Давид же пребывал в пустыне в неприступных местах и потом на горе в пустыне Зиф. Саул искал его всякий день; но Бог не предал Давида в руки его!
(1 Цар. 23: 14)
Всякое истинное открытие, достающееся открывателю, как правило, весьма непросто, становится затем легкодоступным достоянием всех последующих эпох. Когда-то очень давно поняли, что огонь можно извлекать из соприкосновения двух камней, хотя для этого надо было потрудиться. Сегодня мы получаем огонь легким движением спички. Когда-то изобретение электрического света родилось после непростых научных опытов Яблочкова и Эдисона. Сегодня мы включаем этот свет элементарным щелчком клавиши. Меняются формы – от примитивных к более совершенным, но суть остается той же.
То же самое происходит и в духовной жизни человечества. Духовный опыт одного человека, когда этот человек свят, опыт, дающийся трудами и скорбями, становится достоянием многих поколений и эпох, источником великого блага для бесчисленного количества людей. Как достижение тех ученых мужей, что открыли электричество, одарило нас светом в любое время суток и всеми сопутствующими благами, так духовный опыт великих духоносных мужей становится источником благодатного света и спасения для всех тех, кто приобщается ему.
Посмотрите на Царя и Псалмопевца Давида. Его псалмы – опыт его духовной жизни, осоленной скорбями и напастями. Немало из них написано во время разнообразных жизненных испытаний и даже после случавшихся в его жизни грехопадений, осмысленных потом и раскаянных. Многие из псалмов Давида начертаны после избавления от напастей, а иные и вовсе писаны в изгнании. Но именно потому, что родились они в исстрадавшемся верующем сердце, сохранившем при всех испытаниях праведность и преданность Богу, Давидовы псалмы удостоились наития Святого Духа. И, будучи Боговдохновенными, имеют силу напоевать благодатью и наши сердца. Надо лишь приложить малый труд по прочтению этих псалмов.
И об одном из таких псалмов – псалме 140 – мы и поговорим сегодня. А точнее сказать, мы, используя своевременный повод – время Великого поста, попытаемся осмыслить богослужебное употребление этого псалма на Литургии Преждеосвященных Даров в виде песнопения «Да исправится молитва моя».
Давид понимал: он не виновен в том, в чем его обвиняют, но достаточно и прочих его грехов, чтобы понести от Господа наказание
По мнению толкователей, 140-й псалом написан Давидом в тот период, когда царь Саул, опасаясь потери власти, замыслил убить Давида (см.: гл. 19–24 1 Цар.). Потрясенный до глубины души замыслом тестя – Давид был женат на дочери Саула Мелхоле, – он вынужден был спасаться бегством, хотя и был невиновен, ибо не имел никакого помысла свергать царя. Соответствующими мыслями и ощущениями и наполнен весь псалом. Давид просит Господа услышать его молитву. Осознавая свою невиновность, он просит избавить его от сети, которую ему приготовили; просит, чтобы в эту сеть попали сами устроившие ее, а он был избавлен. С другой стороны, Давид признает свою греховность, просит Господа положить хранение его устам, дабы не озлобляться на противника, просит не позволить его сердцу уклониться к самооправданию. Давид понимает, что хоть и не виновен в том, в чем его обвиняют, но достаточно и прочих его грехов, чтобы понести от Господа наказание.
Такова общая смысловая композиция этого псалма. Если мы обратимся теперь к песнопению «Да исправится молитва моя», то заметим, что в нем использована лишь первая часть 140-го псалма. Структура расположения стихов псалма в этом песнопении и его место в Литургии Преждеосвященных Даров позволяет нам увидеть некоторые новые смысловые аспекты псалма применительно уже к нашей духовной жизни, что мы и попробуем сейчас сделать.
Во-первых, обращает на себя внимание тот момент, что песнопение «Да исправится молитва моя» построено в виде прокимна, то есть сначала исполняется основной стих – собственно «Да исправится молитва моя», а затем он чередуется с другими тремя стихами. В конце вновь пропевается основной стих. Обратившись к литургическим источникам, мы действительно находим данные о том, что ранее в константинопольской соборной традиции это песнопение было прокимном, чтец пел его с амвона, а духовенство сидело в алтаре. И уже значительно позже «в студийской монашеской традиции, вытеснившей к концу XII века соборную константинопольскую, “Да исправится молитва моя” перестало быть обычным прокимном, во время его исполнения постепенно утвердился обычай народного коленопреклонения и священнического каждения».
Во время пения «Да исправится…» следует преклонить колени. Обратим внимание на то, что это коленопреклонение в литургийном ряду находится между двумя другими подобными моментами. Коленопреклонение совершается перед «Да исправится…» – при возгласе «Свет Христов просвещает всех» – и вскоре после «Да исправится…» – на важнейшем «Ныне силы небесные». Случайно ли это? Не думаю. Здесь указание на важнейший смысловой ряд в литургийном пространстве. В этом ряду первое коленопреклонение связано с обращением к оглашенным, готовящимся принять святое крещение. Это обращение, имеющее значительный вероучительный смысл. Последнее коленопреклонение связано с важнейшим моментом Литургии, когда переносятся Святые Дары. Ну а с чем связано коленопреклонение во время песнопения «Да исправится молитва моя»?
Структура прокимна, присущая этому песнопению, позволяет нам говорить о его особенном нравоучительном характере. Он состоит в том, что первый и основной стих песнопения указывает на важнейшее дело христианина, дело, сопровождающее всю его жизнь, – на молитву. Стихи, «проложенные» между основным, – указание на моменты, которые способствуют преуспеянию в молитве либо, напротив, препятствуют сему. Это своего рода духовный многослойный «пирог», в котором основной слой обретает свой истинный «вкус» лишь в сочетании с прочими. Хотите убедиться в том, что это так? Тогда пойдем дальше.
1. «Да испра́вится моли́тва моя́, я́ко кади́ло пред Тобо́ю, воздея́ние руку́ мое́ю – же́ртва вече́рняя».
В главном для христианина духовном делании – молитве – основной фактор успеха – внимание. Если есть оно, а вместе с ним есть и благоговение, и покаяние, то молитва будет возноситься к Богу, как дым кадильный, благоухающий и стремящийся непрестанно ввысь. Если внимания нет, то молитва «стелется» по земле, подобно дыму Каиновой жертвы, и такая жертва, как мы помним, не была угодна Богу. При этом, как это ни парадоксально и ни печально, подобная «Каинова» жертва – неизбежный временный удел всякого христианина, ибо нерассеянная молитва – «жертва вечерняя», то есть является плодом многолетних и усиленных трудов. И получаем мы этот плод нередко лишь к «вечеру», то есть ближе к закату жизни.
Это основной лейтмотив песнопения. В нем – указание цели. Далее следуют вышеупомянутые моменты в «проложенных» стихах.
2. «Го́споди, воззва́х к Тебе́, услы́ши мя: вонми́ гла́су моле́ния моего́, внегда́ воззва́ти ми к Тебе́».
Здесь указание на качества, которыми обладает настоящая молитва и которые мы должны для своей молитвы приобретать. И во-первых, речь об искренности и покаянном характере молитвы. Вот как говорит об этом великий Златоуст: «Что же выражает Псалмопевец словами: “Господи, я воззвал к Тебе, услышь меня”? Он разумеет здесь внутреннее воззвание, которое произносит сердце воспламененное и дух сокрушенный, которое произнося и Моисей был услышан. Как человек, взывающий голосом, напрягает всю свою силу, так и взывающий сердцем напрягает весь ум свой. Такого воззвания требует Бог, воззвания, которое происходит от сердца и не дозволяет поющему зевать и развлекаться»[1].
Кто хочет достичь нерассеянной молитвы, должен молиться постоянно
Во-вторых, нельзя не заметить: во второй части стиха – та же мысль, что и в первой, только изложенная другими словами. И это не в последнюю очередь говорит нам о необходимости в молитве постоянства. Кто хочет достичь нерассеянной молитвы, должен молиться постоянно. Неслучайно призывает апостол: «Непрестанно молитесь» (1 Фес. 5: 17). Постоянство в молитве – то же, что капля, которая точит камень. Подобно маленькой ничтожной капле, которая со временем разрушает даже твердыню камня, наши немощные, но постоянные молитвенные потуги способны разрушить греховную сердечную коросту и ввести молитву в сердце, где она становится по- настоящему сильной и действенной.
3. «Положи́, Го́споди, хране́ние усто́м мои́м, и дверь огражде́ния о устна́х мои́х».
Ничто так не расхищает из сердца молитвенный плод, как постоянно открытые уста. Потому и Премудрый призывает: «Для слов твоих сделай вес и меру, и для уст твоих – дверь и запор» (Сир. 28: 29). «Дверь ограждения» и «хранение» своим устам мы должны просить у Бога, поскольку привыкли держать свои уста открытыми и говорим много лишнего. Никакой иной грех так не «легок» и не «приятен», как пустословие. Он способен быстро «сгладить» плохое настроение, аккуратно «прикрыть» лень. Он, как ничто иное, доставляет нам много «приятных минут», но при этом отнимает нечто очень важное – пусть небольшой, но все же благодатный плод, который обретает наше сердце после нашей немощной, но все же молитвы. А потому христианину, искренне молящемуся об исправлении молитвы, «яко кадило», также искренне следует бороться с пустословием, многословием и, разумеется, сквернословием. «Тогда только следует говорить, когда слова полезнее молчания»[2], а это, согласимся, нечасто случается.
4. «Не уклони́ се́рдце мое́ в словеса́ лука́вствия, непщева́ти вины́ о гресе́х».
Самооправдание – великое зло. Потому, когда согрешишь, признавай: я согрешил
Этот непростой, как кажется, стих содержит достаточно простую мысль: «Не уклони сердце мое к словам лукавым для измышления извинения во грехах». Как самоосуждение для человека – великое благо, так самооправдание – великое зло. Вот как говорит об этом святитель Иоанн Златоуст: «Ты, возлюбленный, когда согрешишь, говори: я согрешил. Нет ничего справедливее такого оправдания. Таким образом ты умилостивишь Бога; таким образом и сам себя сделаешь более медленным на те же грехи. А если станешь отыскивать пустые предлоги и освобождать душу от страха, то усилишь в ней расположение снова предаваться тем же грехам и много прогневаешь Бога»[3].
Грех естественным образом порождает в душе чувство вины и ощущение неизбежности наказания. Возникает желание куда-то от этого спрятаться. Когда человек не вполне понимает значение покаяния, тогда и возникает самооправдание как попытка спрятаться от ответственности. Самооправдание – то же, что стремление страуса уйти от опасности через погружение головы в песок. Это смешно, но не только. Самооправдание порождает для человека существенное зло: чем более человек сам себя оправдывает, тем более осуждается Богом. А потому тот христианин, кто стремится к нерассеянной и плодотворной молитве, должен избегать самооправдания, ибо просить Бога о милости и одновременно привлекать на себя Его осуждение – то же, что одной рукой что-то строить, а другой все тотчас же разрушать.
Воздевание рук во время молитвы – очень древняя внешняя форма обращения к Богу, хотя в современной богослужебной практике она используется священниками нечасто. Основная мысль этой формы-образа – дать возможность человеку как можно сильнее выразить устремленность его к Богу и Небу. Выразить и затем – по принципу перехода от внешнего к внутреннему – помочь устремиться к Богу его уму, его сердцу и воле. Песнопение «Да исправится молитва моя» именно об этом. Это молитва о том, чтобы наше внешнее благочестие пришло наконец в гармоничное единство с нашим внутренним миром. И, наверное, поэтому оно так полюбилось нашим православным людям.