куска хлеба. Иеродиакон Иларион отдает без остатка получаемые в церкви продукты, раздает одежду и деньги. И не прерывает связь с монастырями, духовными братьями. В 1977-м году, истомившись от мирской суеты, снова возвращается в Почаев. Он любил ночную молитву, ему грезился Афон с всенощными бдениями и неустанной молитвой за весь мир. Минуло еще 11 лет. Священноначалие призвало его снова в Киев, в открывшуюся лавру, где он начинал свой монашеский путь.

Киев, Афон и снова Киев. Кончина

В великой схиме

Здесь снова он встретил побратимов-фронтовиков – отца Руфа, отца Исаию, своего духовного наставника схииеромонаха Дамиана, других послевоенных пострижеников. В тот период автору этих строк довелось впервые увидеть старца. На службе в 50-м корпусе, в помещении будущей трапезной, читались часы перед ранней литургией. Я увидел в полумраке домового храма стоящего на коленях монаха со свечой в руке. Он доставал из черной сумочки пачки поминальных записок, и, склонившись над ними, молился. Потом, после начального литургического возгласа, встал и поспешил в алтарь, по-отечески смиренно целуя в плечо молодого служащего иеромонаха. Потом видел его неоднократно в окружении прихожан и паломников, лицо его при этом светилось любовью и доброжелательностью.

На Афоне

Давняя мечта сбылась. Уже приняв великую схиму с именем и в честь преподобного Илариона схимника Печерского, почивающего мощами в дальних пещерах, старец засобирался на Афон. Перед этим часто рассказывал своим чадам о житии своего небесного покровителя, цитируя по памяти Киево-Печерский патерик: «‟Пре­по­доб­ный Ила­ри­он схим­ник та­ко­го воз­дер­жа­ния был, иже в неде­лю раз толь­ко и то ма­ло что едал, рев­ну­ю­чи пре­по­доб­но­му Фе­о­до­сию, бо и со­жи­тель его был, мо­литв же и мо­ле­ний мно­го, день и нощь, с ко­ле­но­пре­кло­не­ни­ем и сле­за­ми тво­ря­ше, уго­дил Гос­по­ду Бо­гу”. А мы что? – говаривал старец. – Спим, пьем, едим и Богу так никогда не угодим!.. Будем же спасаться, детки, прощать и любить друг друга. Ибо мир этот держится любовью!..»

Когда весть о том, что старец Иларион уехал на Афон, облетела Киев, многие опечалились без любимого батюшки. Но афонский период оказался недолгим, всего один год. Старец вернулся – требовалось лечение. Назад он не возвратился, по одним предположениям – из-за плохого состояния здоровья, по другим – из-за препятствий со стороны органов власти.

«Всех люби и никого не осуждай, и всем прощай, не унывай, не падай духом, за все благодари Господа»

Последний год жизни схииродиакон Иларион провел в опекаемом им Спасо-Преображенском женском монастыре на Черкащине, в селе Стеблёв. Подобно преподобному Амвросию Оптинскому, создавшему Шамординскую обитель и почившему там, старец покинул лавру со словами: «Еду в своё Стеблёво умирать». И, что удивительно, похороны почившего подвижника припали на день памяти прп. Амвросия, 23-го октября.

«Всех люби и никого не осуждай, и всем прощай, не унывай, не падай духом, за все благодари Господа», ‒ часто напоминал он перед смертью.

В Спасо-Преобрженском монастыре, последнее лето…

Умер он в осенний день, 21 октября, когда земля была устлана желтыми листьями, как золотым ковром, будто сотканным специально для почившего подвижника.

Вечная тебе память, отче Иларионе!