Покаяние – сладкая скорбь души

Часть 1. Самое великое знание

Некоторые видят свои ошибки и говорят: «Я больше не могу. То, что я увидел, меня потрясло. Я ведь уже не смогу исправиться. Мне ведь уже не спастись никак. Мне совершенно не на что надеяться. Покончу же с собой, положу конец этой своей жизни!»

Нет, только не такая скорбь! Это уже другая крайность. Для нас важно то, что говорит нам Господь, а Он говорит не о крайности, а о середине и равновесии: надо опечалиться и проснуться, опечалиться, чтобы двинуться вперед, надо подтолкнуть свою душу, чтобы приблизиться к Богу. И тогда нам больше не нужно будет ничего.

Вот этого и хочет Бог — чтобы мы согласились с этим, склонили голову и сказали: «Да, я грешен! Я тоже человек и совершаю ошибки».

«Да, я сказал тяжкое слово, прости меня. Не ты виноват, это виноват я. Прости меня, я огорчил тебя на днях. У меня были проблемы на работе, и я дал волю своему эгоизму. Я бессердечен, не умею любить, прощать, принимать тебя таким, какой ты есть, проявлять терпение. Я такой, и говорю это не холодно, но в то же время и не отчаянно, я говорю это спокойно, со смирением, простотой, добротой в сердце и жду от тебя понимания». Сейчас, Господи, когда я признал свои грехи, свои немощи, когда я каюсь перед Тобой, я готов на всё. И Твоя доброта, Твое признание утешит мою душу более всего. Всякая душа ждет этого.

Этого тебе надо ждать от другого. Когда ты покаешься и по-настоящему смиришься и скажешь: «Прости меня, я согрешил, каюсь», — то никто не будет так жесток, так непреклонен, чтобы ударить тебя, наброситься на тебя еще сильнее. При виде твоего чистого взгляда, твоих кающихся и слезящих глаз и страсть другого отойдет. Он сдастся и скажет: «Да ладно. Нет проблем, ничего страшного, ты сказал это, ты ведь человек, но всё позади!» Смирение, покаяние, признание растопит железо, оно растопит и бесов, парализует зло.

Но нет у меня этого покаяния, нет этого смирения. Мы делаем так много ошибок, огорчаем так много людей, уязвляем столько душ, презираем столько людей, обходим их стороной, мы безразличны, совершаем столько преступлений, столько грехов. Я не говорю о других, я говорю сейчас из своего опыта. Но не только из своего опыта, а из опыта других. Человек ведь всё знает, когда он священник: знает свои грехи, знает и грехи другого, он выслушивает грехи всех людей и видит, что есть много грехов на свете, в которых кому-нибудь, но надо будет покаяться.

Мы теряем столько часов своей жизни, проведенных без пользы, о которых когда-нибудь будем горько плакать

Много таких грехов, которые мы совершаем, даже не задумываясь об этом: впустую потраченные часы, бесконечные потраченные часы, и в этом у нас нет никаких угрызений совести. Мы теряем столько часов своей жизни, проведенных без пользы, о которых когда-нибудь будем горько плакать. Мы будем плакать, но будет поздно. Будем плакать с теми, кто убивал бесконечные часы перед телевизором, компьютером ради глупостей — тогда как надо было читать об искушениях.

Прошли целые часы, в которые они вообще не молились, не прочли ничего. Это бездельные дни, дни, в которые они не научились любить, прощать. А потом скажут: «Когда пролетела моя жизнь? Когда промчались эти годы? Как я стал 80–90-летним и что сделал в своей жизни? Да ничего! Почему, почему ничего? Христос говорит, что за миг можно покаяться, но в то время как разбойник за минуту вошел в рай, я потерял не просто минуту, а тысячи, миллионы минут и ничего не сделал для своей души. О ужас! Как же пролетело время моей жизни?»

Придет час, когда мы будем раскаиваться из-за потерянного времени. Придет час, когда мы будем раскаиваться в словах, которые сказали. Слова… Сколько отношений испортилось из-за горьких, оскорбительных, злобных, саркастичных, ироничных слов, которыми мы унизили другого! Потом внезапно чаша переполняется — от одного только слова, одной обиды, и так разрушаются целые семьи.

Придет час… О, если бы это было сейчас, когда слеза покаяния еще может покатиться из наших глаз и мы скажем Богу: «Господи, как же я мог так говорить, как я мог так ранить других? Что это я говорю, что это такое произносит мой рот?! Нет, не ругань или плохие слова — я просто так общаюсь с другими! Всегда обижаю, иронизирую, не уважаю — что это, то, что выходит из моих уст? Сколько раз я осуждал, сколько раз смаковал жизнь другого! Говорю о людях, которых нет среди нас, порочу их жизнь, толкую их поступки, хоть и не знаю, правда ли то, о чем говорю, не будучи сердцеведцем. Сколько же раз, Господи, я приписывал Твою власть себе. Отнимал у Тебя право, которое только у Тебя есть. Какое право? Судить других. Сколько раз я совершал этот грех, а каялся редко. Да я вовсе не раскаялся в этом, потому что, если бы раскаялся, то остановился бы. Если бы я раскаялся, то не повторял бы этого больше. Если бы мне это не нравилось, я перестал бы».

Когда еда тебе не нравится, когда она горька, безвкусна, то ты ее больше есть не станешь. Ты ее не готовишь больше, не хочешь даже пробовать ее — она тебе не нравится. А грехи мы совершаем одни и те же и никогда не каемся. Почему? Потому что они нам нравятся. Нам нравится то, что мы делаем. Мы привыкли, нам нравится порок. Нам нравится эгоизм, наши страсти, нам нравится любопытствовать о чьей-то жизни, видеть, что другие что-то теряют, расходятся, мы сплетничаем об этом, потому что нам это нравится.

Мы наслаждаемся неудачами других. Мы не плачем о них, не каемся — ни о себе, ни о них

Если по телевизору идет документальный фильм на какую-нибудь научную или философскую тему, например по истории искусства, то мы переключаем канал. Но если найдем канал, по которому передают о жизни людей: кто развелся, почему развелся, как они поссорились, — мы садимся и смотрим. Нам нравится, с нами что-то происходит, и мы наслаждаемся неудачами других. Мы не плачем о них, не каемся — ни о себе, ни о них, ни о скорбях в мире, а радуемся, слыша, что где-то взрываются бомбы, что там боль, испытания, проблемы. Это доставляет нам скрытое наслаждение, потому что, слава Богу, это случилось не с нами, а с другими.

— Скажи, а что там было? А что он ему сказал в конце? Ты узнал подробности?

Нам всё это нравится, и мы не каемся. Мы наслаждаемся, совершая грехи.

Если мы захотим покаяться, если захотим поплакать, то что говорят святые? «Если и вода всех рек вытечет из наших глаз, и морей, и океанов, то ее недостаточно будет для нашего плача». Чтобы мы выплакали свои и чужие грехи. Чтобы признали, что у нас не всё в порядке.

Блаженны плачущие, ибо они будут помилованы, ибо они утешатся (Ср.: Мф. 5: 4, 7). Плачущие — это те, которые скорбят, у которых есть покаяние, которые жалеют о своем грехе и грехе мира, которые жалеют о своих ошибках, о тревогах людей, о проблемах других, о своих нераскаянных братьях и берут на себя их покаяние, говоря: «Господи, я каюсь и за тех, которые не каются! Молю Тебя: пожалей их!» А мы? Мы — ничего, у нас ничего похожего на это нет.

Сколько не рожденных детей ждет, когда появятся слезы на глазах их родителей!

Сколько не рожденных детей ждет, когда появятся слезы на глазах их родителей, а слез еще нет! Сколько совершается абортов, сопровождающихся одной только подписью: врачи, договоры, документы, вся это формальность! Ты говоришь себе, что так делают многие, много женщин и мужчин проводят аборты. Они совершают убийство, а ты еще не заплакал!

Часто приходят женщины и исповедуются — и мужчины тоже, потому что они несут ответственность за то, что произошло с их женами, — и не говорят ничего про аборты. Ты кратко спрашиваешь:

— Вы когда-нибудь делали аборт?

— Да, два раза.

— И вы так просто говорите об этом?

Ты, отец, ты готов плакать о двух детях, которых уже нет среди живых, и еще больше плакать — о живых, но мертвых их родителях? Тут даже не встает вопрос о том, что они согрешили, потому что они люди: и я мог бы это совершить, и любой мог бы совершить по своей немощи, невниманию, по разным причинам. Но чтобы ни одной слезы? О том, что ты сделал, ты даже не жалеешь?

Разве ты не осознаёшь этого? Разве не понимаешь, что за это надо что-то отдать? Кому? Не мне, не Богу, а этим душам, этим детям, которые не порадовались этому миру, не пожили. Пускай, если бы у вас не было денег, они попрошайничали в метро. Но ты никого не спросил, что делать с этими детьми. И ты не губил их для того, чтобы они не жили плохо. Ты просто взял и принял решение — сам. Ты просто еще раз сделал себя богом и сказал: «Я решу, что будет, я буду определять свою жизнь, я скажу, будут они жить или нет!»

Ты еще не понял, что твое «я» уничтожило тебя, и не плакал об этом. Ты сделал аборт или хочешь сделать, но не понял свою ошибку и не пролил из глаз ни одной покаянной слезы. Разве это не страшно? А где покаяние? Нет покаяния. Сколько тысяч абортов совершают в Греции? Примерно 350–400 тысяч в год, по официальной статистике (я слышал это несколько раз). Это те, которые заносят в документы в больницах, а сколько еще их делается втайне, о чем не сообщается по разным причинам: семейным, чтобы не упал авторитет, чтобы не испортить свой имидж в семье, мире, обществе.

Пролило ли каждое из этих семейств хоть слезу? Я не сердцеведец и не сужу их, не обвиняю, просто объясняю, что земля нашего сердца жаждет слез, потому что она очень суха, земля нашей планеты хочет слез, потому что она пересохла.

Мы грешны, но у нас нет покаяния, и в этом наша драма

Мы грешны, но у нас нет покаяния, и в этом наша драма, а именно в том, что мы живем в греховную эпоху. Все эпохи были греховными, но нынешняя эпоха в небывалой степени лишена покаяния, она жестока, непреклонна, надменна пред Богом. Это сплошное восстание, бунт против Бога, и дерзость — самое трагичное из всего этого. Трагично не то, что мы совершаем грехи, а то, что мы имеем дерзость и превращаем грех в способ существования. Вместо того чтобы признать это и сказать: «Господи, прости нас. Я умоляю Тебя помочь мне выбраться из болота!» — мы говорим: «Я хорошо поступаю, так делают все, мне так нравится. Я буду так делать!»

Это уже не человеческое. Это сатанинское. «Я так хочу, мне так нравится, я не буду меняться» — это мышление сатанинское. Я слышал это не от старцев, не из книг, а сказать вам? От самого диавола я это слышал. Я не видел диавола лично, но однажды случайно оказался на изгнании нечистого духа. Тогда всё продолжалось полчаса, я столько всего слышал и задумался после этого очень сильно.

В какой-то момент священник спросил лукавого духа:

— Кто сильнее? Ты знаешь, почему я это говорю: потому что сильнее Христос, а не ты. Согласись с этим! Это так?

— Я не скажу тебе!

— Кто сильнее: ты или Господь?

— Не скажу!

И в конце священник сказал ему:

— Заклинаю тебя именем Господа сказать мне!

А искуситель ему отвечает:

— Если ты знаешь, что Назарянин сильнее меня, то зачем спрашиваешь?

Священник ответил:

— Чтобы ты сказал это!

Это я слышал своими ушами, и не только я, но и много людей, причем людей образованных. Так что это не какой-нибудь фольклор, чтобы ты говорил: мол, одни бабки верят в подобные вещи. Там был даже один журналист, я видел, что он держал магнитофон и записывал. Не знаю, чего он хотел — сделать репортаж, что ли, не знаю.

М.Врубель. Демон поверженный

Священник продолжил:

— Ты знаешь, что, когда ты покаешься, Бог примет тебя снова? Он снова примет тебя, как светлого ангела, снова примет тебя в Свое окружение, ты знаешь это? Как возлюбленное чадо, блудное, возвращающееся. Ты знаешь, что Бог примет тебя в Свои объятия, если покаешься?

Искуситель ответил:

— Знаю. Я знаю и это.

Священник сказал ему:

— А тогда, безумный, почему же ты не каешься? Глупец ты, коли не каешься.

И тут раздался крик на весь храм, от которого все застыли на месте, потому что это был голос дикий, сильный, но в то же время очень четкий и уверенный, очень уверенный:

— Потому что НЕ ХОЧУ!

Я не могу его изобразить. Долго звучал этот голос, стоял один крик: «Не хочу! Не хочу!» Диавол не хочет каяться.

Каждый раз, когда ты говоришь: «Я не хочу меняться, не хочу признавать свою ошибку, не хочу. Оставь меня в покое! Я хочу пить, хочу курить, хочу грешить, развратничать. Я хочу, мне это нравится, мне это приятно, оставь меня!» — это уже вызывает тревогу.

Если бы ты сказал, что согрешаешь, так как ты человек, как и я совершаю грехи, как и все совершают грехи, — один только Господь не совершил греха, потому что никто не без греха (См.: Ин. 8:7). Все мы грешны, по меньшей мере пред Тобой, Единственным, мы согрешаем, но и пред Тобой, Единственным, припадаем. Я не перестаю грешить, но снова прихожу к Тебе, падаю Тебе в ноги, прошу Твоей милости, говорю Тебе, что согрешил, и Ты снова меня принимаешь.

В этом разница между кающимся и не кающимся человеком: кающийся человек грешит и кается. А нераскаянный совершает грех и упорствует, совершает грех и доволен этим. Совершает грех и радуется, он культивирует его, развивает, упрочивает в себе и живет в аду и сатанинской атмосфере еще в этой жизни, в своем сердце. Ни к чему спрашивать, куда ты отправишься, ни к чему спрашивать, отправишься ли ты в рай или ад: ты уже сейчас испытываешь или рай, или ад. Кающийся уже сейчас ощущает рай, он плачет, соглашается, что виновен, но радуется, потому что видит Христовы объятия, видит перстень, который надевает ему на руку Небесный Отец, Царский перстень, перстень всыновления, новой перемены, и Он ему говорит:

— Чадо, Я люблю тебя!

— Я грешен.

— Я люблю тебя.

И ты говоришь:

— Христе мой, какова же эта радость, которую Ты мне даришь! Я грешен, и Ты меня любишь? Как же Ты любишь меня с этим грехом, который я совершаю?

А Господь тебе говорит:

— Я люблю тебя не за то, что ты сделал, но люблю тебя за то, что ты Мне сейчас даешь. За твое сердце, которое ты Мне опять отдаешь, за то, что ты опять приходишь ко Мне, подаешь Мне руку, любишь Меня снова, — вот что Я люблю. Твое возвращение!

Эта красота есть в Церкви. Мы каемся, возвращаемся, падаем и встаем — неописуемое чувство возвращения! Тяжело чувствовать падение, эту горечь в душе, нас охватывает печаль и унылость, но, с другой стороны, мы радуемся, потому что у нас есть Отец, мы нашли Мессию, нашли Избавителя. «Радуйся, Родившая Наставника заблудшим, радуйся, Носившая во утробе Избавителя плененных!» Он наш Избавитель. Мы плененные, заблудшие, но приходит наш Избавитель, у нас есть Путеводитель, и от этого наша радость, а не оттого, что мы плохие, это печально.

Покаяние замешано на слезе, которая, как только начнется печаль, превращает ее в радость

В Церкви имеется много надежды, много оптимизма. Покаяние замешано на слезе, которая, как только начнется печаль, превращает ее в радость. И ты уже не знаешь, почему плачешь: потому ли, что скорбишь, или потому, что радуешься.

Есть люди, которые в продолжение исповеди плачут-плачут, я видел людей, которые плачут, и спрашиваешь их:

— А сейчас почему ты плачешь? Тебя же Бог прощает!

И он говорит:

— Не знаю. Плачу и о том, что сделал, и оттого, что чувствую прощение, что Господь наполняет меня Своей любовью. Меня, гнусного, грешного, непотребного Его раба — как Он любит меня таким, с этим зловонием? Как обнимает меня, немытого?

А как отец блудного сына поцеловал своего ребенка, который был весь в лохмотьях, целыми неделями не мывшийся, грязный? Как прикоснулся к нему этот пречистый отец, когда его сын был презренным в глазах людей?

И Отец говорит:

— Если ты говоришь так, значит, ты Меня еще не знаешь. Если ты называешь Меня Отцом и считаешь Меня таковым, то ты еще не понял, каков Бог. Ты еще не понял океана Моей любви, Моего человеколюбия, Моей доброты, Моей несправедливости. Я Бог несправедливый, потому что у Меня нет твоей справедливости, нет твоих весов, а даю Свое прощение, как Я хочу.

И тогда как на твои весы надо положить определенный груз, чтобы достигнуть равновесия, то Господь балансирует, как хочет. Он платит работнику последнего часа так же, как и трудившемуся с утра до вечера. А последний негодует и говорит:

— Господи, ну почему так? Я тружусь с утра до вечера, и Ты даешь мне плату, а этот пришел и стал работать только под вечер, а у него такая же плата! Ну разве не несправедливо, то, что Ты делаешь?

А Бог ему говорит:

— А какое тебе дело до этого? Почему это тебя раздражает? Любовь несправедлива.

Рембрандт Харменс ван Рейн. Возвращение блудного сына, 1669 г. Фрагмент картины

«Господи, если Ты беззакония заметишь, кто устоит, Господи?» (ср.: Пс. 129: 3). Кто выдержит, кто вытерпит этот суд? Если Ты станешь замечать мои грехи, то нет мне возможности спастись. Но милость Твоя перетянет, перетянет одна слеза.

А у тебя есть одна слеза? То, что мы называем Божией благодатью, то, что называем Христовым прикосновением к душе нашей, это плод Святого Духа. Плод Духа полон слез. Об этом даре нам пишет Священное Писание, потому что это сокровенный и внезапный дар, он бьет ключом и идет от Бога по Его воле, и этим Бог нас удивляет. У Святого Духа много даров, не только этот, у Него есть бескрайние дары: Божественные смыслы, превосходные мысли, уникальные переживания, Божественное сияние вокруг нас, Христова благодать, слезы, многое Он нам дает.

Итак, есть ли у нас эта слеза? Если она есть, тогда у нас есть надежда на рай.

Прекрасна эта слеза, когда катится, и Бог берет ее, ее берет наш ангел, а ты думаешь, будто она исчезает. Бог берет ее и относит в рай, где она превращается в алмаз. И внезапно ангелы видят на небе мощный свет и говорят Богу:

— Что это сверкнуло, что это блестит среди нас, в этом священном собрании? Что так сильно сияет сегодня, Господи?

А Он им отвечает:

— Это слеза одного кающегося человека: одно Мое чадо покаялось. Одно Мое создание плакало сегодня, плакало горько. Я взял его слезы и превратил их в алмазы, которые будут ждать его, чтобы украсить ему венец, когда он придет в Мое Царство.

Эти алмазы создадут нам красоту. Тогда эти слезы украсят нашу душу, и больше у нас слез не будет — «идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная». Бесконечная жизнь. Но для этого должна быть слеза, хотя бы одна слеза.

Старец Иероним Эгинский (есть книга о нем, написанная его духовным чадом) говорит: «Слез много, но глаза малы и не вмещают их. Не хватает глаз моих, Господи, чтобы выплакать слезы, которые у меня есть от любви к Тебе, от раскаяния в моих грехах и грехах людей!»

Как это прекрасно — иметь покаяние! Всегда, а не только в Великий пост. Всегда мы должны иметь покаяние, потому что и в день Пасхи мы совершим ошибки, на Пасху или Успение Богородицы могут случиться недоразумения: сколько ссор бывает из-за еды, из-за семейных проблем, а ведь идет праздник!

Кто-нибудь может возразить, что праздники — время радости: Рождество Христово, Пасха, само лето, когда мы едем на море, путешествуем, проводим свой отпуск, — а не время для покаяния. Но посмотри, и там, куда ты едешь, дети попросят у тебя мороженого, ты начнешь нервничать, что у тебя нет денег, и злиться на жену, почему она захотела, чтобы вы остановились, и отсюда начинаются недоразумения. Вот вам и снова повод для покаяния! Как вы помиритесь? Да когда покаетесь!

И во время отпусков, и в самом лучшем кемпинге, и на самом лучшем море, и на самом лучшем пляже появятся поводы для покаяния. Куда бы ты ни пошел, надо носить с собой покаяние, чтобы оно всегда было с тобой. Оно очень полезно, очень необходимо, всюду, где ты ни есть, как дорожная аптечка. Оно исцелит раны повседневные, травмы — малые и большие. Оно может исцелить все большие травмы.

Когда мы окажемся пред Богом, у всех нас, каявшихся, будет большая надежда спастись. А мы, остальные, что будем делать? Мы, остальные, никогда не плакавшие, что мы будем делать?

Вспоминаю случай из «Евергетиноса», в нем говорится об одном ленивом и нерадивом христианине, который проводил жизнь свою небрежно, никогда не каясь в том, что сделал. Он постоянно совершал грехи. И вот пришел последний его час, и он увидел, что Бог будет судить его душу. Там был и данный ему с момента Крещения ангел-хранитель, который силился найти что-нибудь хорошее, чтобы можно было сказать: «Господи, он сделал это». Однако ангел не видел ничего хорошего в его жизни, а один только эгоизм, нервы, прихоти, гнев, отдаленность от Бога.

Вот и пришел конец лжи, конец шуточкам

Что же человеку сейчас делать, что он скажет Богу? Все эти вещи, над которыми он смеялся, он увидит, что они — реальность. Что же скажет этот человек Богу сейчас? Вот и пришел конец лжи, конец шуточкам. А он думал, что вечная жизнь — это шутка, и говорил, что только эта жизнь реальна. «Станем есть, пить, брать то, что есть на этом свете, а всё остальное — мифы». И что же он видит сейчас? Видит, что то, что он называл мифом, — это реальность, а то, что он считал реальностью, — миф.

Вот и закончился роман! В романах обычно в конце люди начинают жить лучше… а мы — и того лучше будем жить! Да, но сейчас он видит, что вовсе не лучше, а, наоборот, хуже, что он вообще не подготовился к другому, тому, что его сейчас ждет. Он не приобрел ничего. И тут он начинает размышлять о своей жизни. Он видит, как весы склоняются к его порокам.

Ангел его был очень печален и плакал, а диавол радовался. И тут вдруг он сам заплакал — он, бессильный, умирающий, вдруг стал плакать и говорить:

— Что же я наделал, Боже! Вся жизнь моя прошла в непотребстве, вся жизнь в ошибках, вся жизнь была вдали от Тебя — и это самое плохое, это самая большая моя ошибка! Самый большой мой грех. Я не познал Бога! Я жил как псы и даже хуже них, потому что они следуют своим инстинктам в меру, а я… Следовал своим животным инстинктам, страстям и больше ничего. Не думал, что Бог существует! Не думал, существует ли душа. А сейчас вижу всё…

Он схватил этот платок — этот омоченный слезами платок — и положил его на другую чашу весов со словами: «Господи, Господи! Перед тем как принять окончательное решение, посмотри на этот платок, на эти слезы. Не могут ли они совершить это чудо? Посмотри на его покаяние хоть сейчас, в последний миг, за две минуты перед тем, как ему умереть! Ты милосерден, Ты, Господи, и в другие разы делал это. Ты, Господи, на Кресте спас разбойника в последний час».

Он положил омоченный слезами платок, и весы преклонились на другую сторону, Господь его простил!

Слеза покаяния всемогуща! Но есть ли у нас такие слезы?..

Эта слеза всемогуща — слеза покаяния! Но есть ли у нас такие слезы? О, если бы мы нашли время в нашей жизни сегодня, завтра, послезавтра; о, если бы мы понемногу каялись в том, что сделали, и в том, что собираемся сделать. В том, что совершают ближние наши и в чем мы никогда не каялись, так же как и они никогда не каялись в этом.

Давайте же молить Бога коснуться нас тем жезлом, которым Моисей коснулся скалы — и брызнула вода в пустыне. Чтобы Господь коснулся этой скалы нашего сердца, твердого, как камень, и чтобы брызнула эта животворящая слеза.

Помолитесь, прошу вас, и обо мне, а я буду молиться о вас!