Истории, которые не вошли в греческое, румынское, арабское и грузинское издания книги «Моя жизнь со старцем Иосифом»

Келья старца Иосифа Исихаста

Часть 1: История создания книги «Моя жизнь со старцем Иосифом»
Часть 2: Неопубликованные истории из жизни старца Иосифа Исихаста
Часть 3: Истории о старце Иосифе, вошедшие только в английскую редакцию книги «Моя жизнь со старцем Иосифом»

Как уже говорилось в первой части, эти истории вошли в составленное старцем Ефремом жизнеописание старца Иосифа только на английском и русском языках.

Львиное сердце

Франциск был очень отважным юношей. Он писал впоследствии о своих молодых годах: «Когда я был в миру, мог подраться с кучей народа: сердце у меня было львиное».

Однажды Франциску нужно было отлучиться из лавки, и он сказал младшему брату Николаю, который к тому времени также приехал в Афины:

– Мне нужно сходить кое-что купить. Смотри внимательно, чтобы у тебя ничего не украли.

– Да-да, ступай, я буду здесь, – ответил тот.

Вернувшись, Франциск, будучи очень сметливым, с первого взгляда заметил, что в лавке кое-чего не хватает, и закричал:

– Слушай, где ты был?! Недостает платков!

Младший брат понятия ни о чем не имел, потому что все это время играл на скрипке.

– Кто-то заходил сюда? – спросил Франциск.

– Да, какие-то русские беженцы были. Посмотрели немного и ушли. Ничего не взяли.

– Мозгов у тебя нет! Они украли дюжину платков, а ты спишь! Куда они пошли?

– Да вон туда.

Франциск бросился за ними и видит: семь-восемь человек делят платки между собой. Особо не задумываясь, он прыгнул и оказался среди них. Прежде всего он выхватил у них платки, а затем начал драться. Нанес каждому по два-три удара кулаком и тем закончил дело. Разобравшись с ними, он вернулся и сказал брату:

– Вот платки!

Позднее, став монахом, он употребил свою физическую и душевную крепость на то, чтобы суровейшим образом подвизаться на иноческом поприще. Удалившись на Святую Гору, он сказал себе: «Каким я был в миру, таким я буду теперь с бесами!»

Обращение к Богу

Бог, видя чистую жизнь Франциска, послал ему луч благодати, чтобы его уловить. Однажды ночью юноша увидел сон, о котором рассказывал так:

– Я увидел, что прохожу мимо дворца. И вдруг меня взяли два офицера дворцовой стражи и провели во дворец. Я не понял, зачем они это сделали, и протестовал, а они мне любезно ответили, что я не должен бояться и должен идти с ними, потому что такова воля царя. Мы поднялись в чрезвычайно красивый, выше всякого земного здания, дворец, меня одели в белоснежную драгоценную одежду и сказали: «Отныне и впредь ты будешь служить здесь», – и повелели поклониться царю.

Я сразу проснулся. Виденное и слышанное так сильно запечатлелось во мне, что я ни делать ничего не мог, ни думать о чем-либо. Я прекратил работу и пребывал в размышлениях. Я постоянно слышал внутри себя это повеление, и так живо, будто оно постоянно повторялось: «Отныне и впредь ты будешь служить здесь». Все во мне, внутри и снаружи, изменилось. Ничто из находящегося на земле меня не заботило, хотя я и не знал, что же это я видел и что должен делать.

У Франциска возникла в душе некая печаль и скука, все мирское стало его тяготить. Дочери хозяина дома, где он жил, видя его в таком настроении и узнав, в чем причина, захотели ему помочь и дали почитать «Новый Эклогион» – книгу с очень хорошей подборкой житий святых. Прочитав ее, Франциск изумился. Он не мог поверить, что существовали такие люди, которые в своей жизни столь сурово подвизались ради Бога и совершили с Его помощью столько знамений и чудес.

Дорога в Иерусалим

Встречавшиеся ему в пути спрашивали:

– Куда идешь?

– В Святую Землю.

– А дорогу знаешь?

– Какой дорогой ни пойдешь, она выведет туда, в Святую Землю.

Конечно, многие смеялись над ним. А кое-кто, воспользовавшись его простотой, выманил у него все деньги. Поэтому, чтобы продолжить путешествие, он был вынужден немного подзаработать на рудниках Аргирополя.

***

Когда он ушел из дома, его мать продолжала заботиться о спасении сына, непрестанно о нем молясь. У них была бахча, на которой они выращивали арбузы. Она говорила младшей дочери:

– Пойдем на бахчу.

А придя туда, объясняла:

– Я пришла сюда не ради арбузов, а чтобы помолиться о твоем брате.

– Но он же ушел в монахи!

– Да, ушел в монахи. Но значит ли это, что он уже спасся? Он совсем молодой; неизвестно, что за люди там, куда он пошел. Поэтому день и ночь я молю Христа и Богородицу помочь ему сохранить его обеты.

Столь разумной была эта женщина. Как помогли Анастасию с его младенческой простотой ее слезы и молитвы!

Простота

Прибыв в Александрию, они захотели побывать в Патриархии. Бывшие на железнодорожной станции носильщики, увидев его шелковую рясу, подумали, что он богат, подошли и взяли его вещи, чтобы доставить в Патриархию. Бедный отец Анатолий сказал себе: «Смотри, какие здесь добрые христиане! Смотри, как они нам служат! Даже у нас, монахов, нет такого услужения друг другу». А придя в Патриархию, носильщик ему сказал:

– Ну, давай.

– Что вы хотите?

– Деньги.

– Разве вы берете деньги?

– А что же, задаром?

– Разве вы не по любви Христовой потрудились?

– Нет, отец мой. Как бы мы иначе выживали?

– Ну хорошо.

Заплатил им в конце концов отец Анатолий, так как было у них кое-что собранное в Вифлееме. Чуть позже пошли они пообедать – и там та же история. Отец Анатолий думал, что им накроют стол, как гостям, даром, так как они монахи. Ведь отец Анатолий знал только монастырскую жизнь и думал, что и здесь все будет по-монастырски. После обеда подошел к ним официант:

– Вот ваш счет.

– Не буду я платить! Разве здесь не как в монастырях, даром?

– Нет, батюшка, мы ведь купили эти продукты. Мы не можем кормить просто так. У нас семьи, как же мы будем жить?

Короче говоря, все деньги у них так и вышли. Пошли они к патриарху и сказали ему:

– У нас нет денег, чтоб добраться до Святой Горы.

Патриарх дал им денег, они сели на корабль и прибыли в Константинополь. Пошли они и там обедать – официант тут как тут к их услугам:

– Чего желаете? У нас есть и то, и то, и то.

– Вот это да! Какое изобилие! Как эти люди гостеприимны!

Но когда пришло время платить…

Поведение отца Афанасия

Отец Афанасий весьма утомлял старца тем, что соглашался со своими помыслами. Однажды он его так огорчил, что старец, не удержавшись, сказал:

– Если Бог спасет отца Афанасия, то только по ошибке.

Каким бы ни был отец Афанасий, он был человеком. А человеку свойственно уклоняться от прямого пути. Но Бог смотрит на труды, которые человек предпринимал.

Отец Афанасий часто досаждал старцу. Бывало, старец уже поднимал руку, чтобы его ударить, а отец Афанасий со смирением ему говорил:

– Бей сюда, убей меня!

Как-то раз отец Афанасий натворил нечто такое, что старец ему сказал резкие слова, и отец Афанасий убежал. Тогда старец, расстроенный, сел там, где был, во дворе своей каливы, и заплакал. Вскоре во двор вышел я вместе с одним братом. Старец нам сказал:

– Чада, я совершил большой грех. Отец Афанасий меня огорчил, и я ему сказал резкое слово. Прошу вас, бегите, приведите его ко мне назад.

Старец плакал: «Я совершил большой грех: отец Афанасий меня огорчил, и я ему сказал резкое слово…»

Мы его вернули, старец его простил, прочитал над ним молитву и перекрестил.

– Видишь, что ты мне сделал? Ты сделал так, что я сказал слова, какие не должно, ибо говорит апостол Павел: «Благословляйте, а не проклинайте» (Рим. 12: 14). А ты сделал так, что я стал тебя клясть. Разве так можно делать?

Для меня это урок, опыт, чтобы знать, как поступать и мне. Конечно, это не столь уж правильно – кланяться своим послушникам за то, что разгневался. Разве только если чувствуешь обличение совести.

Видя свои собственные человеческие немощи, старец нам говорил о Моисее:

– Посмотрите, сколько трудов приложил Моисей, чтобы вывести свой народ из Египта, из рабства у фараона, и привести его к свободе Иерусалима. Столько лет, столько соблазнов, столько трудов – и в конце концов Моисей, как свойственно человеку, поскользнулся и расширил уста свои (см.: Ис. 5: 14) и не прославил Бога, когда совершил чудо, ударив камень и источив воду. Тогда он поскользнулся и сказал не то, во что верил сам, из-за того, что народ его припер к стене. Кто знает, какие крики ему довелось услышать от них и какую волю они дали своему языку, так что этот кротчайший человек вознегодовал и сказал: «Послушайте, разве вы веруете, что из этой скалы выйдет вода?» – тогда как сам он непоколебимо верил, что вода выйдет. И действительно, он ударил в скалу – и вышла вода. Но Бог сказал ему: «Почему ты так сказал? Я дал тебе заповедь пойти, ударить – и вода бы вышла». – «Я согрешил». – «За этот грех свой ты не увидишь Земли Обетованной». – «Прости меня!» – «Ты прощен, но наказание остается в силе. Ты не увидишь Земли Обетованной. Поднимись на гору и только оттуда взгляни на Землю Обетованную».

И все те, кто возражали и препирались, оставили свои кости в пустыне. А кто вошел в Землю Обетованную? Детишки вошли и Иисус Навин, который защищал Бога и прославлял Его. Когда те были несогласны, он был за Бога, и Тот его удостоил стать преемником боговидца Моисея. А Моисей и Аарон, брат его, не увидели Земли Обетованной. Подумать только! (см.: Чис. 20: 1–13; Втор. 32: 48–52).

Говоря это, старец плакал.

– Ты посмотри, после стольких трудов он был за одно прегрешение исключен из числа вошедших. Но тяжесть прегрешения была определена с учетом бывшего у него боговидения и с учетом того, каких великих дарований он был удостоен прежде. Если бы это сделал кто-нибудь другой, то не был бы исключен из числа вошедших в Землю Обетованную. Но для него согрешение было очень велико – после стольких данных ему свидетельств Божиих, после чудотворных Божиих посещений. И он не согрешал ни в чем из того, что ему повелевал Бог исполнить. Поэтому-то Бог ему и сказал: «Как же ты совершил это сейчас?».

***

Были у нас три цистерны. Одна из трех была только для полива, так как вода в ней воняла из-за падавших в нее змей и мышей. Они там тонули, и мы потом вытаскивали оттуда их скелеты. И вот оттуда отец Афанасий пил воду! Мы ему говорили, чтобы он оттуда не пил, а он отвечал: «Бешеный пес должен пить отсюда. Ничего со мной не случится». И он пил ту воду, в которой мы не решались даже одежду свою стирать. Старец в шутку говорил: «Мы напишем о тебе сборник анекдотов».

В таком смирении и самоотречении протекла вся жизнь отца Афанасия до самого его конца.

Отец Ф.

Однажды к старцу пришел монашествовать отец Ф., очень образованный человек. Он думал про себя: «Здесь, у отца, будет мне честь и слава».

Старец сказал ему:

– Садись, отец, научим тебя парочке вещей.

И с первого дня старец стал наносить сокрушительные удары по его самолюбию. Тяжело это было выдержать. Сели они за трапезу, в тот день у них была рыба. Старец взял рыбу со своей тарелки и руками стал раздавать ее: «Это тебе, это тебе, а это тебе, отец, хорошая рыбка!» И дал ему. Отца Ф. сразу смутили помыслы: «Как я это буду есть?» Его смутило, что так раздавалась рыба, с которой тек сок. Другие привыкли к этому, спокойно взяли свое и съели. А отец Ф. ковырялся своей вилочкой. Понял старец, что того уже сейчас мучают помыслы.

– Отец, так избавляются от неисправимых пороков. Оставайся здесь и увидишь, как ты от них избавишься.

Но где там! На следующий же день отец Ф. собрал вещи – и в путь. Он говорил: «Разве можно, чтобы разнесся слух, что я стал послушником старца Иосифа и таскаю торбу на спине – я, ученый человек!»

Воспоминания об отце Афанасии

Отец Паисий, игумен монастыря святого Антония Великого в Аризоне, так вспоминает о последних днях отца Афанасия:

«Я вспоминаю отца Афанасия как настоящего воина и аскета, равновеликого древним подвижникам. Мне посчастливилось встретить его и даже немного пожить рядом с ним в монастыре Филофей. Для меня было большим благословением быть одним из числа братий, которые служили ему и были рядом с ним в последние дни его жизни.

Отец Афанасий никогда не ложился спать. Он совершал бдение и молился всю ночь. Если он уставал, то садился на стул и прислонял голову к раковине в притворе главного храма или к чему-нибудь еще в том месте монастыря, где находился. Это и был его отдых. Даже на смертном одре он отказался ложиться.

Отец Афанасий никогда не ложился спать. Даже на смертном одре отказался ложиться – преставился сидя

Что касается его открытой раны на ноге, я не могу помыслить, как он терпел такую боль. Несмотря на то, что язва увеличилась до 7,5 сантиметров в диаметре и 2,5 сантиметров в глубину, он никогда не жаловался и отказывался от любой медицинской помощи. Незадолго до его смерти можно было видеть личинки, которые ползали по поверхности раны и заползали внутрь. В последний день личинки исчезли, а вместо них появились черви длиной в пару сантиметров. При этом я никогда не видел у него внешних проявлений боли, даже выражение лица не менялось.

Когда отец Афанасий отошел ко Господу, мы все пришли в его комнату, чтобы последний раз выразить почтение подвижнику. Я никогда не забуду того, что увидел и испытал. Поскольку он почти всю жизнь не ложился, чтобы отдохнуть, постольку и теперь сидел на краю кровати. Ноги его были опущены на пол, опорой для спины служил пластмассовый ящик, а боковые ящики, как подлокотники, удерживали тело в сидячем положении. Обилие благодати было ошеломляющим. Глубокая тишина и необычайное спокойствие настолько поразили нас, что мы, застывшие и оцепеневшие, смотрели на него в молчании и благоговейном трепете. В эти минуты, наполненные благодатью, мы, наверное, не удивились бы, если бы отец Афанасий неожиданно взглянул и начал говорить с нами».

Упрямый отец Никифор

Однажды, когда старец жил в скиту святого Василия, он спросил отца Ефрема:

– Когда будем служить?

– На Иоанна Златоуста.

– Хорошо.

Но случилось так, что у соседа отца Ефрема в Катунаках, старца Гавриила, был на Иоанна Златоуста престольный праздник келлии, и отец Гавриил хотел, чтобы и у него служилась Литургия. Отец Ефрем, не подумав хорошенько, пообещал:

– Кто-нибудь из нас придет. Нас с отцом Никифором двое, один придет сюда, а другой пойдет в святого Василия, к старцу Иосифу.

Пришел затем отец Ефрем к старцу Никифору и сказал ему:

– Прости, геронда, прости меня, я запутался: пообещал, что мы придем к отцу Гавриилу, а еще раньше пообещал, что приду к старцу Иосифу в святого Василия.

Отец Никифор ответил ему:

– Когда ты что-то обещаешь, обещай за самого себя, а не за своего старца! Знай свое место. Я буду обещать за своего сына, а не сын за старца.

– Хорошо, геронда, прости меня, я напутал. Не знаю, как это получилось. Ну сходи ты к отцу Гавриилу, а я пойду к старцу Иосифу.

– Нет, не пойду. Что это такое ты мне говоришь? Ты мне приказываешь идти к отцу Гавриилу? Ты должен уразуметь свое место, знать, как разговаривать.

– Ну хорошо, прости меня, я запутался, согрешил.

– Нет, ничего не выйдет.

Тогда отец Ефрем подумал: «Что мне теперь делать? К старцу Иосифу я хожу часто. Схожу-ка я на этот раз к отцу Гавриилу».

Пошел он к отцу Гавриилу и отслужил там Литургию. Потом он признавался: «Что тебе сказать? Мне казалось, что я совершил преступление против старца Иосифа, – так меня обличал помысл. То есть если ты согрешишь против кого-нибудь другого, это будет не так тяжело, как если ты согрешишь против своего старца. Не послушаться кого-нибудь другого – ладно, еще терпимо. Но не послушаться старца – это очень отягощает совесть!»

Не послушаться старца – это очень отягощает совесть!

Когда он пришел к старцу, тот ему сказал:

– Добро пожаловать, батюшка. Почему ты не пришел на Иоанна Златоуста?

– Геронда, то-то и то-то у меня случилось, прости меня. Такие угрызения совести чувствовал и чувствую, что кажется мне, будто я совершил преступление.

– Ты впал в искушение, и тебе должен был помочь отец Никифор. Он должен был тебе сказать: «Послушай, дитя мое, ты – послушник. Ступай к старцу Иосифу. Если отец Гавриил хочет, пусть придет сюда и попросит у меня. И если я тебе скажу идти к отцу Гавриилу, то пойдешь. Но если будешь мне приказывать идти ты, то я не пойду. Понимаешь, в чем дело? Однако раз уж ты пообещал, то я схожу к отцу Гавриилу. Но в другой раз ты так не делай». Какую же теперь епитимию мне тебе дать? Раз уж Бог Сам дал тебе такую епитимию, другую я тебе не назначаю. Ибо Бог тебя известил, насколько серьезно, если священник обещает прийти, и тем более обещает своему старцу, и не приходит.

– Геронда, я напутал. Прости.

Конечно, старец его простил. Но отец Ефрем признавался позже, что это весьма тяжело, когда совесть так обличает.

Чуткая совесть старца

Однажды старец Иосиф обратился к отцу Ефрему Катунакскому:

– Я хочу, чтобы ты прочитал мне разрешительную молитву.

– Что случилось, геронда?

– Да вот я показал жестом отцу Арсению, чтобы он пошел вниз вскопать землю для посадки гороха. Отец Арсений пошел и вскопал. Тогда я взял горох, положил в платочек и жестом показал ему, чтобы он вкопал колышки и под каждым посадил горошину. И бросил ему этот платочек. Отец Арсений не понял, чего я хотел, но, взяв платочек, сказал: «Угу, угу!» И в то же мгновение платочек развязался и весь горох рассыпался на землю. Тогда я укорил его грубым жестом. Поэтому я хочу, чтобы ты прочитал мне разрешительную молитву.

Скуфья старца Иосифа

Постепенно начал распространяться слух, что старец Иосиф впал в прелесть. Иногда обвинения доходили до абсурда. Так, например, заметили, что он носил не жесткую скуфейку, как это было принято, а мягкую. А старец делал так потому, что часто страдал мучительными головными болями и давление жесткой скуфейки их еще больше усиливало. Некоторые отцы, видя его в мягкой скуфейке, соблазнялись и говорили про него различные глупости. А поскольку старец никак на это не реагировал, они еще больше смелели в своих обвинениях.

Когда старец случайно встречался с кем-нибудь за пределами своей каливы и с ним пытались заговорить, он, поприветствовав их кивком головы и сказав: «Благословите», начинал молитву: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя!» Тогда те ему говорили: «Сколько же бесов сидит в скуфейке, которую ты носишь!» Но старец, будучи аскетом, даже рта не открывал. Выходило, что в прелести был молящийся, а немолящийся думал о себе, что у него все в порядке. Но старец знал, что делал. Он все ставил на свои места. Он говорил про себя: «Это – искушение, я буду делать свое дело».

Совет по борьбе с блудными помыслами

Случалась у меня и плотская брань, нечистые помыслы. По благодати Божией, в миру я ничего такого не знал, у меня не было об этом никакого представления. С малых лет я был на пути Божием, вместе с матерью и духовником подвизался, постился, старался вести аскетическую жизнь. Никаких плотских искушений у меня не было. И однако диавол начал меня смущать то одним, то другим. Ах так? Я пошел к старцу:

– Геронда, что мне делать?

– Что делать, дитя мое? Бей эту фантазию, бей ее, а если она сильна – всыпь ей еще больше. Ты должен убить себя, чтобы выжила душа. Плотским помыслам противостоят с палкой. Палка пусть лежит у тебя под подушкой, и как только придут помыслы – палкой их! Если мы таким образом – лицом к лицу – дадим отпор этому зверю, тогда плоть подчинится духу. Тогда – мало-помалу – в человеке расцветут и будут благоухать непорочность и чистота, а это имеет большое дерзновение пред Богом.

– Ага, вот как нужно вести эту войну!

Я приступил. Война так война! Лишь только дело принимало серьезный оборот – вот тебе, вот тебе, получай! И затем, когда этот помысл приходил или перед сном, или уже во сне, палка была у меня под подушкой, и я, по наставлению старца, встречал его во всеоружии – хорошими колотушками. После этого от постели исходило некое благоухание, благоухание духовное, не такое, как от мирских благовоний, но совершенно иное. Что же это было? Это было благоухание чистоты, возникшей от борьбы с помыслами.

Итак, приходило благоухание и наполняло мою душу. Ко мне приходили помыслы, и, конечно, не от Бога, а от диавола. Но Бог смотрел не на них, а на борьбу, которую я с ними вел, доходившую до того, что я сам себя бил. Так я приобретал опыт и удостоверялся в правоте старца, рассказывавшего нам, что бывает после правильной и доблестной борьбы со страстью. И я говорил себе: «Смотри, как прекрасна война!»

Так мы научились от старца, что во время искушения нужно понуждать себя, а когда на тебя давят – не отступать.

Старец учил: во время искушения нужно понуждать себя сопротивляться; когда на тебя давят – не отступать

Старец нас учил:

– Сопротивляйся – и страсть отступит. Почему она отступит? Потому что тот, кто с тобой воюет, – это бес, это личность. У него есть некая определенная сила, и Бог ему дал некое позволение воевать с тобой до определенного предела. Лишь только он дойдет до предела, который ему положил Бог, и исчерпает то, что ему было позволено, он так или иначе отступит. И что затем? Ты обретаешь венец. Так достигается победа.

Помыслы должны были приходить. Я, как и всякий подвизающийся, должен был испытывать их нападения, сам не желая того. Они приходят, как правило, по Промыслу Божию, потому что Бог хочет посредством помыслов дать нам опыт борьбы. Об этом сказано и в Священном Писании Ветхого Завета, в истории с пророком Моисеем. Он вывел народ Божий из Египта и вел его в Землю Обетованную, но Бог не уничтожил некоторые враждебные народы, чтобы научить сынов Израилевых. Так Бог оставляет и определенные страсти, сильные или слабые, чтобы научить людей Своих борьбе против бесов.

И я испытывал нападения то одной страсти, то другой, то третьей. А если прекращались нападения и я несколько дней имел мир, то видел, что нет у меня духовного возрастания. На той высоте, которой я достиг, ведя эту войну, я и оставался. Так бывает, когда в спокойное море бросают мусор: один бросает бумагу, другой бутылку, третий что-то еще. И если не случится шторм, море останется грязным. Так и я видел, что не все у меня в порядке, и душа моя говорила: «Война! Пусть начнется какая-нибудь война. Иначе мои дела не очень хороши». И – оп! Война начиналась. Битва! И лишь только отступала брань, нисходила благодать Божия.

Когда у меня были большие искушения, он мне говорил:

– Ты, дитя мое, хотя юн и незрел, испытываешь искушения великих мужей. Это означает, что этот опыт, этот труд будут необходимы тебе в будущем или что тебя посетит изобильная благодать.

А я, из-за того что имел эти искушения, находился в тумане помыслов и страстей. Да разве и сейчас я избавлен от этого? Поэтому я не понимал пророческих и мудрых слов старца, которые были наперечет и при этом являлись чистым золотом.

Целомудрие

Приобретение чистоты, – учил нас старец, – это не игрушки. Человек не может приобрести чистоту без борьбы с помыслами. Приходит бес блуда с мечтаниями, с воспоминаниями о прошлом. Даже если монах и не знал в мирской жизни никаких плотских падений, в монашеском подвиге диавол начинает с ним настоящую войну. Он приносит иноку всю свою нечистоту и начинает войну в воображении, в сердце и в теле. И здесь проверяется всё преуспеяние монаха: преуспел он или нет. Если он уступит мечтаниям, помыслам, примет нечистоту диавола и дойдет в своей душе до согласия с помыслами, то с этого мгновения начинаются душевные, умственные, сердечные и телесные падения. В результате он покатится по наклонной плоскости.

Наш старец говорил нам:

– Если монах подвергнется плотскому падению, ему затем потребуется великий подвиг, чтобы избавиться от погибели. И если он не будет совершать соразмерного своему положению подвига, Бог пошлет ему иные труды на всю его оставшуюся жизнь. Поэтому и требуется с молодости труд, подвиг, сопротивление, чтобы был отброшен этот бес и таким образом воссияла победа чистоты. От этой победы зависит и нынешняя жизнь монаха, и будущая. Ибо ни один нечистый не сможет поселиться в пресветлом раю Божием.

Еще он нам объяснял, что труд бдения, умная молитва, монашеское правило, трезвение в отношении человеческого воображения и разума и вообще внимание – всё это помогает достижению чистоты. Чистая исповедь, слезы и покаяние, подлинное и искреннее послушание, правильное отношение послушника к своему старцу, всеобъемлющее воздержание – все это является вспоможением, лекарством, средством, помогающим монаху, да и любому человеку, приобрести чистоту ума, приобрести силу молитвы.

Борьба с блудными помыслами

Как-то пришел один монах к старцу и сказал, что он страдает от плотской брани. Старец ему посоветовал прекратить пить вино, потуже затянуть пояс, прогонять нечистые мечтания, применять палку и быть уверенным, что брань отступит. Через какое-то время монах пришел снова и сказал, что он последовал советам старца, но брань продолжается. Старец взял палку и сказал ему:

– Возьми-ка эту палку и ударь себя. Погляжу я, как ты себя бьешь.

Тот взял палку и начал не бить, а скорее гладить свое тело. Тогда старец ему сказал:

– Дай-ка мне палку!

Схватив палку, он приподнял монаху подрясник – и после трех ударов по ногам палка сломалась. Монах был в ужасе.

– Ох, геронда, неужели бить надо так?!

– Дитя мое, бесы выходят именно так, а не после поглаживаний.

Старец преподал мне важный урок, сказав: «Плотская брань возгорается от осуждения»

Кроме того однажды он преподал мне следующий важный урок:

– Дитя мое, плотская брань возгорается не столько от пищи, от пития, от вина и от сна, сколько от осуждения.

– Почему, геронда?

– Чтобы мы познали, что и мы той же самой природы. Познали, что и с нами воюет тот же самый диавол и что мы все достойны равного осуждения. Хочешь узнать еще об одной мере?

– О какой, геронда?

– Если кто не судит своего ближнего, то это – свидетельство, и свойство, и доказательство, и удостоверение спасшегося человека. Тот, кто не судит, не будет судим.

Поэтому он говорил нам:

– Монах должен правильно приступать к борьбе с любой страстью, которая воюет с ним. Он не должен нежить страсти и отступать. Речь идет не только о плотской страсти, но и обо всех других. К тебе приходит помысл осуждения – не сиди и не рассуждай, так это или не так. Тема закрыта. Если тебе говорится о твоем ближнем что-то нехорошее, значит, это осуждение, значит, это опасность. Отсеки это и скажи: этот человек правильно говорит, правильно трудится, я думаю о брате лукаво по своей гордости, и следовательно, здесь и говорить не о чем. Если ты так не отразишь эту страсть, начнешь с ней тайные собеседования и отступишь, затем начнется плотская брань. И если ты и тогда не образумишься, то тебя оставит благодать и ты падешь. Если ты и после этого не покаешься и не прекратишь осуждения, то это падение будет иметь самые дурные последствия: ты будешь находиться и жить в страстном состоянии и в этом страстном состоянии приближаться к встрече со смертью. А после смерти как тяжело будет на мытарствах! И как, с каким оправданием ты затем предстанешь пред Богом?

Сила молитвы

Однажды, когда мы еще не были рукоположены и приближался праздник, отец Никифор сказал своему послушнику отцу Ефрему: «Ты не пойдешь к старцу Иосифу». Батюшка нам сообщил об этом, и я сильно расстроился. Старец увидел, как я расстроился, и спросил:

– Вавулис, хочешь, чтобы пришел батюшка?

А спустя немного времени сказал:

– Придет батюшка.

И действительно, отец Ефрем пришел и рассказал нам, что неожиданно отец Никифор отпустил его, сказав: «Ладно, ступай».

Так старец Иосиф прочистил мозги отцу Никифору своей молитвой.

Уважение к старцу

У старца Иосифа было большое самоотречение. Он всегда говорил нам, что не хочет, чтобы о нем как-то особо заботились. Но ведь мы должны уважать, любить и почитать своего старца. Конечно, старец Иосиф не хотел, чтобы о нем заботились, по аскетическим соображениям. Но я думал и говорил себе: «Прекрасно, сам старец не желает этого, не хочет, чтобы я ухаживал за ним на трапезе, за которую отвечаю. Но делать это – мой долг». Я тихонько брал его салфетку и салфетку отца Арсения и стирал их. У этих салфеток была веревочка, которую завязывали на шее, как слюнявчики у маленьких детей. И вот что было, когда я их постирал в первый раз.

Старец обрадовался – не тому, что салфетка выстирана, а уважению и любви, которые в этой заботе проявило его чадо

После стирки я сразу завернул в них вилку с ножом. Когда Старец сел за стол, он развернул свою салфетку. От него не ускользала ни одна мелочь: он тут же заметил, что салфетка мягкая, ведь до этого она была как брезент. Он обрадовался – не тому, что салфетка выстирана, а уважению и любви, которые в этой заботе проявило его чадо к своему старцу.

– Арсений, салфеточки-то постирали. Смотри, как хорошо!

Он глядел на салфетку и поглаживал ее. Я видел, что сделал старцу приятное. Он умел чувствовать и ценить любовь и знал, как показать это. Он и не думал меня ругать за своеволие, потому что понял, почему я это сделал.

Когда старец преставился, отец Арсений стал жить в моей каливе. Старец так и сказал, что после его смерти отец Арсений должен перейти жить ко мне. И мы с отцом Харалампием относили отцу Арсению еду по очереди: один день – я, один день – он. Я был неравнодушен к батюшке не только потому, что видел в нем духовного человека и преемника старца, но прежде всего потому, что, глядя на старца Арсения, я видел как будто самого старца Иосифа. И я заботился о нем, посылал ему тарелку с едой, стараясь приготовить самым лучшим образом, чтобы сделать ему приятное. Я знал о подвижнических трудах, которые он совершал в годы, проведенные вместе со старцем, помогая ему и заботясь о нем. Ведь отец Арсений был правой рукой старца Иосифа. Это был крепкий душой и телом человек, большой подвижник. Старец Арсений сказал как-то:

– Смотри, когда мне присылает еду наш молодой священник, как замечательно он все это делает!

И он этому радовался!

Всем этим я хочу сказать, что, когда мы живем духовно и подвизаемся, когда нас посещает благодать Божия и мы чувствуем и веруем, что наш духовный отец – это икона Божия, тогда мы считаем своим долгом уважать его, любить, слушаться его и почитать. Таким у меня в душе запечатлелось мое отношение к старцу, оно было очень искренним. В моей заботе о нем не было помысла тщеславия или гордости. Эта забота проистекала от благодарности к человеку, в котором я видел своего первого после Бога спасителя и того, кто меня духовно сформировал.

В Священном Писании есть не только заповедь: «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы тебе было хорошо и продлились дни твои» (ср.: Исх. 20: 12), но и такие слова: «Кто злословит отца своего или свою мать, того должно предать смерти» (Исх. 21: 17). Если в Ветхом Завете Бог повелел, чтобы дети почитали родителей, ибо они привели их в бытие, то в Новом Завете, как мы знаем, Бог хочет еще большего, ведь тогда была тень, а здесь – истина. Если исполнение этой заповеди в отношении родителей по плоти несет такое благословение, то сколь более – исполнение ее в отношении отца духовного.

Не склоняй своего уха к человеку, злословящему твоего духовного отца. Убегай от него

Истина нас учит, что почитание духовных отцов должно быть превыше всего. Во-первых, это долг, а во-вторых, за ее исполнение мы получаем благословение Божие. Преподобный Ефрем говорит: «Не склоняй своего уха к человеку, злословящему твоего духовного отца. Убегай от него, чтобы не постиг тебя гнев Божий».

То есть этот святой считал, что если какой-нибудь человек, какой-нибудь послушник увлечется и согласится с тем, кто осуждает его старца, то за это его постигнет наказание Божие. Что же тогда сказать о том, который не только слушает, но и сам злословит и осуждает своего духовного отца? Ведь духовный сын, даже увидев духовного отца согрешающим, должен его покрыть.

Условия жизни

В другой раз пришел один батюшка, святогорский монах, из монастыря святого Павла. Звали его Давид. Он нам принес много зелени и овощей. Был он великан ростом. Он пришел, чтобы познакомиться со старцем Иосифом. Старец сказал, чтобы я освободил ему свое место и разместил в своей каливе. Лишь только он увидел мое жилище, как пришел в ужас и сказал:

– Слушай, брат, как ты здесь живешь?

– А что такое, отец Давид?

– Очень суровая жизнь здесь. Как ты это выносишь?

– Для нас здесь рай. Нашу радость здесь не описать. То, что здесь, я не променяю ни на что.

– Ну а я от такого отказываюсь. Пойду-ка я обратно в монастырь.

Старец дал ему бутылку вина и отпустил. Спустя какое-то время, когда мы вместе с ним оказались в церковной школе монастыря святого Дионисия, он подошел ко мне и сказал:

– Брат, как вы там живете? Разве вы не такие же монахи, как и мы?

– Мы держимся благодатью Божией. Если бы она нас не укрепляла, мы не смогли бы там жить.

Это было чудесное время, и всё вокруг усиливало нашу ревность: окружающая обстановка, распорядок дня и пример, который подавали нам отец Арсений и особенно – старец.