Во вторую неделю Великого поста Святая Церковь чтит память святителя Григория Паламы, архиепископа Фессалоникийского. Это событие даёт нам повод поговорить о кризисе так называемого Западного Возрождения, питающегося от аристотелевской философии, платоновской теологии и птолемеевской астрологии, смешавшихся с поврежденной на Западе христианской верой. Поговорить, с одной стороны, об этом, а с другой, — о подлинном Возрождении человека. О Возрождении в Духе Святом, о Преображении, к которому и призывает, согласно со Святыми отцами, Божественный Григорий.
Итак, немного истории — ровно столько, чтобы мы могли понимать, о чем идет речь.
Варлаам утверждал, что человек, как тварное существо, в принципе не может воспринимать ничего, что относится к нетварной области Божества
В первой половине XIV века в Константинополе появился молодой образованный и ученый монах, эстет и ритор по имени Варлаам Калабрийский. Прибыл он из Южной Италии и в считанные месяцы обворожил тех, кого сегодня назвали бы «правящими элитами». А дальше произошло следующее. Варлаам узнал о распространенной в православных монастырях практике «умного делания», когда посредством сосредоточенной Иисусовой молитвы некоторые монахи достигают видения так называемого Нетварного света. И вот тут образованный монах стал насмехаться над самой возможностью такого видения и даже более того — отвергать саму мысль, что свет, явленный Господом на горе Фавор — свет нетварный, то есть несотворенный подлинный свет Божества. Варлаам утверждал, что человек, как тварное существо, в принципе не может воспринимать ничего, что относится к нетварной области Божества. Собственно, на этом суждении и основано всё западное богословие — на мнении о том, что между вечным несотворенным Богом и всем тварным миром не может быть никакой сопричастности, никакого духовного сообщения. Отрицая возможность приобщения человека нетварному Божеству, Варлаам фактически отрицает саму возможность духовной жизни для человека, оставляя его наедине с собой и с бесовскими энергиями этого падшего мира. Святитель же Григорий в согласии с Церковью различает непостижимую безначальную сущность Бога и Его силы, энергии, которые «допускают приобщение себе» человека.
Свои насмешки и «обличения» Варлаам Калабрийский облек в форму рукописей, которые вскоре стали иметь хождения в образованных слоях византийской элиты, а затем стали распространяться и в остальных слоях православного народа.
И вот тогда Господь явил миру воистину светильника веры — образованнейшего человека своего времени, воспитанника Святой Горы и апологета «умного делания», тогда ещё иеромонаха Григория Паламу. Ему в руки попались сочинения Варлаама Калабрийского, и будущий святитель, заметив в них явные погрешности против чистоты истиной веры и осознав, какое смущение эти погрешности могут внести в жизнь Церкви, также письменно, аргументировано и по существу ответил на все ошибки в суждениях новоявленного «учителя». Так началась заочная полемика, растянувшаяся на несколько десятилетий и названная впоследствии «эпохой паламистских споров».
Итак, во вступительном слове к своим полемическим богословским заметкам, объединенным впоследствии под названием «Триады в защиту священнобезмолствующих», Святитель противостоит мнению, что познание Бога возможно только посредством образования и науки, то есть через познание преимущественно рассудочное. В то время как путь приобретения «знания истины» — это путь отвержения греха и исполнения Заповедей, путь молитвы и всецелого устремления к Богу.
Можно сказать, что квинтэссенция всего этого полемического трактата заключена в следующих словах Святителя: «Благодать и энергия обожения — другое, чем добродетель и мудрость». Здесь заложен главный конфликт между Западом и Востоком, между душевностью и духовностью, между латинско-протестантским миром и Православием. Здесь обозначены два взгляда на саму природу человека, на его призвание и пути достижения высшей цели человеческой жизни.
У нас часто путают понятия душевности и духовности. Считается, что ученость, образованность, доброжелательность и культурность — уже признак высокой духовности. Но на самом деле это ещё только признаки душевности, и именно таким — образованным, интеллигентным, мягким и предупредительным — человеком может быть даже убежденный атеист и безбожник. О принципиальной разнице между душевностью и духовностью говорил и апостол Павел. Более того, он утверждал, что «душевный человек не принимает того, что от Духа Божия» (1Кор. 2:14), то есть уже тогда, на заре Христианства, Апостол предупреждал об опасности автономного, безблагодатного суждения об устройстве этого мира и самого человека. Именно по этому — увы, безблагодатному — пути и стала развиваться богословская, а затем и научная, культурная мысль Запада. И в основании всей западной модели мировоззрения лежит мысль о невозможности благодатного общения и единения человека с Богом, то есть безблагодатность.
В противопоставление этой ложной идее святитель Григорий с возможной полнотой раскрыл православное святоотеческое учение о благодатном единении человека с Богом, как о главной цели человеческой жизни. Суть этого учения заключается в том, что Бог непознаваем в Своем существе, но общение и единение с Ним для человека необходимо и возможно посредством нетварных Божественных энергий.
Западные философы придумали себе какого-то иного «неприобщаемого бога»
Иначе говоря, западное богословие, отвергающее учение о несотворенных Божественных энергиях, фактически отсекло от себя Бога и положило «великое и непроходимое зияние» между Богом и человеком. Последствием этого стало постепенное, но неотступное разложение духовной и нравственной жизни на Западе, что мы и наблюдаем сейчас во всей очевидной и удручающей полноте. Фактически святитель Григорий говорит о том, что западные философы придумали себе какого-то иного «неприобщаемого бога», так что (добавляет он с горькой иронией) «надо, видно, искать нам другого Бога, не только самодостаточного, но еще и благого, как-то приобщимого, чтобы, приобщаясь Ему, мы существовали, жили и обоживались». То есть речь идет не о каких-то частных и второстепенных вопросах, а о важнейшем вопросе отношений человека с Богом.
Не отвергая в принципе полезность знаний, святитель Григорий крайнюю увлеченность идеями научного прогресса сравнивает с одержимостью другими пагубными страстями. Все они удаляют человека от Бога и обрекают его на пустоту и страдание. Вообще если занятия внешней мудростью и полезны, то лишь на время, для развития инструмента общения с веком сим, а затем должно быть оставляемо. «Близок к Богу не многоученый, а добродетелями очистившийся от страстей и в неотступной и чистой молитве прилепившийся к Богу», — напоминает Святитель.
Влияние исихазма (учения о приобщении человека Божественной благодати) на духовное, культурное и политическое развитие Православного Востока XIV–XV веков было чрезвычайным. Именно это позволяет говорить нам о феномене «Восточного возрождения», которое оказало свое благодатное воздействие и на Русь. Но последовавшая затем турецкая экспансия на Востоке и усиление влияния западной культуры на Севере во многом искусственно сдержали энергию этого возрождения. Западное же Возрождение явило себя во всей полноте и далее — в периодах всё большего угасания и вырождения, вплоть до сегодняшней псевдокультуры секулярного либерализма и постмодернизма.
Но потенциал того, что мы назвали «Восточным возрождением», не может быть исчерпан, ибо его основанием является Сам Господь Иисус Христос, истинный Бог и истинный Человек. Образ Преображения, Фаворского света стал ключевым в богословии святителя Григория. Господь на Горе Фавор явил нам не только Свою Божественную славу, но и показал то, к чему призван каждый человек и достижение чего возможно при участии нашей доброй воли, — преображение собственной жизни в соработничестве с Богом и достижение единства с Ним в Горнем свете.
Полное раскрытие своего потенциала человек достигает только в единстве с Богом. И в этом отличие подлинного человеколюбия от гуманизма, полагающего высшей ценностью человека греха
Потенциал действительного Возрождения заложен в понимании природы человека и его призвания. Святитель Григорий показал, что «полноту исполнения возраста Христова», то есть полного раскрытия своего потенциала, человек достигает только в единстве с Богом. И в этом принципиальное отличие подлинного человеколюбия от гуманизма, который высшей ценностью этого мира полагает человека греха со всеми его «страстьми и похотьми», отрицая саму необходимость борьбы с грехом и трудного, в единстве с Богом, пути благодатного преображения.
Главный труд христианина, по слову святителя Григория Паламы, — «возделывать и хранить свое сердце». Знание же, неутомимо и усердно приобретаемое Западом на протяжении веков, привело его сердце в такое надмение, что только самого себя он мнит высшим мудрецом и судией мира. Спорить с этим мнением бесполезно — гораздо важнее отстаивать своё понимание правды, пусть даже это будет чревато возмущением «мирового судьи» и законника.
Сегодня мы можем говорить о России как о полноправной восприемнице идей Восточного возрождения. Только бы мы сами вполне осознали это своё призвание и стремились к его осуществлению. Высокомерие Запада, его неистребимая вера в силу учёности и прогресса, заставляет многих представителей западного мира смотреть со снисхождением на «примитивный Восток» и «посконную» Русь. Но за её простотой Запад не в состоянии разглядеть красоту и силу, которую невозможно не только понять и приобрести, но и увидеть посредством одних только человеческих усилий и средств.
Главная же энергия того, что мы называем сегодня возрождением «Русского мира», заключается не в национальной гордости, а в ясном понимании действительного призвания человека и путей достижения полноты его жизни. И в этом смысле Возрождение это, несомненно уже начавшееся, имеет не узконациональное, а мировое значение. Потому что основоположником этого Возрождения является Сам Господь, пострадавший и умерший на кресте во искупление наших грехов, воскресший и вознесшийся на Небеса, чтобы даровать нам возможность достижения благодатной полноты человеческой жизни в единстве с Богом.
поколений (у них были праведные родители, дедушки и бабушки). Нельзя поступить как преподобный Серафим Саровский и - сразу стать как преподобный Серафим Саровский.