«Буду служить, пока не арестуют»

Знакомясь с делами, возбужденными в отношении Ефима Петровича Оболтина, обращаешь внимание на то, как ведет себя на допросах священник. Ни одного лишнего слова, нет заискивания, унижения – только факты и веские доводы в свою защиту. Ни разу отец Евфимий не признал своей вины, никого не оболгал, от православной веры не отрекся, до последней минуты жизни оставался верным Христу.

Ефим и Анатолий Оболтины 1932 г.

Учитель и священник

Отец Евфимий Оболтин был из древнего казацкого рода. Родился в селе Березово Березовского уезда Тобольской губернии 15 октября 1878 года в семье уездного чиновника Оболтина Петра Федоровича и его жены Прасковьи Андриановны (урожденной Серебрянниковой). Существует версия, будто местные Оболтины ведут род от одного из участвовавших в основании Березова казаков Ермака по прозванию Оболта. О признании березовцами правдоподобности этой версии свидетельствует тот факт, что для участия в торжественной передаче знамени Ермака из березовского Воскресенского собора в штаб Сибирского казачьего войска был избран и представитель этой фамилии.

Ефим Петрович вырос в бедной семье, «познал нищету и горе». И как сам рассказывал, он сын маленького северного служащего, впоследствии чиновника:

«Отец мой начал службу несколько месяцев без жалования, и постепенно стали давать от 1 руб. в месяц; в течение 35 лет службы добился должности бухгалтера казначейства с окладом 30 рублей и имел 12 человек семьи. Нужда, горе встречались на каждом шагу. Отец умер скоропостижно, придя со службы, оставив нас 11 человек без средств. Мне тут же пришлось добывать кусок хлеба трудами, работая то тут то там. Учиться в Тобольском казенном училище не принимали: надо оплату за ученье. Я кончил курс в высшем (начальном) училище в Березово, держался за учительскую семинарию».

Мария Митрофановна Оболтина 1898 г.

25 августа 1904 года обвенчался в тобольской Михайло-Архангельской церкви с Марией Митрофановной Тимофеевой – учительницей Мальковского сельского училища Тюменского уезда.

Стоит сказать несколько слов о Марии Митрофановне, которая перенесла впоследствии с отцом Евфимием гонения и страдания за веру, осталась верной спутницей и помощницей до конца его дней. Она закончила Тобольскую Мариинскую женскую школу. Как пишет в своих воспоминаниях Татьяна Старчак, внучка Оболтиных, «особенно торжественно в этой школе проходили религиозные праздники, в частности день Покрова Пресвятой Богоматери – самый важный и самый большой праздник в школе. Я очень хочу, хотя бы мысленно, перенестись в тот Тобольск, в те времена, когда жили, учились и служили народу тысячи умных, грамотных, духовно богатых людей. Вот и моя бабушка, закончив гимназию в 1896 году, “пошла в народ”, стала учительницей Мальковского сельского училища Тюменского уезда и работала вплоть до замужества».

Решение стать священником пришло осознанно: в этом виделось служение России и людям

После венчания Ефим Петрович был рукоположен во священника Михайло-Архангельской церкви села Мужи Березовского уезда. Этот факт о многом говорит. В роду Оболтиных не было священников, и поэтому он не обязан был следовать существовавшей тогда традиции сословного священства и принимать сан. А значит, выбор Ефимом Петровичем священнического пути был осознанный и самостоятельно принятый. Вот что пишет по этому поводу Татьяна Старчак: «Я не знаю, когда дедушка решил стать священником, что повлияло на его такое важное решение, но то, что смыслом всей его жизни было служение России и людям, не вызывает у меня никакого сомнения, ведь России служили все его славные и мужественные предки из рода Оболтиных».

В 1910 году отец Евфимий переведен на служение в церковь села Белогорское Березовского уезда. С 19 января 1912 года служил в Преображенском храме села Мало-Атлымского того же уезда. В 1914 году утвержден председателем Мало-Атлымского церковно-приходского попечительства на трехлетие.

5 декабря 1916 года согласно прошению переведен в церковь Воздвижения Креста Господня села Реполовское Тобольского уезда. С 24 января 1917 года – настоятель Покровской церкви села Самаровское этого же уезда (ныне г. Ханты-Мансийск).

Еще один интересный факт из архива. Когда в ноябре 1917 года в Самарово было организовано волостное земство, он был приглашен в состав ревизионной комиссии и, как опытный школьный работник, вошел в комиссию по народному образованию. То немногое, что мы знаем о жизни отца Евфимия до революции, говорит о его характере созидателя и патриота своей малой Родины.

Михайло-архангельская церковь, г. Тобольск

«Один топит другого…»

И здесь стоит сделать отступление. Я выросла в Ханты-Мансийске. И помню памятник, установленный на площади Свободы, – героям гражданской войны. И хотя история появления этого памятника иная, в моем сознании имя героя четко ассоциировалось с именем Платона Ильича Лопарева, одного из организаторов партизанского движения у нас на Севере в годы гражданской войны. Фамилия Лопаревых известная в нашем регионе. Дядя Платона, уроженец села Самарова, Хрисанф Мефодьевич Лопарев – известный ученый-византиновед, оставивший уникальные воспоминания об истории Самарова; он также материально поддерживал семью своего умершего брата Ильи Мефодьевича, когда она осталась без кормильца, и помог получить образование самому Платону. После революции их жизненные дороги разошлись. Знаменитый ученый умер в 1918 году в Санкт-Петербурге от голода. А его племянник, проникнувшись идеями большевизма, организовал партизанский отряд, который впоследствии слился с регулярными частями Красной армии и восстанавливал советскую власть на Обском Севере.

На этой же площади Свободы стояла церковь Покрова Пресвятой Богородицы. Собственно, площадь была центром достаточно большого в условиях Сибири села Самарова. В 1930-х годах церковь разобрали на кирпичи, которые пошли на строительство рыбокомбината. Помню, как поразил меня протокол собрания жителей села, на котором принималось данное решение. Кто-то из присутствующих заметил: мол, строили наши предки на века, кирпич хороший, что ему пропадать без дела…

Памятник «Борцам за установление Советской власти на Обском Севере» поставили в 1974 году. Тогда мы даже не представляли, что у героя гражданской войны Платона Лопарева был знаменитый дядя – Хрисанф Мефодьевич Лопарев и что у нашего города большая дореволюционная история русского старожильческого поселения. Мне, выросшей на идеалах коммунизма, даже в голову не могло прийти, что в гражданскую войну не было победителей. В 1996 году в городе стали восстанавливать Покровский храм. Казалось, с его возведением в наших сердцах начинает просыпаться интерес к прошлому. А вместе с ним понимание, что не так все просто в нашей истории.

Работая в архивах по делам отца Евфимия Оболтина, я нашла уникальный документ: протокол собрания граждан села Самарово от 4 декабря 1919 года. Председательствовал на этом собрании С.В. Серков, а вот секретарем был Платон Лопарев. Судили тех, кто, по мнению большевиков, поддерживал прежнюю власть. Стоит напомнить: во время гражданской войны на территории Сибири было учреждено Временное Сибирское правительство во главе с верховным правителем Колчаком. После поражения белых войск в Сибири большевики на местах расправлялись с теми, кто тем или иным образом был связан с деятельностью этого правительства.

Так вот, на этом собрании слушался доклад временно командующего партизанским отрядом П. Лопарева об аресте священника Оболтина, Тимофея Дегтярева, Ивана Власова, Павла Лыткина и назначении их на общественные работы (что и было исполнено). Священник Оболтин обвинялся в том, что «при всяком удобном случае с амвона произносил погромные речи, призывал к борьбе против большевиков, вел открытую агитацию везде и всюду, доносил на всех общественных и кооперативных работников, обвиняя их в большевизме, играя первую скрипку купеческой своры». Всех обвиняемых заключат в Тобольский домзак.

В деле есть прошение жены отца Евфимия – Марии Оболтиной. Этот документ интересен тем, что он ярко отражает атмосферу того времени.

«Это в высшей степени несправедливость – арестовывать человека и не предъявлять ему обвинение, как сделали партизаны»

«Вот кончается второй месяц, как арестован мой муж и увезен в Тобольск, по злобе людей и из личной мести. Дело его видимо не разбирается, он находится в заключении, семья его, то есть мы все, а нас 11 человек, без средств накануне голодной смерти. Мой муж остался, не поехал с белыми, а это одно указывает на то, что он был не против советской власти. Одна вина разве то, что он, бывший на службе по духовному ведомству, исполняя волю начальства, объявлял послания епархиальной власти, но то было время, когда Сибирь была занята Правительством Колчака, – в противном случае он так же бы и сидел в тюрьме. Когда власть в Сибири стала советской, его выступлений не было, за прошлое едва ли человек может отвечать. Нужно ли верить всяким наговорам, а тем более теперь, когда каждый топит один другого и не отдают в этом отчета?

Осенью у нас во время постоя войск похитили имущество, за этим вырвали главного работника, и я теперь брошена на нищету. Дети у меня от 13 лет до 4 месяцев. Сообщая о вышеизложенном, прошу Вас, товарищ председатель, сделать распоряжение о разборе дела моего мужа и возвратить его в семью. Ему труд черный знаком, он прокормит семью. Это в высшей степени несправедливость – арестовывать человека и не предъявлять ему обвинение, как сделали партизаны в селе Самарово при аресте мужа. Я вполне надеюсь, что Вы не оставите моей просьбы без удовлетворения чисто по-человечески. В крайнем случае отдайте его на поруки или под залог, дабы он мог на свободе заработать для голодной семьи кусок хлеба. Я жду от Вас, как от представителя советской власти, полной справедливости».

В итоге разбирательств «Тобольская Уездная Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляциями, преступлениями по должности и саботажем в заседании своем от 26 мая 1920 года, рассмотрев дело № 82 по обвинению гр. Власова и Оболтина в контрреволюции, постановила: Оболтина выслать из пределов Тобольского уезда сроком на 1 год. Дело в отношении Власова прекратить».

В ответ отец Евфимий пишет заявление в коллегию Тобольской Уездной Чрезвычайной Комиссии с просьбой выехать в одно из южных сел Тобольского уезда. В этом же заявлении отец Евфимий говорит, что не признает за собой вины:

«Обвинение мне предъявлено в агитации, которая якобы выражалась в проповедях. Я лишь только выполнял распоряжения высшей церковной власти, и не исполнять я не мог, состоя на службе. Кроме того, сообщаю теперь и раньше давал показание, что при занятии советской властью территории Сибири совершенно ничего не говорил, а активных выступлений с моей стороны совершенно не было… Выступать в проповедях на политическую тему я уже давал честное слово не распространяться – молчать, так как люди совершенно исковеркивают сказанное».

На заявление коллегия Тобольской Уездной Чрезвычайной Комиссии постановила: ходатайство священника удовлетворить, разрешив ему остаться на службе в причте села Березовской церкви Дубровной волости Тобольского уезда (ныне Вагайский район Тюменской области).

Это было первое дело в отношении отца Евфимия. До своей мученической кончины он будет постоянно преследоваться советской властью.

Хочется сказать и о судьбе Платона Лопарева, жизнь которого также трагически закончится в 1937 году. Он, как и отец Евфимий, попадет под жернова репрессий. При вынесении скоропалительного приговора никто и не вспомнит про его партизанское прошлое.

«Семья терпела нужду, но я платил налоги»

В Петропавловской церкви села Березовское Дубровной волости отец Евфимий прослужит восемь лет. Как пишет в своих воспоминаниях внучка Ефима Петровича Татьяна Старчак, все годы служения он был под бдительным присмотром власти, которая все время искала повод для его ареста.

В 1928 году в отношении отца Евфимия вновь возбуждают следственное дело – № 7/931. Ему инкриминируют в вину отказ от уплаты налога и то, что «в религиозный праздник Рождества во время проповеди с амвона распространял провокационные слухи о скорой войне с империалистическими державами, этим самым возбудил среди масс недоверие к существующей власти». 30 января 1928 года Оболтин Ефим Петрович заключен под стражу в Тобольский изолятор (камера № 23).

В ходе следствия власти вновь вспомнили «самаровское дело». Среди следственных документов сохранились пояснения, написанные рукой самого священника. Это уникальные страницы, которые позволяют почувствовать его характер, твердость убеждений, честность и открытость. В частности, отец Евфимий поясняет свое отношение к людям, которые якобы были расстреляны по его доносу. Одного из них – Осипа Кошкарова – священник даже не помнит, а другому – Корепанову, бывшему председателю исполкома, – «обязан благодарностью за его доброту». Отец Евфимий приводит веские доводы в свою защиту, справедливо замечая, что если был в чем-то виноват, то в 1920 году его бы за это наказали.

Далее следует объяснение по якобы неуплате налога. Оно показывает, в каких тяжелейших финансовых условиях существовала в те годы Церковь.

Контрреволюционными посчитали слова о сильном духе русского народа, с которым «нам никто не страшен»

«Меня вызывают в Березовский с\с Дубровного района, предсельсовета предлагает мне уплатить сельскохозяйственный налог – последнюю четверть, которая по окладному листу должна быть уплачена к 15 марта 1928 года. Мне было показано отношение Дубровного РИКа, там было написано, что на основании распоряжения Тоб. окр. РИКа налог должен быть взыскан к 1 февраля 1928 года. Сроки поменял Тобольский исполком. 23–24 января меня вызвали для объявления, я сказал, что денег нет, к 1 февраля уплачу. Действительно, денег не было ни копейки. Я уплатил 1 января 1928 года налога 42 руб., продал овец специально для этой цели. Мне все-таки пришлось найти денег и уплатить последнюю четверть 28 января 1928 года – значит, я не отказался, оплатил до срока. Действительно, было бы легче оплатить к 15 марта.

Кроме того, на меня Дубровинский райисполком положил налога лишнего 500 рублей, и несмотря на то, что я на эту неправильность подавал в районную окружную налоговую комиссию, лично говорил прокурору, но до настоящего времени не получил ответа.

Я живу в Березовском уже 8 лет, и не было случая отказа от платежа налога, несмотря на то, что накладывали непосильный налог. Я продавал имущество, но уплачивал. Семья терпела беду (было 10 человек), но я платил. Был ли за 8 лет хоть один случай непризнания советских распоряжений?

Что же касается моей проповеди на Рождество – было так. Я сказал, что Россия в 1812 году переживала тяжелое положение, благодаря сильному духу русского народа вышла из критического положения, этот дух должен сохраняться и теперь, тогда нам никто не страшен. Делать вывод из моих слов в другую сторону может человек, который ничего не понимает и старается мне напакостить. Мог ли я агитировать в церкви среди 20–25 человек (и то почти старики) – не было смысла. Спросите всех – при ведении службы я не выступал ни в одной проповеди против власти. Много раз в большие праздники было 300–400 человек в церкви, но я ничего не говорил. В 1920 году я дал честное слово ВЧК не выступать против власти. Ведь у меня голова на плечах. Имея семью 10 человек, не имея средств, вести агитацию невозможно, потому что я знал: тяжелые последствия…

Я болею (в документах указывается, что у отца Евфимия порок сердца. – С.П.), стою на краю могилы. Правда, злых языков много, которые в любую минуту такое готовят, – но такова жизнь».

Церковь претерпевает в те годы различные притеснения и гонения. Удушающая налоговая политика, обновленчество, антирелигиозная пропаганда… Огромное мужество и терпение проявляли священнослужители, остававшиеся верными Христу.

В деле представлена выписка из газеты «Северянин» за 12 февраля 1928 года, № 22\574:

«Арестован поп Оболтин Ефим за сопротивление власти, оказанное им при платеже налога. Население после ареста попа говорит:

– Теперь легче жить будет… Лучше без попа…

Оболтин кроме того распространял слухи во время церковной проповеди о войне и всякой всячине. На старух навел такой страх, что они и теперь не успокоились.

Селькор».

Вот такой образец малограмотной кляузы, которыми пестрели в то время газеты. Время доносов, порождаемых страхом, завистью, ненавистью к инакомыслию. Время, когда, как точно заметила в своем прошении супруга отца Евфимия Мария Митрофановна, каждый топит другого. Когда попираются самые высокие человеческие стремления, а «лидерами общественного мнения» становятся те, кто умеет подстроиться под сиюминутную политику власти, даже если такая позиция будет стоить кому-то заключения, а кому-то жизни.

В материалах дела есть показания таких «свидетелей» обвинения, которые готовы давать их, основываясь на слухах и сплетнях, на что впоследствии будет указано следствию при рассмотрении дела в ОГПУ по Уралу.

14 февраля 1928 года уполномоченный Тобоблотдела ОГПУ постановил Оболтина Е.П. привлечь в качестве обвиняемого по ст. 58-8, 59-7 и 73 УК. Материалы дела отца Евфимия показывают, что он борется за свои права, пишет обращения, заявления, доказывает свою невиновность. 5 марта 1928 года отцу Евфимию вынесли обвинительное заключение. Но «Оболтин Е.П. предъявленное ему обвинение категорически отрицает».

Вера, Зина, Тамара и Анатолий 1957 год г. Хвалынск

Среди показаний свидетелей есть один интересный факт, который ему пытаются вменить в вину, но который вместе с тем говорит нам, что священник Евфимий Оболтин даже в самых тяжелейших условиях гонений на Церковь проповедует слово Божие. Один из свидетелей, Симонов П.С., говорит в показаниях, что отец Евфимий обращался в их семью, чтобы дети-подростки ходили в церковь, и там он учил их Закону Божиему.

В те годы еще существовала хотя бы видимость правосудия. И 17 апреля 1928 года уполномоченный ОГПУ по Уралу Розов, рассмотрев следственное дело № 7/931, нашел, что допрошенные по делу свидетели актов контрреволюционной деятельности Оболтина не подтверждают, следовательно, «дело прекратить и сдать в архив, а находящегося под стражей при Тобольском изоляторе с 30 января 1928 года обвиняемого Оболтина освободить».

Здесь же в деле есть обращение к уполномоченному ОГПУ по Уралу Розову сына Ефима Петровича Анатолия Ефимовича и тестя Тимофеева Митрофана Васильевича с просьбой освободить Оболтина Е.П. из-под стражи под их личное поручительство или залог для решения вопроса. Ефим Петрович Оболтин просидел в тюрьме до окончания следствия.

Стоит сказать несколько слов о старшем сыне отца Евфимия – Анатолии Ефимовиче, который все годы поддерживал отца в заключениях и ссылках, писал ходатайства и обращения в самые разные органы с просьбой об освобождении отца под личное и имущественное поручительство и т.д. Об этом рассказала Татьяна Старчак. Анатолий Ефимович был осужден в 1940 году по статье 58 п. 10, пробыл в лагерях 14 лет, вышел оттуда совершенно больным: туберкулез позвоночника и ряд сопутствующих заболеваний. Все годы заключения обращался к министру внутренних дел, министру госбезопасности, просил освободить его из заключения по болезни или заменить лагерь ссылкой. В 1956 году Анатолий Ефимович отправил жалобу, в которой описывает, как добывались признания. Он пишет, что не совершал того преступления, которое ему инкриминировали, просит снять с него клеймо контрреволюционера, чтобы честно прожить последние годы.

30 ноября 1956 года Президиум Верховного Совета РСФСР приговор отменил и делопроизводство прекратил за отсутствием состава преступления. В этом же году 14 апреля в органах КГБ ему устно объявили, что его отец Оболтин Е.П. был арестован в 1937 году и осужден на 10 лет заключения, а 16 июня 1943 года умер от дизентерии, что, несомненно, являлось ложью.

Анатолий Ефимович умер в 1958 году на 53-м году жизни, прожив после тюрьмы всего три года.

«Со слезами на глазах призывал на защиту церкви и веры»

Весной 1929 года отец Евфимий получает назначение на служение в Богоявленском храме села Липовка Байкаловского района. В это время в Стране Советов начинается кампания по закрытию храмов. Сопротивление священника закрытию церкви и стало главной причиной для возбуждения 3 марта 1930 года нового уголовного дела – № 3641 по обвинению Оболтина Ефима Петровича по ст. 58-10.

Как пишет «свидетель» обвинения Самойлов Матвей Никитич, с момента проживания в селе «поп Ефим Петрович систематически ведет контрреволюционную агитацию против всех проводимых мероприятий советской власти… для этого приглашает бедняков в квартиру… говорил… “пришло время, когда люди мучатся за кусок хлеба. Но этот период временный. После таких страданий люди узнают, как нужно жить”. Перед закрытием церкви среди верующих говорил… “спустился на землю антихрист и оскверняет церковь, заставляет людей под силой оружий отказываться от своей веры”, а также Оболтин собирал часто собрание, призывая верующих на защиту церкви, собрание всегда проводил вместе с арестованным кулаком Амучиным Иваном Сергеевичем и никогда не брали на то разрешение сельсовета. Постановлением общего собрания граждан постановлено церковь закрыть и колокола сдать государству. Когда об этом узнал Оболтин, то назавтра, служа обедню, выступил со слезами перед верующими с проповедью, в которой призывал на защиту церкви и веры. Службу в церкви в настоящее время проводит без звона. У нас в настоящее время колхоза население очень недовольно, так как он очень влияет на работу в колхозе, даже по его влиянию бедняки подавали заявление о выходе из колхоза (Лучениновы Марфа и Евдокия)».

В показаниях еще одного «свидетеля» обвинения – Любимского Андрея Дмитриевича – говорится также о том, что Ефим Петрович

«ходит по домам и вел агитацию за то, что в колхоз писаться не нужно, в колхозе ничего хорошего не будет, что, конечно, на некоторых повлияло, были случаи – подали заявление бедняки о выходе из колхоза; особенно открыто повел агитацию, когда колхозники постановили закрыть церковь (замечу: большая часть показаний как под копирку списана со слов Самойлова. – С.П.)… Я лично неоднократно говорил Оболтину, долго ли тут еще думаешь служить, он отвечал “буду служить, пока не арестуют коммунисты”».

Но есть и другие свидетели, которые страшатся говорить неправду. Так, Лученинова Марфа Ивановна, та самая, подавшая заявление о выходе из колхоза, показывает, что к отцу Евфимию на квартиру никогда не ходила и вышла из колхоза по собственной инициативе. И Лученинова Евдокия Васильевна дает показания, что из колхоза вышла по своему желанию, а не по повелению попа.

Решение о закрытии церкви, как свидетельствует справка от 7 марта 1930 года М-1-19, принималось общим собранием граждан Сорокинского и Мазуровского сельсоветов, входящих в состав одного религиозного общества, в ведении которого находилась Липовская церковь, что, несомненно, являлось прямым нарушением закона, ведь в то время Церковь уже была отделена от государства. На это указывает в своих показаниях отец Евфимий: «Я служил обедню, на которой выступил на тему мытаря, фарисея и блудного сына. Что касается закрытия церкви, то я говорил… не власть закрывает церкви, а само население. Службу без звона я никогда не служил…»

В протоколе допроса от 21 марта 1930 года отец Евфимий также отрицает всякую агитацию против советской власти: «Все то вранье формальное, и по этому вопросу я сказать ничего не могу. Виновным себя в предъявленном обвинении не признаю. Больше показать ничего не могу».

Но церковь надо было закрывать. Этого требовали вышестоящие власти. А тут – «порази пастыря – и рассеются овцы».

В «Заключении по следственному делу по обвинению Оболтина Ефима Петровича по ст. 58/10» говорится, что он «проводил контрреволюционную агитацию, призывал за выход из колхозов, призывал верующих на защиту церкви». Тройка ППО ГПУ по Уралу от 16.05.30 г. постановляет: Оболтина Ефима Петровича заключить в концлагерь сроком на пять лет.

«Никто из расстрелянных свою вину не признал»

Решением заседания коллегии ОГПУ (после пересмотра дела, что указывает: отец Евфимий и его сын Анатолий вновь писали обращения с просьбой разобраться по незаконно вынесенному решению) от 22 апреля 1932 года Оболтин Ефим Петрович досрочно освобожден, лишен права проживания в 12 пунктах Уральской области на оставшийся срок.

После освобождения отца Евфимия семья Оболтиных, как вспоминает Татьяна Старчак, жила в Караганде, затем в Петропавловске – городе в Северо-Казахстанской области. Это места скорби, места ссылок, расстрелов. Карлагерь (с центром в поселке Долинка) – место, где отбывал срок Севастиан Карагандинский.

В 1936 году семья Ефима Петровича прибывает на жительство в с. Архангельское Петропавловского района Северо-Казахстанской области.

«Семья для дедушки была очень важным составляющим его непростой жизни»

«К тому времени в ссылке вместе с ним была только жена (моя бабушка) Оболтина Мария Митрофановна и самая младшая дочь Евгения, – пишет в своих воспоминаниях Татьяна Старчак. – Остальные младшие дети были взяты в семьи старших детей или родственников. Семья для дедушки была очень важным составляющим его непростой жизни. Всем детям он старался дать образование, но успел его дать только старшим детям, а младшие уже учились сами, получив в семье большой отправной заряд. Бабушка Мария Митрофановна закончила Тобольскую Мариинскую гимназию, до замужества работала учителем, в семье жила младшая сестра дедушки Анна Петровна, которая закончила Тобольское епархиальное училище. Почти все дети, в том числе и моя мама, стали учителями».

Страшный 1937 год. Приказ НКВД от 30.07.1937 г. № 00447, который положил начало Большому террору. Каждой территории был отправлен план по репрессированию антисоветских элементов. Самое большое количество – 17 000 человек – определено Западно-Сибирскому краю. Для сравнения: количество подлежащих репрессированию в Армянской ССР, согласно этому приказу, составляло 1500 человек, но только в маленьком захолустном Остяко-Вогульске было расстреляно практически 600 человек, и это не считая тех, кто был увезен в другие места и расстрелян там (практически 1000 человек). Журналист окружной газеты «Новости Югры» Валентина Патранова, много лет работавшая над темой репрессий, нашла в архивных документах вот такой печальный факт. В 1938 году было репрессировано практически все руководство окрисполкома Остяко-Вогульского (ныне Ханты-Мансийского) округа, во главе округа несколько месяцев был руководитель окружного отдела НКВД.

В приказе, где определялся лимит, также значилась Казахская ССР, и план был расписан по каждой области республики отдельно (хотя по другим республикам в целом). Понятно: место ссыльное. Надо «добивать» тех, кто уже претерпел гонения и заключения и, несомненно, является «антисоветским элементом».

Оболтин Е.П. был арестован 10 августа 1937 года Северо-Казахстанским управлением НКВД. Дело № 664 4-го отдела УГБ СКОУ НКВД. Знакомясь с материалами этого дела, видишь, как стремительно «стряпались» обвинения в то время. Потом, в 1959 году, при пересмотре дела, в Постановлении Президиума Северо-Казахстанского областного суда определят: «Расследование проведено с нарушением социалистической законности. Все проходящие по делу обвиняемые виновными себя не признали. Расследование по делу проводилось необъективно, обвинение арестованным не предъявлялось, по существу свидетельских показаний они не допрашивались и очные ставки им со свидетелями не давались, несмотря на отрицание ими своей вины. Материалы по окончании следствия им также не предъявлялись для ознакомления. Таким образом, оснований для обвинения их в контрреволюционной агитации не было».

А пока…

В деле есть только один протокол допроса отца Евфимия – от 31 октября 1937 года. Интересный факт: арестован 10 августа, а вот допрос провели только почти через три месяца. «Горячее» время для сотрудников НКВД: надо выполнять план. И ими уже все решено заранее. А для «обвиняемых» это время восшествия на Голгофу. Время исповедничества. Время принять мученический венец за Христа.

Михайло-Архангельская церковь, с. Архангельское

Публикуем протокол допроса полностью.

В деле есть только один протокол допроса, а больше и не нужно: все уже решено заранее

«Вопрос: Следствие располагает данными, что вы являетесь членом контрреволюционной группировки, существующей в селе Архангельском Петропавловского района. Расскажите о практической контрреволюционной деятельности в группировке, ее составе.

Ответ: Никогда я ни в какой контрреволюционной группировке не состоял, и по таковой мне ничего не известно.

Вопрос: Следствие располагает достаточными данными о том, что вы являетесь активным членом к-р группировки и вели активную к-р агитацию. Расскажите всю правду по этому вопросу.

Ответ: Еще раз повторяю, что членом никакой к-р группировки я не являлся и никогда никакой к-р агитации не вел.

Вопрос: Вы лжете. Следствие от вас требует признательных показаний.

Ответ: На поставленный вопрос ответить ничем не могу.

Вопрос: В июле месяце вы восхваляли расстрелянных к-р шпионов Тухачевского, Уборевича и др. Дайте показания по этому вопросу.

Ответ: Никогда я Тухачевского, Уборевича и др. не восхвалял и по этому вопросу показать ничего не могу

Вопрос: Скажите, с какого времени вы познакомились с попом Златомрежевым, жителями с. Архангельское Седенковыми Павлом и Андреем, Девяткиным Кириллом и Юдиным?

Ответ: С попом Златомрежевым я познакомился в ноябре месяце 1936 года, периодически бывали друг у друга на квартире, но каких-либо разговоров к-р характера между нами не было. С Седенковым Андреем я знаком по совместной службе в Архангельской детской больнице, где Седенков работал в качестве статистика. С Седенковым Павлом у меня никаких знакомств не было. С Девяткиным Кириллом я познакомился по приезду в село Архангельское в 1936 году. С Юдиным у меня никакого знакомства не было, и его знал как рабочего детбольницы.

Вопрос: С перечисленными выше лицами вы периодически устраивали совместные сборища, на которых вели контрреволюционную агитацию, направленную на дискредитацию проводимых мероприятий партии и правительства. Дайте показания по этому вопросу.

Ответ: Никогда никаких сборищ с указанными выше лицами мы не устраивали. Правда, раза два у меня на квартире были поп Златомрежев и Девяткин Кирилл. Но никаких разговоров контрреволюционного характера между нами не было, разговоры наши были общего характера. Никаких вопросов политики партии и правительства с нашей стороны не было. С Седенковым Андреем и с Седенковым Павлом и Юдиным я встречался по отдельности с каждым исключительно по служебным делам, и никаких разговоров к-р характера между нами никогда не было.

Вопрос: Скажите, с какого времени вы знакомы с Соколовым Сергеем Михайловичем?

Ответ: С Соколовым Сергеем Михайловичем я знаком с июля месяца 1936 года по совместной работе в Архангельской детбольнице, где Соколов работал в качестве бухгалтера.

Вопрос: Наряду с ведением контрреволюционной агитации вы занимались хищением государственных средств, принадлежащих детбольнице. Путем разного рода махинаций брали расписки о выдаче денег от лиц, которыми деньги внесены были ранее. Сколько вами расхищено денежных средств?

Ответ: Никаких расхищений денежных средств с моей стороны не было, это является явной ложью».

3 ноября 1937 года готово обвинительное заключение, в нем в частности говорится:

«…сборища главным образом проходили на квартирах попов Златомрежева и Оболтина, на этих сборищах вели открытую к-р агитацию. В июле месяце с.г. на одном из сборищ поп Златомрежев говорил: “…Советское правительство сейчас усиливает карательную политику, потому что начало переживать кризис, недаром стали расстреливать таких видных людей, как Тухачевский, Уборевич и др., и недаром покончил жизнь самоубийством Гамарник”.

Распускали провокационные слухи пораженческого характера и пророчили скорую гибель советской власти. В августе месяце с.г. поп Оболтин среди колхозников говорил: “…так или иначе в скором времени капиталистические государства покончат с коммунистами, не только в СССР, но во всем мире”».

3 ноября 1937 года тройка УНКВД Северо-Казахстанской области постановила: Златомрежева Ивана Алексеевича, 1885 г.р., попа, осужденного; Оболтина Ефима Петровича, 1878 г.р., быв. попа, осужденного, – расстрелять.

Они были расстреляны 6 ноября 1937 года.

Как написала в одном из писем внучка отца Евфимия Татьяна Старчак, по крупицам собиравшая историю своего рода, «решили судьбу моего деда-великомученика за пять минут».

Оболтин Ефим Петрович реабилитирован 12 июля 1999 года (12 июля Церковь празднует память апостолов Петра и Павла; знаменательно, что отец Евфимий восемь лет прослужил в Петропавловской церкви с. Березовка. – С.П.). В справке о реабилитации говорится, что постановление заседания тройки УНКВД по СКО от 3.11.1937 г. в отношении Оболтина Ефима Петровича признано необоснованным.

Знакомясь с делами, возбужденными против Ефима Петровича Оболтина, обращаешь внимание на то, как ведет себя на допросах священник. Ни одного лишнего слова, нет заискивания, унижения – только факты и веские доводы в свою защиту.

Ни разу отец Евфимий не признал своей вины, никого не оболгал, от православной веры не отрекся, до последней минуты жизни был верен интересам Церкви. За строками архивных документов встает образ мужественного, честного, цельного человека, готового принять смерть за Христа.

Начиная с 1919 года отец Евфимий претерпел несколько судебных разбирательств, заточения в тюрьму, концлагерь. И в последние месяцы своей жизни общался, как свидетельствуют документы, со священником местной церкви Иоанном Златомрежевым, вместе с ним осужденным и расстрелянным. Важный момент: первым местом служения только что рукоположенного в священники отца Евфимия была Михайло-Архангельская церковь в селе Мужи; в Михайло-Архангельском храме Тобольска он венчался с Марией Митрофановной; в селе Архангельское, где нашел свой последний земной приют отец Евфимий, была церковь во имя Михаила Архангела – собственно, отсюда и название села. И расстреляны были мученики за день до праздника Собора Архистратига Михаила и прочих Небесных сил бесплотных.

***

Время все расставляет по своим местам. Небольшая площадь Свободы в центре Самарова стала пересечением исторических событий, которые во многом определяли дух эпохи. Памятник героям гражданской войны снесен в годы перестройки. А несколько лет назад на пересечении улиц Лопарева и Чехова установили памятник Платону Лопареву, но имя этого человека уже мало о чем говорит подрастающему поколению. Теперь возле площади Свободы стараниями краеведов и старожилов воздвигнут памятник Хрисанфу Мефодьевичу Лопареву. Местные жители открыли для себя наследие своего знаменитого земляка, и к его книге «Самарово» все чаще обращаются для того, чтобы понять суть каких-то событий или осмыслить день вчерашний с позиций дня сегодняшнего.

В 2000 году здесь, на этой площади, вновь зазвонили колокола Покровского храма. «Соединилась связь времен» – как точно определил во время своего визита в Ханты-Мансийск и Югру посетивший Покровский храм Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.

Имя и жизнь священника Евфимия Оболтина связывают нас с нашими православными корнями, нашей традицией и нашим прошлым. Его молитвенное присутствие ощущаешь каждый раз, когда приходишь на службу в Покровской храм, и уже нет времени и нет прошлого, а мы все причащаемся из одной Христовой Чаши и нашу жизнь, и наши дела, и нашу веру определяет Вечность, на путях которой ничего случайного нет.