Геронда Григорий из Дохиара

Этот текст – от братии святогорского монастыря Дохиар, недавно простившейся со своим герондой Григорием (Зумисом). Вечная память.

Геронда Григорий (Зумис)

9/21 октября 2018 года около 22:30 почил геронда Григорий, бывший игуменом Дохиарской обители в течение 38 лет. Монах-подвижник, руководитель-харизмат, которого отличали просвещенный ум и критический дух, искусный оратор. Любвеобильный духовный отец. Обновитель и новый ктитор своей древней обители.

Геронда Григорий духовно возрастал у ног преподобного Амфилохия Патмосского и преподобного Филофея (Зервакоса), игумена обители Лонговардской на Паросе.

Преподобный Амфилохий Патмосский

Фронтов работы столько, что не понятно, за что браться. Препятствия нескончаемы. Доходов никаких. Имущество отсутствовало. Старая братия ставила игумена ни во что. А он и не искал знакомств с богатыми, политических союзников и сильных покровителей. Одну только поддержку имел и на Нее опирался в своих трудностях – Пресвятую Богородицу, Скоропослушницу. Он возобновил молебное пение перед этим чудотворным образом и совершение забытого бдения в его честь, и с тех пор под Покров благодати Скоропослушницы стали стекаться паломники со всех концов земли, благодарствуя за Ее благодеяния, и этот молебен стал звучанием веры в их устах.

В Дохиаре при нем произошло чудо: открылся древний первообраз иконы «Скоропослушница»

Два чудных откровения было в жизни геронды. В обители Прусо, когда он был там игуменом, обрели в храмовой крипте мощи святого новомученика Иоанна Коницкого, 150 лет безвестно пролежавшего там. А в Дохиаре при нем произошло открытие древнего первообраза иконы Пресвятой Богородицы «Скоропослушница», которая, опять же, 150 лет пребывала под позднейшим образом русского письма.

Икона Пресвятой Богородицы «Скоропослушница». Фото: Виталий Кислов

Геронда был первым на Святой Горе, кто стал вешать новые лампады во время панигиров (престольных праздников) монастыря. Украсил иконы отреставрированными старыми и новыми ризами. Заботился об изготовлении и приобретении новых облачений для клира, новых риз и утвари для святого Престола, новых киотов и серебряных паникадил. И не только для соборного храма монастыря. Он бесконечно заботился об обновлении и благоукрашении старых храмов и о строительстве новых.

«Юность требует трудов», – говорил старец. И трудовой день в монастыре длился и длился

Старец учил: монах должен трудиться своими руками для обеспечения себя всем необходимым, а также на благо монастыря, и кроме того, чтобы было из чего уделять нищим. «Юность требует трудов», – уверял он. Трудовой день в монастыре длился и длился. «Солнце позна запад свой» (Пс. 103: 19), но игумен не познал своего запада. Если для окончания работы не хватало дневного света, включались фары автомобилей или лампы, питавшиеся от электрогенераторов. Когда геронда на огороде брался за тяпку – увы тем, кто был рядом. Он останавливался только для небольшого перекуса или когда свет в ночное время покидал Святую Гору. Когда старец звал нас собирать камни для стройки, мы просто не успевали грузить в кузов все камни, на которые он нам показывал. Его приснодвижущийся ум был быстрее молнии или снаряда, выпущенного из пушки, он без устали рождал и рождал решения всех проблем. Еще до того, как ранее порученная работа приближалась к концу, на орбитах его ума уже вращалась следующая и уже на подступе была далее следующая за ней. Каждый вечер он размышлял о том, чем займутся его монахи завтра. Наутро послушание для каждого уже было наготове. Старец не переносил вида праздного монаха.

Геронда всегда подчеркивал: мы не должны требовать от других то, что можем сделать сами. Именно поэтому он побуждал нас изучать ремесла, необходимые для восстановления и функционирования монастыря. Задавая общее направление работ, он оставлял каждому труженику свободу продумывать все тонкости и доводить начатое дело до ума так, как это соответствовало его творческой индивидуальности. Старец не докучал замечаниями, если видел усердие в послушании и тихие сосредоточенные лица, склоненные над работой. Когда ты весь уходил в исполнение порученного, он внезапно задавал новое направление работ, не ожидая завершения предыдущего…

Ответственное служение старец обычно с деликатностью хвалил в разговоре с третьими лицами. Никогда не давая знать о своей высокой оценке самому заслужившему ее брату. Но в то же время он становился Воанергесом (сыном грома. – см.: Мк. 3: 17), и молнии летели от него, когда он видел лень и греховные прилоги. Утренняя медлительность, когда надо было уже бежать на общие послушания, была преступлением! Кто не трепетал в эти часы!

Однако старец каждый вечер в доступной всем игуменской принимал каждого, кто приходил успокоиться и погреться у единственной печки, которая топилась зимой, или просто что-то спросить. Немного ликера или сласти, которые преподносил служащий, одно теплое слово, рассказы или воспоминания старца о Патмосе заставляли нас забыть труды дня, крики, трудности и тот объем работы, который нам еще предстоял. В эти часы, когда старец обычно ужинал, мы видели другого геронду, нежного и любвеобильного отца, с пониманием и сочувствием расположенного к каждому. Также в это время мы все могли слышать, как он разговаривает по телефону со своими духовными чадами с материка (поскольку только в это время ему можно было позвонить). Он давал им каждому особый совет, ругал, помогал и укреплял и никогда не говорил нам: «Выйдите все: у меня тут разговоры не для лишних ушей».

Всегда ждал следующего шага. И это окрыляло, делало способными к самоотверженной деятельности

Он пас своих монахов с рассуждением и свободой, уважая характер каждого. Не подгонял нас под один ранжир, требуя от всех одного и того же. Подчеркивал благие качества каждого и призывал остальных подражать им, без принуждения. Предлагал в качестве образца также монашеские прототипы старых отцов, которых знал, но не требовал абсолютного копирования. Старец хотел видеть в каждом хотя бы небольшое усердие и тогда мог закрывать глаза на присущие каждому человеку недостатки и немощи. Всегда вселял в нас уверенность, что наш подвиг, каким бы маленьким он ни был, признается, становится приемлем без похвалы и пустых слов, но его нужно увеличивать. Никогда не говорил: «Достаточно того, что ты делаешь». Всегда ждал следующего шага. И это окрыляло нас, делало способными к самоотверженной деятельности, пренебрегающей интересами собственного «я». Мы посвящали себя на служение общежитию без всяких «хочу», «думаю», «а вот мое мнение…», «я устал».

Геронда Григорий с братией на крестном ходу в монастыре. Фото: valaam.ru

Старец даже не останавливался перед тем, чтобы ругать старших братий в присутствии младших или поставить молодого брата в пример старшему, что заставляло нас всегда быть внимательными, ведь при таком стиле руководства, даже когда перейдешь в разряд старшей братии, ты не должен переставать следить за собой. Когда старшие отцы беседовали об управлении монастырем со старцем в присутствии младших, он не отвечал тихонько, чтобы молодые вдруг чего-либо такого не расслышали, а говорил дерзновенно, громко, без страха и оглядок, во всеуслышание.

Во время трапезы часто беседовал об освобождении от страстей, которые анализировал с удивительной тонкостью и всегда с примерами из каждодневной жизни, а также из природы, но и с характерной для островитянина остротой. Речь начиналась с какой-нибудь старой истории и простой ситуации, и все уже задавались вопросом: к чему он ведет? Какой цели достигнет это слово? По ком звонит сегодня колокол? Может, по мне? Старец так красиво строил свою речь, камень на камень, что не оставалось пространства для вопросов или безответных пробелов. Не обижая никого прилюдно (тот, кто впал в ошибку в послушании или в исповеди, сам понимал, о ком идет речь), указывал путь к покаянию и смирению, всегда принимая искренне кающегося и два, и три, и семижды семьдесят раз.

Монастырь Дохиар

Деликатно и ненавязчиво склонял к молитве, но никогда в ущерб послушанию. Когда труды превышали главы наши, не ругал нас за нерадение в молитвенном правиле, за «я уснул». Разрушенный монастырь нуждался в труде каждого. Позже найдем время для молитвы.

В заседаниях Священного Кинота его присутствие никогда не оставалось незамеченным. Всегда с юмором, с шуткой и упорством указывал на путь, который считал верным, даже если шел против течения большинства или против авторитета старших отцов. С силой и упорством, не боясь, обличал зло перед политическим или церковным начальством. Старец был авторитетом для афонитов за разумность и последовательность в суждении о порядках и законах Святой Горы и в соблюдении их, а также за неустанные труды в своем монастыре и за доблестный и храбрый характер. Он много раз спасал священное тело афонского братства от всего, что ему грозило, разбивая в пух и прах мнения противников богоустановленного здесь образа жизни.

Фото: oiu.church.ua

В последние два года тело самого геронды ослабло до смерти. И до этого старец часто болел, но тогда уже на следующий день он был бодрым и снова командовал как ни в чем не бывало. Однако теперь мы видели старца переносящим каждодневную боль с бесконечным терпением и выдержкой. При этом он не срывался на братию, не требовал специальной пищи или заботы, не спрашивал у врачей, почему необходимо это лекарство, а не то. Часто он исповедовал перед нами, братией или мирскими людьми, свои ошибки или недостатки. В последние годы он полностью, со всем доверием, как маленький ребенок, предал себя в руки монаха-врача, который, яко ангел, сопровождал старца, вникая во все проблемы с его здоровьем, больше 20 лет.

– Геронда, попадем в рай? – спрашивали мы его в последние дни.

– Я – исключено, потому что я грешник. Вы попадете.

– Благодарим тебя, старче. Молись о нас Господу. До встречи.