Опекунша

Мария Николаевна Изотова с детьми на прогулке

Часть 1: Ковчег спасения

Настроенные индивидуалистически и безрассудно, люди не воспринимают ни церковных реалий, ни исторических – только оболочку жизни; они становятся неспособными к восприятию содержательной части церковного или исторического прошлого. Им хочется отмахнуться от всего тяжелого в жизни, от массовых расстрелов, тысяч смертей, которые ощущаются как нечто иррациональное, не поддающееся осмыслению, хочется обратиться к светлой стороне жизни, а она рождается из поисков Царствия Божия. А для этого нужно принять прошлое со всеми его страданиями.

И современная, и будущая жизнь России неразрывно, органически связана с прошлым, вырастает из него. Человек только пассажир в этом историческом поезде, на который ему Промыслом Божиим выдан билет, и беда, если человек не изучил, откуда едет поезд и куда, и даже не догадывается о его расписании…

Обычному человеку трудно вникать в прошлое. Но, не будучи историком, он всё же может подойти к нему с другой стороны. Историк смотрит с точки зрения общих событий, частный человек может зайти в историю через судьбу конкретного человека, так научиться сочувствовать прошлому.

Архимандрит Дамаскин (Орловский)^[1]

18 октября 1941 года и для детей Малышевых Модеста и Ольги, и для монахини Марины (Изотовой), присутствовавшей при аресте их матери, закончилась одна жизнь и началась другая. «За Господом не пропадают добрые дела, – перефразирует слова евангельские Ольга Борисовна, резюмируя свои рассказы про опекуншу. – Вот как ты поступишь, так и Боженька тебе откликнется». Она любит рассказывать про Марию Николаевну, привычно именуя матушку Марину по-мирски. Слушатели ее непридуманных рассказов задумчиво качают головами: да, верно, так оно по жизни и есть.

Бабушкино воспитание

Мария Николаевна Изотова родилась в 1882 году в Петербурге, но в двухлетнем возрасте была взята в Минск находившейся там по месту службы мужа, полицейского чиновника, бабушкой, Матреной Николаевной Чесноковой, посчитавшей, что легкомысленная и кокетливая дочь испортит внучку. Мать Марии Николаевны, Анна Ивановна Ивашева, действительно могла дать повод задуматься о своей нравственности: первый ее жених под впечатлением ее поведения во время обручения на следующий же день прислал ей сказать, что расторгает его и просит вернуть ему кольца. Следующий жених решительно ей не нравился, но он так влюбился в нее, что после отказа пробовал застрелиться, правда, неудачно. Тогда Матрена Николаевна решила, что во избежание новых попыток самоубийства следует не брать греха на душу, и приказала дочери выйти замуж. Так и сочетались браком отец и мать будущей монахини Марины. Своего отца Мария Николаевна совершенно не помнит.

Отняв у дочери внучку, Матрена Николаевна оставила ей на воспитание брата Марии, Валентина, и они действительно выросли и прожили жизнь очень по-разному. Валентин с детства бредил морем, служил юнгой на знаменитом броненосце «Потемкин» и был списан на берег после восстания с «волчьим паспортом», лишенный возможности плавать. От этой печали Валентин пошел на самоубийство, причем покончил с собой он экстравагантно: на Рождество в Котлах, где он был в гостях у полицмейстера, он зашел в его кабинет и застрелился из его оружия. Марии Николаевне придется впоследствии вспоминать эту историю, навещая посланных в Котлы служить и жить Ольгу Борисовну с супругом священником Борисом Анисимовым.

Матрена Николаевна внучку свою с малых лет приучала к молитве и труду. С 13 лет Мария уже ездила с возницей за припасами для гостиницы к указанным бабушкой купцам. И ходила с бабушкой на службы в домовый храм Чесменской богадельни, расположенный неподалеку. Там было все по-домашнему; раздевались, оставляя одежду на вешалке, и шли молиться вместе с обитательницами богадельни в храм.

Мужское начало в семействе Чесноковых явно было на заднем плане. Дед Марии Николаевны, по ее рассказам, присутствовал по своей полицейской высокой должности на казни брата Ленина, который, по его словам, был повешен в Лисьем Носу. После революции он скрывался, жил и умер неизвестно где. Писал Марии Николаевне, что очень болели вены на ногах, не мог ходить. Несмотря на свою грозную должность, он был человек мягкий и пассивный, жена была ему прямой противоположностью по темпераменту и напористости. Строгое воспитание глубоко верующей и с хорошей деловой хваткой бабушки, сумевшей содержать ночлежный дом на Средней Рогатке на выезде из города, сказалось на характере и темпераменте Марии Николаевны. Из наемных работников своей бабушки Мария Николаевна помнила сорокалетнего повара из Старой Руссы, так же, как и ее бабушка, отличавшегося крепкой верой.

Под старость, будучи уже серьезно больна сердечной болезнью, Матрена Николаевна лишилась в одночасье всего своего бизнеса: ее постоялый двор сгорел. Она приняла это смиренно: «Бог дал, Бог и взял. А я уже стара».

Чудо преподобного Серафима Саровского

Обретение мощей преподобного Серафима Саровского

За стойкой буфета на постоялом дворе Матрены Николаевны прислуживал ее сын. С этим сыном связано нигде не описанное чудо преподобного Серафима Саровского. Сыновей у Матрены Николаевны было двое – Николай и Александр, и обоих она откупила от воинской службы. К сожалению, впрок это не пошло. Второй сын закончил жизнь алкоголиком, с чайником спиртного около постели, созерцая разноцветных бесенят, катавшихся по его комнате на велосипедах, и рассказывая об этом.

Но и первый был не намного лучше – и его Господь через Своего угодника однажды крепко проучил. В 1903 году, когда все ожидали обретения мощей преподобного Серафима, он в ответ на известие об открытии мощей царем Николаем II, ухмыльнувшись, спросил: что это там за консервы открывают? Мать укорила его: смотри, молчи, а то как бы тебя Преподобный не наказал. Вскоре внезапно сделалась у него высокая температура под сорок, и вызванный врач пришел в изумление: никогда в своей практике он не встречал случая, когда рожистое воспаление охватывает не отдельные участки кожи, а все тело сразу. До революции особых лекарств не было, обвязывали синей бумагой или красным сукном, создавая затемнение, да запрещали мочить – и только. Но это был особый случай. Врач сокрушенно вздохнул: здесь медицина бессильна.

Объявила сыну, что будет его омывать саровской водой, и с молитвой принялась за дело

После его ухода свой диагноз сыну объявила сама Матрена Николаевна: ты оскорбил батюшку Серафима, и он тебя наказывает; кайся и молись, чтобы простил. Надо сказать, что рожистое воспаление нельзя увлажнять, но Матрена Николаевна объявила сыну, что будет его омывать саровской водой, и с молитвой принялась за дело. Видимо, покаялся он от души, и Преподобный простил нечестивца: когда через два дня доктор зашел, предполагая, что болящий уже скончался, больной уже ощутимо шел на поправку. Матрена Николаевна ему все рассказала: сын согрешил и покаялся; преподобный Серафим его наказал, мы молились, а я его саровской водой обмыла. Доктор развел руками и сказал: вера ваша спасла вас.

К сожалению, этот урок, который может иного человека совершенно преобразить, был впоследствии забыт: уже в бытность Марии Николаевны замужем за Павлом Ивановичем Изотовым к ним в дом на Васильевском острове приезжал порезвиться этот пьянчужка. Развлекались господа тем, что, например, положат в гроб на катафалк собачку и возят по ночному Питеру якобы хоронить. Эти шалости вполне позволял им своеобразный бизнес, которым жил Изотов: он держал похоронное бюро. Бизнес был основательный: были кони, кареты. И была традиция всех, кого они хоронили, записывать в особый помянник, чтобы поминать молитвой этих людей.

У Матрены Николаевны было безграничное доверие к саровскому подвижнику еще до его канонизации благодаря его к ней личному снисхождению, опять-таки связанному с чудодейственной саровской водой. В одну из зимних поездок в Саров сани опрокинулись на повороте, она выпала и сильно повредила плечо, с мучительной болью от вывиха едва доехала до монашеского поста на пути, где принимали паломников. Монахи, выслушав ее жалобы, наложили ей на больное плечо смоченный водой от источника преподобного Серафима компресс, она кое-как уснула, а ночью ей приснилось, что сам Преподобный подошел к ней и дернул за больную руку. Вскрикнув от боли, она проснулась… и не увидела вывиха. Рука как бы сама встала ночью на место.

Сам преподобный Серафим подошел к ней и дернул за больную руку – она проснулась… Вывих был вправлен!

Матрена Николаевна трижды ездила с внучкой в Саров, будучи горячей почитательницей преподобного Серафима Саровского, и эту традицию поддержала в своей семье и Мария Николаевна: она четыре раза с мужем и детьми ездила в Саров. И у нее был стеклянный бочоночек, закрытый пробочкой сверху, в котором хранилась и ежегодно пополнялась домашняя святынька – привезенная из Сарова вода из источника, выкопанного Преподобным.

И последний полный бочоночек святой воды, который в 1916 году привезли оттуда, пришлось ей растянуть на всю оставшуюся жизнь – больше в Саров ей уже пути не было.

Ольга Борисовна, уже став взрослой, выйдя замуж, приехала как-то навестить свою опекуншу. Это было уже в бытность ее в доме на Урицкого, 23, где впоследствии суждено было жить и самой Ольге Борисовне. Любопытно, что до этого бочонок никогда не попадался на глаза, он так и просуществовал незаметно, заботливо спрятанный за иконами на всех местах обитания Марии Николаевны. И вот, вытирая пыль за иконами, однажды Ольга Борисовна неожиданно наткнулась на странный бочонок с плоским дном, в котором словно кто-то прочертил на стенках белую горизонтальную полосу примерно посередине. Это была отметка воды, выпитой до революции. А всю остальную воду Мария Николаевна хранила всю жизнь, прибавляя к литру сырой воды столовую ложку воды саровской – и пила ее натощак. Ей как раз хватило до конца дней.

Бочонок для воды от прп. Серафима

В последний приезд супруги Изотовы пожертвовали саровским монахам целый рулон шелка, а те в знак благодарности и благословения преподнесли им в дар воздух с мощей Преподобного, с вышитым крестом и отверстием для того, чтобы можно было приложиться ко лбу преподобного Серафима.

Почитала Мария Николаевна и питерских святых – Ксению блаженную, Александра Невского, Иоанна Кронштадтского. Они снимали дачу в Ушаках и бывали в Любани, на могиле отца Петра Любанского. Мария Николаевна кроме того еще почитала икону и читала часто акафист Толгскому образу Божией Матери. У Малышевых дома не было этой иконы, и семейное предание связывает последующие чудесные спасительные события в судьбе Бориса с этим образом и молитвами перед ним монахини Марины.

Знакомство по фотографии. Брак Марии Ивашевой и Павла Изотова

Приглашение на брак Изотовых 11-01-1904

Сохранилось приглашение на свадьбу: в две колонки на пригласительном билете с вензелем надписи – слева: «Александр Моисеевич Изотов имеет честь покорнейше просить Вас пожаловать на бракосочетание сына его Павла Александровича с Марией Николаевной Ивашевой», а рядом справа симметричное приглашение: «Матрена Николаевна Чеснокова и Анна Ивановна Ивашева имеют честь покорнейше просить Вас пожаловать на бракосочетание внучки и дочери их Марии Николаевны Ивашевой с Павлом Александровичем Изотовым», а ниже, объединяя два приглашения воедино, указаны адрес и время: «имеющее быть 11 Января 1904 г. в церкви дома Императрицы Александры Федоровны, находящейся на углу 13 линии и Ср. проспекта. Поздравление в зале Любченко Вас. Остр. угол 6 линии и Набережной». Поздравление было вложено в красивую сумочку с вензелем «ПА и М».

Сопоставляя дату свадьбы Марии Николаевны с годом рождения ее полной тезки из Вышнего Волочка, можно видеть, что Мария Николаевна Малышева вполне годилась в дочери Марии Николаевне Изотовой, а Модя с Олей, соответственно, во внуки.

Интересно, что познакомился Павел Изотов со своей избранницей… по фотографии. Ему понравилась увиденная на фото строгая и серьезная девушка, и он захотел с ней познакомиться. Вообще-то и другие видели в Марии Николаевне свое счастье, ее сватать приходили с 18 лет. Она даже высказывала свое возмущение разборчивостью бабушки, которой никто не подходил. Матрена Николаевна имела свой алгоритм выбора женихов: ей мало было симпатии, она спрашивала про денежное обеспечение, и один за другим сватавшие ее внучку терпели фиаско. Чтобы утешить внучку, бабушка обыкновенно обещала ей в случае чего купить ей келью в монастыре и поставить туда пианино: живи себе, пой и молись. Бабушка оказалась права: из ее внучки вышла и мать, и жена, и монахиня, а на старости лет – опекунша.   

Изотовы Мария Николаевна и Павел Александрович

После свадьбы она стала жить с мужем в центре Питера, на 7-й линии Васильевского острова, д. 32 – это был их собственный четырехэтажный дом. В доме был придуман любопытный способ рассматривать гуляющую по вечерам публику, не высовываясь против приличий из окон: в ставнях на окнах были предусмотрены таким образом повернутые зеркальца, что, сидя у окна, человек мог видеть то, что происходит на улице внизу.

Внучка Марии Николаевны от ее последней дочери Ксении, рожденной в 1915 году, Римма Алексеевна Радус, вспоминает, что покойная двоюродная сестра рассказывала про шикарную парадную, резные ворота с вензелями дедушки и еще магазин «Меха», но при посещении в 2000 году ничего этого она по указанному адресу не увидела. А если справиться в справочнике застройщиков – такой выпускался в Петербурге до революции, то там здание значится как дом Изотова. Они только в 1916 году сумели окончательно рассчитаться с подрядчиками и уже готовились получать доходы – но грянула революция, и дом, конечно же, отобрали.

Дом Изотовых сегодня. Васильевский остров, 7 линия, д. 32

Эпоха НЭПа. Семейный бизнес Изотовых – кафе вместо похоронного бюро

В 1922 году лечивший детей Изотовых доктор, профессор Райский, разрешил им всей семьей летом пожить в его имении и использовать весь полученный урожай. В это время была засуха и страшный голод, в Поволжье ели людей, Питер тоже голодал, а у них, благодаря совместной работе большой семьи, когда мальчики-двойняшки с лейками непрерывно бегали и смотрели за полем, да и муж наведывался помочь в выходные, отлично все уродилось, они привезли много свеклы, моркови. Старшим детям было тогда по 13–14 лет, самой младшей Ксении было семь. После революции в своем похоронном бюро, как и Малышев-старший в своей торговой фирме, Изотовы стали наемными работниками, точно такими же по статусу, как и их приказчики. Поэтому тот дачный сезон у профессора Райского их спас.

Развивая удавшийся опыт семейного подряда, в период НЭПа Изотовы открыли кофейню. Работали все. Старшая дочка была кассиром, они с мужем крутили пирожные, она взбивала крем, он украшал пирожные виньетками и цветочками. Овдовевшая мать Марии Николаевны жила теперь с ними, в ее обязанности входило следить, чтобы чайники всегда были наготове – с кипятком. Родилась эта удачная идея Божией милостью, просто однажды зашел в дом псковский крестьянин, ища, где продать свои продукты, а они, приценившись, поняли, что выгодно ездить и покупать их оптом, а в Питере делать из них угощения к кофе и чаю, так и организовалось кафе. Старшие девочка и мальчик регулярно совершали закупки и подвозили продукты из Псковской области, а родители использовали их. Правда, сильно «подняться» и стать крупным перекупщиком Павлу Александровичу Господь не позволил: его надули, соблазнив дешевым и качественным сеном, и он поверил, что все тюки такие же хорошие, как и тот, который был ему показан. И поплатился за доверчивость: сено в остальных тюках было подмочено, его никто не купил.

Изотовы в ЧК. Контрабандисты и террористы

Потом был арест. Дело обстояло так: младший сын где-то сболтнул ни много ни мало, дескать, кто бы подорвал эту мразь – поселившихся в Смольном большевиков. Кто-то бдительный сообщил большевикам об этой угрозе, мальца взяли, заодно прихватив и папу с остальными чадами. И тут чекисты обнаружили, что с этим семейством они уже знакомы: старший сын, Серафим, в это время уже отбывал срок на Соловках за контрабанду. Его посадили на четыре года за использование родственных контактов для незаконного ввоза дефицита – патефонных иголок, которых тогда было не достать. Мать Павла Александровича была немка, и с помощью родственных связей за рубежом юные предприниматели организовали канал поступления дефицита, который мальчики распространяли в своей среде. Этому каким-то образом способствовало обучение старших детей – Серафима и Марии – в престижной школе Петершуле.

Чекисты возмутились: так у вас вся семейка такая! Но потом выпустили всех, кроме Бориса, обещавшего взорвать Смольный. Его в одном нижнем белье и босиком поместили в узкую камеру, где ни сесть, ни лечь и по ногам бегают крысы. Спрашивали: признавайся, что конкретно ты задумал сделать. Он уже предупредил всех, когда их водили вместе мыться в мужской бане: валите все на меня, я буду сам выкручиваться, – и стал рассказывать чекистам, как хотел прокопать туннель под цитадель революции. Этому посмеялись: дурак ты и больше ничего, – но на сколько-то посадили.

Послали его в ссылку на два года – «за неправильную линию воспитания детей»

А еще послали Павла Александровича в ссылку на два года «за неправильную линию воспитания детей». Мария Николаевна единственный раз сорвалась к нему спустя год после его отправки в Котлас. И только добавила ему проблем: у нее оказался просрочен паспорт, и милиция тут же посадила ее саму в кутузку. Там сидели самые разные люди, и можно было написать сборник занимательных рассказов о советской жизни, слушая их. Сидят раскулаченные. Обливается молоком и слезами мельничиха, у которой милиция отняла грудного ребенка. Две девушки-беглянки рассказывают, как их выслали в лес на Енисее, а они было сбежали и устроились в порту, да на беду их увидели и опознали везшие их конвоиры. Павел Александрович долго упрашивал несговорчивого начальника милиции отпустить глупую женщину, хотевшую спасти мужа: видите, у нее лоб низкий, ума-то нет, ну что с глупой бабы взять? Да и ей паспорт-то надо же исправлять, ехать надо… В общем, уговорил кое-как, выпустили. Правда, она, пока сидела в КПЗ, успела подхватить инфекцию – возник карбункул на спине, – и муж долго ее лечил. Когда Ольге Борисовне приходилось мыть ее в бане, она спрашивала про большую выемку в районе позвоночника, и узнала эту историю.

Изотовы Мария Николаевна, Павел Александрович и дети

Когда муж умер, Марии Николаевне было 42 года. Муж любил Марию Николаевну так, что из ссылки ежедневно писал ей, и, когда он скончался в далеком Котласе и она молилась о упокоении его души, ежедневно заплаканная отстаивая на коленях обедню, дома ее ожидало его очередное письмо, несущее ей, словно свет далекой угасшей звезды, любовь и верность супруга. Он был сердечником, получив от своей матери по наследству и болезнь – незаращение Боталлова протока, – и аналогичный материнскому сценарий смерти. Она умерла после пневмонии в 40 лет, и он примерно в том же возрасте от пневмонии: подхватил ее случайно, греясь на обманчивом весеннем архангельском солнышке, ожидая после окончания срока ссылки, когда же можно будет переправиться через реку. К моменту окончания его срока река, которую надо было переплыть, чтобы добраться на станцию и ехать поездом в Ленинград, стала непроходимой преградой, и ему пришлось зимовать в ожидании переправы у прежней хозяйки, уже свободным.

Верующая хозяйка, у которой он жил, прислала вдове его вещи. Потом дочь Леля ездила поправить его могилку. Сама Мария Николаевна уже больше туда не ездила.

Только лишившись любимого супруга и отправив в самостоятельное плавание по житейскому морю двух дочерей, Мария Николаевна решится на монашество. Яркая иллюстрация евангельских слов Господа о том, как любовь земная может стоять на пути любви Небесной, «ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку – домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня» (Мф. 10: 35–38).

О ее постриге и причастных к нему замечательных людях надо рассказывать особо.

Высылка в Вышний Волочек

В 48 часов Мария Николаевна должна была покинуть Ленинград

Причина высылки Изотовых из Ленинграда весной 1930 года неизвестна. Может быть, потому и не сохранилась она в памяти Ольги Борисовны: идея очистки города Ленина от остатков старого мира витала в воздухе, причина была всем понятна без слов, а предлог для высылки был несущественен. Когда советская власть дала ей на раздумье, куда и как в 48 часов исчезнуть из Ленинграда, Мария Николаевна, спрятавшись у старшей дочери, чтобы поправиться от воспаления легких, срочно распродала, что можно было, и выехала в Вышний Волочек с матерью и не начавшими самостоятельной жизни детьми: младшей дочерью 15-летней Ксенией и четырьмя сыновьями. Две ее старшие дочери, к тому времени уже имевшие свои семьи, остались в Ленинграде.

Первое их впечатление от городка было радостным. «Едем с вокзала – куличами пахнет», – вспоминала она после. Как и Алексей Иванович Малышев в 1932 году, она ехала с вокзала на извозчике. Вышний Волочек был избран потому, что здесь были местные связи через профессора Райского, лечившего их детей, и его жену Марину (Полину?) Васильевну Троицкую.

Приютились Изотовы в бывшем доме Троицкого на улице Демьяна Бедного в проходной комнате, похожей на кладовку. Их квартирная хозяйка, В.Н. Карнаухова, была когда-то гувернанткой юного Бориса Малышева. Она вскоре поняла, что ее квартирантка глубоко верующий человек, и решила ради общения познакомить ее с семьей Малышевых.

Если бы планы матушки Марины по возвращению в Ленинград к детям сбылись, она наверняка продолжила бы свое окормление у вырицкого старца Серафима (Проценко).

Но ее задержало в Вышнем Волочке начало войны, а потом случилась цепь уже известных нам событий: бомба, выбившая окна в ее доме, вынужденное житье у Малышевых, арест Марии и принятие на себя опеки над Модестом и Ольгой. А вместо архимандрита Серафима она обрела благодаря детям Малышевых нового духовного наставника – игумена Никона (Воробьева).

(Продолжение следует.)