Краткая биография
После смерти духовника, поселился в обители Глоссии. Настоятель научил св. Григория молитвенному умному деланию (исихазм). В 1326 г. из-за угрозы нападения турок вместе с братией он перебрался в Фессалоники, где был рукоположен в сан священника. В 1347 г. Исидор возвел св. Григория в сан архиепископа Фессалоникийского.
В 1354 г. св. Григорий был призван в столицу для решения спора между Иоанном V Палеологом и Иоанном VI Кантакузиным. В пути св. Григорий вместе со своей свитой неожиданно попал в плен к туркам, захватившим галеру, на которой он плыл. Изведав все тяготы плена, продолжая проповедовать и собеседуя с высшими лицами турецкого государства (представителями эмира Орхана, принцем Измаилом, позднее казненным в 1373 г.), он был, наконец выкуплен сербами спустя чуть больше года (плен длился с марта 1354 по июль 1355). Святитель благополучно вернулся в Фессалоники, где и скончался 14 ноября 1359 года.
Творения
Святителю Григорию принадлежит два сочинения, непосредственно касающихся ислама. Оба они написаны во время плена и могут быть надежно датированы 1355 г. Это "Письмо своей Церкви" и застенографированный Таронитисом диспут с некими хионами, состоявшийся по повелению эмира Орхана. Существует также письмо Давиду Дисипату, однако сообщения его об исламе слово в слово повторяют материал "Письма своей Церкви", поэтому рассматривать его отдельно не имеет смысла. Послание датируется последней частью плена, когда он был заключен в Никее, то есть, примерно весной 1355 г. Письмо ссылается также на диспут с некими хионами, который состоялся перед отправкой святителя в Никею. Диспут был записан неким врач ем Таронитом, который никак иначе, кроме указаний Паламы, неизвестен.
Место в византийской антиисламской полемике
Антиисламские сочинения святителя Григория Паламы интересны и оригинальны сразу в нескольких отношениях. Прежде всего, их отличает от большинства представителей предшествующей традиции то, что они возникли из непосредственного опыта соприкосновения с миром ислама и сам святитель для себя считает это важным, указывая в "письме", что свое мнение об исламе и мусульманах он сформировал, "лучше узнав их образ жизни".
Уже в Лампсаке состоялись первые богословские дискуссии с мусульманами, на основе которых святитель делает общие замечания об исламе и его последователях. Затем пленников переводят в летнюю резиденцию эмира Орхана, находившуюся неподалеку от Бруссы; где святитель участвовал в трапезе и апологетической беседе с внуком Орхана, турецким принцем Измаилом, о котором ему рассказывали как об "одном из самых жестоких людей и злобных врагов христиан", но который лично к свт. Григорию отнесся с уважением. Наконец, в Никее свт. Григорий наблюдает за похоронным ритуалом мусульман, и после оного завязывает разговор с совершавшим его имамом[1]. Все эти разговоры подробно описаны им. Свт. Григорий сожалеет, что у него не хватает сил записать все его разговоры с мусульманами, он убежден, что подобная запись как его реплик, так и реакций на них со стороны турок, была бы очень полезна для христиан.
Диспут с хионами записан как отдельное сочинение, однако "текст письма и диалог составляют единый источник опыта Паламы турецкого плена. Хронологически оба текста написаны в один год, письмо написано после разговора. Хотя диалог записан не рукой самого святителя, он, тем не менее, излагает его мысли и поступки и получил одобрение со стороны самого Паламы"[2], который ссылается на сделанную Таронитисом запись и рекомендует ее к прочтению для интересующихся. В византийской литературе это, наверное, единственный представитель жанра "диспут в собрании эмира", столь популярного в арабской и сирийской христианской литературах в IX-ХII вв. Сам Орхан, принимая решение о устроении диспута, видимо, желал подражать своим предшественникам, которые имели обыкновение организовавыть диспуты между представителями разных религий и сект в присутствии эмира, который являлся окончательным судьей в споре. Диспут с хионами уникален и тем, что он представляет собой стенограмму подлинного диалога, в которой Таронитис отмечает не только произнесенные реплики и аргументы святителя, но и те, которые ему не дали высказать, или в высказывании которых отпала необходимость по ходу живой дискуссии. Таким образом, мы можем составить представление о том плане диспута, который составил свт. Григорий при подготовке к нему.
"Атмосфера исламско-христианского диалога в текстах Григория Паламы дышит особенным величием и специфической деликатностью. В этих диалогах Палама показан четким и твердым в христианских положениях и, вместе с тем, спокойным и умеренным по отношению к мусульманской реакции. Григорий хотел убедить своих собеседников: поэтому он опирается на тезисы, являющиеся общими для обеих религий – например, он начинает с понятия Божества, как его понимали мусульмане на основании свидетельств Корана о Христе, Слове Божьем".[3]
"Св. Григорий считает турок "самыми варварскими из варваров", но воспринимает свое пленение как промыслительное, ибо оно позволяет ему явить им Евангелие. Это миссионерское попечение видно и в двух рассказах, сообщаемых св. Филофеем о плене архиепископа"[4]. Подобное видение Фессалоникийский святитель распространяет и более широко, благодаря такому видению "свт. Григорий сформулировал и использовал некоторые новые идеи относительно ислама и роли мусульман в Божественном плане. Мусульманское завоевание позволяется Богом для предоставления диалога между христианством и исламом, и для проповеди Евангелия мусульманам"[5]. Он надеется, что все мусульмане некогда обратятся ко Христу, если не в этой жизни, то, по крайней мере, во время Страшного Суда, когда пред Ним "всякое колено преклонится, небесных, земных и преисподних".
Philippidis-Braat считает, что в богословской аргументации Паламы против ислама очень мало оригинального[6]. Однако с этим сложно согласиться. Св. Григорий предлагает ряд оригинальных доказательств троичности Бога, Божественности Христа на основании именования Его Словом в Евангелии и Коране, возможность воплощения для Бога и объяснения иконопочитания – в "Диспуте", в "Письме" же он передает удачные и новые контраргументы против мусульманских обвинений в том, что якобы Богу для рождения Сына нужна жена, что якобы христиане исказили Евангелие, что их несчастья и поражения свидетельствуют о неистинности их веры; помимо этого святитель дает объяснение, почему после Христа невозможно появления другого пророка.
Вообще в целом "аргументация Григория Паламы оказывается диалектически весьма утонченной. Он не избегает критических положений, чтобы сохранить внешне гармоничное впечатление. Что касается отношения к Мухаммеду, Григорий отвечает благородно, но однозначно. На протяжении диалога святой обращает особое внимание на то, чтобы не задеть религиозного чувства собеседников. При том, что нет взаимопонимания, господствует атмосфера взаимного уважения"[7]. В полемике святитель Григорий часто пользуется методом аналогий, традиционным для византийской полемической литературы. В лучших традициях этой же литературы он постоянно старается вывести каждый свой аргумент и почти каждое свое утверждение из вероучения самих оппонентов.
Находит в полемике с мусульманами отражение и богословие свт. Григория о нетварных энергиях Бога. Употребляя распространенный и чрезвычайно популярный пример солнца для иллюстрации триадологического учения, свт. Григорий привносит понятие Божественной энергии. Это – другой, наряду с вочеловечиванием Сына Божия мост между двумя сферами бытия – тленной и нетленной. Иванова выражает сомнение в подлинности признания мусульманами Троичности Бога, которое произошло с необычной легкостью и полагает, что это полемическое преувеличение Таронитиса[8]. Однако и клятвы стенографиста, и рекомендации самого Паламы, и, главное, психологически достоверное описание удивления, которое испытали христианские слушатели диспута, не оставляет пространства для подобных сомнений. "То, что турецкие чиновники неожиданно легко приняли и утверждения о Троичности Бога и высказывание о свободе воли, объясняется их секулярностью, религиозной индифферентностью и стремлением унифицировать различные религии... Видимо, сами не признавали себя компетентными в этих вопросах – если вспомнить, как они советовались со всеми относительно чудес Мисея".[9]
Крайне важно и интересно подробное описание методики миссионерского диалога, которое приводит святитель в своем "Письме". В диалоге с мусульманами он основывается на примере речи св. апостола Павла в Афинском ареопаге: узнав о смысле мусульманского ритуала погребения, он выражает одобрение тому в нем, что может вызвать оное без ущерба для христианской совести и на основании этого переходит к возвещению Божества Христа, стараясь выводить свои утверждения из привычных воззрений турок. Говоря прямо неприятные для собеседников вещи о их религии, он вместе с тем сохраняет и даже неизменно подчеркивает доброжелательное отношение к ним лично.
"Знание Паламы относительно Ислама ограничено несколькими основами, которые он, кажется, получил из популярных христианских источников"[10]. Их было, по-видимому, не очень много. Свт. Григорий значительно зависел от прп. Иоанна Дамаскина: в догматической части он много заимствует из "Точного изложения православной веры", в части полемической ощущается явное влияние 100 главы "О ересях". Другим источником Паламы было "Опровержение Корана" Никиты Византийского: именно оттуда он позаимствовал ошибочную идею, введенную Никитой, о том, что мусульмане якобы верят, что Христос будет судьей мира.
Теперь несколько слов о том, как антимусульманские работы святителя отразились на последующей византийской полемике с исламом. Те немногие полемисты, что еще успели написать свои сочинения за последний век существования империи, не обошли вниманием вклад свт. Григория. На основании анализа сочинений Кантакузина и св. Григория Паламы, Todt приходит к выводу, что первый "при составлении своих "Апологий" и "Слов" постоянно имел перед глазами "Письмо своей Церкви" и диалог, записанный Таронитисом"[11]. Совпадение видно в вопросах об искаженности Евангелия, насильственного распространения ислама, объяснение почитания креста и икон и др. Кроме этого, влияние "Письма" прослеживается в антимусульманской 4 главе ересиологического сочинения "Против всех ересей" одного из преемников свт. Григория – свт. Симеона Фессалоникийского. Оно видно в описании аморальности мусульманского образа жизни как аргумента против ислама.
Помимо распространения в Византии, "диспут с хионами" очень рано был переведен на славянский язык, вероятно, в конце XIV в.[12] Критический текст славянского перевода был опубликован Г.М. Прохоровым.[13]
На писателей древней Руси диалог свт. Григория оказал определенное влияние. Так, известный полемист, прп. Иосиф Волоцкий обширно цитировал в своем "Просветителе", – сочинении, напрвленом против ереси жидовствующих, – аргументы Паламы об иконах (6-е слово), о справедливости Бога в отношении к спасению человека из рук диавола (4 слово) и о Троице (1 слово). "Еще одним фактом уважения к "Беседованию" на Руси является рекомендация его в числе книг, "которых следует читать и внимать", находящаяся в конце рукописи конца XVI в., содержащей сочинения св. Максима Грека".[14]