Святое дитя – духовник веков

Господь Иисус Христос и Апостол Иоанн. Тайная вечеря. Фрагмент иконы

Сегодня – самый замечательный день на свете.

И это потому, что мы празднуем святого Иоанна, возлюбленного ученика Спаса Христа. Мальчишки-рыбака со взором ясным, как море в майский день, младшего брата Иакова, последнего сына Зеведея. Ребенка натруженного, с мозолями на руках от веревок, в одежде, пропахшей рыбой и морем, изнемогшего после предрассветного бдения над застланными туманом водами Галилейского моря.

И вот в сердце этого ребенка отражается нечто большее, чем небеса. Ум его открывается, и он понимает, что перед ним, на берегу моря, стоит Тот, Кто превосходит всякое разумение и страх. И вместе с братом уходит за Христом и следует за Ним по пыльным дорогам Галилеи, чтобы научиться тому, как не умереть никогда.

Он любимый ученик Спасителя, самый ранимый, самый благоухающий девством, с широко раскрытыми перед лавиной чудес глазами, молчаливый ребенок, глядящий на то, как небеса распахиваются и Дух Божий сходит на Мессию. А затем происходит потрясение при виде исцелений. Смерть изгоняется из людей, в чьих-то незрячих глазах просиявает свет, окованные уши раскрываются, чтобы услышать Слово, парализованный вскакивает, рыдая и благодаря Кроткого, а ученик молчит и смотрит. Глаза его, словно Божественная губка, впитывают лавину света, изливающуюся на вселенную.

Он всюду рядом с Учителем. Ходит на волосок от Бога, слышит дыхание Творца галактики, ест с Питателем миров, осязает руками Огонь вечнующий. Он так естествен и невинен, и сердце его более всего на свете пропитывается любовью Божией. Оставляет родителей и родню, бросает сети и уходит, чтобы взращивать души. Внимательно шагает за Христом, видит Его обливающимся потом, изнуренным, улыбающимся, слезящим на молитве, огорчающимся (о род неверный! доколе буду с вами?^[1]).

А затем, во славе Фавора, святое дитя Иоанн сердцем видит всю историю, собравшуюся воедино, чтобы, преклонив колени, держать тайный совет с Богом, видит Моисея и Илию, закон и пророков, склонившихся пред Тем, Кто возжелал умереть за человека. Иоанн не говорит ничего, он так потрясен, что слезы застилают ему глаза, он падает на землю, сраженный светом, он подавлен излиянием благодати. На Фаворе закрывает свои глаза телесные, а глаза его души открываются для мира, лежащего по ту сторону смерти.

Затем, перед Тайной вечерей, когда душа Христова истекала кровью от боли тех миллионов смертей, за которые Он умрет, у него случается момент слабости. Вместе с братом он идет просить о том, чтобы они стали справа и слева от Агнца, приносимого в жертву. Христос спрашивает их:

– Можете ли пить чашу, которую Я буду пить, и креститься крещением, которым Я буду креститься?

Они наивно отвечают:

– Можем^[2].

И пропасть мученичества разверзается в их душе, судьба их мгновенно меняется, и на небесах записывается, как они оба умрут за Бога.

И на Божественном Пиру, когда Христос даровал Свое Тело в Хлеб вечности, Иоанн, сама благоухающая святость, не говорит ничего. Все суетятся, спрашивая, не они ли предадут Иисуса. А Иоанн не говорит ничего, он весь – глаза и уши, и один-единственный жест, превосходящий века, решает его жизнь и вечность. Он склоняет голову на грудь Спасителя. Это высшее изъявление любви, молчание, оглушающее более грохота волн морских, когда ученик склоняется к груди Создателя и в изумлении слышит священные удары сердца Божия.

История Церкви записана в этом любящем жесте: ученик склоняется к груди Создателя

История Церкви записана в этом его любящем жесте. Все от века священники, когда архиерей рукополагает их, склоняют голову на святой престол, который есть Христос, с правой стороны, как юный Иоанн, таинственный священник священной любви. На его челе невидимо пишется история священства всего мира, жертва и дар человеков, отдающих свои недостойные руки и уста Богу.

Затем, когда все разбегаются кто куда, после того как Иисус был пойман, Иоанн смиренно остается там, понимая, что тут происходит что-то важное, важнее всей истории. Входит в дом архиерея, поскольку у него там были знакомые, проводит и Петра внутрь и подводит к огню, который его сожжет целиком и потом очистит.

Иоанн у подножия Креста плачет от тоски по Тому, Кто жертвует Собой из любви к нам. Слышит, как тяжело дышит и стонет от боли Основатель мира и как плачет, страдая, Податель жизни. Видит, как сочится кровь из суставов Бога и как Он меняется в лице вместе с Человеком, лицо Которого закрыто кровью и терниями. И получает величайший дар веков: заповедь Христа заботиться о Той, Которая была для Бога самым чистым и святым на земле – о Его Матери.

От Нее он узнаёт священные тайны творения, мистическое богословие, берущее истоки из Божественного девства. Девственный ученик слушает Деву плачущую, узнаёт в Духе Святом, что испытывала Она, рожая Бога. И отсюда проистекает Евангелие орла, недоведомая глубина Таин Божиих, богословие вечного Логоса. Иоанн – священный садовник святейшего Крина истории, Марии, и от Нее ум его впитывает благоухание неба, и он записывает его на пергаменте человечества навсегда.

Иоанн всегда там, он с Иосифом благообразным и Никодимом несет Тело Христа, собирает Кровь Бога в потир своего сердца, помазует Христа миром, зачиная всё святое священство Церкви, дарующее Бога миру.

Отрок, державшийся за полу одежды Иисусовой, дитя кроткое и молчаливое, становится духовником веков, святым свидетелем Воскресения, списателем Евангелия любви, полнотой и начатком синоптиков. Его ум, укорененный в Боге, уязвленный болью от лицезрения возлюбленного Учителя умирающим и исцеленный светом очей Воскресшего, становится самым лютым оружием против диавола. Разметывая в прах стены адовы, он пишет Апокалипсис – разоблачение всех сетей диавола, пророчество последних дней, копье, вонзенное в сердце смерти последней.

Он записывает слова, бросающие вызов истории и сотрясающие основания адовы: «Бог есть любовь»

Он записывает слова, бросающие вызов истории и сотрясающие основания адовы: Бог есть любовь^[3]. При всей своей мягкости и кротости он словом разрывает в клочья всякое лукавство сатаны. В глубинах пещеры Патмосской возносится к ногам Царя распятого и видит Его победу над миром.

Какого же дивного человека празднуем мы сегодня! И как далеки от воздыханий его сердца. Обратимся же к его словам и слезам, пока не слишком поздно.