Сегодня, в день отпевания Татьяны Сергеевны Смирновой, келейницы и письмоводителя старца Иоанна (Крестьянкина), о новопреставленной вспоминает насельник Псково-Печерского монастыря иеромонах Августин (Заярный).
Архим. Иоанн (Крестьянкин) и Татьяна Сергеевна Смирнова
Ближе, чем Татьяна Сергеевна, у отца Иоанна человека не было
Есть книга, которую написала Татьяна Сергеевна, – «Воспоминания о Промысле Божием, милующем нас, не понимающих Его любви». Там она как раз описала свое общение с отцом Иоанном (Крестьянкиным) – знала она его на протяжении 37 лет. С тех пор как они познакомились, какой-то своей личной жизни у Татьяны Сергеевны уже не было.
Это простая женщина. Знаете, бывают такие люди, которых из тысячи человек не выделишь, – вот идет крестный ход вокруг монастыря, и она идет. Человек, который ее не знает, – никак ее не выделит. Она такая же, как все, – общается, разговаривает. Веселая, живая – шутит постоянно. Когда уже после кончины отца Иоанна паломники приходили в его келлию, лучше, чем она, об отце Иоанне никто не мог рассказать.
Татьяна Сергеевна имела замечательный художественный вкус. У нее было хорошее художественное образование. Она закончила Строгановку по специальности реставратор. Сама она никогда ничего не писала, не считая писем, которые составляла под диктовку отца Иоанна, но когда он скончался, она написала несколько книг. Причем когда мы начали издавать эти книги, я думал: «Вот, сейчас нужен будет литредактор... и т.д.» – ничего этого не потребовалось! У нее был свой стиль, свой слог. Узнаваемые. Это же очень сложно: писатели, журналисты свой стиль формируют на протяжении долгих лет. А у нее он как-то сразу уже был отточен. Может быть, потому что она до этого написала тысячи писем со слов отца Иоанна. У них была разработана целая система: сначала ответ писался на конверте, – чтобы не перепутать, так как писем приходили тысячи.
Это был какой-то особый Промысл Божий об отце Иоанне и о Татьяне Сергеевне – чтобы она ему помогала. Когда она впервые его увидела, он ее сразу выхватил из всех других людей, у них тут же завязалось общение. Батюшка сразу понял, что это человек, который будет ему помогать всю его оставшуюся жизнь. Мне кажется, ближе, чем Татьяна Сергеевна, у отца Иоанна человека не было. По крайней мере последние четверть века – как я это наблюдал, уже будучи в братии монастыря. Конечно, мы все у отца Иоанна окормлялись, но той внутренней близости, которая была у Татьяны Сергеевны, не было больше ни у кого.
Представьте, они были рядом с утра до вечера каждый день – и так не одно десятилетие. Постоянно: рядом-рядом-рядом. И это же было не пустословное общение, не болтовня какая-то. Нет. Это каждодневное служение Богу и людям. Татьяна Сергеевна видела, как батюшка молится, как общается с людьми. Она была сотаинницей старца.
Видела ангелов, а сама об ангельском чине даже не помышляла
Много было удивительных случаев. Например, когда она в начале 1980-х годов лежала в Ярославле в больнице, – у нее было после операции очень тяжелое состояние. «И вдруг, – она рассказывала, – я вижу... (А это еще при советской власти, – к Церкви по инерции натянутое отношение... – прим. о. Авг.) Многоместная палата, лежат другие пациенты, бегают врачи, медсестры... А дверь открывается и – заходит батюшка: в подряснике, в епитрахили... Улыбается, заходит, подходит, – рассказывала, – ко мне и мажет меня маслицем. Я обомлела. Думаю: ‟Сейчас будет шум, скандал... Откуда здесь священник?! Кто его впустил?!!” Но – тишина... Смотрю на других больных, врачей, – никто его не видел... Я поняла, что его никто не видел, кроме меня». Я вот не знаю: были ли еще у кого-то такие моменты в общении с отцом Иоанном?
Татьяна Сергеевна видела ангелов. Знаете, как на памятнике режиссера Андрея Тарковского написано: «Человек, который увидел ангела». Татьяна Сергеевна рассказывала: когда в обители переносили маленькую икону Успения Пресвятой Богородицы и десницу мученицы Татианы из Успенского в Михайловский собор, она вышла встречать крестный ход и вдруг видит: процессия – несут хоругви, потом идут монахини в белом, их человек 10–12, а следом уже – братия. «Я, – вспоминала, – возмутилась: ‟А эти чего?! Еще вырядились – все в белом!” А когда крестный ход завернул уже к Михайловскому собору: смотрю: а никаких монахинь нет. ‟А где монахини?!” – ‟Какие монахини?” – удивляются все». Никто монахинь не видел! Это характеризует ее как человека с чистым сердцем.
«Смотрю: а никаких монахинь нет. ‟А где монахини?!” – ‟Какие монахини?” – удивляются все»
Точно так же, как именно ей были открыты видения отца Иоанна. «Стой и смотри, что Я допустил для вашего вразумления без внезапной кончины людей. Виновных не ищете. Виновных не ищите. Молитесь. Будьте в жизни во всем очень осторожны», – дважды на праздник Введение во храм Пресвятой Богородицы, 4 и 5 декабря 2000 года. Про посох, про явление отцу Иоанну святителя Тихона – про все это можно прочитать в ее книге «Воспоминания о Промысле Божием, милующем нас, не понимающих Его любви». Этого же тоже никто не знал!
Татьяна Сергеевна – сотаинник отца Иоанна. Ее отец Иоанн ценил – может быть, даже больше всех других людей. При всей ее простоте.
Сама она вообще ни на что никогда не претендовала. Когда ей говорили:
– Татьяна Сергеевна, может быть, вам принять монашество? Вы при старце...
– Да какое там монашество?! Куда мне... Монахини должны быть в монастыре!
Она трезво на все смотрела. Многое переняла от отца Иоанна – во взгляде на людей, в целом на жизнь.
«Вы хорошую жизнь прожили?»
Татьяна Сергеевна – очень светлый человек. Бывает, кто-то умрет, про него говорят: «Светлый человек», – но вместе с тем ощущение, что чего-то недоговаривают. А когда говоришь о Татьяне Сергеевне, что она – светлая, – этим все сказано. Конечно, у нее могли быть с кем-то какие-то расхождения, бывало, она и переставала общаться с тем или иным человеком, – даже из тех, с кем долго общалась и была дружна. Это в том случае, если они совершали что-то, на ее взгляд, неподобающее, тем более в отношении памяти отца Иоанна. Чего-то она категорически не принимала – допустим, если кто-то что-то начинал приписывать себе.
Татьяна Сергеевна была бессребреницей. Жила, как птица. Она служила Богу и батюшке, Богу – в лице батюшки, и – всё. И больше ни о чем не заботилась. Никакие тылы себе не готовила. Господь все в ее жизни устраивал. Хорошо устраивал.
У самой Татьяны Сергеевны было очень смиренное представление о себе, сама для себя она ничего не искала. Хотя была выдающимся человеком. Но скажи ей: «Татьяна Сергеевна, вы выдающийся человек», – она бы разозлилась. Посчитала бы это насмешкой. Когда она уже умирала, лежала в больнице, спрашиваю:
– Татьяна Сергеевна, ну, все-таки вы хорошую жизнь прожили?
И она так не сразу ответила, подумала – и сказала:
– Да.
А так мало кто из людей по итогам прожитой жизни может ведь сказать. А она сохранила чистоту сердца, чистоту ума. Конечно, и грехи у нее какие-то были. Но чистота в ней чувствовалась всегда. Когда человек простой, он представляет о себе столько, сколько он значит. Это очень редкое качество.
Отец Иоанн был непростой – но это, опять же, при всей его простоте. Когда батюшка еще был жив, мы все еще не понимали в той мере, как это было уже тогда открыто Татьяне Сергеевне, кто он. Мы, конечно, знали, что он был старец, все ходили к нему решать свои вопросы. При отце Иоанне у братии, которая к нему обращалась, не было вообще никаких проблем. Есть у тебя проблема – идешь к отцу Иоанну, и нет у тебя проблемы. Причем речь даже о решении каких-то житейских вопросов, не только духовных. Отец Иоанн во все вникал.
Татьяна Сергеевна все это видела и понимала, что рядом с отцом Иоанном она никто, – возможно, это ей и помогало сохранять подчеркнуто смиренное к себе отношение.
«Я свое дело выполнила»
Сколько Татьяне Сергеевне довелось претерпеть за отца Иоанна. Особенно в последние годы, когда отец Иоанн, условно говоря, не сам двери келлии открывал, а открывала их Татьяна Сергеевна. Многих отец Иоанн уже не принимал. А объявляла об этом Татьяна Сергеевна. И некоторые, даже из псково-печерской братии, считали, что это Татьяна Сергеевна его изолировала, не пускает к нему! Был даже такой случай. Когда отец Иоанн был на отдыхе в Эстонии, туда приехал один известный священник из Москвы, батюшка его не принял, а тот вызвал эстонскую полицию с претензией, что старца держат взаперти, никуда не пускают и т.д. На Татьяну Сергеевну обрушивалось очень много негатива. Жизнь у нее была очень непростая.
Татьяна Сергеевна с самого раннего утра приходила в келлию отца Иоанна, а поздно вечером уходила. Она свою жизнь полностью посвятила батюшке. С двадцати с чем-то лет – ее жизнь, особенно после того как она стала письмоводителем старца, была отдана служению ему без остатка. После того, как он умер, а она осталась, то поняла, что жить-то она без него не умеет. Часто повторяла:
– Вот батюшка – испортил девку и бросил!
Она просто была не приспособлена ни к какой другой жизни – как только к служению ему. Очень по нему тосковала. Бывало, говорила:
– Мне здесь неинтересно.
Она просто была не приспособлена ни к какой другой жизни – как только к служению ему
Утешала себя тем, что у нее осталось дело: нужно было издать об отце Иоанне книги, чтобы там не закралось того, что зачастую примешивается, когда вспоминают о великих людях: какие-то небылицы, кликушество даже. Вот этого всего в отношении памяти батюшки Татьяна Сергеевна не допускала. Она издала все его книги. Осталась последняя, которая сейчас уже должна выйти из печати: «Проповеди на праздники икон Божией Матери». Она только закончила эту книгу и тут же поехала в больницу, сказав:
– Все! Я могу помирать. Потому что я свое дело выполнила.
Точно отца Иоанна снова увидел
В последние месяц-два Татьяне Сергеевне было тяжело: у нее не хватало сил. Было заражение крови. Где-то перед тем, как ее отвезли в Питер, где она и скончалась, я приехал к ней во псковскую больницу, – она лежала в забытьи. Вдруг увидела меня и, подняв так синхронно руки, опустила их – жест очень характерный для отца Иоанна. Я даже поразился: точно отца Иоанна снова увидел.
– Татьяна Сергеевна, как вы? – спрашиваю.
– Ни в этом дело! – отвечает. – Ни в этом дело!
– А в чем?
Она что-то сказала, я не расслышал.
– Татьяна Сергеевна...
А у нее сил нету, – она опять в забытье провались. Минут 15–20 я просто сидел рядом. Она не говорила ни слова. А потом раз – так встрепенулась, у нее лицо засветилось, она заулыбалась, мы обнялись. Она рассказала, как ей было тяжело в реанимации. Она несколько раз повторила:
– Это ад.
Я сначала не понял.
– Человеческая жизнь ничего не стоит, – пояснила она. – Это ад.
И тут же спохватилась:
– Вы когда в Печоры едете?
– Вот сейчас поговорим, и поеду.
– Заберите меня!
– ?
– Вам голову оторвут, а мне будет хорошо.
– Татьяна Сергеевна, я приеду, с владыкой поговорю по поводу того, чтобы вас увезти в Печоры.
Она так посмотрела... Сама, конечно, понимала, что ее не заберут. Но в какой-то момент владыка Тихон рассматривал такую возможность, говорил:
– Привезем, положим в келлию отца Иоанна.
Но потом все-таки решили ее везти в Питер. Была какая-то надежда... Хотя мне казалось, что это не более чем наша надежда. Одно дело, когда человек сам хочет жить и борется за это, а другое – когда хочет умереть, – не потому что у него уныние, наоборот: он все сделал на земле! Это как апостол Павел говорит: для вас лучше, чтобы я оставался, а сам имею желание разрешиться (ср. Фил. 1, 23). Не знаю, насколько уместно сравнение с апостолом Павлом, но по сути – одно и то же.
Как мы начали работать над книгами
Мы с Татьяной Сергеевной издавали книги. В какой-то момент она позвонила мне и спросила:
– Не хотите поучаствовать в издательстве?
– Татьяна Сергеевна, мы книги никогда не издавали, – ответил я. – Мы журнал делали.
– Ну, давайте попробуем, – говорит.
– Ну, давайте.
Первое, что мы сделали, – календарь, который Татьяне Сергеевне жутко не понравился:
– И что, это вам нравится?! – уточнила она у меня.
– Да, нравится, – подтверждаю.
– Это ужасно!
А потом я понял, что она права. Потому что просто красиво для отца Иоанна нельзя было делать. Все должно было отвечать даже не просто его духу, но и его пониманию красоты. Поскольку у Татьяны Сергеевны очень хороший художественный вкус, мы очень подолгу потом работали над каждым изданием, она что-то искала, постоянно отзывалась о сделанном:
– Нет, что-то не то...
Сама ничего не предлагала, просто констатировала: надо еще подумать, поработать. Мы старались. Это была очень интересная работа. Более того, для нас – почетная. Потому что это же отец Иоанн! Это общение с Татьяной Сергеевной. В процессе работы мы неоднократно перечитывали тексты батюшки. Слушали новые для нас истории о нем...
Живой человек
Для Татьяны Сергеевны батюшка всегда был и оставался: живой человек. Для нас понятие «живой» – это то, что мы ходим, дышим, может быть, что-то шустро выполняем. А для нее живой человек – это тот, кто, с одной стороны, сильно связан с Богом, а с другой, открыт людям, причем так, что он ни во что не играет, никаких образов на себе не носит. Отец Иоанн же никогда не считал себя старцем. Я помню, у нее как-то брал интервью об отце Иоанне, и меня поразили ее слова: пока отец Иоанн идет со службы из храма в келлию, он примет человек 30, и в общение с каждым он вкладывает все свое существо. Остановится с одним, и прямо весь к нему обратится – и слушает его, во все вникает, спрашивает – всего себя ему отдает! Потом, тот человек отошел, батюшка поворачивается, перед ним другой человек, и опять начинается все то же самое. У отца Иоанна это все очень много сил отнимало. Батюшка, конечно, не мог не понимать, что через него Господь действует.
И вот отец Иоанн приходит к себе в келлию, может быть, его какие-то помыслы одолевали.
– Танечка, ну, правда же, я такой, как все? – спросит он.
– Батюшка, ну, конечно, вы такой, как все! – услышит неизменное от Татьяны Сергеевны.
И отец Иоанн успокаивался.
Вот это в ее понимании – живой человек. Такой, какой он есть. Настоящий. И Татьяна Сергеевна – настоящая. У нее были, наверно, какие-то свои недостатки. Она как-то раз сказала:
– Ты знаешь, мы умираем практически такими, какими мы рождаемся. Вот такими, какими мы родились, такими и помираем. Но вся надежда на Бога. На то, что Он нас примет.
И Господь принимает.
У нее, помню, умерла подруга – Валентина Федоровна. Это как-то очень тронуло Татьяну Сергеевну.
– Вот, колода! – (а Валентина Федоровна была несколько грузной). – Померла... – говорит. – Так быстро. А Господь ее принял. Он сейчас принимает всех, кто к нему обращается.
Валентина Федоровна – тоже, конечно, была святой жизни человек. Всю свою жизнь работе в монастыре отдала. В понимании Татьяны Сергеевны – это тоже живой человек.
Отец Иоанн распорядился...
Уже после кончины батюшки Татьяна Сергеевна всех принимала в его келлии. Сидела часами, общалась с людьми. Тоже подвиг. А все остальное время – занималась книгами, разбирала письма. Это очень большой объем работы. Не было никаких наборщиков. Она сама на компьютере набирала, редактировала.
Татьяна Сергеевна была ниточкой, которая нас связывала с отцом Иоанном
Татьяна Сергеевна была ниточкой, которая нас связывала с отцом Иоанном. У меня было такое ощущение, что отец Иоанн в Царствии Небесном, мы здесь, а Татьяна Сергеевна – туда-сюда бегает.
Как-то раз у меня должен был начинаться детский лагерь, а у меня не хватало денег. Татьяна Сергеевна мне и говорит:
– Давайте я вам из издательских дам.
– Ну, давайте, – говорю.
А потом смотрю, она как-то вдруг засомневалась: из издательских, да не на издание...
– Нет...
А потом наутро звонит мне и говорит:
– Приходите!
– А что случилось? – интересуюсь.
– Ну...
– Что, отец Иоанн распорядился?..
Она напрямую не ответила, но и не отрицала. Я понял, что какое-то общение у нее с ним было.
30% присутствия батюшки
Для многих людей, особенно с тех пор, как Татьяна Сергеевна стала письмоводителем, батюшка ассоциируется в том числе и с ней. Мы и попадали же все к батюшке через Татьяну Сергеевну: ты стучишь, она открывает, идет, спрашивает, возвращаешься, ты идешь в маленькую комнатку с батюшкой разговариваешь, потом он кричит:
– Таша! Таша! Что мы ему подарим?
Таша бегает там, собирает подарки. Приносит отцу Иоанну. Он смотрит:
– Нет, это не то. Давай еще чего-нибудь.
Поэтому когда после смерти батюшки люди, тем более те, кто знал его, приходили к нему в келлию, то встреча с Татьяной Сергеевной воспринималась – точно это 30% присутствия батюшки. Татьяна Сергеевна что-то рассказывала, если были какие-то общие воспоминания, дополняли в рассказах друг друга. И так присутствие батюшки как-то духовно проявлялось.
А те, кто не знал батюшку, приходили всегда такие несколько стеснительные: сами они с отцом Иоанном не общались, – ну, слышали, что великий, – келлия старца для них будто музей... Татьяна Сергеевна это стереотипное представление тут же разрушала! Она старалась, чтобы не было каких-то высоких исторических фраз, наоборот, что-то из повседневного обихода батюшки вспомнит, какую-то шутку ввернет, – для того, чтобы человек окунулся в ту живую атмосферу, которая при батюшке тут всегда была и есть.
Ежедневная подготовка
Татьяна Сергеевна Смирнова Татьяна Сергеевна в моем представлении – святой человек. Дело не в том, что я думаю, будто ее когда-то прославят, – хотя это ведомо только Богу, кто прославлен у Него, прежде всего на Небесах, кто в ангельском образе... Не об этом речь.
Она очень любила молиться. Когда при чтении канонов на службе совершалось помазание, она переживала:
– Я ничего не слышу.
Шла в келлию и читала сама эти каноны. Приходишь после службы, она сидит, дочитывает. Отцу Иоанну, когда он уже до храма не мог добраться, сама вычитывала все службы. Заходишь, помню, к ним, а она комментирует:
– Вот мы сейчас дочитываем то-то и то-то.
А потом она уже и без батюшки, сама вычитывала службы. Не думаю, что у нее было какое-то лютое правило: вроде 1000 поклонов и т.д. Наверно, нет. Но молилась она всегда с большим вниманием, по-настоящему.
В последний раз мы виделись на Страстной седмице. Накануне чтения 12 Страстных Евангелий я приехал в больницу:
– Вы будет Евангелия читать? – спрашиваю.
С ней была подруга Марья Михайловна. Они отвечают:
– У нас Евангелия нет.
Я им привез тогда икону, портрет отца Иоанна, а потом специально еще съездил и купил Последование Страстных Евангелий и отдельно – Евангелие. Так она у меня с Евангелием в памяти и осталась.
Жизнерадостная, открытая. Без второго дна. Если что-то не нравится – так и скажет:
– Не то!!
В лице Татьяны Сергеевны – большая частица отца Иоанна соприсутствовала нам на земле. Теперь и она ушла на Небо. Татьяна Сергеевна давно этого хотела – со дня преселения отца Иоанна. Как-то она сказала, что батюшка заповедовал ей читать каждый день Канон на исход души. Он сам читал его с какого-то момента своей жизни ежедневно. И точно так же ежедневно много-много лет читала Отходную она.
Сейчас она там, куда стремилась. Для таких людей, как Татьяна Сергеевна, смерти нет.
Христос воскресе!
Ее книга «О промысле Божием..» для меня стала настольной. Так легко она написана, так много я для себя в ней нашла...спасибо автору за тёплые воспоминания, предо мною предстал живой человек, как будто я ее знала.
Даруй Царствие Небесное. Со святыми упокой.
Милая, милая, Татьяна Сергеевна. Как жалко, что не услышим ее веселый, задорный голос. Не увидим ее взгляд, с искорками. Когда в келии батюшки Иоанна раннее встречали ее, то казалось, что сам батюшка через нее передавал приветствие. Слава Богу, за дарованную встречу с Татьяной Сергеевной.
Видно, что светлый человек. Какое же это счастье с раннего утра до позднего вечера находиться рядом с близким по духу человеком и помогать ему! Наверное, многие – и мужчины, и женщины – хотели бы быть на месте этой подвижницы, всю жизнь посвятившую о. Иоанну. Слава Богу, что нет уставного запрета женщине быть помощницей монаха.
Вечная память!
Господи,со Святыми упокой нов. Р.Б.Татиану,Арх.Иоанна!+
Святая при жизни и по упокоении!
Спаси Господи!
Воспоминания об отце Иоанне она написала очень интересно и очень трезво, что крайне редко встречается в воспоминаниях о других почитаемых старцах.
Царство Небесное рабе Божией Татиане!
О.Августина и Ольгу Орлову благодарю за живой рассказ о Татьяне Сергеевне - подвижнице благочестия.