Два подвига

Преподобная Мария Египетская

Великопостное странствие имеет несколько важных пунктов, особенных богослужебных дней. Один из таких замечательных рубежей – Мариино стояние, когда на вечерней службе прочитывается весь Покаянный канон преподобного Андрея Критского и вместе с тем верующие слушают удивительное житие подвижницы конца V – начала VI века преподобной Марии Египетской.

В 15-летнем возрасте я впервые попал на Мариино стояние, услышал житие преподобной. На меня оно произвело неизгладимое впечатление. Даже сейчас я помню эту службу в мельчайших подробностях; незабываемо чувство торжества жизни над грехом, которое мне внушило жизнеописание святой. Это чувство не оставляет меня и сейчас, спустя уже почти два десятка лет; житие преподобной Марии продолжает удивлять и вдохновлять.

Хотел бы отметить ряд замечательных моментов жития. Вот фигура монаха-подвижника Зосимы, «славного жизнью и даром слова, с младенческих пелен воспитанного в иноческих подвигах и добродетелях». Старец, проведший всю жизнь вдали от мирской суеты и соблазнов, предававшийся с самых ранних лет аскезе, удостоившийся духовных прозрений, – разве не идеал христианского подвижника? Это утверждение читается в вопросе старца Зосимы: «Есть ли на земле монах, могущий оказать мне пользу и передать мне нечто новое, такой вид подвига, которого я не знаю и не совершил? Сыщется ли среди любомудрых пустыни муж, превосходящий меня жизнью или созерцанием?» Этим вопросом открывается удивительная история подвижницы, история жизни, столь отличной от Зосимовой, что можно было бы ее назвать абсолютно противоположной житию старца, как черное и белое, если бы вторая половина этой истории не являла потрясающий контраст с первой ее частью.

История Марии до ее обращения к Богу особенно реалистична; она содержит подробности о ее блудной жизни в молодости. Казалось бы, не стоило жизнеописателю детализировать этот период, упоминать разные неблаговидные обстоятельства, диссонирующие с традиционным образом святого – ангела во плоти. Но, тем не менее, этот момент в житии подчеркивается, автор жития устами Зосимы акцентирует эту часть жизни преподобной: «Говори, ради Бога, мать моя, говори и не прерывай нити столь назидательного повествования».

Само же назидание в житии начинается с эпизода, в котором повествуется о попытке Марии-блудницы войти вместе с верующими в храм на богослужение в честь Воздвижения Креста Господня: «Когда же я ступила на порог дверей, в которые все прочие входили невозбранно, – рассказывает святая Зосиме, – меня удержала какая-то сила, не давая войти. Снова меня оттеснили, и я увидела себя стоящей одиноко в притворе. Думая, что это случилось со мной по женской немощи, я снова, слившись с толпой, стала работать локтями, чтобы протиснуться вперед. Но даром трудилась. Снова нога моя ступила на порог, через который другие входили в церковь, не встречая никакого препятствия. Одну меня злосчастную не принял храм. Словно отряд воинов был поставлен, чтобы возбранить мне вход, – так удерживала меня какая-то могучая сила, и опять я стою в притворе». Из слов преподобной вырисовывается картина, являющая несовместимость внутреннего нечестия грешника с подлинной жизнью – не с жизнью «мира сего», а со Святыней, благодаря которой стоит мир.

Далеко не случайно Мария не может попасть на службу именно в честь Креста Господня – Древа Жизни

Далеко не случайно Мария не может попасть на службу именно в честь Креста Господня – главной святыни христиан и первого символа христианства. С апостольских времен Крест Христов понимался как новое Древо Жизни – символ воссоединения Бога с отпавшим человеком, символ пути в Небесное Отечество. Чуть позже, у апологетов христианства Крест трактуется как символ всего мироздания, вернее – того, что его скрепляет, созиждет, наполняет смыслом, препятствует распаду и хаосу. Мария желает, но не может узреть животворящее Древо Креста, ибо все свое существо она посвятила тому, что противостоит силе Креста, – греху, безумной страсти, делу смерти.

И вот наступает прозрение. Ужаснувшись от неумолимой реальности – своей отчужденности от святыни, от подлинной жизни, – Мария впервые направляет свой умный взор внутрь себя: «Коснулось сердечных очей моих слово спасения, показавшее мне, что нечистота дел моих заграждает мне вход». Глубокое сердечное покаяние сотрясает все существо Марии, в слезах она обращается к Божией Матери, умоляет Богородицу открыть ей вход в церковь, дабы поклониться животворящему Кресту; Мария дает обет Небесной Царице оставить греховную жизнь, отречься от мира и пойти туда, куда Она укажет.

Итак, путь ко спасению Мария изначально обретает внутри себя, в покаянии, в самоотверженном стремлении следовать воле Бога. Она встает на путь крестный. И, обретшись на этом пути в своем сердце, она уже не встречает той страшной внешней преграды, разделяющей ее с Древом Жизни: «Достигнув дверей, прежде недоступных для меня, – словно вся сила, раньше возбранявшая мне, теперь расчищала мне путь, – я вошла без труда и, оказавшись внутри святого места, сподобилась воззреть на Животворящий Крест и увидела Тайны Божии, увидела, как принимает покаяние Господь».

Обратившись на путь спасения, Мария не сразу стала святой. Ей надлежало пройти еще многие испытания и преодолеть великие соблазны. Рассказ преподобной о своих искушениях в заиорданской пустыне, куда она по повелению свыше удалилась от мира, опять же детален и реалистичен, как и повествование о греховном периоде ее жизни. Подвижница рассказывает, что в течение 17 лет, как она пришла в пустыню, она прожила «среди тысячи опасностей»: ее тянуло к прежнему образу жизни, развлечениям и удовольствиям; блудные помыслы терзали ее, страстный огонь то и дело вспыхивал в ее сердце. Она боролась со страстями как с дикими зверями. Не в человеческих силах устоять перед таким мощным диавольским напором, но Бог, как показывает нам житие, укреплял святую в ее борьбе. Рассказ об искушениях преподобной Марии являет нам действительное соработничество человека и Бога в духовной брани. Тут мы видим и колоссальные усилия воли подвижницы отвергнуть соблазны и порочные страсти, видим и присутствие Божией благодати, озарявшей истощенную отшельницу и дающей ей блаженный покой от искушений.

Находим мы и более того: связующим звеном человеческой и Божественной воли нам предстает икона Богородицы в сознании подвижницы: отшельница Мария всем наветам лукавого противопоставляет Марию Деву – тот Образ, к которому она всеми силами стремится, свою Поручительницу, Которой она обещала вести новую жизнь, выполнить вверенное ей задание. Присутствие образа Матери Божией в душе преподобной Марии – это и присутствие Бога в ее жизни, укрепляющее и преображающее ее; это и предельная выраженность всех ее устремлений – соответствовать образцу подлинного Человека, подлинной Марии.

Фигура старца Зосимы продолжает оставаться весьма заметной на всем протяжении жития преподобной Марии. Уже говорилось, что история святой Марии Египетской открывается вопросом этого монаха, умудренного чтением святых книг, аскезой и годами: «Есть ли на земле монах, могущий оказать мне пользу и передать мне нечто новое, такой вид подвига, которого я не знаю и не совершил?» Из жития преподобной Марии мы получаем не просто однозначный ответ – да, есть подвижники и более великие. Мы замечаем и некоторую порочность вопроса Зосимы. Во-первых, нам дается понять, как относительна, условна человеческая мера в области духовного. Никакие внешние критерии не могут обеспечить праведность человека пред Богом. Идеальный (формально) монах Зосима меркнет перед личностью бывшей блудницы, некнижной отшельницы – той, кто нашла в себе дерзновение воззвать к Богу из глубины греха и утвердиться в Слове Божием с помощью Самого Бога. Преподобная Мария осуществляет восхождение к святости всецело в Боге, не опираясь в своем духовном возрастании ни на одну ступень внешней «церковной лествицы» (традиции и каноны).

После периода искушений-испытаний Мария обретает блаженный покой в Боге, но в этом, ангельском состоянии она проявляет себя и как земной человек: запрещает Зосиме рассказывать о ее житии, пока она не оставила временную жизнь, противится старцу оказать ей почтение, желает принять Святые Дары из рук иерея, просит за себя молитв, беспокоится о церквях, царях, народе. Несмотря на то, что преподобная отреклась от мира, она не обособляется ни от земной Церкви, ни от грешного человечества. Даже при упоминании о чудесах, совершаемых преподобной, у читателя не складывается впечатления совершенной отстраненности святой Марии от земного бытия: она продолжает оставаться человеком на земле, будучи в то же время небожителем.

Мария не искала идеального образа жизни, но взыскала Самого Бога, в Котором и достигла совершенства

Однако тайна ее святости, ее преображенного благодатного состояния заключена только между ней самой и Тем, Кому она посвятила свою жизнь. Во Христе преподобной Марии дан весь мир, она ни в чем отдельном не нуждается, все имея в сопричастии Богу: «Питаюсь я и покрываюсь словом Бога, Владыки всяческих». Стяжав «ум Христов», подвижница имеет совершенное познание обо всем: «Книгам никогда не училась. Не слышала даже никого поющего или читающего их. Но Слово Божие, живое и действенное, само учит знанию человека». Несомненно, эти слова преподобной не просто свидетельство ее благодатного, одухотворенного состояния, к которому она пришла спустя 17 лет духовного борения в пустыне. Это и назидание старцу Зосиме, дерзнувшему считать себя совершенным на основании следования некоей традиционно-правильной жизненной стезе, на которую он был поставлен уже с младенчества. Мария же не искала идеального образа жизни, но взыскала Самого Бога, в Котором она и достигла совершенства.

Суть этого назидания помогает понять замечательный богослов, аскет и подвижник преподобный Максим Исповедник. Он выделяет в познании Христа знание Христа по плоти – это знание Бога, опосредованное буквой, текстом, обрядом, историей, традицией. Знание Христа по плоти – несовершенное, так как несовершенно «плотское» измерение само по себе. Здесь Слово Божие присутствует, но не напрямую, а преломляясь сквозь толщу языковых, культурных и прочих человеческих напластований. Несовершенен в познании Божественного тот, кто знает Христа только по плоти, пусть он знает все церковные догматы, каноны, текст Священного Писания. Дело в том, что человеческий язык (какой бы он ни был) не может выразить Слово Божие безукоризненно, во всей полноте. В полной же мере, совершенно Слово Божие выражается Само из Себя, в Духе, а быть сопричастным Духу – удел тех, кто стремится к Живому Богу сквозь множество отблесков и образов Божественного Слова в сфере «человеческого»; стремится зреть Слово Божие непосредственно, прикоснуться своим умом к Божественному Слову, сняв с Него покровы, окутывающие Его. Именно об этом, по мысли преподобного Максима, свидетельствует апостол Павел: «Если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем» (2 Кор. 5: 16)^[1]. Знание Слова Божиего таковым, каково Оно есть, преподобный Максим называет знанием Христа Воскресшего. Это знание может осуществляться только в личном опыте, в отличие от знания Христа по плоти, доступного всем.

Подвиг преподобной Марии превосходит аскезу Зосимы именно своей всепобеждающей устремленностью к Воскресшему Христу; это уже даже не подвиг как набор каких-то самоотверженных действий, это состояние предельной открытости Богу, Его действию, которое делает возможным любой подвиг, любое действие во имя Творца.

Искренне убежден, что на удивительной службе «стояния Марии» можно ощутить, осмыслить, понять суть христианского подвига, со-стоя преподобной Марии в ее пламенно-дерзновенном устремлении к Спасителю, взыскивающему душу грешника.